ИНДИЯ КАК «СУЩЕСТВЕННЫЙ ЭЛЕМЕНТ МИРОВОЙ ИСТОРИИ» И КУЛЬТУРЫ

От слепого поклонения Индии я далек; отдаю себе отчет в ее слабых и темных сторонах, а также в духовно-исторических опасностях, которые подстерегают внутри нее самой. Но она мне интимно близка так, как ни одна страна — кроме, разумеется, России.

Даниил Андреев. Роза мира

Начнем с того, что практически бесспорно и имеет некое «материальное» выражение. Индия открыла и подарила миру рис, хлопок, сахарный тростник, ряд специй, домашнюю птицу, шахматы и, может быть, самое главное — такую «абстракцию», как «ноль», и десятичную систему счисления, изобретенную в начале нашей эры. Те цифры, которые мы привычно называем «арабскими», на самом деле пришли из Индии, но достигли Европы через арабские земли и в уже изменен ном виде. Благодаря Индии миру явилась и такая «материя», как Америка, поскольку Колумб разыскивал Индию, а наткнулся на Америку.

Вообще, если поинтересоваться у случайного прохожего, чтб он знает об Индии, то потенциальный ответ окажется более или менее предсказуемым: несусветная жара и блеск драгоценных камней, богатство и нищета, змеи и слоны, йога и Кришна и далее в таком же духе. Конечно, кто-то дополнительно вспомнит о священной корове, или о доктрине ненасилия и Махатме Ганди (еще свеж в памяти блистательный фильм английского режиссера Р. Аттенборо), или даже о политике неприсоединения, одним из зачинателей которой был первый премьер-министр независимой Индии — Джавахарлал Неру. И здесь наш случайный прохожий окажется похожим на любого из 181 американского руководителя разного уровня, которые именно так отвечали на аналогичный вопрос американского ученого Гарольда Исаака. Безусловно, найдутся и люди, обладающие более глубокими знаниями в различных областях, — ну хотя бы почитатели индийского кинематографа или те, у кого в памяти осели конандойлевские сокровища Агры, беляевский «Ариель» и эротологический трактат «Камасутра», в случайных переложениях ходивший по рукам еще задолго до публикации научно-въедливого перевода А. Я. Сыркина. Во всяком случае, уверена, людей, не нашедших какого-либо ответа, не будет. И это не случайно. Какие-то образы, связанные с Индией, закреплены почти генетически и путешествуют во времени и пространстве уже не одно столетие.

В древнем мире преобладали представления об Индии как о стране сказочного изобилия и немыслимых чудес — чего только не рассказывали! Геродот, например, писал, что там существует племя людей, у которых пальцы на ногах и пятки поменялись местами и нет ртов, а существуют они за счет вдыхания запахов жареного мяса и аромата цветов и плодов; у членов другого племени уши свисают до пят, и они используют их в качестве одеял в ночное время. Плиний отметил, что сокровищница Рима тоскует по богатствам из Индии; Мегасфен восхищался роскошью двора Маурьев, при котором он исполнял посольские функции. Много позже Гегель, определяя мировое воздействие Индии, резюмировал: «Индия как искомая страна стала существенным элементом мировой истории» — и посвятил почти 100 страниц обзору гумбольдтовского эссе о «Бхагавад-гите». Строки из этого же знаменитого древнеиндийского философского трактата пришли на ум «отцу» американской атомной бомбы Роберту Оппенгеймеру, наблюдавшему за взрывом в Лос-Аламосе: Если тысячи солнц свет ужасный в небесах запылает разом — /это будет всего лишь подобье светозарного лика махатмы[1].

Об Индии мечтали и во сне и наяву. Стоит вспомнить хотя бы поход Александра Македонского в Индию или неустанные поиски индийских христиан, особенно усилившиеся после того, как христианская Европа столкнулась с исламом. Португалец Васко да Гама заявил, что отправился в Индию не только за специями, но и за собратьями по вере. В Индию стремились и проникали испанцы, французы и, наконец, англичане, закрепившиеся там на целых два столетия; российский император Павел I вел тайные переговоры с Наполеоном о создании союза для совместного похода на Индию. Реминисценции этих настроений вкупе с идеей мировой революции в духе Макара Нагульнова отразились в фантасмагории Владимира Залотухи «Великий поход в Индию», опубликованной в конце 1990-х в почтенном «Новом мире». Да и небезызвестный российский политик надолго запомнится прежде всего желанием «омыть сапоги в Индийском океане». Впрочем, еще более 100 лет назад в «Путешествии наследника цесаревича» князь Э. Э. Ухтомский, сопровождавший будущего императора Николая II во время поездки по Востоку, написал: «По возвращении обратно в Европу большинству из нас, без сомнения, будет предлагаться довольно странный и праздный вопрос — любят ли и ждут ли русских за Гималаями, как будто на это может существовать какой-нибудь подходящий ответ. Народы дальнего юга (речь идет об Индии. — И. Г.) — как и вообще Востока в его органической целости — никого, кроме себя, в принципе не признают и отнюдь не жаждут иноплеменного вмешательства в их судьбу…» Тот же князь Ухтомский в поэтическом вдохновении охарактеризовал Индию как «страну безумных грез и окрыленных душ».

Восторженный или по крайней мере завороженный настрой в отношении Индии прослеживался на Руси издавна. Первое знакомство с древней Индией в русской культуре, правда опосредованное, состоялось через переработки восточнославянскими книжниками переводных сюжетов и почти совпадает с началом русской литературной традиции, возникшей после крещения Руси. Среди наиболее значимых событий, нашедших свое отражение, — индийский этап восточного похода Александра Македонского и апостольская деятельность в Индии. Так, Индия в контексте описания древних народов и их нравов появляется уже в «Повести временных лет» в цитатах из «Хроники» Георгия Амартола. А позднее (конец XV в.) отважный и предприимчивый тверской купец Афанасий Никитин в знаменитом «Хожении за три моря», подтверждая притягательность образа Индии, объяснил: «Я ж от многих бед пошел в Индию». В южнорусском фольклоре, подпитавшемся сведениями об Индии, индийские «рахмане» (брахманы) не только сохранили свое имя, но и дали русскому языку ряд новых слов и выражений: «Постимся, яко рахмане» или прилагательное «рахманный» в значении «кроткий», «тихий», «ласковый», а также знаменитую фамилию Рахманинов. В 1792 г. Н. Карамзин перевел (не с оригинала) древнеиндийскую драму «Шакунтала» и записал, что ее автор, Калидаса, столь же велик, сколь и Гомер. С упоением обрабатывали индийские сюжеты В. Жуковский и К. Бальмонт. «Индийские» темы на русской почве и пути их миграции, конечно, не остались не замеченными российскими учеными — литературоведами и историками, и в работах М. Н. Сперанского, А. Н. Веселовского, С. Ф. Ольденбурга и наших современников Г. М. Бонгард-Левина, А. А. Вигасина, В. К. Шохина и др. можно обнаружить множество инте ресных наблюдений, смелых сопоставлений и выверенных гипотез. А нежное отношение к Индии россиян XX в. проявлялось то в шум ном скандировании «хинди руси бхаи бхаи!», то в терпеливом ожидании своей очереди у дверей магазина «Ганг» (а надо бы «Ганга»: это река-женщина), открывшегося в Москве в конце 1970-х. Да и несколько поколений наших детей выросло не только на «Мухе-Цокотухе» Чуковского, но и на киплинговском «Маугли» — сначала книге, а потом и мультфильме с симпатичным мальчуганом и обворожительной Багирой с голосом Касаткиной.

Трудно переоценить вклад Индии в мировую науку и искусство — и вполне реальный, и на уровне воображения и неверных представлений (а значит, реальный по своим последствиям). Вольтер был искренне убежден, что Индия — родина всех религий в их первозданном виде и колыбель человеческой цивилизации, и писал прусскому монарху Фридриху Великому, что «наша святая христианская религия полностью основывается на религии Брахмы». Очарованный «Шакунталой» великого древнеиндийского драматурга Калидасы, Гёте выстроил пролог к «Фаусту» в духе прологов санскритской драматургии. Воздействие индийских источников испытали на себе философы и романтики Германии и Англии— Шлегель, Шиллер, Шопенгауэр, Фихте, Ницше, Шелли, Байрон, Вордсворт, Кольридж, Теннисон и позднее — Китс, Эллиот, Томас Манн, Хаксли, Герман Гессе и др. Шопенгауэр, например, пришел в восхищение от упанишад, древнеиндийских философских комментариев, прочитанных им на латыни в переводе не с оригинала, а с персидского, и назвал чтение упанишад «утешением своей жизни и утешением своей смерти». А Вагнер под влиянием Шопенгауэра увлекся буддизмом, подаренным миру все той же Индией, и даже думал о создании оперы на буддийскую тематику. Буддизмом восхищался и Ницше, считая, что тот обогнал христианство на тысячелетия, более реалистичен, обладает традицией объективной постановки проблем и их беспристрастного обсуждения. Да и Карл Маркс, основоположник мировоззрения, все еще популярного в ряде регионов Южной Азии, на протяжении всей своей жизни был особенно внимателен к событиям, происходившим в Индии. Америка рукоплескала Вивекананде, а Ромен Роллан пришел в восторг, познакомившись с идеями Рамакришны и Махатмы Ганди. Паломничество духовно истомившегося и затосковавшего от непонимания жизни Запада ко все познавшим мудрецам Индии стало одной из характеристик XX века.

Революционный переворот в гуманитарных науках был связан с проникновением в Европу древнеиндийского языка — санскрита в 1802 г., которое началось с… парижской тюрьмы, где обвиненный в чем-то служащий английской Ост-Индской компании преподал основы санскрита сокамерникам, а потом встретился с французским профессором Шези, самостоятельно изучавшим санскрит, и они вместе ознакомили с ним братьев Шлегель, которые «увезли» санскрит в Германию. Мысль о сходстве санскрита с греческим, латынью и другими европейскими языками одним из первых высказал еще в конце XVIII в. Уильям Джонс, верховный судья из Калькутты, а в результате возникла сравнительная индоевропеистика, успешно продвинутая изучившими санскрит немцами — Францем Боппом, Ф. Максом Мюллером и др. И не где-нибудь, а у нас, в Санкт-Петербурге была проделана колоссальная работа, и в свет вышел семитомный санскритско-немецкий словарь О. Н. Бетлинга и Р. Рота («Большой Петербургский словарь», 1852–1875), до сих пор считающийся в мировой индологии лучшей лексикографической работой по санскриту. А когда было обнаружено родство между санскритом и цыганским, выяснилось, что Индия подарила миру еще один феномен — удивительное бродячее племя, олицетворяющее для разных людей из разных эпох то романтическую идею о свободе и воле, то бытовое представление о сомнительных моральных качествах, но никто и никогда не относился к цыганам равнодушно.

Мы все больше погружаемся в свои проблемы и ощущения: что поделать, это — жизнь, но где-то в душе, иногда незаметно для нас, свернувшись в клубочек, дремлет наше неосознанное приятие Индии — достаточно дернуть за ниточку, и клубочек покатится. Так, «дерганьем» за ту или иную ниточку, появлялись сложенные в эту «корзину» эссе, навеянные тем, что в последние годы происходило в Индии и вокруг нее.

Послесловие. Только что вышла в свет книга американца Дика Тереси «Утерянные открытия» (Dick Teresi, «Lost Discoveries»), посвященная древним основам современных наук. Наряду с богатейшим материалом о достижениях вавилонян, майя, египтян и других древних народов исследование содержит подробное описание множества открытий, сделанных древними индийцами в математике, астрономии, химии и других областях человеческих знаний.

Загрузка...