История Вселенских соборов. Часть I. Вселенские соборы IV и V веков

VI. Православная уния 433 хода в Александрии или уния антиохийцев с александрийцами

Собор ефесский, распавшись на две части — несторианствующую и православную, не примирил церкви, не положил конца спорам о лице Богочеловека. Вскоре однако наступают лучшие времена для церкви. Разделение почти прекращается, единение церквей восстановляется. Мы говорим об унии тридцатых годов V столетия, соединившей богословов александрийского и антиохийского направления. Уния эта представляет замечательное явление в истории церкви V века. На нее нужно смотреть как на заключительный акт собора ефесского. Истинный конец собор ефесский вселенский имел только в этой унии. Уния имеет великое догматическое значение. Определения, выработанные во время ее течения, составили результат, от которого, как несомненной церковной истины, отправлялись богословы ближайшего времени. На ней утверждалось вообще дальнейшее раскрытие церковного учения о лице Богочеловека. Уния, как показывает самое слово, есть соединение — алексаидрийских и антиохийских доктрин, последних насколько они заключались в сочинениях Иоанна архиеп. Антиохийского и бл. Феодорита, с полным устранением крайних и нетерпимых в церкви воззрений Нестория. Униальные документы, т. е. сочинения, которые писаны были в видах достижения унии и которые служат памятниками, разъясняющими для историка внутренний ход ее, сделались документами, согласие с которыми необходимо требовалось в ту эпоху от всякого, кто хотел носить имя православного человека. Друзья унии становятся и остаются поборниками православия в его чистейшем виде.

Нам следует рассмотрегь унию только с одной стороны — с догматической, которая имеет ближайшее oтношение к нашей задаче[658]. Уния совершилась не вдруг, но однако в 438 году она уже входит в полную силу и делается достоянием церкви. Инициатива к унии дана была императором Феодосием младшим; обеспокоенный положением церковных дел, тотчас после собора ефесского император обращается к архиепископу Иоанну с требованием, чтобы он вошел в сношения с Кириллом и заключил с ним мир церковный[659]. Сторонники антиохийской доктрины, приверженцы Иоанна Антиохийского, вместо того, чтобы протянуть Кириллу руку примирения, поступиться некоторыми из своих неправильных мнений, на первый раз обращаются чрез письмо к архиепископу Александрийскому, признавая себя правыми, с такими предложениями, которых вождь православия не только не мог принять, но которые положительно оскорбили его. Иоанн и его приверженцы, между которыми видное место занимают Феодорит кирский и Акакий еп. веррийский, хотели только на том условии вступить в общение с Кириллом, буде он откажется от всех своих сочинений: посланий, кратких рассуждений и целых книг и согласится оставаться при одном символе никейском[660], который, как известно, почти не давал ответа на жгучие вопросы о лице Богочеловека. Можно было принять такое предложение за иронию. Мог ли принять Кирилл подобное странное требование, не выражавшее ничего, кроме новых притязаний? Согласиться с этим требованием не значило ли для Кирилла отказаться от высоких, святых доктрин александрийского богословствования? Не значило ли отвергнуть ефесский вселенский собор? Не значило ли пред лицом всего христианского мира сознаться, что доселе он держался неправых мыслей, которых он сам теперь стыдится? Кирилл отвечал антиохийским еиископам полным отказом. Вместо удовлетворения их странных притязаний, оп обратился с предложениями кроткими и справедливыми, которым они должны были последовать, если хотелни достигнуть мира церковного. Он потребовал от них, чтобы они отказались от еретических мыслей Нестория, согласно с собором ефесским вселенским высказались за низложение его и признали законным пастырем архиепископа константинопольского Максимиана[661]. Последний пункт требует пояснения с нашей стороны. По низвержении Нестория, архиепископом константинопольским сделался названный Максимиан. Он избран был из лиц, единомышленных с Кириллом[662]. Максимиан был родом из Рима, принадлежал к числу монахов[663]. Он находился в дружественной переписке с Кириллом[664]. Избран был Максимиан для церкви константинопольской членами вселенского ефесского собора[665]. Вследствие этих причин он не был призван законным архипастырем в церкви антиохийской. Как приняли епиекопы антиохийского округа вышеуказанное заявление Кирилла? Они отвечали на него письмом, посланным с Павлом, еп. эмесским, другом Иоанна и его единомышленником. Но письмо это было не лучше первого. Оно заключало в себе много несправедливостей, жалоб в отношении к Кириллу и было положительно оскорбительно для последнего. Составители письма хулили его за все, что сделано было на соборе ефесском. Вообще оно было неприлично по тону и притязательно по своим предложениям[666]. Кирилл так говорит об этом письме: «вручено было мне письмо от Иоанна, впрочем заключающее в себе не то, что следовало; оно написано, не как должно было, в тоне насмешки, а не соглашения. Ибо вместо того, чтобы успокоить меня в печали, причиненной событиями предшествующими и их собственными поступками в Ефесе, они сочли благовременным излить свой гнев на меня, порожденный как бы ревностию их к св. догматам»[667]. Однако Кирилл в видах мира церковного и вследствие снисхождения к заблуждающимся, не отказался вступить в разъяснения, переговоры с уполномочонными от лица антиохийских епископов — Павлом

эмесским об условиях взаимного соглашения касательно спорных пунктов вероучения. Переговоры эти имели успех вожделенный. Павел уступил: решился анафематствовать Нестория и признать Максимиана архиепископом констаитинопольским. Кирилл принял посла в церковное общение[668]. Павел заявлял Кириллу, что такие же воззрения разделяют с ним и все сирские епископы, и просил его принять и их в общение церковное. Но Кирилл не иначе соглашался на это, как под условием, чтобы епископы антиохийского округа представили ему исповедание веры, в котором бы и объяснили ему как они рассуждают о спорных вопросах[669]. Это требование Кирилла в непродолжительном времени и было исполнено. Иоанн Антиохийский представил Кириллу краткое исповедание веры, которое и было главным документом, легшим в основу унии.

В виду важности этого документа, мы выпишем его сполна. После предисловия, в котором говорилось: «о том, как мы (антиохийские епископы) думаем и говорим о Богородице и об образе вочеловечения единородного Сына Божия, по необходимости, чтобы не допустить многоречия, скажем кратко, однако с полным убеждением, как почерпнули мы это из писаний божественных и преданий св. отцов», — следовало самое исповедание веры такого содержания: «Итак, мы исповедуем, что Господь наш Иисус Христос, единородный Сын Божий, есть совершенный Бог и совершенный человек, состоящий из разумной души и тела, что Он рожден прежде веков от Отца по Божеству, а в последнее время ради нас и ради нашего спасения от Марии Девы по человечеству; что Он единосущен Отцу по Божеству и единосущен нам по человечеству; ибо в Нем совершенное соединение двух естеств. Почему мы и исповедуем одного Христа, одного Сына, одного Господа. На основании такого неслиянного соединения мы исповедуем Пресвятую Деву Богородицею, потому что Бог — Слово воплотился и вочеловечился и в самом зачатии соединил с Собою храм, от нея воспринятый. (Ομολογо ῦμεν τὸν x ύριo ν ἡμῶν Ιηϭo ῦν Χριϭ τόν, τὸν υἱόν τοῦ θεοῦ τὸν μονογενῆ, θεὸν τέλειον x αὶ ἂ νθρωπον τέλειον έx ψυχῆς λογιx ῆς x αὶ ϭ ώματος πρὸ αἰώνων μέν έx τοῦ πατρὸς γεννηθέντα x ατὰ τὴν θεότητα, ἐ π᾽ ἐϭ χάτων δὲ τϖ ν ἠ μερϖ ν τὸν αὐτόν δὶ ἡμᾶ ς x αὶ διὰ τὴν ἡμετέραν ϭ ωτηρίαν ἐx Μαρίας τῆς παρθένu x ατà τὴν ἀνθρωπότητα ὁμοούϭ ίϭ ν τῷ πατρί τὸν αὐτὸν x ατà τὸν θοότητα, x αὶ ὁμοουϭ ιον ἡμῖν x ατà τὴν ἀνθρωπότητα δύο γὰ ρ φύϭ εων ἓ νωος γέγονε διὸ ἓ να Χριςτ ὸ ν, ἓ να x ύριo ν ομολογοῦμεν. Κατὰ ταύτην τὴν τῆς ἁϭo γχύτου ἑνώϭ εως ἒ ννοιαν ὁμολογοῦμεν τὴν ἀγίαν παρθένον θεοτόx ον, διὰ τὸ θεὸν λόγον ϭ αρx ωθῆναι x αὶ ἐνανθρωπῆϭ αι, x αὶ ἐξ αὐτῆς τῆς ϭ υλλήψεως ἑνῶϭ αι ἑαυτῷ τὸν ἐξ αὐτῆς ληφθέντα ναόν). Известно, что богословы одни из евангельских и апостольских изречений о Господе признают, общими, как принадлежащия одному лицу, другие же по причине различия двух естеств принимают раздельно, и те из них, которые приличны Богу, относят к Божественности Христа, уничижительные же к Его человечеству»[670].

Сделаем разбор этого исповедания. Не трудно заметить, что в нем встречаются многие выражения, характеристичные для антиохийского богословствования. Таковы выражения: «совершенный Бог и совершенный человек, нз разумной души и тела», «единосущен нам по человечеству»; делается особое ударение, на том, что «Сын Божий родился в последнее время по человечеству»; употребляется выражение «храм» но отноиюпию к челове. ческой природе Христа; указывается «неслитное соединение»; подтверждается экзегетическое правило для многих изречений ново-заветных, что их нужно относить в отдельности то к человеческому, то к Божескому естеству Христа. Но в тоже время исповедание носит печать свидетельствующую, что составители его принимали и усвояли воззрения и терминологию александрийской богословской науки. Помимо того, что здесь встречается наименование св. Девы Марии Богородицей, учение о соединении во Христе двух естеств выражается так, как выражал его Кирилл: «совершилось единение двух естеств» (ἓ νωϭ ις); далее, соединение Бога Слова с человеческим естеством относится ко времени зачатия Христа; еще: делается уступка касательно экзегетического правила, как толковать евангельские и апостольские изречения о Богочеловеке, ибо признается, что есть такие изречения, которые можно относить ко Христу без различия в мысли о том, относятся ли они к Божеству или человечеству Его. — К исповеданию присоединено заявдение, что Иоанн и другие еписконы сирские анафематствуют Нестория и его учение и принимают Максимиана в общение[671]. Касательно того же Иоанн уведомляет и папу и архиепископа константипопольского[672].

Исповедание Иоанна и епископов с ним единомысленных Кирилл принял с великою радостию, как дар неба, и признал его вполне православным[673]. Мир церковный начал водворяться. Кирилл, со своей стороны, нe признавая себя непогрешимым (ώς πλημμέληϭ άς τι… πολλὰ γὰρ πταίομεν ἃ παντες) в спорах с антиохийцами[674], старался яснее и точнее раскрыть свое учение в тех пунктах, которые служили камнем преткновения и соблазна для епископов сирских. В послании к Иоанну Кирилл, во избежание всяких подозрений, старается раскрыть, сколько возможно точнее, учение о двух естествах во Христе. Он говорил: «один Господь И. Христос, хотя мы и не знаем различия естеств (ἡ τϖ ν φύϭ εων διαφορά), которые вошли в это неизъяснимое соединение» (ἓ νωϭ ις). Объявляет сумасбродами тех, кто приписывает ему мысль о слиянии или смешении Божества и человечества во Христе. Отвергает учение, которое некоторые находили у него, что Христос страдал человечеством и вместе Божеством. «Не этим несказанной Божественности естеством страдал Христос», замечает Кирилл[675]. Некоторые из приведенных выражений Кирилла указывают на то, что он в видах полного сближения со своими прежними пpoтивниками перестал чуждаться формул, дотоле исключительно принадлежавших антиохийскому догматическому языку[676], и во всяком случае избегает формул, которые соблазняли ангиохийцев. Далее, Кирилл принимаст и усвояет экзегетическое правило, выработанное антиохийскими богословами относительно известных евангельских и апостольских изречений о Богочеловеке. Излагая в одном своем послании, писанном во время унии, истинный смысл этого антиохийского правила, он говорит: этим они «утверждают не то, что одни наименования приличествуют Слову Бога Отца, как Сыну Самому по Себе взятому отдельно, а другие — Ему рожденному от жены так, как другому Сыну, опять отличному, но то, что одни приличны Его Божеству, другие человечеству». При этом он присовокупляет: «подобное и я говорю»[677]. Тот же Кирилл совершенно основательно указывает и причину, которая побуждала аитиохийских богословов разделить «наименования» и которая заключается в противодействии арианам, злоупотреблявшим уничтожительными выражениями о Хрнсте; эту причину он признает очень уважительною[678]. Наконец, Кирилл к удовольствию своих прежних противников разрешает вопрос, который, кажется, очень беспокоил епископов сирских. Должно думать, что между последними ходил слух, что будто Кирилл не признает одного очеь важного для антиохийцев сочннения св. Афанасия, именно послания его к Эпиктету, еп. коринфскому. Послание это заключало очень ясное исповедание двух естеств во Христе, хотя в то же время возвещало и учение о соединении и оных. Антиохийцы, при самом начале заключения унии с Кириллом, чрез выше поименованного Павла, обратились к Кириллу с просьбою, чтобы он объявил им: согласен ли он с упомянутым посланием Афанасия? Кирилл, разумеется, дал, утвердительный ответ и сообщил антиохийцам лучший список этого Афанасиева сочинения[679]. Мы впоследствии видим, что антиохийцы не раз обращаются к посланию Эпиктета для доказательства правоты своих мнений и опровержения врагов.

Все это чрезвычайно успокоительно подействоаало на епископов _г дотоле враждебно расположенных к Кириллу. Распри в церкви начали утихать. Как прочно стала укорениться уния среди антиохийского церковного округа, как все более и более повсюдным стало ее торжество, это можно видеть из следующаго послания Иоанна Антиохийского: «все епископы востока (т. е. округа антиохийского), как и епископы всего прочего мира, осудили Нестория и согласились на его низложение (главный пункт унии). Мы сделали и объявили, что надлежало, вот уже четыре года (след. письмо писано в 437 году). Все епископы приморские согласились и подписались. Епископы второй Финикии, Киликийцы сделали это прошлым годом; Арабы чрез своего епископа Антиоха; страны Месопотамские, Озроени, Евфрата и вторая Сирая одобрили все то, что мы сделали. Мы уже давно получили (благоприятный) ответ со стороны исаврийцев; все епископы первой Сирии подписались с нами»[680]. В этом послании Иоанн перечисляет все церкви, входнвшие в состав патриархата антиохийского, и все они представляются присоединившимися к унии. Уния нашла себе благоприятный прием в среде большинства антиохийцев[681].

Конечно, дело не обошлось без врагов для унии. В это время, когда жизнь церковная отличалась особенною, часто болезненною чувствительностью ко всем мерам, какие предпринимались властями для благоустройства церкви, уния, как явление весьма замечательное, не могла не возбудить пререканий и споров. Унию приняли враждебно некоторые из епископов, приверженцев антиохийского богословского направления. Они находили, что епископы восточные, прежние приверженцы несторианских доктрин, сближаясь с Кириллом и соглашаясь с его учением, тем самым изменили себе, уступили врагу в неправом деле. Это были открытые враги унаи[682]; с ними никакое соглашение было невозможно. Они отвернулись от церкви, церковь отказалась от них. Был другой класс врагов унии из числа тех же приверженцев антиохийских доктрин: не думаем, чтобы их было много. Эти враги мира присоединились к унии лицемерно. Они подкладывали под униальное исповедание смысл свой — несторианский и объявляли, что Кирилл перешел на их сторону, отказался от своего прежнего учения. Кирилл о них говорит: «встревоженные примирением святых церквей, они злобно; порицают тех, кто не хочет с ними соглашаться и исповедение св. отцов восточных поносят, толкуя его неправильно, и извращая для подтверждения того, что им приятно и нравится, чтобы не расставаться с суесловием Нестория.[683] «Они превращают вме вверх и вниз и говорят, что с их нечестивыми мыслями согласно исповедание восточных»[684]. В опровержение подобной клеветы Кирилл тщательно сличает исповедание с учением Нестория и с очевидностью доказывает, что между ними нет ничего общаго[685]. Гораздо опаснее всех этих врагов унии для мира церковного были противники этого соглашения между александрийцами и антиохийцами, вышедшие из рядов почитателей Кирилла. Они подозрительно смотрели на этого святителя, который вошел в общение с Иоанном; они видели в данном шаге Кирилла измену православной вере[686]. Это были предтечи монофизитстdа. Они вопили против Кирилла за то, что он допускал учение о двух естествах во Христе; это им казалось ересью, антиохийским заблуждением. Они обращались к архиепископу александрийскому с настойчивыми вопросами: как это он принял в общение антиохийцев, когда они учат о двух естествах, как это и сказано в их исповедании, поданном Кириллу? Сам Кирилл об этом пишет так: «некоторые говорят: отчего епископ александрийский терпит и хвалить их (т. е. восточных), когда они признают два естества?»[687]. Кирилл, проведший всю жизнь в борьбе с врагами истины, желает и теперь убедить, успокоить новых своих врагов. Но можно ли ожидать внимания, спокойного отношения к делу от упорных ере- тиков; а эти враги Кирилла именно и оказались таковыми… Он сделал все, чтобы заставить замолкнуть врагов из числа своих прежних друзей. Он говорит с ними их языком, употребляет выражения ими любимые, приспособляется к образу их воззрений, уверяет их, что уния ничего не нзменила в его прежнем учении. Любовь, снисхождение, слышится в каждом слове Кирилла, с какими он обращается к своим неверным друзьям[688]. Защищая учение о двух естествах во Христе, он старается им доказать, что этим не исключается учение о соединении естеств. Одно заключается в другом. «Утвсрждаем, писал он[689] им, что два естества соединились и верим, что после этого соединения, как бы уничтоживши деление на двое (ὡ ς ἀνῃ ρημένης ἢ δη τῆς εὶς δύω διa τo μῆς), пребывает одно естество (μία φύϭ ις) Сына как единого, но вочеловечившегося и воплотившегося»[690]. Защищая то же учение о двух естествах, он доказывает далее, что такое воззрение не заключает мысли, будто Христос имел как бы чужую, Ему несобственную, плоть какого-то отдельного лица. Отсюда он говорил, опять таки приспособляясь к терминологии, любимой его приверженцами, к которой они были привязаны до крайности:,не Бог и человек (т. е. два отдельные лица), соединившись вмеете, составили одного Христа, но Бог, будучи Словом, почти по-нашему (без греха) приобщился плоти и крови, (ὁ λὸγος παραπληϭ ίως ἡμῖν μετέϭ χεν αἳ ματος x αὶ ϭ αρx ός), так что Бог мыслится вочеловечившимся, восприявшим нашу плоть и сделавшим ее своею собственною»[691]. Кирилл, наконец, разъясняет своим неразумным друзьям, что учение о двух естествах, которое так соблазняло их, не ведет к мысли, что страдал за нас какой-то отдельный от Сына Божия человек и что Сын Божий не усвоял Себе его страданий. Кирилл писал: «говорим, что Само Слово Божие претерпевало все, что происходило с Его плотию»[692]. Но напрасно Кирилл старался образумить своих учеников, которые перестали понинать своего учителя. Недаром считается аксиомой, что враги из друзей самые ужасные и непримиримые враги. Они не только не удовлетворились его разъяснениями, не оценили его снисходительности к ним, но даже стали злоупотреблять его авторитетом, его сочинниями, его терминологией[693]. Унию опи считали пятном в деятельности Кирилла. Куда вело и привело неразумие этих ревнителей веры? Но об этом речь впереди…

Нельзя сказать, чтобы Кирилл оставался в неизменно добрых отношениях с истинными приверженцами унии. Между ним и этими последними выходили недоразумения, разногласии[694], и Кирилл сошел в могилу неуверенный в безопасности церковного мира в будущем. Один из униатов, к сожалению, почтеннейший из унитов, узнав о смерти Кирилла, вместо похвальной речи этому по истине великому мужу, сочинил и пустил в ход едкую сатиру на усопшего праведника[695]…