Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках

7. СЕКТОР ПРИЗ

Ивана-царевича и Серого, держа за локотки, подвели под светлые очи царя Давлата. Им оказался мужчина средних лет, с веселым прищуром светлых глаз, пышными ухоженными бородой и усами. «Молодой червовый король», — перед глазами Серого промелькнула карточная колода.

Царь был одет просто — белая сорочка с вышитыми на ней геральдическими знаками: красный дуб и белая береза на фоне трех лучей восходящего солнца. Рядом с резным креслом царя, по левую руку стояло такое же, но поменьше. На нем с монаршим спокойствием и величием восседала царица. У нее было красивое и доброе лицо. Длинные русые волосы были заплетены в косу, уложены на голове в виде короны и накрыты прозрачной тонкой шалью, усеянной мелким жемчугом.

Царские кресла стояли перед высоким крыльцом, поднимающимся к белокаменному терему. Многочисленная толпа придворных и членов царской семьи окружала кресла и воздухоплавателей.

— На Змее Горыныче прилетели! — докладывали царю Давлату.

— Тот царевич, а этот — его слуга.

— А еще, змей бычка прихватил из царского стада.

— Говорят, на свадьбу торопились.

— На свадьбы опоздали, — Давлат усмехнулся. — Неделю гуляем, пора остановиться.

— Это ты царевич Иван? — ласково обратилась царица к Ивану. — Откуда ты? Не слышали, что в тридевятых царствах-государствах держат прирученных Змеев Горынычей.

— Вот-вот, мы мораторий подписали о разоружении, — вспомнил царь.

— Он не прирученный, он дикий, — ответил царевич.

— В Лукоморье живет, — брякнул Серый, оставленный без внимания.

— Гой еси, Иван-царевич, — в круг вышел Ваня гусляр. Поклонился царю с царицей, обнял Ивана, радостно постукивая его по плечам. — Вот и встретились. Свидетельствую, батюшка государь, что перед вами самый настоящий Иван-царевич, сын царя Берендея.

— Ну вот, — сожалея, вздохнул Давлат. — Кричали: вор, тать, в сговоре с нечистью. Это же сын царский! Знаю твоего папашу, иди сюда, сынок, — Давлат обнял царевича, облобызал, представил царице Елизавете. — Видишь, Елизавета, какого жениха Берендей вырастил. Богатырь, самого Горыныча укротить сумел, прощаю ему корову нашу.

— Бычка, — поправил из толпы елейный голос.

— Жаль, что на свадьбы ты не успел, хоть и торопился, — Давлат улыбнулся. — Разъезжаются сегодня свадебные поезда. Уезжают мои доченьки с женихами. Я тебя представлю. — К царю с царицей выступили из толпы две молодые смущенные пары.

— Полюбуйся, добрый молодец, каких красавиц мы замуж выдали.

— Красивые, — согласился царевич, разглядывая молодых.

— Писаные красавицы, — вставил пять грошей Серый.

— Василиса Прекрасная и царевич Елисей, — представилась первая пара, кланяясь и пожимая царевичу руки.

— Василиса Прекрасная в этом году выиграла конкурс красавиц, — самодовольно объявил папа Давлат.

Старшая дочь поистине представляла собой эталон русских красавиц: высокая, стройная, похожая на молодую березку, с двумя русыми косами, достигающими поясницы. Её венчал богато украшенный самоцветами и яхонтами кокошник, фигуру не скрывал голубой сарафан.

Царевич Елисей, курчавый светловолосый молодец, счастливо улыбался, нервно одергивая полы зеленого кафтана, то и дело подтягивая осиную талию алым кушаком.

— Царевич профессионально занимается балетом, — сказала царица. Елисей сделал что-то вроде па-де-де и галантно поклонился.

— Варвара-Краса Длинная Коса.

— Королевич Филипп Гишпанский, — представилась вторая не менее эффектная пара.

Царевна обладала косой почти до пят, подтверждающей её имя. Длинная русая коса была перевита алыми атласными лентами, с бантиком на конце. Голову венчал кокошник, как и у старшей сестры, намекающий о замужестве девиц. Смуглый красавец в красном камзоле горделиво и вызывающе покручивал тонкие нитки усиков. В ухе переливалась сережка с алмазной подвеской.

— Ах, какие красивые пары, — льстиво ворковал Серый, шмыгая носом и предвкушая обед.

— Наша младшенькая, незамужняя, — царица улыбнулась, — Маша-царевна.

Надо признать честно, что в этот момент Ваня покраснел и язык красноречивый потерял.

В девушке, на взгляд Серого, ничего особенного не было. Лет восемнадцати, едва минувшая подростковую стадию, но по-прежнему обладающая детской, худощавой фигурой, тонким загорелым личиком сорванца, на котором горели большие, напоминающие море глаза в обрамлении густых светлых ресниц.

«Два чудных, дивных солнышка», — подумал царевич, попадая в их плен.

— Наше наказание, — притворно вздохнула, улыбаясь, царица.

— Ей парнем надо было родиться, — молвил царь.

— Всем женихам дала отворот поворот, — добавила царица.

— Люди уважаемые, а она — придирчивая, никому не сделала снисхождения, — царь осуждающе покачал головой.

— Да, да, конечно, — бормотал Иван, ничего не слыша и не сводя с царевны глаз.

— Молодец такой еще не сыскался, — съязвила младшая царевна. Лицо Ивана вспыхнуло. Гусляр Ваня, ударил по струнам, громко пропел:

— Почему не отыскался? — краснея, пуще прежнего, спросил Иван.

— Боятся меня, — насмешливо ответила Маша.

— Я не боюсь, — тихо произнес Иван.

— Пропал человек. Ты что, втюрился? — зашипел в ухо Серый. — Разве мы за этим сюда шли?

— А зачем? — Иван зачарованно посмотрел на своего попутчика.

Серый озадаченно присвистнул:

— А что, царь батюшка и царица-матушка, кусочек от свадебного пирога остался?

— Остался, — царь приставил палец к губам. — Так со всеми, видишь, и его заколдовала.

— Маша, прекрати зачаровывать царевича, — строго попросила царица.

— Я его не зачаровывала, он сам.

— Сам, я, — пробормотал Иван.

— Между прочим, ко мне на драконах никто свататься не прилетал, — Маша показала родителям язык.

— Он не сватается, — нахмурился Давлат.

— Свататься, то есть сватаюсь, — поспешно вставил царевич. — Так и есть, — он глубоко вздохнул.

— Все вы обещаете золотые горы, говорите, что готовы и в огонь и в воду, — усмехнулась Маша.

— За тобой и в огонь и в воду, — повторил Иван.

— Уверен?

— Вполне.

Серый вопросительно посмотрел на царицу Елизавету:

— Вы верите в любовь с первого взгляда?

Царь и царица переглянулись. Елизавета смущенно призналась:

— С нами так и было — увидели друг друга и больше никогда не расставались.

— С Машей особый случай, — опомнился царь. — Две свадьбы сыграли, последняя доченька осталась. Послушай, Маша…

— Папа, он сам сватается, я его не заставляю.

— Ты сватаешься? — царь с удивлением посмотрел на царевича: серый кафтан в нескольких местах порвался, сапоги покрыты дорожной пылью. Иван поклонился в пояс:

— Ваши царские величества, низко кланяюсь и прошу руки вашей дочери.

— Он парень боевой и удачливый, — добавил Серый, видя скептические очи самодержца.

— А она согласна? — Давлат растерянно посмотрел на дочь. Лично он был против, но вокруг столько любопытных. Что скажут люди?

— Он только просит, — Маша озорно улыбнулась.

— Нет, я серьезно, — ответил Иван, с удивлением думая про себя, что это так и есть. «Что на меня нашло? Люди говорят, что это любовь. Любовь», — повторил он, пробуя слово на вкус.

— И я серьезно, — Маша улыбалась.

— Маша, вопрос наисерьезнейший, — царица сердито притопнула ножкой.

— Поэтому я испытать хочу жениха. — Вокруг удивленно загалдели, такого поворота событий никто не ожидал.

— Чего его испытывать, он и так на Змее прилетел, — по-дружески напомнил Серый.

— Я готов, — Иван пристально посмотрел на девушку. Она покраснела.

— Да рано ей, зачем молодца раньше времени пугать, вот через годик-другой приезжай, — сказал Давлат.

— Ты дочек старших замуж отдал, зачем ей тянуть? Вспомни, сколько мне было, когда я за тебя замуж вышла? — неожиданно вступилась Елизавета.

— Да когда это было? — смутился царь.

— Что ты хочешь этим сказать? Я плохо выгляжу? — царица грозно нахмурилась.

— Ничего, — царь смутился еще больше. — Но три свадьбы… — пробормотал он.

— Молодежь горячая и ранняя пошла, — обронил кто-то в толпе.

— Значит, и в огонь и в воду? — Маша стала серьезной.

— В огонь и в воду, — подтвердил Иван.

— Мы воду прошли, нас в бочке по морю больше года носило, — обратился к толпе Серый.

— Значит, любовь с первого взгляда? — Маша внимательно смотрела на царевича.

— Да, — Иван кивнул и так же посмотрел на девушку. — А ты?

Маша покраснела, но ничего не ответила. Она оглянулась на родителей:

— Он сам напросился на испытание.

— Вижу, — с грустью ответил Давлат. — Может, без испытаний, так ты никогда замуж не выйдешь?

— Этот молодец — всем молодцам молодец, — рекламировал Серый.

— Сейчас посмотрим, — пообещала Маша.

— Да, царевич, сейчас ты узнаешь, почем фунт лиха, — заговорили, заулыбались в толпе, — к нашей Маше не так просто свататься.

— Она похлеще Змея Горыныча будет, — добавил какой-то остряк.

— Лучше мимо пролететь, — в толпе рассмеялись, ожидая представления.

— Ваня, мне кажется, мы, то есть ты, влип, — прошептал Серый. — Она тебя околдовала.

— Околдовала, — согласился Иван, улыбаясь и думая о своем.

— Бежим? — предложил, оглядывая обступивших, Серый. — Не напрасно мне не нравился Сирота, он специально нас здесь высадил.

— Пойдем, — позвала Маша. Толпа расступилась, пропуская царевну, за ней Ивана, наступающего царевичу на пятки Серого. За ними потянулись все остальные.

Маша привела царевича к глубокому крепостному рву, заполненному мутной зеленой водой.

— Огненная река, — сказали в толпе.

Серый тревожно принюхался: чем-чем, а огнем здесь не пахло. Со дна рва доносилось дружное хоровое кваканье лягушек, у поверхности мельтешили стайки пескарей.

Маша ободряюще посмотрела на Ивана.

— Это и есть наша огненная речка.

— Сейчас искупаться предложит, — хихикнул Серый.

Давлат похлопал Ивана по плечу.

— Если что, не бери в голову и не огорчайся. В конце концов, тебе посочувствуют, парень ты неплохой, я вижу, а её, как всегда, осудят.

— За что?

— Колдунья она, — шепнул Давлат.

— Красивые у нее глаза, — согласился Иван.

Давлат расстроенно махнул рукой, отошел в сторону.

Принесли деревянный мостик. Установили надо рвом. Маша перебежала на другую сторону. За рвом тянулись открытые холмистые поля с пасущимися на заливных лугах молочными стадами. Вершины холмов венчали редкие красные черепицы домиков.

— На животноводстве держимся, — хвастливо объявил Давлат. Иван видел только Машу. «И впрямь околдовала, — мелькнула запоздалая мысль. — Никогда бы не подумал, что… Что? Какое счастье встретить такую девушку. Не зря мне всю дорогу про свадьбы Давлата твердили…»

Большие глаза царевны смотрели на Ивана серьезно и строго. Она громко объявила:

— Перейдешь речку, стану твоей невестой.

— Речку перейти? Этот овраг? — на лице Ивана появилась глупая, недоверчивая улыбка.

— Речку перейти — не поле обежать, — согласился Серый.

Иван оглянулся и увидел, что у края рва остались только они. Все остальные отошли на безопасное расстояние, под белокаменные стены.

— Не нравится мне, — верволк пошевелил носом. — Странно, я ничего не чувствую.

— А Маша тебе понравилась?

— Ничего, — Серый усмехнулся, — но моя русалия лучше.

Со дна рва раздался резкий выхлоп, словно лопнул огромный водяной пузырь, и в тот же миг над краями рва, заполнив его по всей ширине, взметнулось высокое огненное пламя, скрывшее Машу. Царевич и Серый инстинктивно отскочили на безопасное расстояние. В толпе у стены послышались приглушенные смешки.

— Видишь! Я чувствовал! Я предупреждал тебя не связываться с ней! — панически закричал Серый. Он схватил царевича за руку. — Бежим, у нас есть дела поважнее в Кусмановом царстве.

— Перейдешь огненную речку, стану твоей невестой, — донесся из-за огненной завесы насмешливый голос Маши.

Царский двор, наблюдая, растянулся вдоль стены, только Ваня-калика вышел вперед с гуслями наперевес. Ударил по струнам и звонко запел:

— Бежим?! — верволк тянул царевича за руку.

— Подожди, Серега. Она колдунья, только и мы не лыком шиты. Ах, какая песня хорошая, — Иван помахал рукой гусляру. — Обязательно приглашу на свадьбу.

— Царевич, пропадешь! Иван!!

Иван шагнул к мосту, пламя зарычало, как зверь, почуяло его приближение, алые языки взметнулись выше. Он посмотрел на мостик, тот почернел, сыпал искрами, извивался, словно мог испытывать боль, таял на глазах.

— Вперед, — приказал себе Иван. Шагнул на мостик, закрывая от нестерпимого жара лицо. Пламя его проглотило. Из сотен уст вырвался отчаянный вздох. Иван торопливо пробежал по мостику несколько шагов и удивленно остановился, отнимая руки от лица. Ощущение было странным. Это и есть настоящее колдовство. Пламя не обжигало. Он стоял в алом тумане и чувствовал не жар, а прохладу. С удивлением посмотрел на мостик. Внутри пламени мостик был обыкновенной деревянной перекладиной, сложенной из двух досок, которые и не думали возгораться. Наваждение.

— Царевич! — раздался за спиной жалобный вопль Серого. Впереди, сквозь алый туман, отчетливо просматривался край рва и Маша. Она смотрела под ноги, огорченно прикусив нижнюю губу. Царевич уверенно зашагал навстречу. Маша поднял голову. Её глаза стали еще больше, от удивления или от веры в свое счастье. Иван спрыгнул с мостика, замер перед девушкой.

— Вот видишь, я сказал тебе правду: за тобой пойду и в огонь и в воду.

Девушка припала к нему, обвила руками шею.

— Я это чувствовала, — прошептала она.

— Царевич! Я с тобой! — Серый несся по мосту, ничего не видя, закрыв лицо руками. Алый туман медленно рассеивался, опадал, доставая верволка до щиколоток.

— Верный у тебя друг, — сказала Маша.

Серый выскочил на край рва. Чуть не сбил их с ног. Пробежал несколько метров, махая руками. Растерянно остановился.

— Царевич? — удивленно пробормотал он, оглядываясь.

— Приехали и все проехали, — улыбнулся Иван, протягивая Серому руку. — Спасибо.

— За что? — Серый стиснул ладонь царевича.

— За дружбу.

— Куда ты, туда и я, — верволк широко улыбнулся, нарочно демонстрируя Маше передние зубки. — Я так и знал, что здесь что-то нечисто, — заключил он.

Иван заключил в свои руки руки девушки:

— А ты пойдешь со мной?

— Пойду, — просто ответила Маша, награждая Ивана счастливой улыбкой и сиянием глаз.

Серый шмыгнул носом:

— Чует моё сердце, свадьбой пахнет…

Зрители на другом краю рва дружно аплодировали, но их аплодисменты не могли заглушить пение гусляра:

Свадебный поезд постепенно уменьшался, до той поры, пока на дороге, ведущей к границам Кусманового царства, не остались трое всадников: Маша-царевна, Иван-царевич да Серый-верволк.

Царя и царицу долго пришлось отговаривать от продолжения свадебных гуляний, пока царский казначей не напомнил, что третью свадьбу делать нецелесообразно — казна поиздержалась, а Иван объявил, что новая свадьба состоится в царстве папы-Берендея. На том и порешили.

Отъезжали все вместе, в общем свадебном поезде молодых женихов и невест, перегруженном возами с приданым и подарками. Разумеется, в дороге познакомились лучше, обещали друг дружке со временем, когда встанут у рулей царств, обменяться дипломатическими посольствами и при случае заезжать в гости. При прощании царевич и Маша приглашали всех на свадьбу.

Втроем ехать оказалось не так весело — мнение Серого. Находясь подле жениха с невестой, он не знал, куда себя деть. Их разговоры, взгляды, вздохи да охи вызывали у него тоску смертную. Серый нахлестывал коня, вырывался далеко вперед или, наоборот, отставал.

Вот судьба, что вытворяет, — был человек и нет человека. Своими руками задушил бы Сироту.

Иногда громко вскрикивал:

— А помнишь, царевич, как мы в бочке по морю синему мыкались? А помнишь, как тебя признал Сивко — богатырский конь?

Вместо ответа доносилось глупое голубиное воркование двух влюбленных.

— Неужели правда, как увидел — сразу влюбился?

— Правда, ты самая единственная и любимая. А ты?

— Я проверить хотела: расходятся твои слова с делом или нет.

— Проверила?

— Проверила и поверила. До тебя ко мне восемнадцать женихов сватались, больше чем к старшим сестрам.

— И?

— Ни один не проявил желания последовать за мной в огонь или в воду.

— Кто научил тебя магии?

— Давно еще, когда я совсем маленькая была, у моего папы Святогор-богатырь гостил.

— Святогор?

— Он на поиски Шамбалы отправлялся и несколько дней в тереме батюшкином отдыхал. Меня приметил. Я ему понравилась. Он сказал, что у меня есть дар к магии.

— И?

— Кое-что показал, кое-чему сама выучилась.

— Чему?

— Например, шептунов делать.

— Шептунов?

— Для этого надо веток сухих набрать — их них ручки и ножки будут. Травы, лучше соломы, тельце смастерить, как клубочек. Заговоры от болезней знаю.

— Моя бабушка колобки умеет делать.

— А кто твоя бабушка?

— Яга. Она в Лукоморье, на постоянной прописке.

— Она ведьма?

— Очень добрая и почтенная женщина, — вставил Серый. — Скажи, Ваня, почему гусляр с нами отказался ехать. Ведь хотел?

— Обещал на свадьбу явиться. Дела у него неотложные объявились на острове Буяне.

— Он успеет?

— Послушай, Серый, что там впереди виднеется?

— Сосна… — О Сером забывали…

— Почему ты меня полюбил, Ваня?

— Не могу ответить, любовь нельзя объяснить словами, её надо сердцем чувствовать. Моё сердце мне стучит, что ты единственная, драгоценная, моя половинка.

— Что-нибудь еще стучит?

— Стучит, что ты мое солнышко ясное. Зорька моя алая.

— Еще?

— Голубка моя сизокрылая… — Серый пришпоривал коня, на ходу затыкая уши. Слышать такое было невыносимо. «Любовь оглупляет человека, а не облагораживает, — раздраженно думал верволк. — Голубка моя сизокрылая. Скажи еще — рыбка моя золотая». Серый с грустью вздохнул — «золотая рыбка» напомнила про русалию. Она настоящая женщина, в огонь лезть не заставит и сама в него не пойдет. В воду — пожалуйста: обещала научить плавать.

Наконец один из дорожных столбов, с потемневшим от дождей деревянным щитом, сообщил, что они въезжают в три-одиннадцатое царство Кусмана. Рядом другой щит напоминал, что «конокрадство карается строго и по закону».

— Это мы знаем, — Серый плюнул на щит. Подождал, когда подъедут Иван да Маша. Ехидно поинтересовался:

— Есть ли у тебя план, царевич? Когда с женщинами связываешься, даже если они и царского рода, сам понимаешь, жди…

— Удачи, Серый, — Маша рассмеялась. — Я её вам принесу, вот увидишь.

— Уже принесла, — пробурчал Серый. — Что вы могли толкового придумать, если всю дорогу глупости говорили?

— Мы полагаемся на тебя, в этом деле ты у нас эксперт, — миролюбиво сказала Маша.

— Эксперт, — фыркнул верволк. — Коня ночью брать надо, как и в прошлый раз, — он посмотрел на Ивана, — только без сбруи. Стража свои порядки не меняет, будет дрыхнуть, как всегда.

— А если не как всегда?

— Кто эксперт? Я или ты? Сивку каждый месяц кто-нибудь пытается увести, конюхи к этому привыкли. Все засыпаются на уздечке. Жадность фраеров губит. — Серый показал на царевну. — Невеста твоя нас в лесу подождет, от неё проку мало. Я и один могу управиться?

— На дело вместе пойдем.

— Если попробовать коня выкупить? — предложила Маша. — У меня есть свадебная шкатулка с драгоценностями.

— Оставь для царевича, который в тюряге мается. Такого коня никаким прикупом-выкупом не возьмешь. Коня уворуем.

— Воровать нехорошо, — вздохнула Маша.

— А придется.

— А по-доброму? — спросил Иван.

— По-доброму? Это значит — втроем в бочке. Ты забыл, как он убить нас хотел на порогах, в синем море, свести с ума от жажды и голода? Коня надо увести, этим мы спасем многих других, кто может попасться на конокрадстве и быть упакованным в бочку, — вывел справедливую формулу Серый и победоносно улыбнулся — понравились слова и идея, заложенная в них.

Прекратив спор, троица пересекла границу и въехала под сосновые лапы хвойного леса, сырого и сумрачного на вид. Прошло немного времени, как услышали конское ржание и топот. Среди деревьев замелькали вооруженные всадники.

— Охота?

— Не похоже, — Иван положил руку на меч. Посмотрел на Машу: — Не бойся, ничего худого нам не сделают. Мы умеем постоять за себя.

— Я не боюсь, — девушка улыбнулась.

— Это царские дружинники, — объявил Серый. — Помнишь того толстяка, впереди? Это он нас в бочку запихивал. Не к добру встреча.

— Мы ничего не украли, — напомнила Маша.

— Расслабься и не паникуй, — добавил Иван.

— Я не паникую — в бочку не хочу.

Кавалькада насчитывала шесть вооруженных дружинников, которых возглавлял старый сержант — краснорожий знакомый толстяк. Заметив троицу, всадники засвистели и пришпорили коней.

— Интересно, он нас помнит? — спросил Иван.

— Вряд ли, посмотри какое у него лицо красное от браги.

Краснорожий еще издали закричал, напрягая голосовые связки:

— Стой! Кто такие!? Среди вас лекари есть? — Приблизившись, окинул подозрительным взглядом.

— Проезжие, — ответил Иван-царевич.

— Зачем вам лекарь? — поинтересовалась Маша.

— Нам не надо, — толстяк рассмеялся довольный своей шуткой, — царю-батюшке, надёже нашей, необходим специалист по зубам.

— Я специалист по зубам, — сказала Маша, проигнорировав умоляющие взгляды Ивана и Серого.

— Ты? Вот так удача, — обрадованно вскрикнул толстяк, с уважением и подобострастием посмотрел на царевну.

— С нами поедешь. Если вылечишь — златом осыпят, сколько унести сможешь, красавица.

— Вылечу.

— Но если не вылечишь… — толстяк запнулся, — лучше об этом не думай. — Он посмотрел на Ивана:

— Что-то мне твое лицо кажется знакомым?

— А мне твое.

Краснорожий покосился на Серого. Верволк еще глубже втопил подбородок в воротник, натянул на глаза даренную Давлатом меховую шапку.

— Твое тем более.

— Обычное лицо всегда знакомо, — прогнусавил Серый.

— Это твое обычное? — толстяк рассмеялся. — Был у нас один, похожий на тебя… Эх, — интерес к Серому пропал, сержант радостно потер руки, — повезло — сразу лекаря нашли. Царь Кусман во все стороны света отправил гонцов лекаря искать по зубам.

— А что было с тем, кто на меня похож? — проявил любопытство верволк.

— Ничего, в плавание отправили, — толстяк отмахнулся. — Меня Герасимом зовут, — представился сержант.

Дружинники развернули коней, окружили лекаря и его свиту, так представила Маша своих попутчиков. Толстяк был словоохотлив, ни на минуту не умолкал и другим рта не давал раскрыть:

— Зубами мается царь Кусман…

Так и доехали.

— Ты не волнуйся, все будет хорошо, — успела шепнуть Маша царевичу. Они остановились перед царским дворцом, позабывшем, что такое побелка и краска. Герасим побежал докладывать о том, что монарший наказ выполнен — он привез самого лучшего лекаря, которого только можно отыскать в царстве.

Машу, Ивана и Серого незамедлительно вызвали к царю. Герасим торопливо вел Машу по коридору, по дороге пояснял:

— Ты, главное, вылечи, после операции баньку истопим, накормим. Все, что пожелаешь. Деньги — другой разговор, про меня не забудь — я тебя нашел, не ты меня.

— А если не вылечит? — поинтересовался Серый.

— Притчу про Му-му слышал?

— Нет.

— Утонула собачка, — толстяк хохотнул, заговорщицки подмигнул: — Об этом даже не думайте. — Сержант оценивающе посмотрел на Машу. — Я тебе такую рекомендацию дал. — Герасим распахнул двери в царские покои.

Царь Кусман с забинтованной, как после ранения, головой понуро сидел на лавке, обхватив больные челюсти. Увидев лекаря-Машу, он смог выдавить жалкое:

— И-эээ-хх, — в затуманенных глазах появился огонек надежды.

— Здравствуйте, царь-батюшка, — Маша поклонилась в пояс. Иван и Серый последовали её примеру.

Маша покосилась на двух усатых здоровяков с тяжелыми секирами, небрежно взваленными на плечи.

— Прикажите всем лишним удалиться. Я одна хочу вас осмотреть.

— И-ии-иии, — на миг царские усы по-боевому встопорщились, длинный костлявый палец обгрызенным ногтем ткнул в стражников и сопровождавших Машу. Усы опали на полшестого.

— Все будет хорошо, — улыбнулась Маша, отвечая на немой вопрос Ивана. — Я самая известная кудесница из соседнего царства-государства, — она ободряюще, как ребенка, погладила Кусмана по голове.

— Ы-ыыы-ихх, — всхлипнул царь, закрывая глаза, на серых ресницах задрожали слезы.

— А теперь посмотрим, — Маша стала развязывать платок.

— Ы-ыы-иии, — все попятились к дверям…

Герасим покосившись на стражу, приложил к дверям ухо.

— Что там? — спросил Серый.

— Ничего не слышно, — Герасим отодвинулся, — смотрите мне, если ваша ведунья-вещунья недоброе сделает с царем… — он погрозил Ивану кулаком. — Сдается мне — видел вас где-то.

Царевич пожал плечами:

— Земля круглая, а дураки на каждом углу.

Сержант кивнул.

— Кто сказал?

— Галилео Галилей.

Открылась дверь. Показалась Маша.

— Осторожнее, — прошипел краснорожий, поглаживая ушибленное дверью плечо.

— Ваня, зайди, нужна твоя помощь.

— Что там? — вытянул шею Герасим.

— Ничего, — царевич отпихнул сержанта и прошел в комнату.

Кусман, освобожденный от платка, широко раскрыв рот, сидел на скамейке, вцепившись в её края, из глаз текли крупные слезы. Он жалобно мычал.

— У него пародонтоз, я боль сняла, подчистила, но там зуб удалять надо, иначе никак. — Царевич заглянул в царский рот.

— Да, ваше величество, за зубками следить надо.

— Йии-иих, — выдавил Кусман.

— Если зуб не удалить, может сдохнуть, — Маша подмигнула царевичу.

— Как пить дать.

— Ы? Ы! Ыыы! — замычал Кусман, попробовал что-то сказать, но его рот прикрыла Машина ладонь.

— Вам лучше помолчать. Давай, Ваня, так, как ты можешь.

— Могу. — Иван опять посмотрел в рот. Коренной правый в нижнем углу рта весь раскрошился, обнажив черное, широкое дупло.

— С корнем.

— Может, ему дать чего-нибудь выпить? — предложил Иван.

— Перед твоим приходом он выпил целый штоф наливки.

— Ы-Ы, — подал голос Кусман, видимо, идея о новой порции анестезии пришлась по вкусу.

— Откройте рот пошире, ваше величество, и закройте глаза, — командовала Маша. Шепотом обратилась к Ивану: — Два можешь? Видишь, здесь и второй такой же.

— Хоть всю челюсть, — улыбнулся царевич. Он внимательно осмотрел царственную пасть, представил, как должны быть вырваны сгнившие зубы. Вообразил, что сует стальные щипчики, какие были у их придворного лекаря Панкрата. Впившись в зубы глазами, заставил их с хрустом выскочить из челюсти.

— Ы-ыы-ываа-ааа! — заорал царь, дергая вверх головой, вслед за улетевшими к потолку зубами.

— Ай-аа! — Кусман упал на пол, захлопнул рот.

В покои влетела стража, Герасим и Серый.

— Ваше величество велят их казнить? — подобострастно спросил Герасим, вращая глазами.

— Боль твою рукой снимаю, в пыль и ветер превращаю, — Маша погладила царя по голове, дунула в кулачок. Царь осмысленно посмотрел на царевну. Махнул страже рукой — все в порядке.

Солдаты удалились. Герасим вытянул за рукав Серого.

— Откройте рот, ваше величество, — говорила Маша, — сейчас мы залечим ваши ранки, и ничто не будет вас беспокоить.

Кусман послушно распахнул рот. Эскулапы торжественно заглянули внутрь. Маша прочистила пасть от зубных обломков и осколков. Что-то зашептала, дунула в рот царю. Его кадык запрыгал, как мячик от пинг-понга.

— Закройте рот. Думаю, что зубные боли не будут вас беспокоить.

Царевич поднял с пола платок, положил в него два коренных зуба, завернул и протянул царю.

— На память.

Кусман полуприкрыл глаза, пошевелил во рту языком, на лице проступила довольная улыбка.

— М-да, однако! — он щелкнул зубами. — Ничего не болит, — признал царь. — Дети мои, — улыбнулся царь, — какую награду хотите получить? Золото, бриллианты? Что-нибудь натурой?

— Натурой, — подхватила Маша.

— Проси, что хочешь, красавица.

— Свадьба у меня скоро, — призналась девушка.

— Люблю по свадьбам ходить. Приглашаешь на свадьбу?

— Приглашаю, царь-батюшка, приезжайте к нам на свадьбу.

— Какой подарок хочешь?

— Жеребца кологривого со звездочкой во лбу, что Сивко кличут. — Маша обняла Ивана за талию. — Хочу царевичу подарок сделать царский.

Улыбка растворилась, как под действием кислоты, лицо Кусмана стало злым и холодным.

— Что ты несешь, девка!?

— Вы сами сказали, что готовы отблагодарить натурой, выбирай, что хочешь.

— Ты с умом выбирай. Какой царевич? Зачем парню твоему такой подарок? Берите деньги, сто лошадей купите.

— Жеребец кологривый как раз для моего жениха.

Кусман фыркая, посмотрел на Ивана.

— Ему — жеребца?

— Супруг мой будущий — царевич Иван, сын Берендея, — представила Маша.

— И ты кто? — Кусман насмешливо заулыбался.

— Царевна Маша, дочь вашего соседа царя Далмата. Батюшка спрашивал, почему на свадьбы не приехали, он вам приглашение высылал и в гости просит?

— М-да. Что же мне с вами делать?

— Выполнить свое царское слово, вдруг зубки снова заболеют, — напомнила Маша, лукаво улыбаясь.

— Ты обещала, что болеть больше не будут, — царь испуганно схватился за челюсть.

— Они и не болят, — я свое слово держу.

— Хитрая ты, царевна, — Кусман покачал головой. Посмотрел на царевича: — Зачем она тебе, такая умная? Я тоже холостой, выходи за меня замуж, красавица, и конь твоим будет.

— Не могу, царь-батюшка, — Маша прижалась к Ивану, — у нас любовь.

— Любовь, — протянул Кусман. — Стража!

В комнату вошли стражники и верволк. Кусман ехидно спросил:

— Что, голуби сизокрылые, попались?

Иван посмотрел на лавку, стоящую у стены, и подумал о том, что сможет её поднять и разогнать стражников с помощью матушкиного дара. Ему врежу по голове, пусть череп болит.

— Царское слово дороже любого, — неожиданно произнес Кусман. — Это закон, а законы придуманы для того, чтоб их исполняли и уважали. Забирайте жеребца кологривого, со звездочкой во лбу. И бегите, бегите, бегите, пока я не передумал. Герасим, распорядись, — бросил Кусман сержанту с выпавшей на подбородок челюстью.

— Да скажи повару, пусть зайдет — неделю ничего не ел, — царь облизнулся.

Маша и Иван поклонились.

— Спасибо, царь Кусман.

— Еще бы, — буркнул Кусман. Маша наклонилась и поцеловала его в небритую щеку. — Ждем вас на свадьбе. — Царевич и царевна поспешно вышли из покоев, боясь, что царь может передумать. Герасим сопровождал их к конюшне.

— Ну и везет вам, — говорил Герасим. — Да за такого красавца полцарства можно выменять. Не понимаю, как он вам его отдал? — Он покосился на Машу. — Заворожила?

— Вылечила. У него флюс, пародонтоз и скорбут были.

— В Лукоморье говорят: «Поле чудес — сектор приз», — вставил Серый.

— Откуда ты знаешь, что говорят в Лукоморье? — усмехнулся толстяк.

— Русалия сказала.

В конюшне удивленные конюхи, нехотя выдали Сивко. Конь радостно заржал, встречая знакомых, фыркнул и ласково ткнулся в плечо Маши. Царевна что-то нашептала в ухо жеребцу, разворошила расчесанную гриву. Сивко довольно заржал, застучал копытом, готовый отправляться в путь. Со двора повели в поводу, многочисленные конюхи выбегали из конюшен, растерянно смотрели, как уводят их красу и гордость. Пожилые, предпенсионного возраста, не могли сдержать слезу.

— Пращавай, красавец наш ненаглядный!

— Вы хоть следите за Сивко хорошо!

— Такому коню только в царских конюшнях стоять.

— Туда и ведем, — отвечал Серый.

Горожане, как и конюхи, раскрыв рот, застывали на улицах, во все глаза смотрели на жеребца и его новых владельцев. За ними, провожая, увязалась целая толпа. Слух о том, что проезжие лекари вылечили царя и получили в награду Сивко, мгновенно облетел город.

— Вот это диво!

— Вот это чудо! — доносились восклицания.

— Эх-ма, роди меня лекарем!

Едва за спиной осталась городская застава, царевич с облегчением выдохнул:

— Действительно чудо, даже не верится, что так просто коня добыли.

— И в плавание не отправили, — напомнил Серый. Он оценивающе посмотрел на Машу. — Ты, царевна и вправду многого стоишь. У такой красы, еще и ум со смекалкой.

Маша звонко рассмеялась.

— Спасибо, Серый, но куда мне до твоих инстинктов.

— Это точно, — самодовольно ответил верволк.

К заставе стала приближаться конная дробь.

— Так и знал — не дадут уйти, — Иван с досадой оглянулся назад. За ними мчался всадник, в котором без труда узнали Герасима.

— Ему-то что надо? — недовольно спросил Серый.

— Наверное, долю свою потребует, — предположил Иван.

— Нет, смотрите, он чем-то размахивает, — сказала Маша.

— Гой еси! — прокричал Герасим, останавливая взмыленное животное, страдающее от его комплекции. Сержант протянул Маше уздечку, украшенную драгоценными каменьями и сверток.

— Даже не знаю, что сказать, но с нашим царем что-то не то происходит. Царь Кусман жалует вам уздечку для коня богатырского и попону. Сказал, что это к свадебному подарку. Просил передать, что на свадьбу приедет.

Маша приняла подарки.

— Поблагодари его от нас и скажи, что мы будем ждать.

— Дела, — Герасим недовольно покачал головой, — теперь статью за конокрадство отменят, — он расстроенно развернул коня и яростно пришпорил. Животное сорвалось с места в карьер.

— Это он про бочку? — спросила Маша.

— Про море, — кивнул царевич. Он подошел к Сивко, восторженно посмотрел на жеребца. — Ай, да конь! Украсим тебя уздечкой и попоной?

Сивко неопределенно фыркнул, коснулся мордой головы Ивана.

— Маша, на этом жеребце ты поедешь.