Итоги № 29 (2013)

Ужель тот самый? / Искусство и культура / Художественный дневник / Балет

Ужель тот самый?

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Балет

В Большом театре поставили балет «Онегин»

Балет «Онегин» — знаменательнАЯ премьера во многих отношениях. Он не только завершил трудный сезон Большого театра, отмеченный скандалами и трагедиями, но стал последним спектаклем эпохи гендиректора Анатолия Иксанова, получившего отставку накануне премьеры. Постановка ожидалась с любопытством, ведь «Онегин» обошел многие сцены мира, без памяти любим многими балеринами. За разрешение от Фонда Крэнко осуществить спектакль 1965 года руководство Большого билось много лет, и результат был достигнут лишь благодаря дипломатическому дару Сергея Филина. Взглянуть, как выглядит долгожданная новинка на исторической сцене, собрался полный зал. Мелькали камеры и селебрити, политики и бизнес-элита — «все побывали тут».

Открывшийся занавес явил залитую солнцем усадьбу с березками и милым домиком в английском стиле (художник Юрген Розе): резвушка Ольга с мамой и няней собственноручно шьет платье, Татьяна, натурально, с книжкой. Кстати, отчего бы не погадать чудесным летним днем при помощи зеркала (даром, что для этой затеи более подходят ночи святочной недели)? Пришедшие в гости подружки (дворянки?) остаются на сцене в течение всей первой картины и бодро пляшут с крепостной дворней, аккуратными балетными мужичками в косоворотках и коротких штанишках. У них есть и собственный танцвыход — что-то среднее между балканскими и кавказскими плясками. Объяснение Онегина с Татьяной происходит на балу, причем девушка выглядит жутко назойливой, чем раздражает скучающего денди. Стукнув кулаком по столу, тот начинает лихо приударять за ее сестрой. Из-за кокетки Ольги друзья ссорятся, и в весьма бурной форме: Ленский хлещет Онегина по щекам!.. Поединок идет без секундантов, зато в присутствии обеих сестер, заранее одевших вдовьи черные платки. Последнее действие происходит в особняке Гремина, хотя сам генерал, отчего-то временами забывающий надеть сапоги, впервые появляется уже на ларинском балу...

Честно говоря, относиться ко всему этому серьезно можно, только обладая безбрежной толерантностью.

Балетное название в сравнении с первоисточником усечено — «Онегин», и точка. Чтобы не путали с оперой, музыки которой вы не услышите. Хотя именно опера (а не «роман Пушкина», как декларирует афиша в фойе Большого) лежит в сценарной основе: те же 3 акта и та же последовательность картин (за исключением 3-й). Вряд ли у создателей балета была задача дискредитировать Чайковского как композитора, но им это почти удалось. Музыкальная окрошка, настроганная из не слишком репрезентативных сочинений Петра Ильича (в том числе отдельные фортепьянные пьесы и малоудачные «Черевички»), царапает слух. Великий композитор-драматург выглядит почти салонным графоманом, а музыка выполняет функцию незатейливого фона. И как тут не вспомнить непримиримую реакцию Баланчина и Стравинского, невзлюбивших балет Крэнко. Мощь настоящего Чайковского включается только в финальном дуэте, когда звучит фрагмент из «Франчески да Римини». Но и в смысле хореографии — это лучший кусок спектакля, недаром он так часто исполняется отдельно.

Между тем у автора балета Джона Крэнко репутация одного из крупнейших хореографов XX века. Он возглавлял знаменитый балет Штутгарта, из недр которого вышли Ноймайер, Килиан, Форсайт. Еще в 1956 году Крэнко и его младший коллега Кеннет Макмиллан оказались раз и навсегда очарованы «Ромео и Джульеттой» Леонида Лавровского, увиденной на гастролях Большого театра в Лондоне. С тех пор на Западе развилось повальное увлечение хореодрамой: стремление к бытовому правдоподобию, костюмной достоверности и главное — к сюжетности. Тем временем, у нас в ту пору драмбалет был уже пройденным этапом, главенствовал хореографический симфонизм. В творчестве советских балетмейстеров 60—70-х поиски балетом идентичности и собственных возможностей уже стояли на повестке дня, многие хореографы догадались, что, пересказывая сюжеты великой литературы и не добавляя к этому ничего нового, балет всегда будет выглядеть иллюстрацией, дайджестом, почти комиксом.

В 1972 году Штутгартский балет побывал у нас на гастролях, и с балетом «Онегин» познакомилась российская публика. Тогда в зале откровенно смеялись, а советская критика высказалась весьма жестко. И вот 40 лет спустя тот же спектакль в исполнении артистов балета Большого театра вызвал неподдельный энтузиазм и стоячую овацию. Конечно, это серьезный повод задуматься об эволюции зрительских пристрастий... В сущности, «Онегин», как и «Майерлинг» Макмиллана, весной поставленный в МАМТе, угождают вкусам той части публики, что обожает дамские романы и мыльные оперы, но только более респектабельной. Это идеальные, шикарные зрелища для среднего класса, приобщающегося к «высокому и прекрасному». Что не мешает ей, публике, иметь вполне прагматическую цель — выгулять новые наряды. И это особенно остро ощутимо в театре, где на соседней сцене идет глубокий и тонкий «Евгений Онегин» Дмитрия Чернякова, одна из главных и сущностных театральных удач в процессе современного диалога с классикой.

Будем справедливы, в изрядном успехе «Онегина» замешан еще один, вполне позитивный фактор. Это собственно труппа Большого театра, и прежде всего ее солисты. Два первых дня премьеру танцевали два состава (приготовлено еще больше), не посрамившие чести театра. Артисты сумели абстрагироваться от всех нелепостей и получить удовольствие от особого вида хореографии — танца в образе. И выяснилось, что главное, на чем сосредоточен Крэнко, — это любовная история, которая, конечно же, выглядит сущей мелодрамой, но, наполненная личным отношением, все же способна вызвать искреннее сочувствие.