Из истории раннегреческого общества

Заключение Родос на пути к объединению

Таким образом, родосские города в VIII—VI вв. до н. э. переживали период быстрого экономического и политического развития.

Если в VII в. до н. э. родосцы уже были тесно связаны с Сицилией и с Африкой (Кирена и Навкратис), то одновременно и еще более интенсивно раздавалась их экспансия на восток.

Уже и часть соседних островов была втянута в состав родосских общин, вероятно (как об этом свидетельствует наличие ктен, а в Карии — и старых дорийских фил), путем выселения туда колонистов.

В этот период начинается и продвижение в Черное море, где родосцы вступают в конкуренцию и с Милетом, и с Фокеей, и с Мегарой. Самое название одного из родосских демов в Карии — Боспоран, может быть, отражает эту черноморскую экспансию родосцев.

В VI в. Камир и Линд переходят к собственному чекану монет (Ялис начинает чеканить свою монету лишь в V в. до н. э.); интересно, что Камир чеканит монеты (из серебра и электрона) по эгинскому образцу, а Линд — по финикийскому.[1034]

Во главе родосских государств стоит знать, тесно связанная с родовыми традициями своих городов; в городах все большее влияние получает знать, связанная с торговлей и с колонизацией. Родовые организации Родоса сохраняли дорийские традиции; рабовладельческая знать Родоса, возводившая себя к Гераклидам, во многих отношениях тяготела к Пелопоннесу, стремясь сохранить дружественные отношения одновременно и с Аргосом и со Спартой.

Между тремя автономными родосскими городами все время существовала тесная связь, и родосская колонизация осуществлялась обычно при участии всех этих городов под руководством Линда.

О внутренней жизни трех основных центров в интересующий нас период мы, в сущности, ничего не знаем.

События 580 г. до н. э., свидетельствующие об острых формах классовой борьбы на Родосе, мы склонны считать имеющими общеостровное значение. Именно поэтому, как нам кажется, «предки Ферона» были вынуждены совсем покинуть остров и переселиться на Сицилию.

С половины VI в. до н. э. остров подчинен Персии и остается под властью персов до конца греко-персидских войн.[1035] Поддержка персами родосской знати — вне сомнения. Наличие персофильской партии на Родосе подтверждается такой классической фигурой, как ялисский лирический поэт Тимокреонт, изгнанный афинянами после победы над персами.[1036]

Диодор, перечисляя морские силы Ксеркса, говорит о сорока дорийских кораблях, предоставленных Родосом и Косом.[1037]

После битвы при Евримедонте остров входит в Афинский морской союз, т. е. меняет персидский протекторат на афинский. Вместе с тем здесь устанавливается демократия. Родовая земельная знать продолжает существовать, образуя олигархическую (спартанскую) партию. Во главе этой партии стоял знатный ялисский род Диагоридов,[1038] которые вскоре после 430 г. до н. э. были приговорены к смерти и изгнаны афинянами за тяготение к Спарте.[1039]

После сицилийской катастрофы афинской экспедиции, в 412—411 гг., спартанский флот под командой Астиоха, имея в числе адмиралов родосца Дориея, направляется к острову.

Фукидид сообщает, что спартанцы «имели намерение плыть к Родосу на основании переговоров, проведенных с его гражданами из числа людей наиболее значительных».[1040]

Переговоры, очевидно, велись втайне, касаясь интересов только этих «значительных» людей. Простой народ ничего не знал ни о факте переговоров, ни об их содержании. Поэтому занятие спартанцами Камира «навело страх на большинство граждан, ничего не знавших о происходящем».[1041] Жители разбежались. «Затем, — продолжает Фукидид, — лакедемоняне, созвав их, а равно и родосцев из двух других городов, Линда и Ялиса, убедили отложиться от афинян».

На виду стоящего в гавани спартанского военного флота в городе, который, как отмечает Фукидид, даже «не имеет стен», устраивается инсценировка народного собрания, состоящего из того «большинства», которое разбежалось при появлении спартанцев и теперь со страхом возвращалось домой.

Это собрание, по существу, нужно рассматривать, как съезд тех «значительнейших», граждан трех родосских городов, с которыми уже и раньше вели спартанцы переговоры и для которых вопрос выхода из Афинского морского союза был предрешен.

Несомненно, что все наиболее влиятельные граждане трех городов были настроены враждебно к Афинам. Из 47 имен городов и общин Карийского податного округа 21 имя падает на долю родосских городов; при этом на самом Родосе податными единицами являлись не только Камир, Линд и Ялис, но были добавочно выделены Брикиндарии на Родосе, Диакрии на Родосе и Эиаты линдийцев. Острова, входившие в состав родосских общин, выделялись в особые податные единицы (иногда даже в несколько податных единиц, как на Карпафе); так же обстояло дело и в карийских владениях Родоса.

Таким образом, афиняне проводили политику не только экономического, но и политического раздробления Родоса (так, например, о. Нисир, бывший к V в. до н. э. уже родосским, был причислен афинянами даже к другому — Ионийскому — податному округу).

Связи родосских городов с их колониями были прерваны развитием афинской талассократии. В Навкратисе в этот период преобладает аттическая керамика; на самом Родосе, в погребениях V в. до н. э., афинская керамика, часто невысокого качества, вытесняет всякую другую.

Несомненно, что и внешнеполитический контроль, усилившийся после смерти Перикла, тяготил родосцев. Поэтому дружба со Спартой, усиливаемая дорийским происхождением родосцев, является не только тенденцией землевладельческой знати, но и торгово-промышленной олигархии.

Одновременно с переходом на сторону спартанцев в родосских полисах власть переходит к олигархам.

Таким образом, в сообщении Фукидида мы имеем первое прямое указание на съезд представителей трех государств в Камире для принятия общеродосского решения.

Приблизительно от 410 г. до н. э. сохранилась уже упоминавшаяся нами надпись, найденная в Линде.[1042] Издатель надписи Блинкенберг, отметив, что она является одним из наиболее древних родосских постановлений, до нас дошедших, далее пишет: «Как можно видеть, на Родосе во время принятия декрета существовало центральное правительство: совет и пританы. Далее в декрете говорится, что переводчик из Навкратиса будет проксеном всех родосцев» (‘Ροδίων πάντων). Эти два последние слова интересны. Они подтверждают, с одной стороны, что политическое объединение Родоса уже совершилось. Ранее имелось просто три небольших города, независимых друг от друга, отдельно проводивших свои сношения с иностранцами и имевших каждый своих проксенов в других странах. Родос теперь объединен и имеет общего представителя в Египте. Но, с другой стороны, употребленное выражение ‘Ροδίων πάντων, по-видимому, отчетливо указывает также на то, что объединение совершилось совсем недавно и что синойкизм в собственном смысле слова, понимая под ним объединение в один город, еще не имел места.

Далее, проводя параллель с аркадской надписью IV в. до н. э.,[1043] где выступает аркадская конфедерация, состоявшая тогда из 10 городов, Блинкенберг обращает внимание на аналогичное выражение ’Αρκάδων πάντων. «Я думаю, — пишет он, — что таким же образом переводчик из Навкратиса получил имя проксена „всех родосцев“ от центрального управления острова в эпоху, когда Родос не знал еще синойкизма и когда, как в Аркадии, города имели еще независимое существование и были объединены между собой лишь узами конфедерации».

В заключение Блинкенберг приходит к выводу, что этот декрет относится к кратковременному промежуточному периоду между 411 и 408—407 гг. до н. э., а именно к периоду между созданием общего управления у трех городов и полным политическим объединением всего острова. Кратковременностью периода Блинкенберг и объясняет отсутствие на Родосе аналогичных надписей.

Однако мы не можем согласиться с гипотезой Блинкенберга.

Во-первых, кроме сходства выражений ‘Ροδίων πάντων и ’Αρκάδων πάντων, между этими надписями существует и различие, которое нельзя игнорировать. Начало аркадской надписи гласит: "Εδοξε τηι βουληι των ’Αρκάδων και ... и т. д. Линдийская надпись начинается просто: ["Εδοξε ται β]ολαι επι πρ[υτανίων и т. д.

Казалось бы, если был сделан, как думает Блинкенберг, первый шаг к синойкизму — образование конфедерации трех городов, и если это первый декрет общей, только что возникшей конфедерации, то декрет должен был бы начаться так: "Εδοξε ται βολαι των ‘Ροδίων или ‘Ροδίων πάντων (ср. родосские декреты: α πόλις α των ‘Ροδίων). Объединение всех родосцев не могло остаться не отмеченным: ведь и постановление аркадской конфедерации, имевшей место до синойкизма, обозначается прибавлением των ’Αρκάδων.

Существует и другая надпись, явно противоречащая всему построению Блинкенберга, найденная в Навкратисе.[1044]

Надпись эта приобретает для нас особый интерес тем, что она по всем признакам одновременна с надписью, найденной и Линде; обе надписи являются проксеническими постановлениями.

Как отмечал уже акад. С. А. Жебелев,[1045] наличие совета и народа в последней надписи объясняется тем, что линдийцы выбирают здесь своим проксеном линдийца же Дамоксена, поселившегося в Навкратисе и сохранившего гражданские права в Линде. Этот необычный случай потребовал вынесения вопроса на народное собрание.

В первом же постановлении речь идет об избрании проксеном гражданина Эгины и, по-видимому, в обычных случаях дарования проксении мог выступать единолично совет, без обращения к народному собранию.

Кроме того, в обоих случаях мы имеем дело именно с советом Линда и с обычной формулировкой декретов этого города.

Таким образом, гипотеза Блинкенберга должна отпасть. Три города и в этот период 411—410 гг. продолжают оставаться автономными.

Однако оба постановления очень интересны тем, что по времени своего появления они являются непосредственным результатом выхода родосцев из Афинского морского союза.

Первое постановление о даровании проксении переводчику из Эгины всеми родосцами исходит из Линда. Следовательно, нужно предполагать, что аналогичные постановления были вынесены и в Камире и в Ялисе — также о назначении данного лица проксеном всех родосцев.

В этом нет ничего удивительного, так как в Навкратисе три города были объединены в общем панэлленионе и действовали очень единодушно.

Однако из этих постановлений мы можем сделать два заключения: во-первых, что появлению трех параллельных проксенических постановлений в трех родосских городах предшествовало предварительное согласование этого вопроса; во-вторых, что отпадение от Афин было продиктовано насущным стремлением родосцев восстановить свои прежние торговые связи со своими бывшими колониями и, конечно, в первую очередь, с Египтом.

Таким образом, воспользовавшись ослаблением Афин, родосцы с помощью спартанцев освобождаются от власти афинян и немедленно возвращаются к политике того· времени, когда они были независимыми государствами. Однако в планы Спарты не входило предоставление полной свободы действий родосским городам.

Диодор сообщает, что, покинувши Родос, спартанский флот летом того же года был вынужден возвратиться на остров, так как было получено известие, что некоторые из родосцев «замышляют переворот».[1046]

Обычно западными учеными это известие понимается в том смысле, что на Родосе происходит оживление деятельности демократической партии, поддерживающей афинян.

Поэтому мы вправе поставить вопрос — действительно ли нужно понимать всякую борьбу на Родосе как борьбу афинской партии со спартанской? Действительно ли спор шел лишь о том — держать острову сторону Спарты или сторону Афин? Несомненно, что гегемония афинского торгового капитала и сильное повышение налога не могли не отражаться на свободных трудовых слоях родосского населения. Поэтому родосские города единодушно решили вопрос о выходе из союза. Несомненно и то, что спартанская гегемония также не предвещала родосцам никаких утешительных перспектив их собственного развития.

Как кажется, коротенькую заметку Диодора нужно понимать именно в этом смысле.

На фоне общего неустойчивого политического положения, на фоне продолжающейся борьбы Афин и крайне сложной международной, внешнеполитической обстановки, слабость трех торговых городов, сохранявших свою обособленность, должна была резко ощущаться на Родосе. В целях сохранения политического лица требовалась централизация власти, требовалось образование единого политического центра.

Блинкенберг и Кинк хотят видеть в этом почти исключительно политическое мероприятие, так как афиняне имели перевес в силах над пелопоннесцами. Кинк ссылается на то, что зимой того же года Алкивиад, явившись на Родос, сильно его опустошил. «Вероятно, именно страх перед Алкивиадом заставил родосцев создать себе столицу, хорошо укрепленную, и сосредоточить там свою защиту. Этот важный акт не был решен без одобрения Дориея».[1047]

Говоря о синойкизме, необходимо учитывать и чисто политические мотивы, но не следует, однако, ограничиваться только ими.

Во-первых, строить город только для защиты от Алкивиада никто бы не стал; здесь правомернее было бы говорить о целях защиты острова не только от афинян, но и от любого другого врага.

Во-вторых, постройка нового города и его укрепление требовали больших средств и длительного времени. Война же требует быстрых мер; наличие опасности афинского вторжения не могло бы само по себе вызвать столь важного решения о перестройке всей конституции Родоса, о нарушении многолетних традиций трех автономных государств.

Город Родос, как центр всей политической жизни острова, был построен не столько в практических целях самозащиты, сколько в целях создания сильного государства с объединенным военным управлением, с объединенным флотом, с объединенными экономическими ресурсами.

Путь самостоятельного экономического развития мог быть осуществлен только при завоевании полной политической независимости. И хотя еще не решился вопрос — кто победит, Афины или Спарта, тем не менее было ясно, что не только побежденный, но и победитель выйдет из борьбы сильно ослабленным и истощенным.

Наступал тот благоприятный момент, когда, пользуясь ослаблением Афин, можно было вступить в борьбу с афинянами, борьбу не столько политическую, сколько экономическую; наступал момент, когда, пользуясь истощением двух борющихся сил, можно было отвоевать свою политическую независимость.

Таким образом, создание города Родоса было со стороны родосцев одновременно и антиафинским и антиспартанским актом. И, характерно, что Дорией, испытанный друг Спарты, приговоренный афинянами к смерти и позже сражавшийся все время в рядах спартанского флота, вскоре после возникновения города Родоса, гибнет от руки спартанцев, распознавших с некоторым опозданием подлинные замыслы островитян.[1048]

408—407 гг. до н. э. — время создания города Родоса — является важным переломным моментом родосской истории. Общими усилиями крупной торговой олигархии был создан город, построенный по заранее намеченному архитектурному плану, город, самая внешность которого была рассчитана родосскими купцами на определенный эффект.

Несомненно, бывшее налицо торговое соперничество трех городов не позволило сделать ни один из них «центром» объединения. Город возник с учетом его будущего торгового развития в месте, наиболее выгодном, ибо Родос, в условиях каботажного плавания, оказывался на пересечении морских путей, ведущих из Сирии и Египта в Грецию. Создавалась, таким образом, наилучшая возможность для перехвата торговых кораблей, направляющихся к Пирею.

Родосцы готовились к большой борьбе, из которой они впоследствии и вышли победителями.