Из племени Кедра

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Утром Александр Гулов проводил Костю с дедом Чарымовым закупать лошадей. Нужен корм лисам да соболям.

Возвращаясь домой, решил председатель заглянуть к Илье, попросить его установить на звероферме костедробилку. Без стука вошел он в избу. Эйга, мать Ильи, сидела на скамейке у стола. Андрониха, разливая по стаканам вино, напевала:

– Что-то рановато ты, Андрониха, песенки запела, – неодобрительно сказал председатель вместо приветствия.

Эйга повернула голову, посмотрела на дверь пустыми глазными впадинами:

– Гул-Сашка пришел, однако… Уши у меня глазами стали. Нога твоя писклявой синичкой знак дает.

– Ильи дома нет? – спрашивает председатель.

Андрониха сразу засуетилась, вспомнила, что корову доить пора, торопливо подалась к двери мимо Гулова.

– Куда ушел Илья?

– У Соньки он. Ночь нет. Утро нет. Первые петухи харкали, Андрониха пришла. Городской едой из железных банок гостила. Сонька велела передать. Вино немного пили. Сонька подарок делала.

– С ума он сошел, что ли, дуралей безмозглый, – возмутился Гулов.

– Пошто ушел с ума? Соньку топтал маленько.

– Дурак… – снова в сердцах повторил председатель.

– С Сонькой научится, с девкой легче справиться будет, – уверенно говорит слепая Эйга.

Плюнул председатель и, не дослушав рассуждений Эйги, выскочил за дверь.

Опомнился Илья, да поздно. Стыдно ему теперь на улицу выйти, вдвойне будет стыднее потом, когда раскроется сердце любимой девушке. И захотелось сразу ехать подальше из деревни, забыть все.

Из Сониного дома Илья крадучись спустился вдоль изгороди к реке, сел в облас, поплыл в сторону Мучпара. Кости нет в Улангае. Вся надежда на Андрея. Он посоветует, что делать…

Ругал себя Илья, а все помнились въявь страстные Сонины объятия. Расслоила душу Ильи Соня на две половинки. Трудновато теперь парню придется. Соня нежная, теплая, манит его, а Илья ругает себя, что без любви поддался хмельным Сониным чарам.

Надо Илье немного пожить в Мучпаре. Возможно, так скорее удастся выкинуть Соню из сердца, забыть манящие ласки. Первая женщина в жизни… Трудно не помнить такое…

В капканы Юганы каждый день попадает по нескольку ондатр. Мех весенней ондатры не сравнишь, конечно, с зимним, но что поделаешь, коли попал зверек? Осенью ондатровые шкурки Югана выделает кислым овсяным тестом, отомнет, а после сошьет Тамиле теплую зимнюю шапку и красивую полудошку.

Шкурки пустяк. А любит Югана мясо ондатровое. Намного оно вкуснее рябчиков. Юганские охотники не едят ондатру, скармливают собакам, сдают на звероферму. Дураки охотники, считает Югана. Сало ондатры сильнее медвежьего. От него больные легкие становятся здоровыми, а слабый человек сильным делается. Если у охотника горячая жена, пусть он ест мясо ондатры, пусть жарит лепешки на ондатровом сале. Тогда жена его не будет косить глаза на других мужчин…

Кормила Югана ондатровым мясом и Тамилу. Наливалось девичье тело здоровьем. Хорошела цыганочка лицом.

Натушила Югана в большом ведерном котле ондатрового мяса с картошкой. Лена хвалила еду, хотя и знала, что ондатра – дальняя родня водяных крыс. Однако недавно она вычитала в журнале, что в Америке мясо ондатры подают в ресторанах и называют зверька болотным зайцем.

Илья с Леной сидят напротив Юганы у костра. После вкусного ужина старая эвенкийка по привычке закурила трубку, прислушиваясь к стуку топора за крайним домом. Кряжевал там Андрей сушину.

Не забыл Шаман обычай племени Кедра. У берега, вдали от домов, натянет он палатку. И всю ночь будет гореть огонь нодьи. Наступит для него с доктором Леной ночь большого разговора. Никто не должен мешать им.

Югана долго выскребает трубку щучьей костью-лопаткой, недовольно ворча под нос:

– Зачем спирта нет? Зачем водки нет сегодня?..

Илья перевел Лене Юганины слова.

– Бабушка, сейчас будет спирт, – улыбнулась Лена.

Сходила в избу, принесла из своей медицинской сумки пузырек со спиртом и отдала Югане. Старая эвенкийка молча взяла бутылочку, встряхнула и сказала Лене:

– Тебе на язык нельзя брать спирт. Шаману нельзя тоже пить спирт. Пьяный язык – что налимий хвост без головы. Сегодня у вас с шаманом ночь большой нодьи.

Илья удивленно посмотрел на Лену, и стало ему ясно, зачем так долго стучит топор Андрея.

На сытый желудок спирт не туманил мозги. Язык тянуло на разговор. Югана строго посмотрела на докторшу.

– Ты Шаману сына роди.

Лену такое требование Юганы смутило.

– А тебе не все равно? – спросил Илья старуху.

– Только сильному мужчине достаются красивые женщины, – продолжала Югана на эвенкийском языке, а Илья успевал пересказывать старухины слова Лене. – Корни Шамана тут, на земле Вас-Югана. Шаман не уйдет за доктором в большой город.

– Почему не уйдет, бабушка? – любопытствует Лена.

– Расскажу тебе о большой тропе Шамана. Ты, рожденная русской женщиной, хорошо слушай Югану. Потом останешься здесь или уедешь в свой Медвежий Мыс одна… Давно это было. Волос на голове молодого охотника густой, а тайга была еще гуще.

Рассказ Юганы нетороплив и скуп, но Илья старался, подбирал красивые слова.

– Мы кочевали весной на Рыбий праздник, время нереста. Чумы нашего маленького племени всегда ставились в Улангае. Весь Юган об этом знал. Знали даже остяки с Тыма, что Улангай наш. Не знали только русские. Они поселились на нашей земле, жили в карамо-времянках, строили из сосновых бревен большие дома. Старого шамана мы похоронили на кедровом лабазе. После него вождем племени выбрали молодого охотника Василия Шаманова. Звали его тогда еще не Василием. Звали Орланом.

– Скажите, Югана, откуда такое имя – Шаманов?

– Такую фамилию дал его деду еще поп Велимир-батюшка. В церкви Медвежьего Мыса за восемь черных соболей. Вождь был лучшим охотником племени. Но у него не было жены. У нас русские взяли Улангай. Мы у них взяли Душу…

– Душу?.. – удивилась Лена.

– Так называли эвенки Дашу, – пояснил Илья.

Югана набила трубку махоркой из замшевого кисета, сделала несколько неторопливых затяжек и продолжала:

– Стояли дни березовой соковицы. Мы добыли много рыбы. Вкусная еда горой лежала в берестяных чашах. Сырая икра с солью такая вкусная! Мы были сыты. От костров не хотелось далеко уходить. Сытый человек становится ленивым. Мужчины после жирной еды спали прямо на песке. Дети играли возле лодок. Я сидела с Орланом рядом и звала его в тень кедра на кучу мягкого мха. Хотела, чтобы на мшистой перине зачал Орлан мне ребенка. У меня был муж. Но я хотела иметь красивого сына. Такого, как Орлан. И тут к нам на песчаный мыс пришла из Улангая русская женщина… Ты красивая, Лена. Но если бы ты встала рядом с той женщиной, – ткнув трубкой в сторону девушки, сказала Югана, – то показалась бы глазом оленя перед солнцем. Волосы у нее были светлее осеннего березового листа. Скрученные на затылке калачом, как пышный хвост лисы. Наши всегда злые собаки не тявкнули на нее. Вот какая она была. Красивая Даша сказала: «Дайте немного вон той икры, а я отдам вам золотое кольцо». И она сняла с пальца широкое кольцо. Протянула мне. Орлан вырвал кольцо из моих рук, хотя оно мне понравилось. Он вернул кольцо русской Даше. Глаза у той женщины были темные и голубые. Как осенняя обская вода при полуденном солнце. Но в них не светилась радость. Они смотрели на котлы с рыбой. Видели только берестяники с икрой. Женщина Даша была голодная. Глотала слюну и говорила: «Ребенок у меня… Сын болен». Орлан спросил: «Что случилось у вас? Почему мужчины оставляют голодными женщин и детей? Стыдно быть голодным, когда кругом много рыбы и уток. В тайге мясо ходит…» Так говорил женщине Орлан, вождь племени Кедра.

И женщина с красивыми глазами, которые голод упрятал в пепельные впадины, рассказала, как их привезли в Улангай на барже, которую притащил пароход-шайтан с дымной трубой. Им не дали ружей. Нет у них и рыбацких лодок и сетей. А сами они ничего не умеют делать. И еще она рассказала, что продукты у них кончаются и что им придется умереть с голоду, если паузок с мукой застрянет в пути.

Орлан приказал тогда мне уйти. Он хотел один говорить с русской женщиной. Орлана увела Даша в Улангай. Он нес сыну женщины лекарства-траву медвежий корень и сушеную малину. Орлан нес людям в Улангай муку.

На другой день к нам прискакал верхом на русском олене-коне большой начальник. У начальника на широком ремне висело маленькое ружье в кожаном сапоге. Русский начальник сказал Орлану, что если эвенки будут помогать бежать из ссылки спецпереселенцам, то он их арестует и посадит в тюрьму. И еще он сказал, что запрещает вести обмен и торговлю с высланными, потому что они враги. Орлан тогда сказал начальнику: «Один эвенк берет в жены русскую женщину. Разрешит начальник ей уехать?» Начальник спросил: «Кто эвенк, кто женщина?» Вождь сказал: «Орлан – эвенк, Даша – русская женщина». Начальник жирно ругался. Бил рукой по своему маленькому ружью в кожаном сапоге: «За решетку упрячу, если попытаешься увезти ссыльную бабу…»

Орлан тоже рассердился. Он не испугался широкого ремня с маленьким ружьем: «С голоду разрешаешь умереть Даше?»

«Каждый получает паек…» – говорил большой начальник.

Орлан был настоящий вождь племени! Вечером Даша с маленьким сыном Андрюшей села в обласок Орлана, но тут охранники с винтовками прибежали на берег. Они приказали вернуться Орлану. Грозили стрелять в него и в Дашу, если обласок не вернется. Орлан вернулся. Его посадили в каталажку.

Ночью я взяла охотничий лук и стрелы. У ружья громкий язык. Стрелы бьют молчком. Улангай спал. Собак у русских не было. Около избушки с Железной решеткой на окне ходил охранник. В руках держал винтовку. Я вскинула лук… Но не выпустила лосиную стрелу. Стала говорить с охранником, просила, чтобы он отпустил Орлана.

«Эвенк не виноват. Орлану нужна красивая жена. Вождь племени Кедра не зверь. Его нельзя держать в карамо с железной решеткой. Отпускай Орлана! Мы откочуем без Даши…» – это сказала я человеку.

В ту ночь все племя вместе с вождем и Дашей откочевало в далекую тундру. Даша стала женой Орлана. У свадебного костра вождь сказал: «Люди моего племени! У женщины одно сердце. В сердце Даши было имя другого мужчины. Пусть оно остается. Орлан берет имя человека, у которого оборвалась земная тропа». Так Орлан стал Василием.

Мы ушли туда, где солнце не знает закона и смотрит на землю сколько ему захочется. Там было очень много песцов. Кержаки нам давали за пушнину муку, порох и дробь. Они тоже жили в стороне от больших дорог и троп.

Даша учила наших детей писать буквы на берестяных листках. Учила читать по книгам, которые привез бородатый кержак за тридцать голубых песцов. Ее сыну Андрею суждено было стать вождем нашего племени, когда состарится Василий.

Восемь лет мы жили вдали от родных мест. Потом Даша сказала: «Надо возвращаться на Юган. Детей нужно учить в школе. Больных нужно лечить в больнице. Пушнину нужно сдавать самим. Деньги и товар тоже получать самим. Кержаки обманывают».

Мы вернулись на Юган. Построили деревню Мучпар. Русский начальник дал документ в Медвежьем Мысе Даше и ее сыну. Он назвал Дашу Шамановой, а Андрея сыном Василия. Жил бы Василий и сейчас. Но однажды он хотел добить раненого лося ножом, пожалел пулю… Похоронили Орлана-Василия в Мучпаре по русскому обычаю. Так просила Даша…

– А что случилось с матерью Андрея? – спросила Лена у эвенкийки.

– Ее могила рядом с могилой Орлана. Она умерла на руках Юганы.

– Это произошло уже после того, как Андрей уехал служить в армию, – пояснил Илья. – Тосковала она очень…