История Византии. Том 3. 602-717 годы

ПРЕДРЕЧЕНИЕ ЦАРСТВА. ТОРЖЕСТВО МОНОФЕЛИТСТВА. ВНЕШНИЕ БЕДСТВИЯ ИМПЕРИИ. НИЗЛОЖЕНИЕ

Военная революция смела старую династию и возвела на трон императоров нового человека, который в предшествующей своей деятельности ничем себя не проявил и не имел никаких заслуг перед государством. Почти десять лет он был в опале и не имел даже возможности осуществлять свои права на участие в служении государству, какие ему давала его принадлежность по происхождению к придворной знати. Его отец носил имя Никифора. Весьма вероятно, что он стоял во главе той армии, которая была отправлена в Малую Азию для борьбы с мятежным стратигом армениаков Шапуром, когда полномочия верховной власти исправляло регентство от имени трех малолетних августов, сыновей Константа. Диакон Агафон, переживший правление его сына, называет Никифира пергаменцем по роду, т. е. указывает на наследственную оседлость в Пергаме.[797] Мы не вправе отвергать это свидетельство, но имя Вардан, которое носил его сын, с полной определенностью указывает на армянское происхождение его рода. Вероятно, это был знатный род, давно выселившийся на запад и оказавшийся в составе служилой знати византийского двора. Феофан характеризует его, как человека образованного, владевшего словом, умевшего рассуждать, но лишенного энергии, любившего роскошь и удовольствия, которым он отдавался со страстью, переходя границы дозволенного.[798] Бездеятельный и не способный осуществлять тяжкие обязанности самодержавного государя в это столь трудное время, когда Юстиниан своими казнями расстроил и без того слабые военные силы империи, Филиппик брал от своего высокого положения то, что мог, и бессмысленно расточил огромные денежные средства, которые были скоплены в государственной казне его предшественниками и особенно Юстинианом. Об этой заслуге Юстиниана упоминает и его современник, диакон Агафон, переживший оба периода его царствования, вовсе не склонный хвалить его.[799]

Оказавшись, благодаря роковому сцеплению обстоятельств, на троне императоров, Вардан проявил инициативу в одном смелом начинании, которое считал заветом судьбы. Воспитанный в семье, исповедовавшей монофелитство, он имел в годы юности своим учителем Стефана, ученика антиохийского патриарха Макария, который выступал вместе со своим патроном на Шестом Вселенском соборе, как убежденный защитник доктрины монофелитства, был осужден и анафематствован. Предречение Вардану царства стояло в связи с его монофелитскими убеждениями. Последствием утверждения актов собора в первые годы Юстиниана было преследование упорствующих. В одном из столичных монастырей содержался в заточении за свои монофелитские убеждения один монах, имевший славу провидца. Вардан посетил его, и он ему предрек царство. Вардан был страшно смущен этим откровением, но провидец успокоил его словами: «Если такова воля Божия, то к чему ты возражаешь? Вот что я тебе говорю: Шестой собор решил вопрос плохо. Если ты воцаришься, то отвергни его, и твое царство будет мощно и продолжительно». Когда произошел переворот и царство досталось Леонтию, Вардан побывал у провидца и в ответ на вопрос о предсказании получил ответ: «Не спеши! Исполнится». Тоже повторилось, когда через три года новый переворот отдал царство Апсимару. Монах сказал: «Не спеши! Дело в будущем». Уверенность предсказателя заразила Вардана. Он поверил, что ему суждено быть царем и не скрывал этого от близких людей. Один из них выдал его Апсимару, и тот сослал его на далекий остров Кефалонию, где он и томился в тяжком заточении в течение нескольких лет.[800] Юстиниан вызвал его из ссылки, как жертву узурпатора, но затем решил вновь сослать его уже в Херсон, знакомый ему по личному опыту. Дело повернулось иначе, и ссыльный на месте ссылки был провозглашен императором.

Предсказание провидца сбылось при самых неожиданных обстоятельствах и близком участии в этом деле хазарского хана. Живший столько лет в ожидании исполнения великого рока, Вардан считал своей первой обязанностью исполнить завет, данный ему провидцем его судьбы. Когда переворот совершился, и голова Юстиниана была в его руках, он заявил, что не вступит в императорский дворец раньше, чем не будет уничтожено изображение Шестого собора в передних покоях дворца, и оно было сбито со стены. Точно также была уничтожена запись о Шестом соборе на арке Милия на площади Августея, и на этом месте были нарисованы портреты Вардана и патриарха Сергия. Страх перед самодержавным владыкой у одних, равнодушие к тонкостям богословской догмы у других, искреннее убеждение в неправильности решения вопроса, так долго волновавшего церковь, у некоторых имели своим последствием то, что круг лиц, выказавших единомыслие с новым императором, оказался весьма широким. Феофан называет целый ряд имен людей видного положения, ставших на сторону монофелитства. То были: епископ Кизика Герман, занявший впоследствии патриарший престол, епископ Крита Андрей, квестор и префект города, специалист по врачебной науке Николай, диакон храма св. Софии Ельпидий, библиотекарь того же храма Антиох и много других представителей тогдашней образованности как из клира, так и синклита. Патриарх Кир, твердый в православии, был низложен, и на его кафедру был возведен диакон Иоанн, состоявший библиотекарем патриархии.

В изложении Феофана оживление монофелитства является делом целой группы видных и образованных людей из среды клира и синклита. Но, наряду с этим освещением события, имеется и другая версия, которую представил не только современник, но и непосредственный участник этого движения, патриарх Иоанн, в своем послании к папе Константину, которое было составлено уже после гибели Вардана. Иоанн выставляет дело совсем в ином свете. По его словам, Вардан имел единомышленников, которые шли дальше оживления монофелитства и готовы были посягнуть не только на Шестой собор, но и на Халкидонский, и для проведения этой программы Вардан наметил своего кандидата на патриарший престол из светских лиц. Опасаясь последствий такой радикальной перемены в направлении церковной политики, константинопольский клир единодушным протестом заставил императора отказаться от своего кандидата и принять того, которого намечал клир. Так был назначен Иоанн, который пошел на уступки ввиду непреклонной решимости императора кассировать Шестой собор с его осуждением монофелитства. Иоанн не брал на себя инициативы борьбы, но мирился с обстоятельствами, преклоняясь перед волей властьимущего и считая опасным открытый протест. Такой образ действий в Византии называли экономией (οικονομία). Вардан от своего имени издал повеление, в котором объявил кассацию Шестого собора, признал догмат о единой воле во Христе, восстановил память патриарха Сергия, папы Гонория и других осужденных на том соборе епископов и повелел восстановить их портреты на прежних местах и имена внести в церковные диптихи. Когда около того времени был разыскан упомянутый выше экземпляр актов собора, хранившийся во внутренних покоях дворца, Вардан приказал сжечь его в своей канцелярии. По словам диакона Агафона, многие, заявлявшие открыто протест и не принимавшие «томоса» императора, терпели преследования и подвергались ссылке.[801]

Оповещение о своем вступлении на царство, свой портрет и манифест о вере Вардан направил папе Константину в Рим, куда была отослана и голова Юстиниана в свидетельство его гибели. Папа, его клир, римское войско и народ отказались признать еретика-императора. Его портрет не был принят, его имя не возглашалось во время церковных служб и монета с его изображением не имела обращения в Риме. Когда в Рим прибыл новый, назначенный Варданом, дукс римского войска, по имени Петр, то он не был принят, и между ним и прежним дуксом Христофором произошла кровавая схватка на via Sacra, конец которой положили посланные папой члены клира с евангелием и крестами.[802] Весть о том, что Вардан уничтожил картину, изображавшую Шестой собор, побудила папу распорядиться, чтобы на стенах базилики ап. Петра были изображены в картинах все шесть соборов.[803] Так как папа Константин был вполне удовлетворен тем почетом и вниманием, которые были оказаны ему во время путешествия на восток, пребывания в столице и личного свидания с императором, то весть о смерти «христианнейшего и православного» императора, пришедшая в Рим в конце января, вызвала живейшее чувство сожаления, а тот дерзкий вызов, который бросил папе Вардан, имел своим последствием то, что Рим с его духовным главой отложился от империи.

Иначе было в Равенне. Весть о смерти Юстиниана вызвала здесь живейшую радость и на зрелище его головы, которую носили по улицам воткнутой на пику, сбегалось население с чувством удовлетворенного злорадства. После восстания, в котором погиб экзарх Иоанн Ризокоп, Равенна устроилась, как самостоятельная община, и имела свое правительство под верховенством избранного народом сына Иоанникиса, Георгия. Еретический манифест Вардана туда не дошел, но вскоре вернулся на свою кафедру епископ Равенны Феликс, ослепленный Юстинианом, настроенный самым благожелательным образом к новому императору. Как жертва свирепости низвергнутого тирана, Феликс был возвращен из своей ссылки и встретил в новом дворе самый ласковый прием. Вардан, по его просьбе, распорядился разыскать все церковные сокровища, награбленные в Равенне солдатами производившего экзекуцию Феодора, и епископ Феликс привез их обратно в свой город. Слепой архипастырь смягчил свой прежний тон в отношениях к римскому престолу, удовлетворил требования папы, которые он отверг во время своего посвящения, и в мире с Римом правил своей церковью до самой смерти, последовавшей 25 ноября 724 года.[804]

Первый год правления Вардана ознаменовался тяжкими бедствиями, как в западных, так и в восточных областях империи. Болгарский хан Тербел, объявленный кесарем и принимавший поклонение от народа в столице империи, оказал Юстиниану военную помощь в его затруднениях перед катастрофой. Присланный ханом трехтысячный отряд был отпущен. Но дело этим не кончилось. Хан воспользовался переворотом, чтобы, выставляя себя мстителем за своего союзника, сделать грабительский набег под самые стены столицы. Болгары, ходившие на помощь Юстиниану, видели пригородные местности с дворцами и виллами византийской знати, и это не могло не разжечь грабительских инстинктов дикарей. Пройдя через горный проход в Балканах, Тербел направился в более населенные и богатые местности южной части Фракии и дошел с грабежом и разбоем до Херсонеса Фракийского. Предприятие хана имело характер стремительного набега и совпало с тем временем, когда богатые люди выезжали на побывку в свои виллы, привозя с собой богатую обстановку роскошного стола, которая, по тогдашнему обыкновению, состояла в посуде из драгоценных металлов. Болгары направились в пригородные местности, грабили, убивали и забирали все ценное, что попадало к ним в руки. Дерзость их простерлась до того, что их отряды появились под стенами столицы и подъезжали к Золотым воротам. Никакого сопротивления не было, по-видимому, оказано насильникам, которые с несметной добычей и множеством пленных вернулись в свои улусы.[805] Хотя Фракия имела свое войско и была организована, как фема, но это событие свидетельствует о полном расстройстве военных сил империи. На защиту Фракии против болгар было переправлено войско из фемы Опсикия, которое осталось здесь вместе со своим комитом и весной следующего года. Болгары не повторили набега, но присутствие в непосредственной близости к столице войск Опсикия имело роковые последствия для разыгравшихся тогда событий.

Расстройство военных сил империи, обнаружившееся в беспомощности, проявленной в отношении болгар, сказывалось в еще большей степени в восточных областях, подвергавшихся непрерывным вторжениям арабов. Эмир Месопотамии Масальма продолжал теснить северные области Малой Азии и в 712 году овладел городом Амасией, центром провинции Понта (или Еленопонта) и разорил другие укрепленные пункты в стране. Одновременно с тем другой вождь, Аббас, сын Валида, действовал в южных областях Романии и овладел городом Мисфия в Писидии.[806] На следующий год Аббас прошел дальше к западу и овладел городом Антиохией в Писидии.[807]

Под 712 годом Феофан сохранил загадочное известие о том, что Вардан изгнал армян из империи и принудил их поселиться в Мелитене и Четвертой Армении.[808] Какие были эти армяне и откуда выгнал их Вардан, остается неясным, а равно и то, как он мог заставить изгнанников поселиться в областях, находившихся под властью арабов. Михаил Сириец также сохранил известие об изгнании армян и поселении их в Мелитене и Четвертой Армении, но последнее является у него делом арабов, принявших к себе изгнанников, которые на новых местах жительства умножились, стали верными союзниками арабов и врагами империи. В общем замечании, которым заканчивается это сообщение, Михаил Сириец дает ключ к пониманию этого эпизода своим порицанием «римлян» за их «ненависть к православным» (т. е. монофизитам).[809] Таким образом, приходится предположить, что указ об истинной вере, изданный Варданом, имел своим последствием не примирение армян с халкидонитами, а возбудил неудовольствие и борьбу, окончившуюся выходом части армянского населения из Каппадокии и Понта.

Религиозная политика Вардана, бедствия от нашествия болгар, во время которого пострадали многие члены византийской знати, беспомощность перед напором арабов и недостойное поведение императора в личной жизни, его страсть к удовольствиям, причем ему ставились в упрек бесчинства в женских монастырях близких к нему людей, подняли волну недовольства против него среди войска, знати и населения столицы, которое он подкупал роскошью увеселений и празднеств. На втором году правления Вардана произошел новый переворот. Он осуществился по личному почину комита фемы Опсикия Георгия Вурама в соучастии с патрицием Феодором Миакием.[810] Войска Опсикия находились во Фракии. 2 июня император отпраздновал день своего рождения ристаниями, на которых победа осталась за прасинами. На следующий день, в субботу перед Троицей, император устроил себе особое увеселение. С большой свитой знати, предававшейся по его примеру веселой жизни, он сделал выезд на коне с музыкой на разных инструментах в баню Завксиппа, а затем во дворце состоялся большой обед, после которого император отправился на покой. Когда спускались сумерки, в столицу через Золотые ворота вступил протостратор комита Опсикия, по имени Руф, с несколькими воинами. Проникнув во дворец, он прошел в опочивальню императора, схватил его сонного, привел в уборную дима прасинов, — здание, связанное с ипподромом, — ослепил его на оба глаза и уехал из города. Страшное дело в тот день прошло без огласки. На следующий день, в Троицу, народ собрался в храм св. Софии. С большим торжеством и при полном единодушии военных чинов, членов синклита и народа был провозглашен императором протоасикрит Артемий, которого тут же, в храме, патриарх Иоанн венчал на царство.[811] В непосредственной связи с этим событием был возглашен Шестой собор. Артемий был при этом переименован в Анастасия.

Наше скудное предание не дает ответа на вопрос, кто был инициатором выбора и как был подготовлен переворот. Характерно то, что избран был гражданский сановник, в прямой обход военных чинов. В имени, которое было дано новому императору, нельзя не видеть воспоминания о силенциарии Анастасии, который жил в памяти последующих поколений в ореоле умелого администратора, умиротворившего и укрепившего империю после тяжкого и тревожного правления исавра Зинона. Намеренность устранения военных чинов видна из того, что осуществивший через своего подчиненного низложение Вардана Георгий Вурам и его вдохновитель, патриций Феодор Миакий, стали сами жертвами переворота. Оба были ослеплены и отправлены в ссылку в город Фессалонику. Феодор претерпел казнь в субботу троичной недели, а Георгий — ровно через семь дней после того.[812] Очевидно, кружок заговорщиков действовал весьма уверенно и сумел обеспечить выбор намеченного лица, пользуясь легкомыслием и беспечностью Вардана, который, проведя кассацию Шестого собора, мог верить, что царство его будет прочно и продолжительно по обещанию провидца, предсказавшего ему трон.