Из книги «РАПОРТ»

УЧИТЕЛЬ И СВЯЩЕННИК

Деревенские крыши улыбались; солнечный блеск лучился игривым взглядом вниз, на трактир, у дверей которого находилась дочь семейства. Не исключено, что она ела редис, и его остатки застряли между её ослепительно прекрасных зубов. Сперва было утро; потом постепенно опустился вечер. Небо стало казаться богато расшитой пелеринкой. На откосе росли ели; писатели, одновременно казавшиеся философами, писали, уперев спины в их тонкие стволы, пьесы из пяти актов. Лунный серп казался утверждавшим жизнь во всех отношениях, чего учитель делать не мог, слоняясь из дома в дом с внебрачным ребёнком на руках и не находя согласия с самим собой. Один из его учеников удивлялся, что, собственно, и понятно, этим бесплодным блужданиям давно в тайне почитаемого наставника. В трактире егерями и охотниками игралось в карты. У дома, который выглядел как место отдалённое собственной персоной, стояла женщина, на которой были отчётливо заметны события, что остались позади, а впереди ей предстояла, возможно, ещё большая перспектива событий. Её очень ухоженные волосы представлялись коллекцией романов. В то время, как добросердечный педагог всё ещё не знал, куда податься с невинным бременем, мать ребёнка, лёжа в постели, говорила себе под нос, как если бы грядущие дни представлялись ей рожками, чтобы в них гудеть, или барабанчиками, чтобы по ним постукивать: «Что если он недооценивает незаменимое?» Священник, повстречавшийся учителю в неупорядоченных передвижениях, сказал: «Вы тверды, и, тем не менее, вам нужно бороться против собственной мягкости.» Дитя было душещипательно хорошо собой. Просвящённый лик священника обладал вместе с тем чем–то урегулирующим статус–кво. В душевном отчуждении учитель ни с того, ни с сего вдруг вышвырнул священнику на голову дитя, чьё поведение, тем временем, не вызывало упрёков, — образ действий, подразумевавший в пастыре душ готовность самоотверженно взять на себя ответственность за будущее ребёнка. Деревня представлялась существующей уже сотни лет. В классах школы через короткий промежуток времени состоялся вечер декламации.

Когда я принял внутрь этот литературный продукт, путь мне преградил дорожный барьер. Водительница и я сам терпеливо дождались, пока поезд проедет мимо.

Мимоходом подумал я о жалобе писателя, который счёл подходящим написать мне, что собственное существование представляется ему слишком часто повторяемым словом.

Меня то, что мне удаётся высказать, не отягощает, потому что всё, что подчастую пишу, я проворно забываю.

Я пролетел в автомобиле и мимо той, кого я покинул, что, на самом деле, неправда, я лишь время от времени воображаю её себе, чтобы думать о том, что она думает обо мне, что она и я — это роман.