С утра Ева категорично отказалась уходить в садик со всеми остальными мелкими. Я было насторожился — а не обижают ли ее там новенькие?
— Нет, не обизяют.
— Может в садике не нравится?
— Нравитья.
— Тогда почему же? «Хочу с тобой» и все тут. Натуральную истерику закатила. Но, в отличии от громкоголосого Андрея, истерика девочки была тихая и потому куда более действенная. Она просто вцепилась в меня, заливаясь слезами и тихонечко поскуливая. Пришлось уступить. Но со строгим условием: вести себя тихо и не мешать окружающим.
Надо сказать что девочка честно старалась держать свое обещание. Похоже, ей было достаточно того, что я нахожусь рядом. В пределах одной комнаты. Другое дело, что ей было скучно без компании. Так что та забитая молчаливая девочка из СМП что лежала в углу, волей-неволей привлекла ее внимание.
Это не было моим гениальным расчетом. Все получилось как-то само собой. Но девочка чуть-чуть оттаяла. Они с Евой были примерно одного возраста, года по три. Обе девочки и схожего тихого покладистого характера. В общем, вряд ли кто-нибудь другой, кроме Евы, смог бы вытащить эту девочку из депрессии. А Еве это удалось! Вскоре они вместе сидели на кровати о чем-то негромко шушукаясь, не мешая мне «работать на дому».
А работал я именно что на дому. Ибо решил всерьез взяться за «Больничку». Помогали мне в этом все старшие. Ну, кроме Тани и Ани, которая, похоже, окончательно определилась в помощницы нашей главной воспитательницы. Я так-то хотел сегодня Настю туда назначить на дежурство, но Аня сама попросилась в садик. Ей нравилось возиться с детьми. Я и не стал спорить. Зачем? Нравится — это хорошо. Занимайтесь.
А мы начали с того, что электрифицировали здание больницы. Генератор решили использовать тот, что нашли в Андрюшином доме. Генератор был дизельным, а, главное, куда более мощным (и, соответственно, тяжелым). А я ничем не мог помочь в его транспортировке. Тут-то, что самому до уличного сортира дойти удалось — уже чуть ли ни как Подвиг воспринималось. Полчаса потом отдыхивался. Ничего, ребята и сами справились. Эльба по силе мне и здоровому могла огромную фору дать. Пацаны же, стремясь за ней, чуть ли не рвали себе себе жилы, чтоб показать — они тоже ого-го… И тоже кой-чего могут.
В общем доставили генератор. А дальше пошла возня. И ладно хоть вчера днем уже успели потренироваться в установке. Так что не с полного нуля начинали. Хотя вопросы то и дело возникали. И кому, как вы думаете, их решать приходилось? Ну конечно же — мне. Все мои усилия, чтоб они сами подумали и решили, разбивались об их непонимание. Как так-то? «Ведь ты же знаешь как надо!» Почему они сами гадать должны?
Это нежелание думать, и непринятие любой, даже малейшей доли ответственности — раздражало. Но, в присутствии Евы, мне было как-то легче сдерживать свое раздражение. Приходилось следить за собой, чтоб не заорать и не взорваться. Да и пугливую девочку не хотелось лишний раз травмировать. Так что их присутствие странным образом действовало на меня успокаивающе. И я вновь и вновь тихим монотонным голосом объяснял, что они сделали не так и как надо было. Как ни странно, но так они даже лучше меня понимали!
Как бы то ни было, к обеду генератор был установлен и дом подключен. Оставив у себя Даню с обрезом за начальника обороны, Эльбу с Рыжиком и Настей я отправил в СМП на машине с прицепом. И им очередной урок вождения, и мне сюда в больничку срочно требовался телевизор на стену и, самое главное — стиральная машинка. Постельное менять я приказал каждый день! А это столько стирки! Без стиралки никак. Даже две надо! — вовремя вспомнил я о потребностях детсада. Эх, еще и детсад бы электрифицировать! Но где генератор взять? Не родить же. А в СМП найти годное несложно. Там-то люди напостоянку жили. Это ж не дачи.
Эльбе же крепко-накрепко наказал проверить каждого из детей в СМП. Как умыты и накормлены. Но не лезть в частности, как Толстый этого добивается. Может он лупцует несогласных — его право. Ему поставлена общая задача, а как он её решает — его личное дело. Не надо стоять у него над душой. Нам, главное — результат. Толстый — главный в СМП. А Эльба, так уж получилось само собой — его куратор от нас.
Эльба сказала, что всё поняла. Отдельно напомнил ей, что Андрей все еще наказан. И, если будет проситься обратно — не поддаваться на его крики и слезы. Поистерить он горазд. Особенно когда есть жалейщики. Согласилась и с этим.
Стоило им отъехать, как Ева тут как тут. Сразу же вылезла из уголка, где они сидели со своей новой подружкой, и тащит её знакомиться со мной. Уважаю! Вот девчушке всего три года, а чувство такта и подходящего-неподходящего момента у нее в крови. Все утро сидела тихонечко, не мешала мне со старшими разбираться, а стоило им уйти — тут же словно проснулась. Ай, молодца какая! Без всякого стеба это — достойно уважения.
Тихую девочку звали Маша. Она по прежнему дичилась и на контакт не особо шла. Но за Евой тянулась. Сдружились пигалицы.
— Дядя Аик, мозьно мы с Масей в садик пойдем? Я ей тайный ход показю. И касельки.
— Ну Ева, Маша же болеет.
— Неть. Мася выздоливела. Она здолёвая.
— Ну не знаю. Позови-ка мне Иру, пожалуйста. Она же у нас врач все таки.
— Сицас, — маленькие ножки дробно простучали по полу в сторону двери. — Малинька, — машет руками малявка в дверях, — тебя дядя Аик зовет.
Иришка появилась тут же. Смотрит вопросительно.
— Ир, что там с девочкой? Сегодня температуру мерили?
— Да. 36,8. А вообще ей явно лучше. Уже сутки как не температурит. И кушать начала с аппетитом. Только вялая она все еще какая-то.
— Ну немудрено… Девочки в садик просятся вот. Как думаешь — можно ее отпустить? Она наших там не заразит ничем?
— Я не думаю, что у нее что-то заразное было. А наши… Они же тут уже были все. Мне Настя рассказывала. Они с Таней приходили сюда все ещё когда она пластом лежала. А ты там у этой лежал… Еще в первый день. Никто не заболел.
— Понятненько. Так что, считаешь можно их в садик отпустить?
— Одних что ли?
— Нет. Конечно нет. Ты и проводишь.
— А ты?
— А мне уже не три годика. Посижу один.
— Так это… У нее одежки зимней нет. Эта, когда ее тащила, ничего не взяла. В одеяло завернула и всё.
— Мда. Проблема. И что теперь — ей на улицу вообще не выходить до лета?
— А… как?
— Да ты не обращай внимания. Это я сам с собой разговариваю. Нужен рейд в город. У нас же тоже шмотья нет толком? В чем выскочили тогда из дома и всё.
— Ну да.
— Как все невовремя… Буду думать. А девочку придется так же. Завернуть в одеяло или в плед и на руках до садика. Ну или на санках.
— Может потом?
— Ну когда потом-то? Видишь, девочки хотят в садик, — я тихонько погладил настороженно зыркающую Машу по голове. И тут же под руку, буквально по кошачьи, ввинтилась Ева. Пришлось и ее приласкать. — Качельки посмотреть.
Стоило Малинке с девочками уйти, я только задремывать начал, как в палату ввалились возбужденные Эльба с мальчишками.
— Ты представляешь, он…
— Крыса! Сам тушенку жрет, а остальным пустую кашу варит…
— У него там целый склад…
Говорили они все одновременно, перебивая друг друга и все трое, пылая праведным возмущением.
— Так, давайте без криков, — поморщился я, — и по одному. Эльба, что там случилось?
— Ну-у-у… Там этот твой Толстый… Валера кажется. Он, оказывается, ещё в самом начале бомбанул магазинчик на заправке. Ну на той… На газпромовской. И жратвы у него припасено охренеть сколько…
— И что? Молодец. Правильно поступил.
— А то, что когда ты его старшим поставил и сказал всех остальных кормить, он с ними не делится!
— В смысле? Он их не кормит?
— Кормит. Но только тем, что они сами в домах нашли. А эти запасы сам жрет! С сестренкой на пару. А Егору, Леше и Андрюшке нашему простую кашу варит. Пустую. А сами с тушняком едят.
— И что?
— Как что? Несправедливо же!
— Что несправедливо? Что он догадался магазин обнести и запасы сделать?
— Но он не делится!
— А почему он должен делиться? — я никак не мог понять их логики.
— Но ты же сам ему приказал…
— Стоп, стоп, стоп! Я ему приказал следить за тем, чтоб все остальные были сыты, накормлены, напоены, умыты. Как он этого будет достигать — я не обговаривал. И приказа отдать всё, что у него есть — тоже не было. Давайте еще раз. Он остальных кормит?
— Да, но…
— Может он им мало дает? Они недоедают?
— Да нет, вроде нормально, но сам-то жрет с тушенкой…
— Я это уже понял. И что? Его тушенка- он и ест. Нас это совершенно не касается. Он же ее не у нас украл? Так что имеет право.
— Но все равно, это как-то…
— Так, давайте все успокоимся и я вам лучше байку расскажу. С намеком. Чтоб вы поняли мое отношение к этой ситуации. Она, конечно, с матом, то так оно даже лучше. Сочнее и лучше усвоите.
— Ну давай.
— Короче, это что-то вроде переписки Петра Первого и Меньщикова. Письмо первое, От Петра к Меньщикову:
«Шлю тебе сто тыщ рублей
На постройку кораблей.
Как получишь дай ответ:
Начал строить али нет?»
Письмо второе. Ответ Меньщикова Петру Первому:
«Из ста тыщ мы девяносто три
ПропилИ и прое..И.
Дай нам Царский свой Совет:
Все же строить али нет?!»
Письмо третье. Ответ Петра первого Меньщикову:
«Воля царская моя
Не хочу знать ни х. я!
Где пилИ, кого е. И
Но чтоб БЫЛИ корабли!!!»
Стоят, глазами хлопают. Думают. Главную мысль из частушек нашли и теперь переваривают.
— То есть, ты хочешь сказать, что он все правильно сделал?
— Нет! — довольно резко перебиваю я. — Не всё. Но в рамках поставленной задачи он всё выполняет, и, потому, его личные качества в расчет приниматься не будут. Да, мне тоже он неприятен. Но он справляется со своей задачей! А если мы отберем у него то, что он сумел набрать в магазине, то мы будем куда хуже его самого. Это его тушенка! И он может делать с ней всё что хочет.
Стоят, сопят. Умом мои доводи понимают, а нутром… Ну как же. Есть наши, и есть не наши. Наши — это Андрюшка. А Толстый с остальными не наши… А тут Андрюшка, или, скорее всего, одна из девчонок этих, что вчера сбежали, Ксюша и Оксана кажется, пожаловались, что их обижают и всё. Взыграло ретивое… Наших притесняют! И, главное, не объяснить же, что Толстый тоже наш! Они это и так знают… Умом. А внутреннего согласия нет. Ничего. Притрутся.
— Надеюсь, вы не стали делать никаких опрометчивых поступков?
Засмущались. Отводят глаза.
— Так… Честно говорите!
— Ну-у-у… Это — Эльба упорно смотрит куда-то в угол, по капле выдавливая из себя признание. — Так, только… Подзатыльник ему отвесила.
— И всё?
— Ну-у-у… Да. И еще сказала, чтоб всех остальных тоже тушенкой кормил.
— Зря. Значит так. Сейчас поедешь обратно и скажешь, что он может распоряжаться тушенкой по своему усмотрению.
— Вот еще! — аж вспыхнула вся.
— За свои косяки нужно отвечать. Я же тебе буквально пару часов назад объяснял, что ты не лезешь в его дела! Ты смотришь только то как он выполняет наказ. А ты, по своей бабской натуре, полезла не в свое дело! Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю? Собирайся. Едешь сейчас же. И я с тобой. Как гарант, что ты все поняла.
На Эльбу было больно смотреть. Огромная деваха съежилась, словно ее ударили. Того и гляди заревет. У баб это быстро…
— Так никак пока не поехать — пришел ей на помощь Рыжик, тоже заметивший ее состояние — Мы же привезли всего кучу. Два телевизора, две стиралки, DVD-магнитофон, Кассетный видик…
— Так почему вы все ещё тут, а не разгружаете это все? — перевожу взгляд на него и давлю взглядом. Ты, сдается мне, тоже не просто рядом стоял, когда Эльба подзатыльник отвешивала. Точно. Заюлил и тут же сбежал.
— Настя, — я повернулся к помалкивающей девчонке, — помоги мне собраться…
Я не стану описывать наш короткий рейд в СМП. Чего там особо рассказывать-то? Ну не смаковать же подробности, как я ломал в психологическом плане Эльбу. Но выход этот был нужен.
Во-первых — да, щелкнуть по носу чуток занесшуюся девушку. Показать кто тут самый главный. Пусть я и в таком плачевном состоянии. Все равно я тут командую и решаю. (Никогда бы не подумал, что буду переживать, за место в иерархии. А тут, нате вам — полезло что-то изнутри. Что-то темное. Звериное. Но ощущающиеся — единственно правильным.)
Во-вторых, мне было нужно проверить границы своих возможностей. А что? До сортира же сам хожу уже, вот и выезд выдержу. Ну что сказать? Выдержал. Хотя и едва-едва. Вот, вроде, ничего особого и не делал. Дойти до машины, да там на месте еще чуток пройти. А потом, все то же самое в обратном порядке. А такое ощущение, что я марафон пробежал. Когда вернулся — весь мокрый был, хоть выжимай.
В-третьих, проверить чему Эльба научилась в вождении авто. Ну что, прогресс есть. Он очевиден. С нуля же начинала. А теперь управляет не хуже чем Даня в начале нашего знакомства. Нормально. Побольше практики и будет летать.
Ну и, в-четвертых, действительно восстановить справедливость с этой тушенкой. Это действительно его запасы. Это мы живем. считай, одной маленькой коммуной. Да и то… Рыжики отдельно, Даня-Аня отдельно, Таня с детьми отдельно… И у каждого же есть свой небольшой запасец продуктов. И я же на него не претендую! Хоть и подкармливаю их по вечерам со своего большого запаса.
Частная собственность будет всегда. Пещерный коммунизм возможен только в самых малых группах. Типа доисторического племени. И со временем он все равно отмирает. Это самая низшая ступень развития. А я очень не хочу падать на самое дно. Повыше бы где-нибудь зацепиться. Так что частную собственность надо привечать. Как и торговлю. Хотя бы банальную меновую.
Ну и, наконец, в-пятых, это банальная демонстрация флага, так сказать. Я должен был показаться Толстому. Продемонстрировать, что жив и относительно здоров. Что раны мои не так серьезны, как он думает. Вот даже заявился восстановить справедливость.
Я ничего и не говорил. Все мои силы уходили на то чтоб стоять, не особо шатаясь. Ладно, хоть ноги целые. А калечные руки я, по-наполеоновски, скрестил на груди. Так и левую не видно, что она чуть ли не плетью болтается, и палец на правой спрятан.
У Толстого была распухшая верхняя губа. Экая слива. Заметив это я чуть ли не с яростью повернулся к Эльбе, сверля ее взглядом. И та смутившись сдалась. И уже без сопротивление произнесла необходимое. Даже больше. Она извинилась! И, хотя, извинялась она перед Толстым, я прекрасно понял, что на самом деле она просит прощения у меня. Коротко кивнув ей, я вывалился наружу. Скорее в машину. Сил больше нет. Похоже опять температура подскочила. Скорее вернуться бы и прилечь.
А по возвращению в больничку нас ждал приятный сюрприз. Видать Рыжик настращал остальных, что Шиша не в духе. Лютует, мол. Вот они все дружно и попытались меня как-то задобрить.
Вот сколько меня не было-то? Полчаса от силы. Но Даня успел установить в палате телевизор и даже подключил к нему DVD-шку. Настя накрыла стол. Приготовить полноценный ужин она, конечно, не успела, но чай заварен, из стратегических запасов извлечены пара банок варений и пряники-печеньки. А провинившийся Рыжик (Эльба призналась, что губу Толстому разбил он) устроил инсталляцию, развесив на стене все три трофейный разновеликий самурайских клинка. Красиво получилось.
В общем устраивать разнос не получилось. Во-первых, сил не было совсем, во-вторых, они так старались меня замаслить, что аж смешно было. Ну и, в-третьих, не при мелких же? А они все тут как тут. Таня с Аней привели весь выводок. Официально, чтоб проводить (пронести на руках так то) Машу. Да так и остались все.
А когда заработал телевизор в палате, показывая неунывающего Шрека, и вовсе все собрались вокруг него. Заняли обе свободные кровати, притащили с кухни стульев, расселись и очень внимательно смотрели сто раз смотренный мультик. Очень сосредоточенно. Словно ритуал какой выполняли. Как будто в Клуб пришли. В кинотеатр. Очень им этого, похоже, не хватало. Причем, что странно — собрались все не в доме Эльбы, где теперь тоже есть и генератор и телевизор, а именно около меня. Не знаю, то ли они так меня поддержать хотели, то ли центром притяжения являлся вовсе не телевизор, а я сам… Лестное, конечно, предположение. Надо будет его обдумать. Но завтра. Все завтра. Глаза слипаются и концовку фильма я уже не увидел.
Вырубился.