История Византии. Том 3. 602-717 годы

ПРЕБЫВАНИЕ ЮСТИНИАНА В ХЕРСОНЕ И У ХАЗАР. ВОССТАНОВЛЕНИЕ НА ЦАРСТВЕ. ДЕЛА С БОЛГАРАМИ И АРАБАМИ. ПОСЕЩЕНИЕ ПАПОЙ КОНСТАНТИНОПОЛЯ. ДЕЛА ЮСТИНИАНА В РАВЕННЕ И ХЕРСОНЕ. НИЗВЕРЖЕНИЕ ЕГО И ГИБЕЛЬ

Город Херсон служил местом ссылки для сановников высокого ранга еще в IV веке, и дед Юстиниана продолжил эту традицию, отправив туда папу Мартина. Его внук оказался сам в ссылке на этой далекой окраине. Население города, сохранявшее от глубокой старины свой греческий язык, давно уже ставшее христианским и связанное важными торговыми и культурными интересами с центром империи и торговыми городами северного побережья малоазиатского материка, умело своими силами отстаивать свою самостоятельность и политическую независимость от надвинувшегося на него варварского мира, не раз сменявшегося в своем этническом составе. Оно удержало от глубокой старины свой республиканский строй и свободные учреждения, имело свою аристократию, из среды которой организовалось правительство. Ни представителей власти императора, ни гарнизона из состава имперского войска Херсонес в ту пору не имел и не знал. Папа Мартин, сосланный на этот край света из мировой столицы и властного положения, страдал и томился в Херсоне, как говорят нам о том его письма из ссылки, до нас дошедшие. Для Юстиниана, попавшего в такую же ссылку под охрану местных властей, положение было не столь тяжко, как для папы, человека другого мира, другого языка, других нравов. Несмотря на свое состояние опального, он имел в своем окружении близких и преданных ему людей, не из туземцев, а из военных людей, связавших с ним свою судьбу. Искалечение, которое он перенес, и ссылка не сломили его энергии, и он не терял надежды вернуть себе трон.

Когда низложивший его Леонтий был сам низвергнут военной революцией, надежды Юстиниана оживились, и он стал вести себя настолько смело, что вызвал своими речами опасения у членов херсонского правительства, что он может причинить им затруднения и вовлечь их в мятежное движение. Быть может, это поведение Юстиниана стояло в связи с предсказанием ему от одного отшельника, проживавшего в Амастриде, что он вернет себе царство. Но среди местного населения он не вызвал к себе сочувствия, и правительство Херсона помышляло отослать его к новому императору, чтобы не иметь из-за него лишних тревог. Предупрежденный об опасности Юстиниан бежал из Херсона в недалекую от него горную крепость в центре расселения готов, вышедших на свет истории при Юстиниане Великом.[764] Имя крепости, наши источники различно передают: Δαρᾶς и Δόρος, а на надписях более позднего времени имя это читается Θεοδωρώ. Готы, сохранявшие раньше свободу от соседнего варварского мира, не удержали ее в это время и вынуждены были признать свою зависимость от хазар, которые стали распространять свое господство на запад во второй половине VII века. Юстиниан был, очевидно, осведомлен о местных отношениях и знал, что в Доросе сидит наместник хазарского хана, тудун, как называли таких лиц тюрки. Прибегнув к его посредству, Юстиниан просил хана дозволить ему явиться к нему. Весьма возможно, что хан имел и раньше официальные сношения с Юстинианом, как владыка дружественной державы, находившейся в то время во вражде с арабами. Он дал свое согласие на приезд к нему Юстиниана и оказал ему любезный прием. Хан носил имя ’Ιβούζιρος Γλιάβανος, которое можно прочесть так: Ибузир Гляван. Юстиниан был в ту пору вдов[765] и породнился с ханом, женившись на его родной сестре, которая при крещении приняла имя Феодоры. В выборе этого имени было, несомненно, воспоминание об имени супруги Юстиниана Великого. С разрешения зятя Юстиниан поселился в старом греческом городе Фанагории, который находился под верховной властью хана, как и лежавший на европейской стороне Босфора Киммерийского город Боспор, имевший так же, как и готская крепость, своего тудуна. Когда в Византии стало известно о сближении Юстиниана с хазарским ханом, Апсимар отправил к хану посольство с просьбой выдать ему Юстиниана, или хотя бы прислать его голову. За исполнение этой просьбы он сулил щедрое вознаграждение. Хан соблазнился и под видом защиты Юстиниана от злых умыслов на него со стороны императора окружил его хазарской стражей. В Фанагорию он прислал представителя своей особы, по имени Панаций, на которого совместно с тудуном Боспора Бальгицием возложил поручение убить Юстиниана, когда они признают удобным это сделать.[766] Один верный слуга, знавший эти замыслы против Юстиниана, выдал их Феодоре, а та не утаила этого от супруга. Юстиниан пригласил к себе Панация для личной беседы и удавил его петлей. Таким же жестоким образом он справился и с правителем Боспора. Отослав жену к ее брату в Хазарию, Юстиниан тайком бежал в приморское селение Томы. Там он сел на рыбацкое судно с несколькими близкими людьми и поплыл вдоль берегов Таврического полуострова. Доехав до гавани Символов (Балаклава), он сделал остановку и вызвал своих приверженцев, проживавших в Херсоне. То были: Варисбакурий с братом, Салибан, Стефан, Моронавел и Феофил. Увеличив ими свою свиту, Юстиниан обогнул маяк Херсона, проехал часть моря, которая носила у древних греков имя Некропиль, прошел мимо устья Днепра и Днестра. В этих местах путников настигла страшная буря. Предвидя неизбежную гибель, Миакий, один из приближенных Юстиниана, сказал ему: «Вот грозит нам смерть, владыка! Дай обет Богу за свое спасение, что если Бог возвратит тебе твое царство, ты не станешь мстить никому из своих врагов». На эти слова Юстиниан дал такой ответ: «Если я пощажу кого-нибудь из них, то пусть Бог меня потопит!» Корабль выдержал бурю, и путники вошли в устье Дуная. С места остановки Юстиниан послал своего верного слугу Стефана к болгарскому хану Тербелу с просьбой помочь ему отвоевать свое царство. За помощь он обещал хану щедрую плату, а также предложил отдать в жены свою дочь (которую он, очевидно, имел от первого брака). Обещания соблазнили хана, он принял Юстиниана с большой честью, собрал большое войско из болгар и славян и направился походом к Константинополю.[767]

Подступив к городу, войско хана расположилось на пространстве от ворот Харизия до Влахерн. Юстиниан заявил свои права на престол, но это заявление вызвало со стороны населения лишь насмешки. Очевидно, состоявшее из конников войско хана не представлялось опасным для крепких стен города. Так прошло три дня, а ночью, на четвертый, Юстиниан с немногими храбрецами проник в город через трубу водопровода. Началась паника, и Юстиниан занял Влахернский дворец. Лагерь Тербела остался за стеной у Влахерн. Столица оказалась во власти Юстиниана.

Предание наше ничего не говорит о сопротивлении со стороны Апсимара, а лишь о том, что он бежал в Аполлониаду, но был схвачен, привезен в столицу и заточен в тюрьму[768]. Туда же был переведен и Леонтий из монастыря Далматия. Немедленно начались казни. Ираклий, брат Апсимара, и все его офицеры были разысканы, арестованы и повешены близ городской стены. Во всех направлениях были разосланы агенты ловить разных чиновных лиц, которых затем предавали такой же казни. Низложенных императоров, Леонтия и Апсимара, водили с позором по улицам города, а самой казни их Юстиниан придал характер зрелища. Во время первых игр, которые он давал уже как восстановленный в своих правах законный император, были приведены в оковах оба его «заместителя» и повергнуты к его ногам справа и слева. Восседая на троне в кафизме, Юстиниан наступил ногами на их шеи, и до конца первого состязания народ возглашал: «На аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия». Затем оба они были отведены в Кинегий и там казнены.

Водворившись на отчем троне, Юстиниан оказал высшие почести Тербелу. Пригласив его в столицу, он облек его в царские одежды, нарек кесарем, посадил рядом с собой и приказал народу совершить ему поклонение, как царю. Услуга Тербела была щедро оплачена деньгами и почетными дарами, в виде обстановки царского стола.

Отпустив Тербела, Юстиниан продолжал карать своих врагов. Патриарх Каллиник, скомпрометированный участием в деле Леонтия, был ослеплен и отослан в Рим к папе, как в 681 году имп. Константин отослал в Рим осужденного на соборе еретика, низложенного антиохийского патриарха Макария. Патриарший престол был предоставлен Киру, амастридскому затворнику, за его оправдавшееся предсказание. Казни не прекращались и принимали дикие формы. Приглашая к царскому столу лиц, имевших на то право по придворному этикету, Юстиниан по окончанию обеда одних посылал на виселицу, другим рубил головы.[769] В отношении многих как гражданских, так и военных чинов применялась казнь зашивания в мешок и утопления в море.[770]

Супруга Юстиниана Феодора проживала в ту пору у своего брата в далекой Хазарии. Чтобы водворить ее в столице, Юстиниан послал большой флот. Во время плавания флот сильно пострадал от бури, и много людей потонуло. Хан осудил эту ненужную пышность, и в рассказ летописца попали такие слова хана: «О несмышленый, не следовало ли тебе прислать за женой два или три корабля и не губить столько народа? Или ты думаешь, что берешь ее войной? Вот родился у тебя сын. Посылай, бери их». В ответ на это указание хана был отправлен кубикуларий Феофилакт, который благополучно доставил Феодору с ее сыном, получившим при крещении имя Тиверия. Юстиниан венчал жену и сына на царство и объявил Тиверия соправителем.[771] На монетах стало чеканиться изображение обоих императоров.

Все ближайшие помощники Юстиниана в благополучно окончившемся перевороте были вознаграждены возведением в сан патрициев, а Варисбакурий получил сан протопатриция и был назначен стратигом фемы Опсикия. Поддерживая родственные отношения с ханом хазар, Юстиниан имел случай принять его в Константинополе. Мы не знаем года, когда это случилось, так как враждебная Юстиниану летопись не сохранила свидетельства об этом событии; но в топографическом очерке столицы с перечислением достопримечательностей отмечено место, где состоялся прием и всенародное чествование хана. То была «Царская цистерна», где удостоился поклонения от народа Тербел. Там же были воздвигнуты статуи Юстиниана и Феодоры, причем Юстиниан был изображен коленопреклоненным.[772]

События второго правления Юстиниана изложены в нашем главном источнике, летописи Феофана, в таком же зложелательном тоне, как и первого. Так, под третьим годом правления Феофан приписывает Юстиниану расторжение мира с болгарами и неудачный поход, окончившийся крупным поражением при Анхиале. По его сообщению, Юстиниан снарядил поход морем и сушей. Флот встал на якорь в гавани, а кавалерийские полки, прошедшие через Фракию, были распущены без всяких предосторожностей на фуражировку и кормежку лошадей в окрестных долинах. Болгарские лазутчики следили из горных ущелий за разбредшимся войском и, улучив момент, налетели на них внезапно, «как звери», перебили множество народа, захватили лошадей, обозы и взяли большой плен. Юстиниан с уцелевшими всадниками три дня отсиживался за стенами Анхиала и, отдав приказ резать жилы лошадям, чтобы лишить болгар добычи, бежал ночью на корабль и «со стыдом вернулся в город».[773] Так как в дальнейшем Феофан не упоминает о последствиях этого разгрома и не говорит о продолжении войны со стороны болгар, одержавших такую блестящую победу над императором, расторгнувшим мир, то весь этот эпизод получает иной смысл. Болгары в ту пору не были еще сложившимся царством, как в то время, когда жил сам Феофан. Они были дикой ордой, и отдельные их отряды предпринимали набеги в местности, далеко отстоявшие от уступленной им по договору с имп. Константином территории. Страна, в которой они кочевали, была в полном запустении, и ее славянское население не слагалось в какие-либо административные целые. Юстиниан сделал попытку отразить один из набегов и по неосторожности, в которой были виновны скорее офицеры его армии, чем он сам, потерпел неудачу. Войны с болгарами не было, и в 711 году тот же Тербел оказал Юстиниану военную помощь.

В тот самый год, когда Юстиниан возвратил себе трон, скончался Абд-аль-Малик. Ему наследовал старший сын его Аль-Валид. Хотя арабы вели в ту пору завоевательные войны на далеком севере, но их напор на империю не ослабевал. В 707 году вожди Масальма, брат халифа, и Аббас, сын Валида, осадили Тиану, главный город провинции Каппадокии Второй. Город храбро отбивался в ожидании помощи от императора. Осадные орудия арабов разбили часть стены, но город продолжал обороняться, и арабы, как сообщает Никифор, подумывали уже снять осаду и уйти назад. В эту пору подоспела помощь от императора. Страшные казни, которые произвел Юстиниан в розысках своих врагов, расстроили состав имперской армии, и для сформирования войска, которое должно было выручить Тиану, пришлось прибегнуть к экстренному набору. Командование над этим наспех собранным войском было предоставлено Феодору Картеруке и Феофилакту Салибану, участнику восстановления Юстиниана на царстве. Вожди были в раздоре, войско плохо обучено. Прервав осаду Тианы, арабы приняли сражение, произвели полный разгром, взяли в плен много людей, овладели обозом с провиантом, в котором они уже нуждались, и затем возобновили осаду, которая затянулась на 9 месяцев. Жители города, доведенные до крайности, потеряв надежду на помощь извне, сдались, выговорив себе право беспрепятственно удалиться в пределы империи. Но победители не сдержали слова, и часть населения увели с собой, других выгнали в пустыню. Город запустел и оставался в запустении и в то время, когда писал Феофан.[774] В 710 году Масальма занял пост эмира Месопотамии и в следующем году отвоевал несколько пограничных укреплений.[775] Феофан отмечает под 709 годом набег Аббаса без указания территории, а в 710 набег Усмана в Киликию, причем многие укрепления сдались арабам без сопротивления.[776] Никифор в своем кратком изложении характеризует общее положение указанием на полную беспомощность империи и отсутствие всякого сопротивления арабам в их набегах. Дело дошло до того, что отряд арабов в 30 человек дошел до Хрисополя на Босфоре, перебил много народа и поджег несколько кораблей в гавани.[777] Внешние бедствия, по-видимому, мало заботили Юстиниана, и свою богатую энергию он направляет на другие дела и прежде всего церковные.

Подражая своему великому соименнику, Юстиниан считал заботу о церковных делах первой обязанностью императора и всячески выставлял свое благочестие. На его монетах впервые появляется штамп с эпитетом Servus Dei (раб Божий), а на реверсе — лик Спасителя с надписанием: Rex regnantium (царь царствующих). Он не мог забыть о той неудаче, которая постигла его в сношениях с римским престолом по вопросу об утверждении определений Трулльского собора 692 года. Кафедру ап. Петра занимал с 1 марта того года, когда вернул себе трон Юстиниан, Иоанн VII, сын Платона, грек по происхождению, как и все его предшественники, начиная с Иоанна V (685-686).[778] Возобновляя старое дело с непременным желанием довести его до конца, император отправил в Рим посольство из двух митрополитов с просьбой о том, чтобы папа подверг обсуждению на соборе своих епископов каноны собора 692 года, утвердил то, что не возбуждает сомнений, и кассировал то, что является неприемлемым. По робости своего характера, папа не решился взяться за дело и ограничился тем, что отослал через тех же митрополитов полученный в свое время в Риме текст постановлений собора без всяких кассаций и возражений. Это было во второй половине 707 года, а 18 октября папа Иоанн скончался.[779] Привилегия, выданная римскому клиру имп. Константином о немедленном вступлении во власть его избранника, не действовала при Юстиниане, и только 25 марта 708 года вступил в управление римской церковью папа Константин. Вступив в сношения с ним, Юстиниан настойчиво просил его приехать на свидание в Константинополь. После долгих проволочек дело сладилось. Но раньше, чем состоялся приезд папы, Юстиниан справил другое близкое его сердцу дело — жестоко покарал Равенну за нанесение ему обиды в прежнее время. Об этом событии мы имеем очень подробный, риторически разукрашенный рассказ повествователя истории равеннской церкви Агнелла, писавшего при Карле Великом по живым преданиям прошлого.[780]

Во время столкновения Юстиниана с папой Сергием равеннское войско принимало видное участие в борьбе с императором, разыгравшейся в Риме, и, по всему вероятию, именно это обстоятельство и было причиной жестокой кары, постигшей Равенну. Но Агнелл выставляет другую причину, а именно, будто во время того публичного позора, которому подвергся Юстиниан после своего низложения в 705 году, в издевательстве над ним принимали живое участие находившиеся тогда в Константинополе равеннские граждане. В 709 году стратиг сицилийского войска Феодор получил приказание от императора произвести экзекуцию Равенны. Дело мести было обставлено очень хитро. По обычаям того времени военным сановникам высокого ранга устраивалась торжественная встреча, и они отвечали на нее угощением за столами, которые расставлялись на берегу реки вблизи места остановки корабля. Так было и в этот раз. Столы были расставлены, но вместо угощения произошло нечто другое. Явившихся представителей города и войска вызывали по двое к Феодору, забивали в колодки и сажали в трюм. В числе арестованных находился епископ Равенны Феликс, а также нотарий Иоанникис. Прибывшие с Феодором солдаты произвели в Равенне жестокий грабеж церковных сокровищ, расхитили сосуды из драгоценных металлов, позволяли себе всякие насилия над жителями и устроили большой пожар в гавани города, носившей имя Классис (Classis — флот). Арестованные были доставлены в Константинополь, и здесь все представители знати, в том числе и Иоанникис, были казнены, а епископ подвергся ослеплению и сослан в одно горное укрепление в Понте.[781]

Жестокая расправа с Равенной и кара, постигшая ее епископа, были известны в Риме, но не встретили там осуждения ввиду того, что епископ Феликс, когда он явился к папе для утверждения в своем сане, резко разошелся с ним, отстаивая свою автокефальность, и не подчинился его требованиям насчет одного обязательного с точки зрения римского престола письменного акта.[782] В постигшей его жестокой каре в Риме видели праведный гнев Божий за непочтение к римскому трону, и переговоры о поездке папы в Константинополь завершились путешествием его на восток. Юстиниан сделал распоряжение, чтобы папе по пути отдавались всеми чинами такие же почести, как и особе императора. Отъезд папы из Рима состоялся 5 октября 710 года. Папу сопровождала блестящая свита из членов его клира, и в числе ее был видный и ученый диакон Григорий, прославивший впоследствии свое имя борьбой против иконоборства. Папа ехал морем, и первая встреча ему была сделана в Неаполе, где его приветствовал вновь назначенный экзарх Равенны. Иоанн Ризокоп. На дальнейшем пути, в Панорме, или Мессине, торжественный прием был устроен Феодором, по-видимому, тем самым военачальником, который производил экзекуцию в Равенне. После кратких остановок в Регии и Каллиполи папа сделал остановку на время зимних непогод в Гидрунте (Отранто) и весной продолжил свое плавание. На острове Кеосе его встретил стратиг фемы карависиан Феофил и сопровождал на дальнейшем пути в столицу. Корабль папы пристал в гавани Евдома. Встреча папы была обставлена самым торжественным образом. Малолетний август Тиверий, патриарх Кир, весь синклит и константинопольский клир приветствовали папу. От дворца были высланы лошади в роскошном убранстве, и шествие тронулось через Золотые ворота по главной улице города во дворец. После состоявшегося здесь приема папу препроводили во дворец Плацидии, где обыкновенно имели свое пребывание апокрисиарии папы и где в свое время проживал папа Вигилий. Юстиниан находился в ту пору в Никее. Он прислал папе приветствие по поводу радостного события и просил его приехать на свидание в Никомидию, куда сам собирался немедленно выехать.[783]

Свидание состоялось в самой лестной для папы форме. Император пал ниц перед ним, облобызал его ноги и лишь затем они обнялись и поцеловались. В ближайший воскресный день папа служил со своим клиром литургию и император принял Св. Дары из его рук. По-видимому, пребывание папы в Константинополе было непродолжительно. По поводу разногласий, возникших из-за канонов собора 692 года, император имел беседу с диаконом Григорием, который, по словам его биографа, сумел все разъяснить и устранить недоразумения.[784] Юстиниан в личном общении с папой вновь подтвердил все старые привилегии римской церкви и расстался с ним в самых добрых чувствах. В византийских источниках нет об этом никаких сведений, равно как в летописном предании не отмечено посещение папой Константинополя. Очевидно, это событие создавало ореол Юстиниану, и ненависть к нему побудила умолчать о нем при обработке истории его времени в летописном своде.

Об обратном путешествии папы на запад нет сведений в его жизнеописании. Отмечено лишь то, что папа высадился в Гаете, где ему была устроена торжественная встреча от римского клира, и 24 октября 711 года вернулся в Рим.[785] Любезным приемом папы Юстиниан оставил добрую по себе память, и биограф папы Константина дает ему лестные эпитеты christianissimus et orthodoxus. Через три месяца по возвращении папы в Рим было получено известие о низложении и гибели Юстиниана, которое было встречено с живым чувством сожаления и сострадания.

Экзекуция, которую произвел Юстиниан над Равенной, не смирила буйного настроения его жителей. Это сказалось в открытом бунте против императора, который разыгрался, как можно догадываться, в конце 710 или начале 711 года. Папа Константин, на первой своей остановке в Неаполе, был встречен новым экзархом, который тогда находился на пути к месту своего служения, Иоанном Ризокопом. Проводив папу из Неаполя, Иоанн направился в Рим и здесь по каким-то доносам учинил жестокую расправу с несколькими членами римского клира. В Равенне последовало «отмщение за его злодейства». Население взбунтовалось против него, и он был убит. Заметка об этом событии в Хронике пап является для нас единственным свидетельством о нем.[786] Агнелл вовсе не упоминает о гибели Иоанна Ризокопа, но рассказывает о том, как Георгий, сын казненного в Константинополе Иоанникиса, был избран правителем города и организовал свободное правление, которое держалось в течение некоторого времени, вероятно, до возвращения епископа Феликса, о чем придется упомянуть в другой связи.

В год посещения папой Константинополя Юстиниан организовал карательную экспедицию против того города, где он когда-то пребывал в ссылке. Об этом событии, которое оказалось роковым для самого Юстиниана, мы имеем подробное повествование из одного и тоже источника у Феофана и Никифора, причем в некоторых подробностях повествователи несколько расходятся, а кое в чем дополняют друг друга.[787] Мотивом экспедиции выставлено желание Юстиниана отомстить жителям Херсона за враждебное отношение к нему в то давнее время, когда он находился в ссылке под их надзором. Вероятно, однако, дело обстояло не совсем так, и в этом предприятии главным поводом была не месть, а нечто совсем другое, а именно: желание отстоять Херсон от подчинения его хазарам, с ханом которых связывали Юстиниана родственные узы и державшиеся поначалу добрые отношения. По свидетельству обоих наших источников, экспедиция была снаряжена с большим размахом, и число войска доходило до ста тысяч. Для снаряжения флота были подвергнуты особому обложению как члены синклита, так и население столицы. Для пополнения военных частей был сделан набор из землевладельческого и ремесленного населения. Главнокомандующим был назначен патриций Стефан, по прозвищу Асмикт, вероятно, тот близкий к Юстиниану человек, который устроил союз с Тербелом. Пристрастное к Юстиниану в смысле ненависти к нему предание свидетельствует, будто он приказал Стефану истребить население городов Херсона и Босфора и других «начальств» (αρχοντιῶν) в той стране. Правителем Херсона после экзекуции должен был остаться спафарий императора Илия, который и отправился вместе со Стефаном. Илия вез с собою в Херсон Вардана, которого Юстиниан вызвал с места его ссылки, Кефалонии, куда его сослал Апсимар, и теперь направлял в обычное в течение столетий место ссылки для знатных лиц.

Высадившись в Херсоне, Стефан арестовал хазарского тудуна,[788] местного представителя власти «протополита» Зоила и еще 40 знатных граждан, и всех их отослал в столицу с женами и детьми к императору. С остальными представителями знати он поступил гораздо более жестоко. Семь человек он сжег заживо, а 28 посадил на лодки и, навалив туда камней, пустил их ко дну.[789] Своему войску он позволил забирать местную молодежь в рабство. Юстиниан не остался доволен действиями Стефана и потребовал спешного возвращения флота назад в столицу. Был уже октябрь, и на обратном пути флот потерпел аварию. Число утонувших Никифор определяет в 73 тысячи, а Феофан еще больше — 83. Море долго выбрасывало трупы на всем побережье Малой Азии, от Амастриды до Гераклеи. Зложелательное предание заявляет, что кровожадный Юстиниан не только не скорбел о гибели стольких людей, но был этому рад и собирался снарядить новый флот для продолжения экзекуции, которая, по его мнению, была произведена недостаточно жестоко. По-видимому, такие слухи пошли в Херсоне и окрестной стране. Они вызвали большое возбуждение, и население стало усиливать укрепления, где они были, а херсонцы обратились к хазарскому хану через послов с просьбой прислать войско для защиты города. Верховная власть в Херсоне должна была, согласно распоряжению Юстиниана, принадлежать, за отсутствием протополита, Илии, но, по всей вероятности, Илия не располагал достаточной военной силой, чтобы осуществить свои права.

Известие о тревоге населения в Тавриде было получено в столице, и Юстиниан отправил в Херсон патриция Георгия по прозвищу Сириец, префекта Константинополя Иоанна, своего генерального логофета и с ними отряд воинов в количестве 300 человек под начальством турмаха фракисийцев Христофора.[790] Сановники имели поручение восстановить тудуна и Зоила в их правах по управлению городом, отозвать Илию с его поста и вместе с Варданом отослать в Константинополь. Но то возбуждение, которое охватило население города, повернуло дело иначе. Херсонцы держали ворота на запоре под военной охраной и согласились впустить в город начальствующих лиц без военной свиты. Не сознавая опасности своего положения, сановники решили войти в город без охраны, но были тут же перебиты. Расправившись с начальствующими лицами, действовавшее в Херсоне правительство передало хазарам, находившимся в городе, тудуна, Зоила и военный отряд имперских войск с их командиром для препровождения их к хану. По дороге тудун умер, и хазары перебили на его поминках имперских солдат вместе с турмархом. Население Херсона отложилось от Юстиниана и провозгласило императором Вардана.

Когда в Константинополь пришло известие о том, что произошло в Херсоне, Юстиниан, в гневе на Илию, приказал зарезать его детей на глазах их матери и выдал ее замуж за ее же повара, раба, индийца по происхождению, крайне безобразного.[791] Удовлетворив свою жажду мести, Юстиниан снарядил новую экспедицию, которую поставил под начальство патриция Мавра.[792] Снабдив войска осадными орудиями различных бывших тогда в употреблении видов, Юстиниан приказал Мавру разрушить до основания Херсон и истребить его население. Поход был снаряжен весьма спешно, и для этого предприятия собраны были все наличные военные силы. Прибыв в Херсон, Мавр начал осаду, и скоро две городские башни со стороны моря, носившие имена Кентенарийская и Сиагрская, были разбиты осадными орудиями. Но на этом успехи Мавра и закончились. На защиту города прибыли большие силы хазар, и Мавр был вынужден прекратить осаду. Вардан, провозглашенный императором, бежал, вероятно еще до осады, к хану, который признал его в этом сане. Не исполнив возложенного на него поручения, Мавр не смел вернуться к Юстиниану, зная его мстительный нрав. Он вступил в сношения с херсонцами и признал императором Вардана, приведя свое войско к присяге на имя нового императора, который принял имя Филиппика. Так как Вардан находился у хана, то к нему было отправлено посольство с просьбой отпустить императора к его войску, которое было готово идти с ним отвоевывать столицу от объявленного низложенным Юстиниана. Но хан, в обеспечение безопасности Вардана от его новых подданных, потребовал от войска денежного залога в размере одной золотой монеты с каждого воина.[793] Залог был внесен, и Вардан прибыл к своей армии.

Так как Юстиниан истощил военные силы империи на эту экспедицию, то он обратился к Тербелу с просьбой прислать ему военную помощь. Хан прислал отряд в три тысячи человек. Юстиниан переправил болгар через Босфор и устроил их на лагерной стоянке в горной местности, называвшейся Даматрия, поставив вместе с ними отряд из фемы Опсикия.[794] Так как в то время обычный переезд по морю в сообщениях с Херсоном совершался в самом узком месте моря, из Синопа, то в нетерпеливом ожидании вестей о ходе предприятия Юстиниан покинул столицу и с небольшим отрядом войска прошел в приморское селение Гингилисс, неподалеку от Синопа. В ту пору он уже знал, по-видимому, об измене Мавра, и когда флот, направлявшийся из Херсона, повернул на его глазах на запад, Юстиниан «зарычал, как лев» и поспешил к тому войску, которое было собрано в Даматрии. Между тем, флот Вардана успел прибыть в столицу, которая сдалась ему без сопротивления.

Илия, пылавший местью к Юстиниану за гибель детей и позор жены, взял на себя поручение справиться с кровным врагом и с кавалерийским отрядом направился в Даматрию. Первым делом Вардана в обеспечении своего положения было убийство младенца-августа Тиверия, которого Юстиниан оставил в столице. Бабушка Тиверия, Анастасия, укрыла внука в храме Влахернской Богоматери, навесила ему на шею разные святыни, дала в одну руку древо Креста Господня, а другой приказала держаться за престол. Убийство Тиверия было поручено патрицию Мавру и спафарию Иоанну Струфу. Когда первый вошел в храм, чтобы вывести оттуда младенца, Анастасия пала пред ним на землю и, хватая его за ноги, молила пощадить жизнь невинного малютки. Иоанн снял с Тиверия покрывавшие его святые предметы и возложил их на себя, положил Крест на престол и вывел его из храма. В воротах стены, носивших имя Каллиника, убийцы разложили Тиверия на пороге, сняли одежду и зарезали, «как ягненка», приказав похоронить его в церкви Бессребреников, носившей имя Павлины.

Илья без труда склонил войско, собранное в Даматрии, отложиться от Юстиниана и признать нового императора. Болгарам было дано клятвенное обещание препроводить их обратно к их хану. Никто не защищал Юстиниана. Илия сам отрубил ему голову и отослал ее через спафария Романа Вардану. Тогда же погиб сохранивший верность Юстиниану комит Опсикия, протопатриций Варасбакурий, пособник его возвращения на царство. Он находился в столице, бежал, был схвачен и казнен. Кроме Варасбакурия были казнены и другие люди высокого положения, близкие Юстиниану. Голова Юстиниана была отослана на запад, побывала в Риме и Равенне, где на это зрелище сбегалось со злой радостью население и особенно женщины, потерявшие своих близких от его жестоких казней. Голову носили по улицам на пике. Эти подробности записал Агнелл, прямой потомок одного из казненных.[795]

Так в кровавом перевороте, имевшем характер военной революции, закончилось правление Юстиниана и в лице сына хазарской царевны Тиверия прекратил свое существование род Ираклия и династия, державшая в своих руках судьбы империи более ста лет.

В тот самый год, когда закончилась династия Ираклия, империя потеряла свой последний опорный пункт на крайнем западе, крепость Септем. Предприимчивый и счастливый в своих начинаниях Муса в краткий срок нескольких лет подчинил под власть халифа туземные племена Мавритании, достиг океана, овладел городом Тингисом (Танжер) и осадил Септем. Начальствовавший в этом городе от имени императора комит Юлиан, имевший в своем распоряжении морскую эскадру, чувствовал себя безопасным, и попытки арабов сокрушить этот последний остаток владений империи на территории Африки были безуспешны. Находясь в соседстве с вестготским царством, которое неоднократно пыталось овладеть южным берегом пролива, Юлиан был вовлечен в ближайшее участие к тем тревогам и смутам, которые происходили в Испании. Около этого времени был низвержен вестготский царь Витица и верховную власть в стране захватил герцог Родерих. Сыновья Витицы тщетно пытались отстоять свои права на отцовское наследие, и Юлиан был вовлечен в тревоги, раздиравшие на партии готскую знать. Имея личные мотивы вражды к Родериху, он вступил в соглашение с Мусой, чтобы при помощи арабов поддержать его врагов. Богатое побережье южной Испании давно манило грабительские инстинкты арабов. Свою флотилию Юлиан предоставил арабам для переправы на противоположный берег и впустил их в свою крепость. В июле месяце 710 года Муса послал своего вольноотпущенника Абу Зура Тарифа с небольшим отрядом в 500 человек для первого знакомства со страной. С богатой добычей Тариф вернулся назад, и весной следующего года переправился в Испанию другой вольноотпущенник Мусы, по имени Тарик ибн Зайд, с 7-ю тысячами мавров. Родерих, который был в ту пору занят борьбой со своими противниками в северных пределах страны, поспешил на юг, чтобы отразить вторжение нового и еще неведомого в Испании врага. Хотя он располагал значительными силами, но встреча с врагом в местности неподалеку от города Кадиса оказалась роковой для него. Он был разбит и пал в бою (19 июля 711 г.) Тарик сумел использовать победу и успешно продолжал завоевание страны. Раздоры в среде готской знати, угнетенное положение низших классов населения, вражда и ненависть иудеев к готам за тяжкие притеснения их религии, все это вместе создавало благоприятные условия для завоевательного стремления арабов. Получив известие о блестящих успехах своего вольноотпущенника, Муса явился сам на территорию Испании в 712 году, отстранил Тарика, сам продолжил завоевание страны до ее естественных границ и простер свои походы за Пиренеи. Арабы прочно утвердились в Испании, оба берега пролива оказались в их власти, и последний остаток владений империи на территории Африки был утрачен.

Эти важные для последующего хода истории события не привлекали к себе внимания в далекой столице империи, и в византийском предании нет никаких известий об утрате крепости Септем.[796]