ПРИМЕЧАНИЯ

ЕГО ЗВАЛИ ЯЧМЕНЕК. ВОЗВРАЩЕНИЕ ЯЧМЕНЬКА

Над дилогией «Его звали Ячменек» и «Возвращение Ячменька» Франтишек Кубка работал в 1956—1957 годах. Однако замысел ее начал складываться значительно раньте. «В 1922—1923 годах, — вспоминает писатель, — я несколько месяцев жил в Оломоуце и узнал Гану, самую очаровательную равнину на свете. Там я придумал историю о ганацкой деревне, которая во время Тридцатилетней войны долгие годы успешно оборонялась против шведов»[176]. Этот рассказ-легенда «Свадьба в Кане Галилейской» вошел в сборник новелл Ф. Кубки «Семь остановок» (1931).

Среди произведений, поразивших Кубку еще в детстве и впоследствии не раз привлекавших его внимание, была немецкая «Народная книга о Тиле Эйленшпигеле». В 1930—1931 годах он набросал несколько глав романа, который должен был называться «Эйленшпигель в Праге». Действие первой главы развертывалось на Карловом мосту в Праге в момент, когда по нему проезжал Фридрих Пфальцский (1596—1632) с женой Елизаветой (1596—1662) и свитой, поспешно покидая королевскую резиденцию Град. В следующей главе описывалось опустевшее поле битвы на Белой горе. Одна из глав этого романа («Размышления под Тыном») была в виде самостоятельной новеллы включена автором в книгу «Скифский наездник» (1941), но снята цензурой и увидела свет лишь во втором издании сборника (1946). В этой главе, а также в рассказах «Майские ночи» и «Пражский ноктюрн» (сб. «Пражский ноктюрн», 1943) впервые выступают персонажи, которые впоследствии будут фигурировать и в романах о Ячменьке.

Роман «Эйленшпигель в Праге» Кубка не дописал. Характер героя немецкой готической легенды, хотя он и был бунтовщиком и утешителем угнетенных, не соответствовал чешскому национальному духу. К тому же в 30-е годы Кубка прочел роман бельгийского писателя Шарля до Костера «Легенда об Уленшпигеле» (1867) и увидел, что здесь уже выражено все, что «можно сказать о мудром бродяге, который вырастает в символ народного восстания». Но героев двух своих будущих исторических романов — королевского шута Палечка и рыцаря по прозвищу Ячменек, образы которых тоже подсказаны народными легендами, — Кубка воспринимал как родных братьев Уленшпигеля.

«Когда после второй мировой войны, — рассказывает писатель, — я продумывал смысл и фабулу романа о Ячменьке, то посетил ганацкую землю, Кромержиж, Оломоуц, Хропынь, Гулин, Скаштице, прочел много исторических, летописных и архивных материалов о Гане и Тридцатилетней войне и узнал, что моравские сословия даровали Зимнему королю Фридриху доходы города Кромержижа, а Зимней королеве Елизавете хропыньскую землю в качестве приданого. Так в моем сознании Хропынь — легендарное место рождения сказочного ганацкого «короля» Ячменька — связалась с представительницей рода Стюартов на чешском троне. Почему бы ганацкие сословия не могли послать сироту, внебрачного потомка владетелей хропыньского замка, которого служанка родила в ячменном поле, в качестве пажа чужеземной властительнице и почему бы не могла вспыхнуть и долго продолжаться любовь между моравским рыцарем и чешской королевой?

Я принялся сочинять сказку о похождениях героя, которого «звали Ячменьком»[177].

В Тридцатилетней войне, начавшейся и закончившейся в Чехии, писатель видел аналогию второй мировой войне. Как перед мюнхенской катастрофой в Праге появился «дружеский посредник» лорд Ренсимен, так перед поражением чехов на Белой горе в 1620 году в пражском Граде объявились английские послы Вестон и Конвей, с помощью дипломатических ухищрений отдавшие чешские земли и чешский народ в руки австрийского императора. События трехсотлетней давности оказались актуальными, поскольку сущность обеих трагедий одинакова: крах политики господ, ориентировавшихся на Запад.

По собственному признанию, Ф. Кубка писал свой роман так, как писались романы в эпоху Тридцатилетней войны и после нее. «Это цепочка новелл, связанных сквозным действием и фигурой главного героя»[178]. Формальным образцом для чешского писателя были «История Жиль Блаза из Сантиньяны» Лесажа, «Дон Кихот» Сервантеса и «Затейливый Симплициссимус» Гриммельсхаузена. Как исторический беллетрист, Кубка опирался и на традиции классиков чешской исторической прозы Алоиса Ирасека и Зикмунда Винтера. «От Ирасека я научился понимать демократический героизм»[179], — утверждал он. «Поучительным примером» в работе над «Ячменьком» стало для него описание белогорской битвы в романе З. Винтера «Магистр Кампанус» (1909). Учился он и у своего соавтора по переводу на русский язык либретто оперы Бедржиха Сметаны «Проданная невеста» Алексея Толстого, роман которого «Петр Первый» хорошо знал и высоко ценил.

Первое издание романа Ф. Кубки «Его звали Ячменек» вышло в издательстве «Чехословацкий писатель» в 1957 году, романа «Возвращение Ячменька» — в 1958 году. При подготовке второго издания 1965 года оба романа были объединены под общим заглавием «Романс о Ячменьке».

В дилогии Кубки очень мало вымышленных героев. Помимо исторических лиц, о которых даются сведения в постраничных примечаниях, мы встречаем здесь имена многих общеизвестных исторических деятелей, а также десятки второстепенных персонажей, прототипы которых также реально существовали. В романах Кубки фигурируют многочисленные сиятельные особы: австрийские эрцгерцоги и императоры «Священной Римской империи» Фердинанд II (1578—1637) и Фердинанд III (1608—1657), английские короли Яков I (1566—1625) и Карл I (1600—1649), турецкие султаны Осман II (1605—1622), Мустафа I (1599—1632) и Mурад IV (1609—1640), шведский король Густав II Адольф (1594—1632), князь Трансильвании Дьёрдь I Ракоци (1593—1648); бранденбургский курфюрст Георг Вильгельм (1595—1640), герцог брауншвейг-люнебургский Георг III (1582—1641), ландграф гессен-кассельский Вильгельм V (1602—1637) и др. Мы находим здесь государственных деятелей и дипломатов: например, английского дипломата Томаса Роу (1581—1644), польских политических деятелей и дипломатов Якуба Собесского (1588—1646) и Ежи Оссолиньского (1595—1650); здесь действуют военачальники, сражавшиеся на стороне протестантов: немецкий полковник Ганнес Штубенфолл, шведы — фельдмаршал Герман Врангель (1587—1644), генерал Нильс Браге (1604—1632) и др.; и на стороне католиков: генералы Йоахим Карпизон, Вильгельм Вердуо, Мельхиор фон Гатцфельд (ум. 1658) и др.; представители различных слоев чешского общества: таковы староместский гетман, выразитель взглядов демократических низов Микулаш Дивиш, чешские эмигранты — Бартоломей из Жеротина (ум. 1644), Боржек Догальский из Догалиц и др.; духовные лица: Хоэ (Ху де Зупех), Ян Гай (Гайус); врачи (доктор Румпф) и т. д. Все это усиливает историческую достоверность произведения Ф. Кубки.

КАРЛШТЕЙНСКИЕ ВЕЧЕРА

13 ноября 1939 года прямо в приемной больницы, где Франтишек Кубка ждал рождения своей будущей дочери, его арестовали и отправили в Берлин, в центральную тюрьму гестапо. Сто двадцать дней он провел в одиночке. Подозревали его в организации покушения на Гитлера. Обвинение было настолько необоснованным, что 30 марта 1940 года Кубку выпустили на свободу. «Я вернулся в Прагу, — вспоминает писатель. — Начал по-новому любить жизнь. Начал писать. Так возникли «Скифский наездник», «Пражский ноктюрн», «Божена Немцова», «Нунка», «Карлштейнские вечера»[180].

Уже в сборник новелл «Скифский наездник» вошел рассказ «Соловьиная тропка», повествующий о юности короля Карла I (1316—1378), который правил Чехией в 1346—1378 годах, а с 1355 года стал императором «Священной Римской империи» под именем Карла IV, и рассказ «Королева» — о матери Карла IV, жене чешского короля (1310—1346) Яна Люксембургского (1296—1346) Элишке, происходившей из древнего чешского княжеского, а затем королевского рода Пршемысловичей (правили с IX в. по 1306 г.).

Настольной книгой Кубки стал сборник «Проза эпохи Карла IV», вышедший в 1938 году и подготовленный к изданию профессором Яном Виликовским. «В годы неволи… — поясняет писатель, — собрание «Проза эпохи Карла IV» обрело совершенно иной смысл. В свете древнечешской письменности прежде всего выступила во весь рост фигура великого государя, который был горд своей кровной связью с родом Пршемысловичей, любил язык матери, сладостную почву чешской земли и королевство чешское, «благороднейшую часть Римской империи». Этот правитель основал в Праге для сынов чешского народа первый университет в Центральной Европе и украсил свой стольный град дворцами и храмами. Там, где чужеземный завоеватель в XX веке трубил на всех перекрестках о нашей неполноценности и несамостоятельности, Карл IV и его ученые паладины в XIV веке прославляли могущество и славу древнего государства»[181].

«Карлштейнские вечера» или, точнее, «Карлштейнские вигилии» были третьей частью новеллистического триптиха, начатого «Скифским наездником» и продолженного «Пражским ноктюрном». «Вигилии» — в католической церковной традиции день и ночь в канун больших религиозных праздников. В предпраздничную неделю перед троицей 1371 года и собираются в новом королевском замке Карлштейн, построенном в 1348—1367 годах, герои-повествователи книги Ф. Кубки.

«Карлштейнские вечера», — вспоминает он, — я писал летом 1943 года. Весной этого года умер мой отец. Забавными рассказами я пытался разогнать мрак, которым окутало меня его долгое, болезненное умирание. Но и иное событие, причем мирового масштаба, определило оптимистический характер этого цикла новелл… Это была славная победа у Сталинграда в начале февраля 1943 года. На берегах Волги военной машине немецкого фашизма был нанесен уничтожающий удар. Это был рассвет нашего освобождения. Я уже давно мечтал о более крупном сочинении. Но мне еще недоставало дерзости и душевного спокойствия для того, чтобы взяться за роман. Я обратился к форме, которая в XIV столетии так прославила «Декамерон» мессера Боккаччо, к циклу новелл. Как у Джованни Боккаччо мужчины и женщины сошлись во время эпидемии чумы, чтобы рассказать о жизни и о любви, так и герои-рассказчики в моих «Карлштейнских вечерах» подавали читателю… сладкое противоядие любви к женщине и любви к родине. На мотивах любви был построен этот цикл, восхваляющий героизм чешского человека и его славное прошлое, его мужественную красоту, его тоску по веселым приключениям и подвигам. Весь мир открывался здесь читателю, скованному границами обкорнанной родины. О всех странах тут рассказывалось, кроме одной, той, которая насилием, кровью, ложью а жестокостью навязывала нам себя. Карл IV, которого у нас отнимали и трактовали как немецкого властителя, остался в моих «Вечерах» патриотом чешской земли и выступал великим государем отнюдь не потому, что был кровно связан с Пршемысловичами и сделал из Праги сердце Европы. Читателю, который ежедневно проходил мимо низвергнутых памятников и над оскверненным пражским Градом видел развевающееся знамя нашего унижения, моя книга напоминала о величии и красоте прошлого Чехии… Я украсил ее всеми драгоценными дарами чешской земли»[182].

В сборнике — 21 рассказ. Пять из них представляют собой обработку бродячих средневековых сюжетов. Остальные — плод авторской фантазии, опирающейся на исторические труды Франтишека Палацкого (1798—1876) и Йозефа Шусты (1835—1914), на произведения средневековой литературы, на литературоведческие изыскания чешских и зарубежных медиевистов. Рассказ «Катержина» навеян так называемой «большой стокгольмской» «Легендой о святой Екатерине», написанной в стихах во второй половине 50-х годов XIV века и найденной в 1850 году в Стокгольмской королевской библиотеке (в ноябре 1939 года Кубка опубликовал в газете «Лидове новины» эссе «Хвала «Легенде о святой Екатерине»). В новелле «Безымянная» Кубка, по собственному признанию, «избавился» от того впечатления, которое произвело на него описание битвы при Креси в рассказе Ирасека («Битва при Креси» в сборнике «Из давнего и недавнего», 1913).

Как автор цикла рассказов о Карлштейне, Франтишек Кубка имел предшественника в лице одного из зачинателей чешской исторической прозы Вацлава Бенеша-Тршебизского, написавшего книгу «Рассказы карлштейнского ворона» (1882), а также повести «Масленица на Карлштейне» (1874) и «Под Карлштейном» (1877) и рассказ «В тени Карлова Тына» (1875). Естественно, Кубке была известна и комедия выдающегося чешского поэта Ярослава Врхлицкого «Ночь на Карлштейне» (1884).

Новеллистическому мастерству Кубка учился у Бальзака (как раз после возвращения из тюрьмы он перечитывал его «Озорные рассказы»), Анатоля Франса, швейцарского писателя Конрада Фердинанда Мейера (1825—1898). Знал он в эти годы и австрийского прозаика Адальберта Штифтера (1805—1868), автора исторического романа «Витико» (1865—1867).

Чешская критика единодушно относит «Карлштейнские вечера» к лучшим образцам чешской исторической прозы начала 40-х годов. Книга продавалась из-под полы и разошлась в течение недели. Читали ее и в концентрационных лагерях. В июле 1945 года к Кубке пришел известный словацкий писатель-коммунист Петер Илемницкий (1901—1949), незадолго до этого вернувшийся из концлагеря в Дессау, и попросил экземпляр «Карлштейнских вечеров» взамен сгоревшего у него в марте 1945 года во время налета американской авиации. «Твою книгу, — говорил он Кубке, — мне тайком переслали в заключение, я прочел ее, а на рождество 1944 года читал вслух товарищам. Видел бы ты их глаза! Мы читали ее, пока она не рассыпалась на страницы». Подтверждение этого воспоминания Кубки можно найти в корреспонденции Илемницкого. 18 ноября 1944 года Илемницкий писал о своем интересе к новой книге Кубки жене Ружене, которой за три года до этого подарил на рождество «Скифского наездника». А 26 декабря он уже делился с нею своими впечатлениями от чтения: «Это книга необычайной целомудренности и красоты. Больше всего на меня подействовали чистейшие, пастелью писанные истории-исповеди самого Карла IV. Что может быть более нежного, чем рассказ о Блаженке? И можно ли прекраснее высказать любовь к своей земле, чем выражает ее Карл в концовке рассказа о Дине?»[183] 7 января 1945 года Илемницкий сообщал своему другу Йозефу Дворжаку, что накануне читал «Карлштейнские вечера» вслух товарищам по заключению.

Первое издание книги вышло в 1944 году в пражском издательстве «Фр. Боровы». Второе пересмотренное издание в издательстве «Чехословацкий писатель» в 1954 году.

В «Карлштейнских вечерах», так же как в дилогии о Ячменьке, выступает множество реальных исторических лиц. Это прежде всего четыре жены Карла IV: Бланш (Бланка; при крещении Маргарита) де Валуа (1316—1348), чешская королева с 1347 года; Анна Пфальцская (1329—1353), чешская королева с 1349 года; Анна Свидницкая (1339—1362), чешская королева с 1353 года; Альжбета Померанская (ок. 1347—1393), чешская королева с 1363 года; две его дочери — Маркета (1335—1349) и Катержина (1342?—1386). К числу реальных исторических лиц относятся и участники карлштейнских вечеров, доверенное лицо Карла IV, его камергер и маршал двора Бушек-младший из Велгартиц (ум. 1371), а также другой близкий друг короля — его канцлер Ян из Стршеды (ок. 1310—1380), епископ, дипломат, выдающийся знаток античности.


О. Малевич

Загрузка...