Из истории греческой интеллигенции эллинистического времени

Глава третья ПРЕПОДАВАТЕЛИ — РАБОТНИКИ ДИДАСКАЛЕЙОНОВ И ГИМНАСИЕВ

Среди интеллигентов эллинистической Греции[105] учитель занимал особое положение в силу уникального характера эллинского обучения.

За многие столетия своего развития полисы выработали систему образования, включавшую обучение детей не только точным и гуманитарным знаниям.

Греческая школа обращала большое внимание на физическое развитие учащихся и особо заботилась о том, чтобы они усвоили сложный моральный кодекс, считавшийся обязательным для свободного гражданина. Естественно, что выработка норм, формирующих сознание подрастающих поколений, осуществлялась в полисах издавна. Сначала теоретические положения педагогики передавались в устной форме, позднее они были изложены в книгах[106].

Лучше всего ныне известны труды философов V— IV вв., глубоко анализировавших сложившиеся системы обучения и создавших обширную научную литературу по изучаемому вопросу.

Как известно, именно полисы древней Эллады впервые поставили задачу обучения детей всего свободного гражданского населения[107]. Этот основной принцип отличал эллинскую систему образования от систем остальных народов той эпохи и способствовал высшим достижениям педагогики древних греков. В. Йегер справедливо связывает это с совершенно новым пониманием положения индивидуума в обществе[108]. Действительно, республиканский строй государств Греции предъявлял особые требования к обладателям гражданских прав. Ведь перед гражданами полисов стояли сложные задачи, которые были неизвестны населению монархических государств. Отсюда то внимание полисов к методам обучения, которое можно обнаружить в самых ранних источниках.

Уже в VI в. некоторые законодатели занялись улучшением существовавшей тогда школьной практики. Это указывает на деловое и критическое отношение к делу воспитания и обучения детей. Например, в Аттике Солон установил некоторые правила распорядка в начальных училищах[109]. Во вновь возникавших эллинских апойкиях проблема обучения детей также привлекала внимание полисных властей[110].

В ранние времена конституционные отличия рабовладельческих республик накладывали решающий отпечаток на школьное дело каждого полиса. Достаточно напомнить о коренных различиях спартанского и афинского образования в VI—V вв. Позднее, однако, в школьных системах эллинов появлялось все больше общих черт. Уже Аристотель отмечал, что в его время связь формы политии и системы обучения ослабла как в олигархиях, так и в демократиях[111]. Это отнюдь не означало, что вопросам воспитания и обучения детей стали уделять меньше внимания. На примере Аттики можно видеть, сколь серьезно подходили выдающиеся умы той эпохи к проблеме воспитания: каждый из афинских мыслителей, будь то Сократ, Исократ, Платон или Аристотель, предлагал свой проект системы образования. В менее значительных культурных центрах педагогические искания, вероятно, носили более практический характер. Но всюду теоретики и практики ставили одну и ту же традиционную задачу — воспитать гражданина, полезного рабовладельческой республике, демократической или олигархической. Того, кто овладел общеобразовательными предметами и придерживался обязательных моральных норм — совокупность этих знаний греки называли παιδεία, — философы считали наилучшим гражданином.

Но в IV—II вв. суровая действительность выдвинула на первый план чисто практические стороны обучения. Усложнение и обострение социальной жизни внутри полисов сделало вопрос о παιδεία весьма злободневной проблемой. Уже Платон говорил, что дети из богатых семей обучаются дольше и, следовательно, получают лучшее образование, чем дети бедняков[112]. В IV—III вв. все яснее становилось, что образование повышало социальную ценность каждого гражданина, овладевшего παιδεία. Поэтому представители демократических слоев прилагали большие старания к тому, чтобы дать образование своим детям. Как и прежде, в παιδεία входило и обладание высокими моральными качествами[113].

Тяга к образованию обширных кругов населения вполне отвечала возраставшей потребности полисов в обученных, квалифицированных работниках. Увеличился спрос не только на определенных специалистов, таких, как врач, архитектор, инженер, учитель. Развитие и усложнение институтов полисной государственности требовало достаточного числа образованных граждан, которые могли бы успешно справляться с самыми ответственными магистратурами. Напряженный пульс межполисных отношений в период от македонского до римского завоеваний постоянно создавал повышенный спрос на обученные кадры.

Надо назвать еще один фактор, наложивший отпечаток на отношение к школьному образованию. Быстрое развитие греческой науки в VI — III вв. и накопление ею огромной суммы знаний[114] должны были оказывать сильное воздействие на молодежь. Само приобщение к высшим духовным ценностям представлялось заманчивой целью множеству юных умов. И если нам хорошо известна тяга к знаниям в афинском обществе в V—IV вв.[115], то аналогичные процессы, пусть и в более скромных масштабах, могли происходить во многих полисах эллинистической Греции. Начало же образованности восходило к школьному учению.

Проблема греческого образования получила в изучаемое время еще одно совершенно новое значение в связи с тем, что греческие республики стали объектом военной или дипломатической агрессии соседних крупных эллинистических государств. Борьба за политическую независимость, естественно, сопровождалась усилением идейного противоборства эллинской культуры с культурой враждебных «варваров». Национальное сознание эллинов укреплялось пониманием того, что их науки и искусства намного превосходят культурные достижения окружающих народов. Это чувство превосходства возрастало по мере усиления культурного единства Эллады, в IV— II вв., когда были преодолены многие локальные черты духовной жизни греков. Особенно важным оказалось создание общегреческого диалекта, распространившегося в III в. по всему греческому миру. Диалектная унификация способствовала установлению более или менее общего уровня средней образованности во всех греческих землях.

Признанный авторитет эллинской образованности стал важным фактором в международных связях тех полисов, которые славились своими учеными. Эти государства получали большие материальные выгоды от использования интеллигентного труда своих граждан[116]. Отдельные греческие специалисты, выезжавшие в чужие страны, с помощью своих знаний в большинстве случаев добивались прочного экономического положения, что способствовало притоку средств в их родные полисы. Таким образом, знания граждан приносили Элладе не только признание ее научного и культурного приоритета[117], но и весьма ощутимые экономические результаты. Несомненно, что указанные обстоятельства содействовали тому, что полисы не ослабляли своего внимания к школьному делу, а тем самым и к преподавательским кадрам.

К сожалению, сохранившиеся источники весьма скупо освещают конкретные условия труда работников греческой школы в эллинистическую эпоху. Наиболее содержательные документы происходят из городов, находившихся в пределах эллинистических монархий, в особенности из Милета (Syll.3, № 577) и Теоса (Syll.3, № 578). Но из самой Греции источников дошло мало, поэтому о многих сторонах деятельности и жизни преподавателей приходится строить догадки.

Естественно, что структура школьного дела, сложившаяся в Элладе в предшествующие столетия и сохранявшаяся в основном в IV—II вв., во многом определяла условия труда учителей. Поэтому следует кратко остановиться на данном вопросе.

Полиморфизм политической жизни Греции в полной мере сказался и в множественности систем просвещения. Еще в классическую эпоху сложились две основные формы — государственная система образования и частнопредпринимательская школа. Лучше всего известна государственная школа в Спарте, частные школы и домашнее образование наиболее полно освещены источниками из Афин[118]. В эллинистическое время и та и другая системы должны были претерпевать ряд каких-то изменений, судя по отрывочным данным источников. Но полной картины воссоздать еще не удается, и приходится довольствоваться лишь отдельными сведениями.

Например, в полисах Аркадии во времена Полибия существовала обязательность музыкального образования не только для детей, но и для молодежи вплоть до 30 лет[119]. Это свидетельство позволяет предполагать, что аркадяне полностью сохраняли систему государственного образования. Однако как оно было практически организовано, остается доныне неизвестным.

В Дельфах заботы полиса об обучении детей известны из двух документов. В 331 г. полис отпустил на нужды гимнасия 45 статеров[120]. По-видимому, уже в начале II в. содержание государственных училищ лежало тяжким бременем на дельфийской казне — незадолго до 162 г. дельфийцы послали к Атталу II (220—138) два посольства, которые для обучения детей выпросили у пергамского царя крупный денежный дар[121]. Родос также получил средства на школьное дело у брата Аттала II — Евмена II (197—160), за что Полибий порицал родосцев[122]. Приведенные сведения указывают, что система государственных школ в эллинистическое время не угасала и даже приобретала все более важное значение[123].

Примечательно, что и в Афинах, где издавна начальная школа была частным делом, принимались серьезные меры по упорядочению преподавания. Назовем хотя бы декрет Архина в архонтство Евклида (403/2 г.), вводивший ионийский алфавит в школьное обучение в обязательном порядке. Этот государственный акт свидетельствует о самом пристальном внимании полиса к школьному делу[124].

По-видимому, в некоторых аттических демах в IV в. заново возникали государственные школы. На это указывает элевсинский декрет в честь выдающегося афинского стратега Деркила, сына Автоклеса, принятый после 350 г. Жители Элевсина горячо восхваляли Деркила за благожелательность и за заботы о том, чтобы дети учились в самом деме[125]. Великолепный рельеф с изображением Деркила, стоящего перед Деметрой и Корой, поставленный демархом и отцами школьников, позволяет заключить, что дело шло об открытии училища, принадлежавшего именно Элевсинскому дему. Государственный пост стратега Деркила подчеркивает официальный характер и значение данного события. Поэтому мы полагаем, что училище в Элевсине было создано лишь при Деркиле.

Упомянутое эпиграфическое свидетельство дополняет и само дополняется указанием Платона в диалоге «Лахес» (180 b—с): один из персонажей удивляется своему собеседнику Лисимаху, не призвавшему на беседу о воспитании юношей Сократа, которого надо было пригласить по двум причинам: во-первых, он из того же дема, во-вторых, Сократ всегда участвует в беседах о воспитании молодежи. Видимо, обсуждение содемотами организации воспитания детей в то время было общепринятой практикой, становящейся уже почти правилом. Естественно, что результатом таких бесед в демах могло быть открытие местных училищ. По-видимому, высшие магистраты афинского государства могли содействовать этой активности, как и поступил Деркил в Элевсине.

Есть основания полагать, что в столице Аттики часто появлялись тенденции к расширению прав государства в области просвещения, и это касалось даже высшей школы. О последнем говорит неудавшаяся попытка ввести в Афинах новый порядок открытия философских школ — Софокл, сын Амфиклида, в начале 111 в. предложил, чтобы философы получали разрешение на устройство школы от совета и народа[126]. Но его предложение не прошло.

Эти беглые сведения показывают, что отрицательное отношение Аристотеля[127] к неорганизованности школьного дела совпадало с мнением многих его современников и представителей последующих поколений. Данное явление было естественным — частное образование становилось все более дорогим и было доступно лишь самым богатым слоям гражданства. Для среднего и малоимущего населения полисов общедоступные школы были наилучшим выходом из положения. Для полисов единообразие обучения юношества являлось весьма важным фактором в подготовке гражданина-воина. Таким образом, интересы отдельного гражданина и всей республики требовали организации государственных училищ[128].

Приведенные сведения достаточно ясно показывают, что преподавательские кадры в эллинистических полисах работали, как и раньше, в школах двух систем — государственных и частных. Вероятно, граница между преподавателями названных учреждений не была незыблемой и переход учителя из государственного училища в частное или наоборот был достаточно обычным явлением. Однако это лишь предположение.

Полезно остановиться на вопросе о соотношении частных и государственных преподавателей на разных ступенях греческой школы. Но предварительно следует изложить краткие сведения о ее структуре, взяв в качестве образца данные о системе, существовавшей в III —II вв. в Афинах[129]. В этом крупнейшем, издавна славившемся центре обучения[130] функционировали все звенья школьной организации, тогда как в небольших полисах дело могло ограничиваться лишь частью общеобразовательных заведений.

Обучение детей начиналось с семи лет в низшей школе, обычно именовавшейся διδασκαλεΐον. Программы дидаскалейона были, вероятно, сходны во многих полисах Эллады. Здесь обучали грамоте, литературе (начиная с Гомера и Гесиода), музыке, арифметике, рисованию. Первые пять лет учения были посвящены овладению элементарными знаниями. Более широкое и углубленное изучение предметов велось во второй ступени начальных училищ, которую называли грамматической школой. Грамматическую школу учащиеся посещали около трех лет (от 12 до 15), изучая в ней прежние предметы, а также начатки астрономии и философии. В курс обучения подростков включалась теперь и физическая культура. Интенсивные упражнения по пяти видам спорта (пентатлону) проводились в специальном комплексе — палестре, состоявшей из открытой территории и закрытых помещений. Таким образом, второе звено афинской школы имело двучленное строение, состоя из мусической[131] и параллельной ей гимнастической школ. Третьим, завершающим, подразделением общеобразовательной школы были гимнасии, в которых молодежь 16—18 лет совершенствовалась в науках и гимнастике. За два года обучения в гимнасиях юноши проходили риторику, этику, логику, философию, математику, астрономию, географию, получали начатки медицинских знаний. После гимнасия можно было вступить в число эфебов, учащихся высшего учебного заведения[132].

Изложенная схема афинского школьного дела имеет много общего с системой образования во многих полисах. Интересной иллюстрацией является свидетельство Телета, известного киника III в. Киническая философия в силу своего характера критически относилась ко многим установлениям полисного государства, в том числе и к системе воспитания детей. Поэтому Телет пишет о тяжкой жизни ребенка школьного возраста: сначала им овладевают пайдагог[133], пайдотриб, учителя грамоты, музыки и рисования. Впоследствии к этому присоединяются еще учителя счета, геометрии и верховой езды. Уже с раннего утра ему приходится быть на ногах, и никогда у него нет свободного часа. Едва он становится эфебом, ему снова приходится трепетать, на этот раз перед косметом, пайдотрибом, учителем фехтования, гимнасиархом. Все они следят за его поведением, не оставляют его без внимания[134].

Аналогичные сведения сообщает автор диалога «Аксиохос», приписывавшегося Платону, но написанного во II—I вв.: ребенка по достижении семи лет начинают тиранить пайдагоги, грамматисты и пайдотрибы. Когда же он подрастет, то больше всех над ним властвуют критики (литературоведы), геометры и учителя тактики (Axioch., 366d—е). Сходство приведенных двух источников, отделенных одним-двумя веками друг от друга, показывает, сколь устойчива была традиционная школьная программа в изучаемую эпоху. Несомненно, что в полисах, где государственная система обучения сохранялась во всех звеньях школы, программы оставались постоянными длительное время.

РИС. 2. Учитель и ученик в мусической школе. Аттика. Рисунок художника Дуриса. Около 500 г. до н. э.

В республиках, где сочетались частный и государственный виды обучения, можно предполагать некоторые колебания между объемами курсов обеих школ. Однако работники частного образования (содержатели школ и домашние учители) силою обстоятельств должны были стремиться к тому, чтобы полностью следовать программам школ полиса, иначе они потеряли бы всякое доверие своих клиентов.

В настоящее время вывод П. Жирара о том, что в Афинах классического времени начальные школы принадлежали только частным лицам[135], принимается всеми[136]. Но свидетельство об элевсинской школе в IV в. заставляет предполагать, что в III—II вв. и в Аттике во многих городках могли существовать общественные начальные школы — ведь такое обучение было много дешевле и доступнее гораздо большему контингенту учащихся. Учитывая возрастающую роль всякого рода союзов среди граждан в государствах эллинистической Греции, можно полагать, что тогда возникали локальные и временные объединения, позволявшие гражданам с ограниченными материальными возможностями устроить полуобщественную-получастную школу для обучения детей в отдаленных от больших городов местностях[137]. Однако это пока лишь предположение.

О частных дидаскалейонах в Афинах конкретных известий почти нет. Лучше обстоит дело с палестрами.

Примечательно, что во времена Платона в Афинах было не меньше пяти палестр, называвшихся по имени владельца или преподавателя гимнастики (пайдотриба); во II в. в эпиграфических документах упоминаются палестры Тимея и Антигена[138].

Частное обучение не выходило за рамки мусическо-гимнастической школы. Образование следующей возрастной группы, юношей от 15 до 18 лет, проходило в Афинах в стенах государственных учебных заведений, гимнасиев.

В эллинистическое время гимнасии становятся популярнейшим видом школы для зажиточной молодежи каждого полиса. В крупных городах было по несколько гимнасиев. Так, в Афинах к трем уже давно функционировавшим гимнасиям[139] прибавились два новых — Птолемеон, построенный на средства Птолемея II Филадельфа (308—246) и Диогенион, дар македонянина Диогена[140]. Многочисленные источники свидетельствуют, что гимнасии были не только местом обучения юношества, но служили центрами умственной жизни каждого полиса. Там проходили беседы, читались лекции, там устраивали выступления хоров, читали стихи.

Греческие республики тщательно заботились о гимнасиях, укрепляя научный и моральный авторитет этих учебных заведений. Обычно управляли ими специальные должностные лица — гимнасиархи[141]. Гимнасиарх избирался обычно один, в иных полисах у него был помощник — гипогимнасиарх, например на Делосе[142]. Обязанности гимнасиарха могли исполнять только самые богатые люди, так как обычно управление гимнасием требовало больших затрат из собственных средств.

О личных затратах добропорядочных гимнасиархов можно составить представление по декрету из Элатеи (Фокида), принятому в конце II в. в честь Элпиника, сына Никомаха. За один год своей службы Элпиник много раз финансировал гимнасий: на свои средства он пригласил ритора и гопломаха (преподавателя военного дела), добавил деньги для покупки лучшего масла, которым натирались гимнасты, и для проведения нескольких состязаний школьников[143]. Аналогичные затраты совершали гимнасиархи и в других полисах[144]. Были и иные виды расходов. Например, на Делосе в 155/4 г. гимнасиархи на свой счет ставили посвящения богам с именами победителей на соревнованиях в гимнасии[145]. В маленьких полисах на должность гимнасиарха иногда избирали по несколько раз одно и то же лицо. Например, на острове Патмос около 200 г. гражданин Гегемандр был семь раз гимнасиархом[146]. Обычно гимнасиархами ставили людей с некоторым жизненным опытом, так как управление гимнасием (часто к этому добавляли и руководство эфебами) требовало немалого умения[147].

О гимнасиархах и гимнасиях сохранилось множество сведений у античных авторов и в эпиграфических текстах. Их дополняет большое число остатков зданий эллинистических гимнасиев, открытых раскопками археологов. Количество данных теперь столь внушительно, что можно с уверенностью сделать вывод: в III — II вв. гимнасий, государственное учреждение, являлся общепринятой формой школьного образования второй ступени во всем греческом мире. Тем самым мнение Е. Цибарта о ведущей роли государства в школьном деле эпохи эллинизма получает подтверждение в источниках и из греческих полисов материковой Греции[148].

Этот факт позволяет уточнить профессиональное положение работников просвещения: учитель начального цикла мог работать в государственном или частном училище, но в средней школе вели преподавание только государственные служащие[149]. И хотя общее количество гимнасиев было меньше, чем число дидаскалейонов[150], все же следует полагать, что гимнасические преподаватели составляли большинство в массе учителей эллинистической Греции.

Имеющиеся источники дают некоторые сведения об условиях труда преимущественно преподавателей государственных учебных заведений. Деятельность работников просвещения частной школы почти совсем неизвестна. Несомненно, что частные дидаскалейоны существовали повсюду, особенно в труднодоступных горных местностях, где младшие возрасты школьников могли учиться только в своем городке или в селе. Конечно, для сельчан было важно научить детей читать, писать, считать и разбираться в музыке и танцах — все эти знания им мог преподать один разносторонне образованный учитель[151]. Материальное положение такого учителя во многом зависело от платежеспособности родителей его учеников. Допустимо предположить, что в селах плата преподавателю часто вносилась натурой — зерном, сыром, вином, шерстью и т. п. Характерной чертой сельских школ могла быть их недолговременность: ведь существование этих училищ целиком зависело от трудоспособности ведшего обучение преподавателя.

О размерах гонорара частного учителя, сельского или городского, ничего неизвестно. В каждом конкретном случае заключалось обоюдное соглашение[152], носившее четкий коммерческий характер[153]. Так обстояло дело и с отдельным учителем, и с содержателем частной школы.

По-видимому, в больших городах многие частные лица открывали свои училища, но не всегда эти школы завоевывали прочное положение. Неполный контингент учащихся неизбежно отражался на финансах содержателя школы и его преподавателей. Сатира на такие полупустые училища сохранилась в рассказах киников о своем учителе: Диоген вошел в один дидаскалейон и, увидев там много статуй богов и очень мало школьников, сказал учителю: «С помощью богов у тебя полный класс»[154]. Возможно, что какое-то сокращение числа всех учащихся в стране происходило вследствие отмеченного Полибием запустения многих областей Греции[155]. Во всяком случае, этот анекдот рисует бедственное положение части владельцев частной школы[156]. Об их борьбе за учеников свидетельствует интересное известие с Делоса. Гам незадолго до 130 г, пайдотриб Стасеас, сын Филокла, поставил перед своей палестрой список имен 47 школьников, успешно участвовавших в празднике Гермеса[157]. Естественно, что такое прославление учеников поднимало престиж всей гимнастической школы.

Отсутствие данных оставляет неизвестными многие стороны деятельности частных учителей. Однако можно полагать, что сколь бы ни была мала школа, ее содержатель должен был иметь хотя бы одного раба для поддержания чистоты в помещении и подготовки школьного инвентаря[158]. Иными словами какой-то уровень зажиточности был доступен и этому слою работников[159].

Естественно, что государственные дидаскалейоны и их штаты, не говоря о гимнасиях, находились в более благоприятных условиях. Сюда привлекали лучших преподавателей, полисы обеспечивали им постоянную материальную базу. Великолепные комплексы подавляющего большинства эллинистических гимнасиев до сих пор впечатляют рациональностью и исключительной целесообразностью этих сооружений. Их архитектура свидетельствует о высокой культуре греческих педагогов, не имевших официальных дипломов, но тонко учитывавших особенности духовного и физического воспитания юношества.

Издавна преподаватели государственных училищ и школ избирались, как и все должностные лица, путем голосования на определенный срок[160]. В демократических республиках этот вопрос решался в народном собрании[161]. Как и большинство магистратур, должность учителя была обычно годичной, но некоторые специалисты (риторы, гопломахи, инструкторы, обучавшие владению луком и копьем) приглашались иногда на короткое время[162].

В своей деятельности полисный учитель был административно подчинен специально избираемым магистратам — гимнасиархам и пайдономам[163]. Должность пайдономов в Спарте и на Крите восходит к древнейшим временам[164], позднее она появилась в других полисах Греции и особенно Малой Азии.

Управление училищами и гимнасиями представляло весьма сложную задачу, и в процессе ее разрешения между учителями и их начальниками могли возникать трения и даже конфликты. Видимо, с целью упорядочить школьное управление в некоторых полисах выработали Уложение о пайдономах[165] и Уложение о гимнасиархах[166]. Наличие этих твердых правил значительно содействовало успеху преподавательского процесса, тем более что в греческой школе и в эллинистическое время поддерживалась строгая дисциплина учащихся. Вероятно, большую роль играли не только телесные наказания[167], но и весьма тонко разработанная система поощрений. Многочисленные списки юношей, отличившихся в науках и атлетических состязаниях, позволяют представить, сколь сильно было такое воздействие на впечатлительные умы молодежи.

Положение преподавателя государственной школы, по-видимому, считалось весьма почетным. Милетский декрет позволяет представить, как шла запись кандидатов на эти должности и как основательно обсуждался каждый претендент в народном собрании. Можно думать, что так было и в Спарте, и в Афинах, и в других полисах.

Помимо авторитетного положения в государстве[168] полисный учитель имел устойчивое материальное положение. Средний заработок — около 500—700 драхм в год, в зависимости от сложности предметов[169], — позволял преподавателям в эллинистических полисах входить в состав вполне зажиточных слоев населения, имевших постоянный доход.

О том, как ценили полисы свои преподавательские кадры, могли бы рассказать почетные декреты в честь учителей. К сожалению, пока что в Элладе такие документы известны лишь для I в. до н. э.[170]. На периферии греческого мира они появляются еще в III в. до н. э.[171]