Избранное

МАСТЕРСКОЕ ВОССОЗДАНИЕ ПРОШЛОГО

Исторический жанр имеет в чешской литературе богатую традицию, и линия его развития идет от творчества Алоиса Ирасека вплоть до наших дней, когда историческая проза переживает новый расцвет. Среди чешских мастеров художественного воссоздания прошлого мы по праву называем и Франтишека Кубку.

Известно, что автору, берущемуся воскрешать в своих произведениях прошлое, требуются большие знания, основательный культурный багаж. Но для современной исторической прозы, пронизанной размышлениями не только о прошлом, но и о настоящем и будущем человечества, этого недостаточно, и ее успех во многом зависит от позиции писателя по отношению к современности. И богатые знания, и высокая культура, и не менее богатый жизненный опыт, и активная прогрессивная позиция, так же как и незаурядный талант, обеспечили Кубке то почетное место, которое он занимает в чешской литературе.

Франтишек Кубка (1894—1969), участник первой мировой войны, попадает в плен в России и становится свидетелем великих революционных событий. Эти впечатления во многом определили дальнейшее духовное развитие писателя.

По возвращении на родину он заканчивает философский факультет Пражского университета и в дальнейшем отдает много сил изучению и пропаганде русской классической и советской литературы. Известен Кубка и как переводчик с русского — в его переводе выходит в Чехословакии ряд произведений Л. Толстого, Н. Островского, «Слово о полку Игореве». В 20—30-е годы Кубка работает журналистом-международником, позже, в конце 30-х годов — он сотрудник Министерства иностранных дел, затем — в конце 40-х — Министерства просвещения; в 1946—1948 годах — Посол Чехословакии в Болгарии.

Кубка побывал во многих странах Европы и Востока, неоднократно приезжал и в нашу страну.

Выступив на литературной арене еще перед первой мировой войной в качестве поэта, Кубка пишет в послевоенные годы новеллы и драмы, однако творческой зрелости писатель достигает в 40-е годы, во время немецко-фашистской оккупации Чехословакии, когда обращение к прошлому родной страны стало для чешских писателей как бы якорем спасения и источником надежды на будущее. С интересом были встречены его сборники новелл «Скифский наездник» (1941), «Пражский ноктюрн» (1943), «Карлштейнские вечера» (1944).

Ф. Кубка писал по поводу своих исторических романов «Улыбка Палечка» (1946) и «Слезы Палечка» (1948): «Впервые я всерьез обратился к историческому жанру, когда в Чехии свирепствовал террор оккупантов. Мои друзья умирали в тюрьмах и концлагерях. Незваные пришельцы и коллаборационисты пытались затемнить национальное самосознание чешского народа и разорвать все его связи с отечественной культурной традицией. Я считал своим долгом, насколько это было в моих силах, распахнуть окно в чешскую историю, в отрезанный от нас мир». О своем герое, легендарном шуте Палечке, мудром и смелом, противостоявшем мраку и варварству умным словом и ясной мыслью, Кубка пишет: «…Мой Палечек XV столетия стал для меня родным братом чешского прогрессивного интеллигента периода фашистской неволи». Такое «братство» изображаемого прошлого и актуальнейших чаяний современности характерно и в дальнейшем для исторической прозы Кубки.

Он принадлежит к числу тех чешских писателей старшего поколения, которые в послевоенные годы всей душой приветствовали новую историческую судьбу своей родины, вставшей на путь построения социализма. В это время он пишет ряд значительных произведений — семитомную серию романов «Великое столетие» (1950—1951), в которой воссоздает на широком фоне общественной жизни Чехии судьбу нескольких поколений одной семьи, и дилогию «Его звали Ячменек» (1957) и «Возвращение Ячменька» (1958).

Современный исторический роман отличается большим жанровым многообразием. Наряду с романом-хроникой создаются романы-параболы, романы строго документальные соседствуют с фантастикой на историческом материале, с таким, например, построением, когда автор пытается иначе «переиграть» исторические события и осмыслить их возможное влияние на дальнейший ход истории, уже не говоря о множестве романов, особенно в западных литературах, в которых действуют вполне современные герои, только облаченные в исторические костюмы.

Кубка пошел по пути создания реалистического романа, опирающегося на богатый исторический материал. Он осмысляет происходящее с позиций глубоко материалистического понимания хода истории, вскрывая те ее тенденции, которые помогают глубже понять настоящее. Впрочем, традиционную форму исторического романа Кубка обогащает приемами, отличающими его повествование, например, от романов Вальтера Скотта или Ирасека.

В романах об Ячменьке воссоздана широкая и яркая картина бурной и трагической истории Чехии XVII века, когда чешские земли становятся своеобразным эпицентром сложнейших общеевропейских конфликтов. Подобно многим историческим романистам, Кубка ставит своего героя в центр важнейших исторических событий эпохи; таким образом, вымышленный персонаж попадает в общество подлинных исторических фигур того времени.

Герой обоих романов чешский дворянин Иржи из Хропыни, прозванный Ячменьком, почти мальчиком попадает ко двору в пражский Град в качестве пажа Елизаветы-Альжбеты, жены Фридриха Пфальцского, ставшего чешским королем в 1619 году. Избрание главы союза германских князей-протестантов, Фридриха, на чешский трон явилось результатом антигабсбургского восстания в Чехии (1618—1620), когда из страны были изгнаны иезуиты и восторжествовали приверженцы протестантизма, требовавшие свободы вероисповедания, а также восстановления былых вольностей, которые пыталась уничтожить в чешских землях австрийская корона. Однако правление Фридриха продолжалось всего лишь год — за это он был прозван «Зимним королем». В ноябре 1620 года войска протестантов были разбиты в битве на Белой горе под Прагой, Прага капитулировала, король бежал из страны, где наступила жесточайшая феодально-католическая реакция. Чехия утратила свою национальную независимость на целых триста лет.

Эти события ярко и увлекательно изображены в романе «Его звали Ячменек». Перед читателем проходят эпизоды недолгого правления Зимнего короля и его крушения, причины которого анализируются особенно основательно. Автор в согласии с чешской марксистской историографией видит их в узкодворянском характере восстания 1618—1620 гг., не поддержанного «четвертым сословием», чьи требования не учитывались. Недостаток средств не позволил Фридриху набрать более многочисленное войско из наемных солдат, тогда как Габсбурги располагали значительными финансовыми поступлениями от католической Испании и папы римского, заинтересованного в сокрушении протестантского союза. Расчеты на помощь английского короля Якова I, тестя Фридриха, тоже не осуществились. Собственно говоря, белогорское поражение было предрешено.

Положение пажа и доверенного лица королевы позволяет герою, Ячменьку, близко наблюдать события, предшествующие белогорской катастрофе, и сам ход битвы, в которой он участвует.

Роман «Его звали Ячменек» делится как бы на две части. Первая посвящена недолгому пребыванию на престоле Зимнего короля и королевы и белогорской битве. Вторая повествует о том, что произошло с героями романа после белогорского разгрома. В Праге начались аресты и казни, последние остатки гуситских вольностей и религиозных свобод были безжалостно выкорчеваны. Среди чешских протестантов, покинувших страну, мы находим и Иржика, бежавшего вместе с одним из вождей протестантов Генрихом Матесом Турном. Кстати, образ этого экспансивного, несколько хвастливого, полного жизни человека, имеющий свой исторический прототип, принадлежит к удачам романа.

Во второй части романа, создавая колоритные картины придворной жизни в Стамбуле, куда попадает герой, автор также не упускает из вида исторические события в Европе и сложную дипломатическую игру европейских держав в период после Белой горы. О происходящем читатели узнают из переписки и бесед Иржика с людьми, с которыми сталкивает его судьба. Здесь преобладает авантюрная струя — изображаются приключения Иржи, который сначала является вместе с Турном к трансильванскому князю Габору Бетлену, союзнику чешских дворян-протестантов, а потом оказывается членом дипломатической миссии в Турции, любовь героя к трагически погибающей затем греческой девушке Зое и многие другие похождения Ячменька. Постоянный лейтмотив романа — неугасимая тоска изгнанников по далекой родине, боль из-за ее страданий и унижений и надежда вновь вернуться в освобожденную Чехию.

Как и многие авторы исторических романов, начиная с Вальтера Скотта, Кубка связывает исторические события с личной жизнью героев и прежде всего с любовной интригой. Юный паж без ума влюбляется в свою красавицу-королеву и встречает у нее взаимность. Эта не раз обыгрывавшаяся в литературе ситуация оказывается в романе Кубки живой и исполненной драматизма благодаря глубокому раскрытию сложного и противоречивого характера королевы — «леди Бесси». Дочь английского короля Якова I и внучка несчастной Марии Стюарт, Елизавета одержима честолюбивыми устремлениями; они принимают у нее характер мании и оттесняют и ее чувство к Иржи, и любовь к своим детям. Ради призрачной мечты об утраченной короне она готова рисковать всем и отдается любому, в ком ей хочется видеть надежного политического союзника. При этом леди Бесси полна женского обаяния; она умна, образованна, а к тому же красива, — и все это непреодолимо привлекает к ней людей. Королева презирает своего мужа, Фридриха Пфальцского, — пустого, трусливого человека, совершенно не пригодного для выпавшей на его долю исторической роли. Она не прочь устранить Фридриха, чтобы самой возглавить борьбу за корону, а Иржи ей представляется будущим вождем всенародного движения в свою поддержку. Иржи, поначалу нашедший в прекрасной королеве свой идеал, постепенно начинает постигать ее коварство, верит и не верит, когда она сообщает ему, что он — отец одного из ее сыновей, и эта постоянная смена веры и недоверия, упоения и разочарования становится источником настоящей жизненной трагедии Иржи, когда он в своих скитаниях пытается изгнать из сердца образ леди Бесси и когда он в конце концов приезжает к ней в Гаагу, где королевская чета находит убежище после бегства из Чехии. В изображении любви Иржи и королевы несомненна та тонкость и глубина психологического анализа, которая, пожалуй, отсутствует в раскрытии отношений героя с Зоей или в дальнейшем с фрейлиной королевы Яной, ставшей его женой, хотя в образе лукавой, живой Яны, прозванной феей Мэб, много обаяния.

Некоторые чешские критики упрекали Кубку в известном упрощении образа главного героя — Иржи из Хропыни. Конечно, не стоит искать в нем той, свойственной скорее современным людям, психологической переусложненности, которой нередко наделяют героев авторы исторических романов в западных литературах. Однако этот образ по-своему сложен прежде всего потому, что в романе раскрыто изменяющееся и постоянно углубляющееся понимание героем жизни, и это углубившееся миропонимание определяет и изменяет взаимоотношения Иржи не только с людьми, но и с историей, можно даже сказать, что прежде всего оно подводит героя к верному постижению им исторических событий.

В начале романа «Его звали Ячменек» все происходящее показано сквозь призму восторженного восприятия юного пажа, потрясенного роскошью королевского двора, плененного обаянием королевы, за которую он готов не задумываясь отдать жизнь. Не случайно, что именно в этой части так красочно и детально воспроизводится обстановка торжественных приемов при дворе, пиров и дворцовой роскоши. Это радостное восприятие изображаемого гармонирует с теми большими надеждами, которые чешское общество связывало с правлением избранного короля Фридриха, знаменовавшего восстановление чешской независимости и полное освобождение от Габсбургов.

Путь героя к духовной зрелости в дальнейшем неотделим от исторической судьбы его родины в трагический для нее период. Ячменек в изгнании в Стамбуле — это уже другой человек, и отчаянная удаль его стамбульских похождений — результат растерянности, утраты почвы под ногами после белогорской катастрофы и вынужденной разлуки с родиной.

Иржи кажется, что его возвращение ко двору Фридриха, обитающего в Голландии, — это начало пути обратно на родину. Но этот путь оказывается долгим и полным препятствий. Обстановка нереальных замыслов, беспочвенных интриг и туманных слухов, которыми живет королевский двор в изгнании, чужда деятельной натуре героя, жаждущего принять участие в борьбе за возвращение утерянной родины. Он отправляется в качестве посла для переговоров со шведским королем и участвует в высадке шведских войск на немецкой земле. Иржи, а вместе с ним читатель — снова в центре бурных и запутанных событий европейской истории.

В интервью по поводу романа «Возвращение Ячменька» Ф. Кубка сказал: «Его героем является Тридцатилетняя война». Действительно, трагические события одной из самых длинных, кровавых и опустошительных войн в истории Европы неотделимы от рассказа о дальнейших приключениях героя.

Подавление чешского восстания против Габсбургов стало прологом Тридцатилетней войны, и в ее ходе Чехия не раз становилась ареной борьбы противоборствующих сил. Прага несколько раз переходила из рук в руки, война причинила стране неисчислимые потери, ее жителей грабили то те, то другие войска, религиозный гнет сопровождался обнищанием и вымиранием населения.

Как и многие чешские эмигранты, вынужденные покинуть родину после поражения на Белой горе, Иржи сражается в войсках антигабсбургской коалиции, на стороне которой выступали шведы, многие немецкие князья протестантского вероисповедания, Франция и Дания; эту коалицию поддерживали не участвовавшие в военных действиях Англия и Голландия.

Снова взяв в руки меч, Иржи переживает новый период восторга и радостной веры в скорое освобождение родины. На этот раз он связывает свои надежды со шведским королем Густавом Адольфом.

В обоих романах об Ячменьке выведено много исторических персонажей, изображение которых представляет значительный интерес, потому что Кубка сочетает историческую достоверность с художественной выразительностью. К удачным историческим портретам относится образ Фридриха Пфальцского, графа Турна, о котором уже говорилось, трансильванского князя Бетлена Габора и савойского герцога Карла Эммануила, союзников чешских протестантов. Порой введение исторических личностей не всегда оправдано, например, неубедительна встреча Ячменька во Франции с герцогом Ришелье, который неведомо почему раскрывает проезжему чеху свои сокровенные политические планы. Зато чрезвычайно выразителен образ шведского короля Густава Адольфа, энергичного и талантливого полководца, одержавшего ряд блистательных побед над войсками Католической лиги. Его резкий незаурядный характер принадлежит к несомненным удачам романа. Кубка делает Ячменька свидетелем гибели Густава Адольфа в битве при Лютцене (1632). Эпизоды битвы при Лютцене, как и битвы на Белой горе, наиболее яркие и красочные в романе; как и Стендаль в «Пармской обители» и Толстой в «Войне и мире», Кубка показывает поле боя через восприятие неопытного и удивленного всем происходящим молодого героя, что позволяет автору особенно впечатляюще дать картину сражения.

После Лютцена, когда Иржи едет через разоренные войной немецкие земли обратно к королевскому двору в Гаагу, все больше накапливается у него горечи, все меньше остается веры в освободительную миссию «святых шведских полков», в которых до этого он видел спасителей своей родины. Рушатся и упования Иржи на то, что овдовевшая Елизавета решится стать его женой и возглавит дело освобождения Чехии. Недолгим оказывается и счастье, обретенное Иржи в браке с Яной, — он берет ее с собой, отправляясь снова на войну, но она вскоре погибает. И все более настойчиво звучит лейтмотив родины, далекой Чехии, образ которой возникает в воспоминаниях, в поэтических грезах и видениях, в мечтах героев о будущем.

Страшные картины бедствий, причиненных Тридцатилетней войной, также принадлежат к сильнейшим страницам романа. В ходе этой бесконечной войны все более затемняется ее цель, все более необузданной становится жестокость и жадность распоясавшихся ландскнехтов, чей путь отмечен бесконечными пожарами и бесчинствами, творимыми над мирным населением. Опустевшие города, черные провалы улиц, из которых доносится только вой оголодавших псов, остовы домов и храмов на фоне багрового неба, покинутые деревни, жители которых скрываются в лесах, — такие картины преследуют Иржика на всем его боевом пути. И когда герой снова попадает на родину, куда вторглись шведские войска, свидание с родной землей не приносит ему той радости, о которой он так долго мечтал. Народ, измученный войной и бесконечными притеснениями, с недоверием относится к новым завоевателям. Католические священники успели охладить религиозный пыл бывших протестантов, и чешское население встречает шведов отнюдь не как единоверцев и спасителей, а как новых захватчиков. Тем более что шведские солдаты ведут себя ничуть не лучше, чем прочие вояки, побывавшие на этой многострадальной земле. Да и чехов-эмигрантов, прибывших в составе шведских войск, никто не воспринимает как долгожданных соотечественников, вернувшихся на освобожденную родину. Путь по родной земле становится все более мучителен для Иржи.

Знаменательно, что в этих главах гораздо меньше исторического реквизита, глубже раскрыты переживания героя, безуспешно пытающегося напомнить опьяненным возможностью безнаказанного грабежа шведским командирам об их миссии — принести чешскому народу освобождение от габсбургского ига, добиться религиозной свободы. Тоска по родине, мучившая Иржи в изгнании, как будто не иссякает по возвращении домой, отравленном двусмысленным положением чужака-завоевателя, на которое обрекает его роль офицера шведской армии. И совершенно органично рождается решение Иржи покинуть эти войска, когда они приближаются к родным ему моравским краям, и вернуться в родную Хропынь.

То, что происходит с героем дальше, сам автор называет сказкой, добавив, впрочем, что точно так же можно назвать сказкой все трагедии и комедии Шекспира. Для того чтобы понять смысл этой сказки, надо вспомнить еще один лейтмотив обоих романов.

История Иржи из Хропыни связана со старинной моравской легендой о короле Ячменьке, рожденном когда-то на ячменном поле королевой, которую выгнал муж из-за ее мудрых и добрых советов, раздражавших загордившегося властителя. Король потом смягчился, но жена и наследник, рожденный в ячмене, так и не нашлись. А в народе сохранилось поверье, что король Ячменек вернется в свою страну, когда наступят наиболее тяжкие времена. И Иржи был рожден на ячменном поле деревенской девушкой, которую в гневе выгнал из дома сделавший ее своей любовницей владетель замка. Отец Иржи тоже был охвачен раскаянием и добился впоследствии, чтобы Иржи, мать которого умерла во время родов, стал его законным наследником. Но Иржи не забыл своего происхождения и легенды, связанной с ним. В романе «Возвращение Ячменька» этот все время повторяющийся мотив приобретает особое значение.

Последняя часть романа значительно отличается от предыдущих и по тону и по содержанию. В ней изображен некий полусказочный «остров блаженных» посреди ужасов нескончаемой войны. Когда Иржи возвращается в родную Хропынь, отбившись от шведских войск, то крестьяне принимают его за легендарного короля Ячменька, вернувшегося, как было предсказано, в родной край в самую тяжелую годину. Иржи образует нечто вроде патриархальной коммуны, в которой крестьяне работают на себя и сами обороняют свой край и от габсбургских правителей, и от шведских войск. Может быть, эта светлая идиллия процветающей крестьянской общины под мудрым правлением короля Ячменька похожа на утопию, но она опирается на такие реальные ценности, как общая собственность, дружный коллективный труд, мудрое народовластие, обращенные по своему существу к будущему. И по стилю эта часть отличается от предыдущих: она выдержана в духе народного сказа, окрашенного, впрочем, легкой иронией.

Однако действительность тех страшных лет враждебна самому существованию подобного патриархального рая. Иржи тоже хорошо понимает, что в мире реальном, раздираемом противоречиями, в разгар нескончаемой войны не может быть места для подобной идиллии. И в самом деле, для усмирения крестьян, отказавшихся работать на господ, власть имущие обеих воюющих сторон временно объединяются, и шведская королева и австрийский император как бы подают друг другу руки; произошло то, чего не удавалось достигнуть с помощью искуснейших дипломатических маневров. Ячменек смертельно ранен в бою, хропыньской идиллии наступает конец. В заключительной сцене романа снова громко звучат фольклорные мотивы. Символична смерть героя на том самом ячменном поле, где он родился. Там нашли потом его окровавленный камзол и закопали под вековой липой. Последняя фраза романа о том, что они сошьют ему новый камзол, когда он снова вернется к ним во всей своей славе, проникнута светлой надеждой.

В романе «Возвращение Ячменька», как и в первой части дилогии, содержится яркое изображение многих исторических событий, выдержанное в духе верности фактам и смыслу эпохи. И здесь тоже психологически убедительно показаны человеческие чувства, особенно взаимоотношения Иржи и леди Бесси. Но наряду с тем в этом романе гораздо сильнее ощущается поэтическое начало, еще напряженнее выражен пафос любви к родине и к миру, достигает апогея кошмар бесконечной и ненужной народу войны, а мир выступает как величайшая из доступных человечеству ценностей. Полусказочная утопия в последних главах озарена глубокой верой в безграничные возможности народа и личности, сосредоточившей свои силы на служении ему.

Романы Франтишека Кубки «Его звали Ячменек» и «Возвращение Ячменька» принадлежат к лучшим произведениям видного чешского писателя и к значительнейшим явлениям чешского исторического романа, одного из ведущих жанров в чешской прозе. Они являют собой не только увлекательное чтение, но и помогают составить исторически верное представление о бурной и сложной эпохе европейской истории и о переломном моменте в истории чешского государства. Они проникнуты глубоким чувством патриотизма, любви к родине, ставшей особенно острой у людей, оторванных от нее, озарены идеей ненависти к войне и необходимости сознательной борьбы за достижение и сохранение мира.

Франтишек Кубка вошел в чешскую литературу не только как романист, но и как мастер новеллистического жанра. Его высшее достижение в этом жанре — книга «Карлштейнские вечера», написанная во время фашистской оккупации Чехословакии, когда интерес к воскрешению прошлого был в чешской литературе особенно силен. Впрочем, новеллы Кубки нельзя прямо отнести к жанру исторической прозы, хотя тут и идет речь о прошлом.

«Карлштейнские вечера» напоминают нам многие книги эпохи Возрождения и прежде всего знаменитый «Декамерон» Боккаччо. Новеллы Кубки, как и повествования итальянского мастера, имеют особое литературное обрамление. У Боккаччо компания друзей спасается в загородном замке от эпидемии чумы, и каждый, чтобы развлечь остальных, рассказывает какую-нибудь историю. У Кубки рассказчики тоже оказываются в уединении, — чешский король Карл IV (1316—1378) после болезни отдыхает в новом замке Карлштейн под Прагой. Само обращение к образу короля Карла IV, с чьим именем связана славная эпоха в истории чешского государства, было, конечно, не случайно, и много говорило читателям в тот период, когда книга вышла в свет. Придворный врач короля предлагает ему как необходимое условие для выздоровления покой в загородном дворце, а чтобы настроить его на лучший лад и отвлечь от мрачных мыслей, решено, что присутствующие там каноник Ешек, старый друг короля Бушек и сам врач магистр Витек будут поочередно рассказывать ему занимательные истории. Несколько историй рассказывает и сам король. Всего в книге их двадцать одна, и каждая посвящена женщине, чье имя и фигурирует в заглавии рассказа.

Они стилизованы в духе новеллистики Возрождения, во многих использованы так называемые «бродячие сюжеты», известные в европейской литературе средневековья и Возрождения. Основу произведений Кубки также составляют острые сюжетные коллизии, занимательное действие, тайны и их разгадки, удивительные приключения героев. Однако рассказам Кубки свойствен и тонкий психологический рисунок, в этих небольших по объему произведениях автор раскрывает сложные и противоречивые человеческие чувства. Как и мастера эпохи Возрождения, Кубка стремится всякий раз преподнести поучительные выводы, а о моральном смысле рассказа потом обстоятельно рассуждают все собеседники.

В большинстве новелл книги повествуется о силе и верности женской любви. В «Инес» любовь заставляет отступить даже чуму и помогает девушке преодолеть болезнь. Верная жена Бьянка отвергает ухаживания Франческо Петрарки, когда тот приезжал в Прагу, хотя великий поэт и вызывал ее восхищение. Новеллу о безграничной любви к нему его первой жены, французской принцессы Бланки, рассказывает король Карл. Мавританская девушка Гафиза помогает чешскому дворянину бежать из дворца вельможи в Гранаде, где его держали на службе в гареме. Король Карл повествует трогательную историю о поразившей его встрече с Безымянной в день смерти его отца, погибшего в битве при Креси.

В «Беате» мы находим своеобразную обработку «бродячего сюжета» о том, как мадонна много лет служила в монастыре вместо бежавшей оттуда грешницы монахини, пока та, раскаявшись, не возвращается назад.

Многие новеллы «Карлштейнских вечеров» насмешливы, полны юмора. Забавно повествование об Алене — из серии историй о неверных женах. Даже черт, с которым муж, уезжая из дома, заключил договор, что он будет караулить жену, не в силах помешать хитрой Алене изменять супругу, — в конце концов и с самим чертом, а в довершение всего еще и убедить мужа, что она спасла его душу, не дав черту выполнить условия договора. Грустным юмором проникнута история Моники — о том, как «ненормально» сочетание редкой женской красоты и столь же незаурядной добродетели и к каким печальным последствиям оно приводит. Полна юмора и в то же время светлой мудрости вполне земная история, рассказанная каноником, о любви двух молодых людей, цирюльника и сироты — дочки мельника; безуспешно уговаривая влюбленных покориться воле тетки девушки и расстаться, он в конце концов сам же тайно венчает их («Анежка»).

Известный чешский критик Франтишек Гётц писал, что лучшие рассказы сборника «являются поэтическим гимном жизни и человеческой природе, воспевающим любовь, жизнеутверждающую, здоровую и свободную, словно песнь вечно обновляющейся жизни». Действительно, радостное, поистине ренессансное восприятие жизни характерно для большинства новелл этого сборника. Их привлекательная сторона — также и ясная, лаконичная, изящная форма.

На русском языке изданы книга Кубки «Улыбка и слезы Палечка» (1963), четвертая часть эпопеи «Великое столетие» — «Мюнхен» (1981) и сборник «Маленькие рассказы для мистера Трумена» (1952), раскрывающие дипломатические ухищрения империалистических государств и борьбу прогрессивных сил планеты за мир.

Знакомство с произведениями такого талантливого мастера, как Франтишек Кубка, обогатит знания советского читателя о чешской литературе XX века.

И. Бернштейн