Избранное

Патриции! Сегодня тех сомнений,

Которые смущали долго нас,

Не существует больше. Мы узнали,

Что было нужно знать нам. Наш ответ

Флоренции мы можем дать сегодня.

Она зовет нас вместе с ней идти

На герцога миланского войною.

Вот что решить сегодня мы должны.

Но, может быть, еще не всем известно,

С какою дерзостью была оскорблена

Венеция кровавым преступленьем?

Пусть знают все, — для дела это важно!..

На наших улицах какой-то иностранец

Убить пытался графа Карманьолу,

Но промахнулся и теперь в тюрьме.

Он был подослан герцогом Филиппом, —

Тем самым герцогом, которого послы

С словами мира, с просьбой нашей дружбы

И до сих пор в Венеции. Зачем

Для этой дружбы новых доказательств

Мы будем ждать? Я говорить не буду

О низости и наглом вероломстве

Такого преступленья. Знают все,

Что, оскорбляя нашего солдата,

В лице его он оскорбил и нас.

Пусть будет так! Зато теперь мы знаем,

Что Карманьолу герцог ненавидит.

Меж ними кровь, мириться им нельзя:

Они — враги и будут век врагами.

Зачем Филипп убить его хотел?..

Патриции! Здесь к ненависти старой

И новый страх прибавился. Кто трон

Филиппу дал, тот также сбросить с трона

Филиппа может… О, он догадался,

Что этот мир, позорный и бесславный,

Не нужен нам… Он чувствует войну,

И знает он, что значит Карманьола,

Прославленный, могучий кондотьер,

Когда война знамена развевает!..

Граф знает силы герцога Филиппа,

Граф знает, как Филипп войну ведет, —

И он найдет то место, где вернее

Смертельную нанесть он может рану.

И герцог хочет вырвать этот меч

Из наших рук… Но, герцог, ты ошибся!

Нам пригодится скоро этот меч!..

Патриции! Откуда же совета

Мы лучшего себе могли бы ждать,

Как не от графа? Мнение его

Угодно знать вам?

Позовите графа.

Граф Карманьола! В первый раз сегодня

Республика имеет повод к вам

И вашей верности и дружбе обратиться.

По важному вопросу ждет она

От вас совета. Нам сегодня важно

Услышать ваше мнение. Но прежде

Позвольте мне от имени сената

Поздравить вас. Вы счастливо ушли

От замыслов предательской измены.

Обидой вам — мы все оскорблены.

Мы вместе с вами делим чувство мести.

Заботливей, чем прежде, мы поднимем

Свой щит над вами… Враг ваш не найдет

Дороги к вам, на ней не встретясь с нами.

Светлейший дож! Что сделать я могу,

Чем заплачу стране гостеприимной

За все, что мне дает она? Как жадно

Хотел бы я служить ей как отчизне!..

Но жизнь моя, которая недавно

Спаслась опять от вражеской руки,

В бездействии томительном проходит.

Считая дни бесславного покоя,

Я молча жду, придет ли светлый день,

Желанный день, когда своею жизнью

Удастся мне вам доказать, что я

Достоин был высокого участья,

С каким сюда я вами принят был.

От вашей помощи, когда настанет время,

Мы вправе ждать великих дел. Пока

От вас мы ждем совета, Карманьола.

Флоренция нас просит ей помочь

Оружием в войне против Висконти,

Скажите нам ваш взгляд на это дело.

Для нас теперь он важен…

Мой совет,

И жизнь моя, и добрый меч мой — ваши,

И если бы я только думать мог,

Что здесь один совет мой будет нужен, —

Я и совет имею. Но позвольте

Мне о себе сперва поговорить,

Позвольте сердце мне открыть пред вами,

Оно давно открыться хочет вам.

Мы слушаем. Нам только то и ценно,

Что ваше сердце будет говорить.

Светлейший дож! Сенаторы! Я знаю,

Что я не смел бы ждать от вас доверья,

Пока не стал врагом непримиримым —

Врагом тому, кому служил я прежде,

Как верный подданный. Но, если б и теперь

Я думать мог, что до сих пор осталось

Не порванным малейшее звено

Из цепи той, которая с Висконти

Меня соединяла, ни за что

И этого звена я б не разбил…

Я предпочел бы свой досуг бесславный

Священной тени боевых знамен

Венеции… В своих глазах презренным

И вероломным быть я не хочу…

Но я теперь ни одного мгновенья

Не сомневаюсь больше. Я свободен.

Я не обязан герцогу ничем.

Но тяжело мне думать, что, быть может,

Не все глядят на это дело так же.

Как счастлив тот, кому сама судьба

Дорогу в жизни ясно указала!

Над честью и бесславьем для него

Не может быть сомнений и раздумья.

Напрасно враг пытался бы найти

В нем что-нибудь доступное злословью.

Но мне пришлось идти другим путем,

И не для всех понятен он… Опасность

Грозит на нем мне в каждом направленье…

Что, если мне швырнут в лицо упреки

В неблагодарности? Что, если мне придется

Услышать обвинение в измене?

О, знаю я… Есть люди… Их закон —

В своих делах своим сужденьям верить

И суд чужой надменно презирать.

Я не рожден для этого… Мне важно,

Что обо мне подумаете вы,

Что будет думать каждый, кто решает

Дела людей судом и правдой чести.

Сенаторы! На суд ваш отдаю

Я старый спор свой с герцогом Филиппом.

Пусть подведет, кто хочет, наш итог,

Пусть он проверит счет услуг взаимных

И пусть решит, кто может должником

Считаться в нашем деле… Но довольно…

Мне не об этом нужно говорить

Пред судьями. Я герцогу был верен

И не отказывал ему в повиновенье,

Пока он к этому не вынудил меня.

От должности, которую я кровью,

С опасностию жизни заслужил,

Он отрешил меня… Напрасно оправдаться

Возможности искал я перед ним.

Мои враги теснились возле трона.

И понял я, что мне беда грозит. И рано,

Казалось мне, меня искала смерть.

В моих мечтах мне смерть моя являлась

На поле битвы, в доблестном бою

За славное и доблестное дело.

И этой смерти жалкой и ничтожной

Я испугался… Я бежал… У вас

Нашел себе приют и справедливость…

Но он и здесь меня не позабыл,

Но и сюда он шлет убийц наемных!

Наш счет окончен!.. Я теперь Филиппу —

Открытый враг открытому врагу!..

Свободный меч сегодня предлагаю

Я вам, сенаторы!.. Свободный кондотьер

Присягу в верности готов вам дать сегодня.

Вполне согласен с вами наш сенат.

Вас с герцогом миланским рассудила

Уже Италия. Бесповоротный суд

Был в вашу пользу. Вы, бесспорно, правы,

Отныне верностью и службою Филиппу

Вы не обязаны. И верность ваша нам

Принадлежит отныне. Наш расчет,

Надеюсь, будет лучше и честнее,

Чем тот, какой был сделан вам в Милане.

Сегодня первый верности залог

Вы нам дадите… Ждет от вас совета

Сенат Венеции.

Светлейший дож! Я долго

И много думал, прежде чем вопрос

Вы мне поставили. Война — необходима.

И, если в будущем возможно что-нибудь

Предвидеть верное, война успешна будет,

Ее успех тем дальше от сомнений,

Чем меньше медлить захотите вы.

Какими силами располагает герцог?

Флоренцию он, правда, победил,

Но бесполезна трудная победа, —

Он утомлен и слишком обессилен!

Казна пуста… А граждане томятся

Под тяжестью бессчетных податей:

Их давит страх, они полны надежды,

Что небо, сжалившись над ними, ниспошлет

Над их оружием его врагам победу.

Я это знаю, должен это знать.

В их памяти погаснуть не успели

Воспоминанья прежних, лучших дней,

Когда так пышно жизнь их расцветала

Под ярким солнцем славы и свободы…

Откуда б им рассвет ни заблистал,

Они к нему пойдут навстречу. Больно

И стыдно им носить свое ярмо.

И герцог это видит… Он заметил

Издалека опасность — и прислал

Он к вам послов с словами грубой лести.

Он просит мира, но ему довольно

И перемирия, чтоб жадно растерзать

Свою добычу, он в нее когтями

Уже успел вцепиться… Но допустим,

Что перемирие ему дадите вы.

Все переменится немедленно. Жестоко

С Флоренцией расправившись, солдат

Накормит он награбленной добычей

И в них разбудит жажду грабежа.

И кто тогда осмелится отвергнуть

Его союз? О, счастлив будет тот,

Кто первый другом быть ему сумеет!

И вы тогда останетесь одни.

Когда и как войну затеять с вами,

Обдумает спокойно на досуге

Ваш грозный враг. Горит суровым гневом

В дни неудачи доблестное сердце, —

Но в герцоге его корыстный гнев

Пылает ярче в дни слепого счастья.

Опасности боится он, а там,

Где он уверен может быть в успехе,

Нетерпелив и дерзок. И его

Перед собой солдаты не увидят.

Одной добычи он от битвы ждет.

То прячется пугливо в старом замке, ^{2}

То затевает пышные пиры

В роскошных виллах… В толках об охоте

И о пирах проводит он досуг,

Когда не шепчется в мучительном испуге,

Как женщина, с каким-то колдуном.

Теперь момент разбить его затеи.

О, не теряйте времени! Скорей.

И чем скорей, тем ближе к вам победа!

Вас за совет ваш, благородный граф,

Благодарит сенат венецианский.

Что б ни решили мы сегодня, ваш совет

Был дорог нам… Мы видим в нем залог

И мудрости, и вашей верной дружбы.

Граф Карманьола нашему сенату

Дает совет немедленной войны,

И за войну я подаю свой голос.

Остался ль нам другой такой же выход,

Такой же честный и надежный путь,

Как путь войны — прямой и благородный?

Протянем руку помощи в несчастье

Флоренции и вступим с ней в союз, ^{3}

Разделим с ней опасность и надежды

И встретим вместе общего врага,

Не то грозит нам будущность бедою!

Он, слабому бросающий свой вызов,

Он, злобный враг всем, кто его рабом

Не хочет быть, — он просит мира, герцог!..

Зачем же мир ему теперь так нужен?

О, он хотел бы выбрать время сам,

Когда б ему войну угодно было

Нам объявить. Но этот выбор — наш

На этот раз, когда мы не ошиблись.

Своих врагов он бить хотел бы порознь,

Но выйдем мы на битву заодно.

Под звуки лести Лев Венецианский ^{4}

В беспечности ленивой не задремлет.

Да, герцог, ты неверно рассчитал.

Вступить в союз с Флоренцией, Филиппу

Немедленно же объявить войну,

Вручить команду графу Карманьоле

Над сухопутным войском — вот мой голос.

Все это так. Против войны не буду

Я говорить. Она — необходима,

Она законна. Но успех ее

Нам следует покрепче обеспечить.

Я в выборе вождя опасность вижу.

Пусть граф имеет здесь своих друзей.

Пусть даже их в сенате нашем много,

Но я в одном глубоко убежден:

Не может быть, чтоб и для них был граф

Дороже, чем отечество. Ничтожно,

Ничтожно все пред благом государства.

Светлейший дож! Поверьте, больно мне

Во взглядах с вами резко расходиться,

Но я скажу, что этот полководец

Несовместим с достоинством и честью

Республики венецианской. Граф, —

Он разошелся с герцогом. Не буду

Искать настойчиво причины их раздора.

Граф оскорблен был. — Это — вероятно.

Оправдывать такое оскорбленье

Я не могу. Да, это все возможно.

Его словам я верю. Только в них

Нам вдуматься поглубже не мешает,

Они и нам немало говорят.

Сенаторы! Нам следует подумать

Заранее, легко ли будет нам

Вести дела с вождем самолюбивым,

Обидчивым, могучим и надменным?

Мне кажется, не меньше, чем в войне,

Опасности в таком вожде таится.

Пока от подчиненных мы могли

Почтительности требовать спокойно.

Ну, а теперь, пожалуй, нам придется

Самим почтительности поучиться.

Для наших дел мы меч ему даем.

Но, взяв его, держа в руках все войско,

Захочет ли он подчиняться нам?

И что же нам останется? Стараться

Не раздражать могучего вождя?

А если мы во взглядах разойдемся,

И, что возможно, перевес возьмет

Над нашей волей — воля кондотьера?

Достойно это нашего сената?

Да и нельзя считать непобедимым

Ни одного вождя, будь он и Карманьола.

Ошибки могут быть, а кто же за ошибки

Расплачиваться будет? Только мы!

А жаловаться право нам оставят?

И что взамен такого униженья

Получим мы? Что делать нам тогда?

Перетерпеть? Сенат венецианский,

Ты примешь этот выход из беды?

Или сердиться будем мы и повод

Ему дадим уйти от нас в обиде,

Оставив нас на произвол судьбы,

Среди условий гибельных и трудных?

Но, гневный вождь, куда же он пойдет?

Пойдет… туда, куда ему угодно…

Быть может, снова к нашему врагу,

Снесет ему все, что о нас он знает,

И величаясь будет говорить,

Что он — герой, а мы неблагодарны.

От герцога, Марино, граф ушел.

Конечно, так. Но что такое герцог?

Он и на трон посажен тем же графом.

И разве мог в своих руках держать

Такой синьор такого кондотьера?

Он окружил ничтожными людьми

Свой шаткий трон, а сам неосторожен,

Недальновиден и труслив. Свой страх

Он затаить не мог глубоко в сердце

И молча ждать удобного мгновенья,

Он дал заметить замысел врагу.

Таков Филипп. Но разве есть меж нами,

В Венеции, такие же безумцы?

И если конь на всем скаку с седлом

С своей спины скачком безумным сбросит

Неопытного всадника, то разве

Испытанный и сдержанный наездник

Не оседлает снова скакуна?

Дож верит графу. Этого довольно.

Я умолкаю и одно спрошу, —

Согласен дож за графа поручиться?

Прямой вопрос — и будет прям ответ.

Ни за кого ручаться я не буду.

Я верен долгу, я в себе уверен —

И этого с меня довольно. Но, Марино,

Что это значит? Я не предлагал

Доверить графу войско без контроля

Со стороны Венеции. Поверьте, я не мог

Желать найти в наемном кондотьере

Хозяина республики. Мне он

Доверие внушает. Но допустим,

Что я ошибся… О, всегда найдется

Внимательное ухо, чтоб подслушать

Преступный замысел, а чтоб разбить его,

Найдутся и невидимые руки.

Зачем бросать сомнений скорбных тень

Нам рано так на светлое начало?

Зачем пришли, зачем смутили нас

Пустые призраки измены и обмана?

Нет, подозрительный и осторожный ум,

Ты здесь не прав: пусть только чуткость дружбы

О будущем сегодня говорит.

Для Карманьолы дорог наш союз,

Лишь дружбой с нами он достигнуть может

Осуществленья замыслов своих.

Мне нет нужды доказывать вам это.

Но верности имеем мы залог

Еще один, сенаторы. О славе

Тоскует вновь покрытый славой граф.

Суровый вождь, — он горд и благороден.

Не может быть, чтоб в этот честный ум

Могла закрасться низкая измена,

Чтоб и его коснуться мог позор.

О, бросим прочь все эти подозренья!

Пусть осторожность будет наблюдать,

Но наше сердце — пусть спокойно верит.

В тот славный день, который осенит

Опять победой стяги Карманьолы,

Мы благодарность нашу принесем

Ему с таким же честным благородством,

С каким он нам несет свои услуги.

На голоса!

Сберите голоса.

Но помните, как важно государству,

Чтобы никто решенья не узнал,

Которое мы приняли сегодня.

Венеция не многим доверяет

Свои секреты, и из них никто

Не может этой тайне изменить

И избежать за это наказанья.

Беглец иль кондотьер? Вот мой вопрос,

Который мне Венеция решает.

Бесславный отдых старого солдата,

Сны прежней славы, жалкая нужда

Просить себе приюта и защиты

У тех людей, которые, быть может,

Когда-нибудь устанут защищать —

Или опять увидеть поле битвы,

И снова жить, и вновь своей судьбе

Идти навстречу смело и открыто

Под звуки труб, под шум моих знамен,

С солдатами, привыкшими к победе?

Вот мой вопрос!.. Сенат венецианский,

Ужели вновь твое решенье — мир?

А мне опять таиться, как в темнице,

В твоем убежище безмолвном и печальном,

Как будто я убийца прежних дней,

Во храме ищущий последнего спасенья? ^{5}

Я — и бессилен пред своей судьбой,

Я, правивший судьбами государства?

Италия! В кругу твоих князей

Ужели нет завистников Висконти?

Блеск герцогской короны над челом

Желаний их ужели не волнует?

А если есть, то помнят ли они,

Что я достал блестящую корону,

Что я ее Филиппу подарил,

И что теперь горю одним желаньем —

Сорвать ее с ничтожной головы

И дать тому в подарок драгоценный,

Кто призовет к себе на службу меч,

Мой добрый меч, меч графа Карманьолы?

Желанный друг! Скажи, какие вести?

Ты — полководец. Решена война.

О, Марко! Знай, ни разу перед битвой

Так горячо мое не билось сердце,

Как в этот миг оно во мне забилось.

Как верит мне сенат ваш благородный!

Его доверие, что б ни было, клянусь,

Обмануто не будет… Мне сегодня

Судьба всю жизнь мою определила.

Старинная и славная семья,

Венеция, твой новый сын, отныне

Мой меч тебе навек я посвящаю,

Твоим величием, твоею славой горд,

Отдам все силы для твоей защиты.

Святые сны! Да сохранит их небо

От гибели… У них есть два врага —

Судьба — и ты.

Как? Я?

Да, Карманьола.

Доверчивый и благородный ум,

Весь занятый чужою пользой, часто

Вредит себе. Исполнив трудный подвиг,

Который был по силам лишь ему,

Он делает один ничтожный промах,

И падает, и больше встать не может.

Моей любви и дружбе, Карманьола,

Поверь сегодня… Ты своих друзей,

Конечно, знаешь… Правда, их немало.

Но помни же, не все тебе друзья…

Ну, этого довольно. Я не смею

Подробнее с тобою говорить,

И без того сказал я слишком много.

Но ты мне друг. Вели моим словам

В твоей душе скрываться одиноко.

Но разве, Марко, это все мне ново?

И я не знаю, кто мои враги?

А знаешь ты, кто сделал их врагами?

Ты, ты один. Ты выше их, конечно,

Ты это чувствуешь. На каждый их протест

Один ответ — открытое презренье —

Ты им даешь. Пока тебе не могут

Они вредить. Но знай, их час настанет.

Ты до сих пор о них не хочешь думать,

Ты ждешь того, когда ты встретишь их

Лицом к лицу открыто на дороге.

Но о тебе-то думают они

Гораздо больше, чем предполагаешь

Ты, Карманьола! У тебя врагам

Презренья и забвенья слишком много.

Но нет у них привычки забывать

И много в них уменья ненавидеть.

Не раздражай их. Погаси вражду

В зародыше. Теперь возможно это.

Я не хочу советовать тебе

Постыдных средств и лицемерной лести.

Нет, трусости угодливой не надо,

Но и беспечности здесь также места нет,

Меж этих крайностей найди свою дорогу.

Умей привлечь и честные сердца,

И ум рабов опасных и ничтожных,

Найди любовь народа, но не льсти

Его страстям, и в день твоей невзгоды

Покорно он пойдет на твой призыв.

Ты, Марко, прав. Ты слишком прав, мой Марко!

Я тоже думал много, много раз,

Но, к сожаленью, скоро эту мудрость

Позабывал. И я, конечно, видел

Не мало раз, что там, где сеют гнев,

Придется жать раскаянье. Но это

Бесплодной школой было для меня,

И я устал себе законы ставить,

Которым следовать я никогда не мог.

Моя судьба нередко мне сплетала

Запутанные сети, их распутать

Я не умел, да и само уменье

Распутывать и разрешать узлы

Я до сих пор ценить не научился.

И я решил, что если мне придется

В таких сетях запутаться глубоко

И выхода себе не находить,

То я пойду своей судьбе навстречу,

Не делая усилий бесполезных.

Но посмотри, мой Марко, на себя.

И у тебя свои враги найдутся.

Скажи же мне, ужель ты их считаешь

Достойными — не говорю усилий

Смягчить их гнев, но даже дать заметить,

Что ты их презираешь?

Да, ты прав.

Но что же делать, если человеку,

С рождения привыкшему носить

Свое чело высоко и стремиться

На подвиг правды честною душой,

Судьба родиться там определила,

Где нет нужды в открытой, смелой силе,

Где жизнь полна невидимых тревог,

И тайных бурь, и ненависти скрытой?

Здесь лицемерной скрытностью себя

Порой спасать бывает неизбежно.

Не удивляйся же, что даже мне пришлось

Немного этому искусству научиться.

Но знай еще, что мне мои ошибки

Грозят бедою меньше, чем тебе.

Кинжалу меньше грудь моя доступна,

От частной ненависти больше огражден

Я властью и защитой государства. ^{6}

Я тот же пурпур на плечах ношу,

Каким одеты гордые синьоры,

Держащие мою судьбу в руках,

Не забывай: для них — ты иностранец,

Для них пока ты только кондотьер,

Ты — полководец, нанятый за деньги.

Тебе даны в защиту государства

Мечи их войска, но скажи, где меч,

Который был бы дан тебе в защиту?..

Запомни все и пусть твои друзья

Услышат только голос одобренья

И похвалы искусному вождю,

Избавь друзей от тягостной заботы

Тебя оправдывать, и верь мне, что они

Не будут счастливы, когда твое несчастье

Они почувствуют… Что мне еще сказать?

Коснуться ль мне еще струны заветной,

Которая, быть может, зазвенит

Глубоко в сердце? У тебя жена

И дочь твоя — им ты одна надежда,

Они привыкли к радости и счастью,

Привыкли к ласке ясных, светлых дней.

А кто им даст, когда тебя не будет,

Такие дни? Не говори, что властно

Тебя влечет могучая судьба,

Скажи «хочу» — и снова господином

Будь над собой, как прежде.

Ты сказал

Мне правду, Марко. Я глубоко верю,

Что богом я и небом не забыт,

Когда такой мне послан друг. Но слушай,

Успех войны, надеюсь, примирит

Со мною всех врагов моих, и радость

Все разрешит, все разом успокоит.

Но если ты услышишь что-нибудь

Тревожное, сомнительное, слуху

Не торопись поверить, не вини

Меня ни в чем по первой вести, помни,

Что слов твоих я, Марко, не забуду.

Теперь я рад. Теперь иди к победам

И к нам вернись. Как будет дорог мне

Желанный гость — гонец твой с поля битвы,

Который нам известье принесет

Спасения республики и славы,

Победной славы славного вождя!

Да, кондотьер! Как приказали вы,

Свои войска я к битве приготовил,

Судьбу войны доверил герцог вам,

И я вам повинуюсь — с болью в сердце.

Но, Малатести, время не ушло,

Я вас прошу, не надо этой битвы.

Я знаю, Пергола, что вы — искусный вождь,

В делах войны ваш голос значит много,

Но взять назад приказ мой — не могу.

Вы сами знаете, как дерзок Карманьола,

Он нас зовет на битву каждый день,

И вот теперь он обложил Маклодий

Пред нашим фронтом. И теперь для нас

Два только выхода — прогнать его отсюда

Или бежать без битвы перед ним.

Последнее — позорно…

Малатести!

Проверить вновь внимательным сомненьем

Красивых дум блестящие ряды —

Нелегкий подвиг. Он не всем по силам.

Но, Малатести, он по силам вам.

Вот почему решаюсь я пред вами

В последний раз об этом говорить.

С тех пор, как варвары несметными толпами

Своих солдат к нам из-за Альп не шлют,

Таких могучих армий не видала

Еще Италия. И в нашем войске — все,

Вся сила герцога, на нем его надежды,

Ему другого войска не собрать.

Исход войны предвидеть невозможно,

Случайность в ней всегда свое возьмет.

Но пусть она так много, много значит, —

Зачем ей все безумно отдавать?

Зачем судьбе нести такие жертвы,

Каких она не требует от нас?

И нет для нас потерь невозвратимых

При нашем войске, если же оно

Разбито будет, с ним мы все теряем.

Зачем же нам бросать его, как кости,

Закрыв глаза, бросают игроки?

Нам будет тесно это поле битвы.

Оно нам незнакомо, а врагу,

Должно быть, слишком хорошо знакомо,

Что он упорно манит нас к нему,

Для нас узка дорога к Карманьоле,

Меж двух болот идет к нему она,

Кусты на ней разбросаны повсюду.

В них скрыл свои отряды хитрый вождь.

Где мы пойдем, оставив ложементы?

Как мы пройдем по этому пути?

Я убежден глубоко: здесь засада.

Недаром я не раз на бой ходил

В одних рядах когда-то с Карманьолой.

Мне кажется, в войне с таким врагом

Особенно опасна торопливость.

Мы будем ждать момента. Может быть,

Он утомит суровой дисциплиной

Своих вождей и, может быть, устанет

Держать всегда натянутой узду…

И если день настал для этой битвы,

Не здесь ей место. Мы должны уйти.

Мы сами выберем удобное нам место.

И пусть туда за нами он идет,

Таких удобств он там иметь не будет.

Лицом к лицу стоят войска пред битвой,

Великой битвой, герцогу Филиппу

Она нужна. Он слишком долго медлил

И слишком, слишком много потерял,

Пока таким же следовал советам…

Нет, медлить — риск, уйти отсюда — гибель.

Кто знает, там, на вашем новом месте,

Найду ли я солдат своих такими,

Какими здесь их вижу? Все, что вождь

Прикажет им, они теперь исполнят,

И с ними мне теперь возможно все!

Как кстати к нам приходите вы, Сфорца

И Фортебраччо! Расскажите нам,

Каким нашли вы боевое поле?

Чего нам ждать?

Победы, кондотьер!

Когда приказ готовиться к сраженью

Я объявлял солдатам, мне в ответ

Шумел грозой могучий крик восторга.

Меня встречал их радостный привет,

Я говорил, и тотчас умолкали

Все голоса, и в мертвой тишине

Мой только голос властно раздавался.

И взоры их, горевшие огнем,

«Веди скорей на бой» — мне говорили.

Да, кондотьер, таким огнем горит

Все наше войско. И когда к солдатам

Я подскакал, суровою толпой

Они меня угрюмо обступили.

Один спросил: «Звук боевой трубы

Когда-нибудь услышать нам придется?»

Другой сказал: «Насмешки от врага

Нам надоесть успели». Все просили

Скорее битвы. Им ее успех

Не кажется сомнительным, и только

Один вопрос — когда же? — мучит их.

Я им сказал: «Соратники, как прежде,

Опять к победе дружно мы пойдем,

Когда трубы, теперь уж недалекой,

Призыв услышим». Бешено шумел

Восторг солдат в ответ на эти вести…

Блестели шлемы в воздухе на копьях,

Горели лица радостью и счастьем.

И их восторг и до сих пор шумит

В моей груди. Кто с вестью отступленья

К таким солдатам смеет подойти?

Они горят суровым нетерпеньем

Свои мечи скорее обнажить.

И дать теперь приказ снимать палатки?

Нет, ни за что с таким приказом к ним

Я не поехал бы…

Какие речи!

Солдат дает приказ своим вождям,

Вождь ждет себе команды от солдата…

Мне это ново.

Пергола! Солдаты,

Которых я на битву поведу,

Учились дисциплине в школе Браччо.

А это имя живо до сих пор,

Оно всегда будило удивленье

И ужасом дышало. Этот вождь

Своих солдат терпеть врага насмешки

Не приучал.

Каков бы ни был я,

Своих солдат военной дисциплине

Я сам учил. Они от кондотьера

Привыкли ждать его распоряжений,

Привыкли верить своему вождю.

У нас нет времени для частных пререканий,

Оставьте спор свой, гордые вожди,

У нас есть враг — но он не здесь…

Торелло!

А ваше мнение теперь переменилось?

Восторг солдат вы видели?

Я видел.

Их взоры блещут жаждой скорой битвы,

Они пойдут охотно за вождем,

Они свой долг исполнят. Но невольно

От их рядов я молча отвернулся.

Я не хотел, чтоб на моем лице

Они мои сомненья подглядели.

Обманет их, изменит им победа,

Которой ждут так весело они,

Погибнут даром мужество и доблесть.

И я от них скрывал свое лицо,

Пока скакал я молча перед фронтом.

И долго я в ту сторону глядел,

Где ждет нас враг. Кусты на топкой почве

Казались мне живыми. Стерегут

Они наш путь. Клянусь я, в них — засада.

Двойным кольцом стоит обоз врага

С той стороны, откуда нападенья

Он может ждать… И если в первый раз

Его войска не выдержат атаки,

Легко ему собрать своих солдат

И к новой битве быстро приготовить.

Да, ты умно придумал, Карманьола.

При неудаче мысль солдат — бежать,

И эту мысль ты отнял у солдата.

Нет, нам одним ударом не разбить

Его войска… Нам две отдельных битвы

Придется с ним сегодня начинать…

А мы… Зачем мы все еще боимся

Признаться в правде? Разве наш солдат

Вполне надежен? Он идет на битву

Не за жену, не за своих детей, —

Не на защиту родины любимой —

Он нанят нами, он идет за деньги.

И можем мы надеяться, что он

Удержит место, где его поставят,

Хотя бы смерть ему на нем грозила?

Нет, храбрости еще возможно ждать,

Но стойкости в наемном войске мало.

С безумной дерзостью войска на бой идут,

Когда полны надеждой на победу,

Но если первый натиск не дает

Им перевеса в битве над врагами,

И если им придется выбирать

Смерть или бегство, — выбор их опасен.

Предвидеть это — мудрость, устранить

Такой исход — заслуга полководца.

Да, в наше время трудностей в войне

Гораздо больше, славы… меньше славы.

Нет, я не мог свой взгляд переменить

На эту битву: здесь, на этом поле

Не место ей…

И значит?..

Мы уйдем.

В руках врага здесь много лишних выгод.

Пойдем туда, где этих выгод враг

Иметь не будет.

И Маклодий бросим

Как дорогой подарок, Карманьоле?

Покинем наших доблестных друзей?..

А им одним двух дней не продержаться!

Все это так. Но мы должны спасать

Не гарнизон, не города и земли,

А государство.

Разве без земель

Возможно государство? Мы, Торелло,

Давно бежим и слишком долго медлим,

И города сдаем врагу без битвы.

Казаль, Квинцано, Бина… ^{7} Грустный счет!

Его вести не в силах я… Считайте,

Считайте сами дальше, если может

Спокойным быть при этом ваше сердце.

Мы рвем на части дорогую ткань, —

Ту ткань, которую защите нашей герцог

И нашей доблести доверил. Наш гонец

Опять поедет с вестью отступленья?

И много мы пошлем таких гонцов?

Надменной гордостью, презрительной насмешкой

В нас бросит враг, когда опять узнает,

Что вновь мы отступаем.

Это значит,

Что враг наш хочет этой битвы, Сфорца.

Он хочет? Нет! Чего ему желать,

Когда и так он наше войско гонит

С мечом в ножнах?

Нет, Сфорца, вы ошиблись.

Понятны мне желанья Карманьолы.

Поверьте мне, он хочет, чтобы мы

Всем нашим войском в битве рисковали

В той местности, где выгодно ему.

Но мы уйдем. Нам слишком нужно войско.

Мы с ним вернем свои потери.

Как?

Когда солдат приучим мы скрываться,

И всякий раз бежать перед врагом,

Боясь глядеть в лицо ему, и низко

В опасности бросать своих друзей,

Тогда они нам возвратят потери?

Теперь они готовы побеждать

И нам вернуть утраченные земли.

Насмешками своими враг зажег

Их мощный гнев, они на битву рвутся.

Зачем давать отточенным мечам

Покрыться ржавчиной? Зачем опять нам медлить?

Чего нам ждать?

Торелло, вы боитесь,

Что нас засада может ожидать?

Но в наше время прежние приемы

Военных действий не имеют смысла.

Бывало прежде, по стране бродили

Ничтожными отрядами враги,

И каждый куст, крутой изгиб дороги

Казался страшным, мог скрываться враг

В такой засаде… Миновало время

Подобных войн. Все силы враг ведет

Теперь на битву смело и открыто.

Искать его — не надо. Побеждать —

Одно искусство нужно нам. А войско,

Ломая грозно встречные преграды,

Где может стать, своей считает землю

И не вернет ее назад без битвы.

(к Перголе и Торелло)

Убеждены вы?

Но позвольте…

Нет.

Я убежден. Не нужно больше споров.

Вы разошлись во взглядах, но я верю,

Что дружно вы пойдете на врага.

И если нам и тот и этот выбор

Грозит опасностью, мы избираем тот,

Где больше славы. Это — выбор битвы.

Я впереди своих солдат поставлю,

И в первый бой я сам их поведу.

Ты, Сфорца, будешь охранять наш тыл.

А ты свои отряды, Фортебраччо,

Поставишь между нами. Мы ударим

Могучим натиском на лагерь Карманьолы,

Прорвем их строй и оттесним солдат,

И вырвем вновь из рук врага Маклодий.

Вы, Пергола, и вы, Торелло, битвы

Вести на этом месте не хотели.

Я предлагаю вам опасный этот день

Лишить опасности… Недалеко за нами

В резерве вы отряды поведете.

И если храбрым, как всегда, судьба

И в этот день поможет, мы прорвемся

Сквозь цепь врагов, и свежей силой вы

Сомнете их разбросанное войско.

А если враг напор наш отобьет,

И нас замкнет в своем кольце железном,

И нам назад закроет всякий путь, —

Спешите к нам на помощь, выручайте

Своих друзей, но знайте, наших лиц

Мы от врагов в бою не будем прятать

И до конца их не покажем вам.

Нет, не покажем!..

Ни за что на свете!

О, слава богу! Наконец-то бой!..

А сколько споров стоило сегодня

Решить вождю сраженье!..

Карманьола,

Ты угадал, что молодой задор

Седую опытность сегодня переспорит.

Да, опытность и мудрость стариков…

Она растет, пока не превратится

В конце концов…

Во что, скажите?

В страх,

Коли угодно знать вам…

Фортебраччо!!

Что ты сказал?.. Солдат, который много

И видел битв, и одержал побед,

Когда ты был почти еще ребенком

И не видал развернутых знамен,

Он от тебя сегодня должен слышать

Такие речи… В первый раз сегодня

И первый ты осмелился…

Ни слова!

В той стороне — вон там — стоит Маклодий.

Там Карманьола, только он наш враг,

И кто теперь других врагов имеет,

Изменник тот! Ни слова! Замолчите!

Свой прежний голос я беру назад…

Теперь его я подаю за битву…

Да, битва будет неудачна, но…

Теперь за битву подаю я голос!..

Я эту битву отклонить хотел,

Теперь ее прошу я… Я за битву…

Я, Пергола, беру от вас ваш голос,

Но предсказанье ваше — нет, врагам

Пусть будет то, что нам вы предсказали.

Ты, Фортебраччо, оскорбил меня…

Теперь не время…

Если хочешь думать…

Мои слова, как хочешь, понимай…

Но только знай, что, как бы ни обидны

Они тебе казались, я назад

Их не возьму… Я их сказал…

(собираясь уходить)

За мною,

Кто верен герцогу!..

Даю вам обещанье,

Что в битву все сегодня, кондотьер,

Пойдем мы дружно… Только, Фортебраччо…

Ты, Фортебраччо, оскорбил меня!..

Зачем же снова новые обиды

Ты мне готовишь? Слушай, я готов

Тебе помочь найти удобный способ

Восстановить поруганную честь

Седого Перголы, не оскорбляя этим

И твоего достоинства…

Чего ты хочешь?

Отдай твое мне место, Фортебраччо,

Возьми мое. Где б ни сражался ты,

Известно всем, что ты стоял за битву.

А я… Пойми… Мне нужно, слишком нужно

Сражаться там, где б друг и недруг видел,

Что я не… то, что ты сказал…

Согласен.

Возьми мой пост. Он твой, когда ты хочешь.

Но, Пергола мой храбрый, я не мог,

Я не хотел нанесть тебе обиду.

Я очень рад сказать тебе, что я

Не оскорблял тебя… Мне показалось, слишком

Боишься ты — за герцогское войско.

Вот что хотел сказать я. Этот страх

Родиться мог в твоем бесстрашном сердце,

Но пред опасностью он гаснет, ты за жизнь

Не дрогнешь в день военной непогоды.

И думал ты?..

Я ничего не думал.

Ты говорил, как честный вождь.

(К Малатести.)

Синьор,

Согласны вы на эту перемену?

Я очень рад, что гнев ваш весь врагу

Вы отдаете безраздельно.

(к Сфорце)

Прежде

Мне с Перголой назначен рядом был

Мой пост… Теперь… несправедливо это…

Я понимаю. Занимай мой пост.

Последние и первые, мы будем

Сражаться дружно… Безразлично, где

Придется быть нам.

Но пора. За дело.

Пора, пора — и да хранит вас бог.

(Уходит.)

Синьор! Враги на лагерь наш идут.

Их авангард вступил…

Где кондотьеры?

Здесь, у палатки — ждут распоряжений…

Зови. Я жду.

Ты наступил, мой день! ^{8}

Я звал тебя… Я за тебя боялся…

Я по тебе глубоко тосковал…

Я был один, осмеянный, бессильный,

И на тебя надеяться не смел,

Но я сказал, что будешь ты. Сегодня

Приветствую тебя, счастливый день!

Свои слова я помню… «Ты увидишь

Меня вождем — вождем твоих врагов,

И ты раскаешься тогда, неблагодарный!»

Так я сказал. Но мне казалось сном,

Безумной грезой это обещанье…

Мечта сбылась и оправдался сон!

Сегодня — день мой… День моей победы,

Тебя я чувствую!.. О, успокойся, сердце!

А если мне?.. Но нет… Моя победа.

Соратники! Наш враг мои желанья

Исполнил все. И я на вас надеюсь,

Что также их исполните и вы.

Смотрите — там встает в лучах рассвета

Блистающее солнце. Лучший день

Для нас оно на небе зажигает.

Я знаю вас, не только ради славы

Вы ждете битвы… Но, клянусь я, будет

Безмерно славным вечер наш сегодня!

И имя этой битвы прогремит

Далеким эхом!.. Перед ним Маклодий

Покажется ничтожным… Ты, Орсини,

Своих солдат к сраженью приготовил?

Да, кондотьер.

Вели своим отрядам

Рассыпаться направо от дороги

И всех солдат, которых там найдешь,

Возьми к себе немедля под команду.

А ты пойдешь налево, Толентино.

Не торопитесь битвой. Ждите нас,

И только мы с врагом в бою сойдемся,

К нему на плечи бросьтесь. Но когда

Заметит враг засаду и захочет

Уйти назад, — как только он спиною

К вам повернется, бейте оба разом

В открытый тыл. Я подоспею к вам.

И в бегстве он найдет свою погибель,

Как он погибнуть должен в наступленье.

Исполню все.

(Уходит.)

Все сделаю.

(Уходит.)

(к другим кондотьерам)

Со мною рядом ты пойдешь на бой.

А вам, друзья, места на поле битвы

Я укажу. Идемте. Первый натиск

Отбить бы только, и победа наша.

(Уходит.)

Вдали боевая труба прозвучала.

Другая труба отозвалась вдали.

Под конским копытом земля задрожала,

И шумно солдаты на битву пошли.

Вожди и знамена ведут их на сечу,

Другие знамена шумят им навстречу,

Проходят ряды закаленных солдат.

Вперед! Им не будет дороги назад.

Сошлись. И мечи из ножон загремели,

Железо стучит по железу кругом,

Горячею кровью клинки заалели,

И кровь полилась на пиру боевом.

Но кто же, кто стал за отца и за деда,

Сказав перед битвою: смерть иль победа?

Какие враги из далекой земли

На эти поля за добычей пришли?

Здесь нет чужеземцев! Здесь борются братья!..

Растила, кормила одна их страна.

Своим и врагам боевые проклятья

Понятны и близки… Речь боя — одна.

Морями и Альпами край их природа

Спасала от злобы чужого народа,

Но братья родные сошлись воевать

И залили кровью кормилицу-мать.

Ужасная распря! Но кто же, безбожный,

Кто первый на брата свой меч обнажил?

Зачем и за что же в борьбе невозможной

Он кровью родные поля напоил?

Не знает никто! И направо, налево,

Мечи опуская без злобы и гнева,

Солдаты идут за продажным вождем,

Торгуя продажным, презренным мечом.

И это их детям, их женам известно?

Они не уймут исступленных мужей?

Их старцы не явятся в битве нечестной,

Не вырвут из рук нечестивых мечей?

Вы, старцы, вы, близкие к тихому гробу,

Уймите, гасите безумную злобу

И речью высокой и чистой своей

Смирите порывы нечистых страстей.

Зачем земледелец у хижины бедной,

Те тучи с их ношей желанных дождей,

Когда драгоценная влага бесследно

Прольется далеко от милых полей?

Зачем эти армии с мощью железной,

С победой и битвою их бесполезной,

С рядами без нужды убитых врагов,

С пожаром своих и чужих городов?

О, горе! О, горе! Валились рядами

Солдаты, как в жатву колосья полей,

И с новою силой стучали мечами,

И бой разгорался сильней и сильней.

Средь шума и битвы вожди не видали,

Куда их товарищи бой направляли…

Победы не будет… И дрогнул солдат.

Мгновенье… и он повернется назад.

Как падают зерна из полной лопаты,

Ложась полукругом на твердой земле,

На поле широком валились солдаты

С следами страданья на бледном челе.

И в страхе безумном они побежали.

Напрасно! В засаде враги ожидали,

И грозный противник пред ними стоял,

И сзади на плечи им враг налегал.

Отбросив оружие, жизни и плена

Солдаты просили у страшных врагов,

Склоняя пред ними в испуге колена…

Сливались со стоном упавших бойцов

Веселые клики победы счастливой,

И с вестью победы гонец торопливый

Стрелою летел на коне боевом,

И мчался как бешенный конь под бичом.

Зачем вы стоите толпой у дороги

И жадно из лагеря ждете вестей?

Зачем на гонца вы глядите в тревоге?

Ужасны победы могучих вождей!

Горячею кровью упавшего брата

Обрызгано в битве оружье солдата.

Не может из битвы быть вести другой,

Не может быть радости в вести такой.

Но блещут восторгом безумные взоры,

Но залит огнями ликующий храм, —

И господа славят хвалебные хоры,

И вьются гирлянды цветов по стенам.

Гордятся убийцы позорною славой,

А враг из-за Альп на их праздник кровавый

Глядит и считает упавших в бою,

Скрывая до времени радость свою.

Оставьте триумфы! Забудьте молитвы

Бесславной победы. С альпийских высот

К вам враг чужеземный спустился для битвы,

И вам чужеземное иго несет.

Он рад, что вы слабы, он рад, что вас мало,

Он рад, что так много недавно упало

В бою под ударами ваших мечей —

И ставит палатки средь ваших полей.

Ты всех сыновей накормить не умела

В дни мира без споров, родная страна!

Теперь на поля твои жадно слетела

Орда чужеземцев… Ты им отдана.

Сама для себя не сберешь ты посева.

В врагах не будила ты злобы и гнева,

Они из-за гор за добычей пришли,

Царям твоим цепи они принесли.

Безумные люди! До мирного счастья

Кровавой дорогой никто не дойдет!

И злобный виновник чужого несчастья

От кары и мести себя не спасет…

Пусть мщение медлит — оно неизбежно,

За жертвой намеченной смотрит прилежно,

Идет по следам ее, видит, и ждет,

И всюду и зорко ее стережет.

Мы братья. Мы дети единого бога!

Пусть горы и воды меж нами лежат,

Пусть в жизни не сходится наша дорога,

И разно слова нашей речи звучат,

И мы не видали друг друга, — мы братья.

Любовь нас связала навеки. Проклятье,

Проклятье тому, кто нечистой рукой

Кидает враждою в союз наш святой!

Довольны вы?

О, кондотьер, довольны!

День торжества над родиной горит!

И первым нам венецианской славы

Счастливый день послал свои лучи…

Мы первые державному сенату

С приветом нашим шлем своих гонцов…

В ушах у нас еще не отзвенели

Слова угрозы дерзкого врага,

Когда бежать позорно с поля битвы

Его заставил наш победный меч.

И это бегство видели мы сами…

Да, он бежал, упал невольный страх,

Которым нас опасность обвевала.

Восходит в небе солнце нашей славы

Блистательней, чем прежде… О, синьор!

Такую радость рассказать словами?!

Но разве наши люди не горят

Ее огнем? И мне ли перед вами

О благодарности сегодня говорить?

О, нет, не я — сенат венецианский

Вам принесет державный свой привет.

Он вам найдет достойную награду

За подвиг ваш.

Я получил ее.

Венецию опасность миновала.

Отчасти я уже теперь сдержал

Свои слова. Я о себе напомнил

Тому, кто помнить не хотел меня, ^{10}

Он побежден…

И все плоды победы

Собрать теперь необходимо вам.

Хотите вы?..

Что я хочу, я знаю.

Но, кондотьер, пред вами путь открыт.

От вас мы ждем, что этою дорогой

Вы до конца пойдете, ваш поход

Кончается у вражеского трона…

Быть может, да. Но не теперь.

Ужели

Преследовать бегущего врага

Вы не хотите?

Нет. Теперь не время.

Но наш сенат… Мы думали… Победа

Давала право думать нам, что вы

С таким же жаром пуститесь в погоню,

С каким вели на бой своих солдат,

Казалось нам…

Вы слишком торопливы.

Вы остановитесь? Что будут говорить,

Когда узнают…

Что следует довериться вождю,

Который знает, как добыть победу…

Но… Что же делать думаете вы?

Свой план войны открыл бы я охотно

Для вас, синьор, когда б имел досуг.

Мне некогда. Теперь скажу немного.

Отсюда прочь я не уйду, пока

Окрестных замков не займу войсками.

Мой враг — один, и я привык смотреть

Ему в лицо, не в спину…

Но надежды,

Желанья наши…

Быстры, так что меч

Их догонять давно не поспевает,

Они быстрее боевых коней…

И в первый раз приходится сегодня

Услышать мне, что можно и меня

И торопить и подгонять…

Но что же?

Вы прекратить решаетесь поход?

Кто вам сказал? Победа мне не новость.

Я не настолько ею удивлен,

Чтоб позабыть, что сделать мне осталось,

Что мне теперь…

Измена, кондотьер!

Скорей на помощь… Все плоды победы

Изменники стремятся погубить,

Они успели…

Что вы говорите?

Солдаты ваши отпускают пленных!

Вожди им позволяют это. Вы,

И только вы могли бы…

Я? Зачем?

Вы медлите?

Таков войны обычай.

Он вам известен. Побежденный враг

Не будит больше гнева. Честно бьются

Сердца солдат под их стальной кольчугой,

Несчастье им внушает состраданье,

Они хотят прощать своих врагов…

Ужели вы им запретить хотите

Обычай их? Вчера они за вас

Своею жизнью в битве рисковали.

За храбрость их вы не дадите им

Воспользоваться правом благородства?

Пусть, если хочет, будет благородным,

Кто для себя сражается, но мы

Солдатам вашим наши деньги платим.

Пусть даже честь на битву их зовет,

Но раз они берут за это деньги,

То пленники принадлежат не им.

Вы можете так думать… Но солдаты

Сошлись с врагами в битве, им в лицо

Они смотрели, нанося удары

И их ударам подставляя грудь,

Не даром им достался каждый пленник.

И думать так, как думаете вы,

Они, синьор, не могут.

Значит, битва

Была простым турниром? Не для нас,

Не для Венеции мечи вы обнажили?

Бесплодная победа…

И опять

Все то же слово! Это слово лживо

В моих ушах назойливо жужжит.

Оно, как летом мухи, — прочь прогонишь —

Летит назад и снова беспокоит…

Бесплодная победа!.. Там лежат

Ряды врагов, остаток их рассеян.

Оно бежит… бежит… Какое войско!

Когда б я мог опять его собрать

И развернуть над ним мои знамена,

Во всей Италии никто бы не посмел

Со мною спорить. Разбросал по ветру

Я замыслы надменного врага,

Да, оскорблять он больше не захочет…

Вчера с трудом из рук моих ушли

Четыре знаменитых кондотьера,

Довольные, что могут убежать…

Их вызывать на битву накануне

Казалось страшным риском, — и они,

Они бегут, и отзвенела слава

Непобедимых, доблестных вождей.

Дух наших войск горит огнем победы,

Уныние и страх в рядах врага.

Исход войны от нас зависит. Наши

Все области, откуда убежал

Разбитый враг… Бесплодная победа?!

Да разве пленники, свободные теперь,

Пойдут опять назад в миланский лагерь?

Да разве их на битву привела

Любовь к Филиппу? За него сражались

Они вчера? О, нет! Когда солдат

Идет за знаменем на голос кондотьера,

Властительный, непобедимый голос

Ему твердит: иди и побеждай.

Упали их знамена, и свободны

Они опять… Они пойдут к тому —

Таков удел солдата, — кто их купит.

Наймите их, и будут ваши…

Нет.

Когда мы вас на службу нанимали,

И ваших пленников купили мы…

Синьор,

Венеция вам верит. Как на сына,

Она на вас надеется. И вы

Все, что к ее клониться может славе,

Исполните…

Все, что могу.

Но что же

Вам невозможно?

Невозможно то,

О чем вы просите… Священный для солдата

Обычай я нарушить не могу.

Здесь вашей воле нет ограничений.

Вам все возможно, благородный граф!

Когда не страх, тогда любовь прикажет

Исполнить то, чего хотите вы.

И издавать, и отменять законы

Вы можете. Кто смеет…

Я сказал,

Что не могу исполнить вашей просьбы.

Теперь скажу прямее: не хочу.

Довольно слов… Я не хитрю с друзьями,

Когда могу исполнить просьбы их,

Не медлю я, но говорю открыто,

Когда их просьбы не по сердцу мне.

Отказ мой прям. Я не могу. Солдаты!

Но… что же, что хотите вы?..

Увидите.

(К солдату.)

Все пленники отпущены?

Синьор,

Я думаю, четыреста осталось

Еще в плену.

Зови их. Пусть войдут.

Зови того, кто первый попадется…

Зови скорей…

Конечно, я бы мог…

На мой приказ на этом поле битвы

Отказа мне не будет… Но друзей,

Товарищей в опасности и славе

Мне обмануть! О, нет. Они мне верят,

И от меня они спокойно ждут,

Что я приду и стану на защиту

Их выгоды и чести каждый раз,

Когда им будет угрожать опасность.

И мне, вождю, их службу унижать?

Мне делать их наемными рабами?

Мне отнимать права их? Нет, синьоры!

Я верен вам, и в войске нет измены.

Оно вам служит… Но зачем отнять

Моих солдат вы от меня хотите?

Зачем хотите сеять между нами

Раздор и гнев?.. Быть может, нужно вам,

Чтоб только в вас я находил опору?

Мне кажется… Все это слишком странно…

Здесь что-то есть… Недаром к вам пришли

Такие мысли…

Что вы говорите!

Вам изменило счастье, а не храбрость

Вчера, друзья. Сегодня вновь судьба

К одним лишь вам сурова. Вы остались

В плену одни…

0, благородный граф,

Мы этого не думаем. В палатку

Мы к вам входили с полною надеждой

Услышать здесь слова освобожденья.

Кто был в плену у ваших кондотьеров,

Давно уже отпущен… Только мы…

Кто взял вас в плен?

Мы долго не сдавались.

Разбито было наше войско; в плен

Сдались одни, другие побежали,

И только мы с судьбой неравный спор

Еще вели… Тогда приказ вы дали

Нас окружить… И вот сложили мы —

Непобежденные из войска побежденных —

Пред вашим знаменем…

Так это были вы?

Я рад, друзья, сказать вам, что сражались

Вы доблестно… Когда бы вас на бой

Вел кондотьер, достойный вас, и в битве

Вы не были б покинуты, быть может,

Не мне пришлось бы встретить вас во фронте

Лицом к лицу…

И мы должны жалеть,

Что в плен сдались мы графу Карманьоле?

Товарищи попались в плен вождям,

Которые не так покрыты славой,

Как вы, синьор… Но мене славный враг

Был более учтивым и любезным.

Напрасно мы просили о свободе,

Никто не смел без вашего согласья

Нас отпустить… Но говорили нам,

Что задержать вы нас не захотите.

Нам говорили: вам дает судьба

Счастливый случай лично видеть графа.

О, ни за что не будет оскорблять

Наш кондотьер отказом побежденных.

Он сохранит обычаи войны,

Он не забудет боевых приличий, ^{11}

Он первый сам…

(к комиссарам.)

Вы слышите, синьоры?!

Скажите же, скажите, что мне делать?

(К пленникам.)

Друзья мои! Да не допустит небо,

Чтоб суд чужой был лучше обо мне,

Чем тот, какой ношу я в этом сердце.

Вам говорили правду: вы свободны.

Счастливый путь! Искать свою судьбу

Ступайте вновь, свободные, как прежде,

И если вновь она поставит вас

Под знаменем, враждебным мне, мы с вами

Увидимся… Прощайте.

Погоди

Ты, юноша. Костюм твой, взгляд открытый,

Твое лицо — ты не простой солдат!

Я это вижу… Для чего же молча

Ты расстаешься с нами?

Полководец!

Каких речей ты ждешь от побежденных?

Но кто несет, как ты, свою судьбу,

Мне кажется достойным лучшей. Кто ты?

Скажи мне имя.

Имя старой славы.

Его славнее сделать нелегко.

Носить его достоин только храбрый.

Я — Пергола.

Как? Пергола? Ты сын

Испытанного в битвах кондотьера?..

Он благородный вождь…

Он мой отец.

Дай мне обнять тебя. Мы прежде жили дружно

С твоим отцом. Я был таким, как ты,

Когда его я в первый раз увидел.

О, юноша, как ты напомнил мне

Дни юности, дни молодой надежды!..

Но успокойся, молодой мой друг!..

Я начинал счастливее. Но храбрым

Судьба успех и славу обещает.

Твой день придет. Тебе твое отдаст

Слепое счастье… Юноша, снеси

Отцу привет горячий Карманьолы.

Скажи ему, что без расспросов, сам,

Я знал, что Пергола был против этой битвы.

О да! Ты прав. Он битвы не хотел.

Но были тщетны все его усилья.

Ну, не грусти… Виновен Малатести,

И только он, в потере этой битвы.

Он виноват, и весь позор ему

За этот бой… А ты свой долг исполнил.

Ты храбро бился, до конца стоял,

Где был поставлен. Но пойдем со мною,

(берет его за руку)

Я покажу тебя моим вождям,

Отдам при них тебе твой меч.

(К комиссарам.)

Синьоры!

Я ухожу. Я не был до победы

Ни добр, ни ласков с вашими врагами.

Прошу вас это помнить. До свиданья.

Что? И теперь вы скажете, что мне,

Где нет опасности, порой опасность снится?

Что слишком скор я был на подозренья?

Что я к нему давно несправедлив

По чувству личной ненависти? Часто

Он отвечал мне резко и обида

Туманит глаз мой? Что же? Он упрям,

Надменный вождь, нетерпелив и дерзок,

Но верен долгу? Нам нужны услуги,

А не покорность кондотьера? Слишком

Преувеличенным казался вам мой страх,

Когда я опасался, что откажет

В опасности исполнить просьбы граф,

С которыми к нему мы обратимся?

Теперь убеждены вы?

Даже слишком.

Я говорил ему, что нам необходимо

Нанесть удар бегущему врагу,—

Он отказался.

Что же он сказал?

Он крепости намерен брать осадой,

Боится он…

Какая осторожность!

И этот страх… после победы!

Он

Мне отвечал с обидной неохотой.

Едва-едва сходили с языка

Его слова. Он говорил, казалось,

С назойливым, нескромным болтуном,

Который выведать старается секреты,

Совсем ему ненужные, чужие…

Но все же он вам свой секрет открыл?

И вы нашли, что тот мотив, который

Он вам привел, чтоб успокоить вас,

Единственный и верный?

Я не знаю.

К таким речам я не привык, и мне

Казался он каким-то сумасшедшим.

Его слова я взвесить не успел.

Но, знаете… Мне кажется, от битвы

Страх был велик, а вред ее — ничтожен.

Зачем вредить недавнему синьору?.. ^{12}

Он награждать его умел когда-то…

Из рук его он получил свой трон…

И… может быть… с него довольно страха?..

Пусть только герцог наконец поймет,

Каков его противник знаменитый.

Пусть только он поймет, что этот враг

Незаменимым, мощным будет другом…

И мог ли граф желать разрушить трон,

Который им же раньше был поставлен?

Ведь только там он первым мог стоять,

И ближе всех к сидящему на троне…

Миланский герцог любит воевать

И гнется сам под тяжестью доспеха;

Ему нужны советы и мечи

И их привык он брать от кондотьера.

Он приказанья только те дает,

Которые солдат ему подскажет.

Филипп один — и слишком много нас.

Мы бодрствуем. Мы нового не ищем.

Мы старое заботливо храним.

Кому же больше граф служить захочет?

Кто для него удобнее? И где

Найдет себе он более простора,

Он, кто давно привык повелевать

И никогда не мог повиноваться?

Да… Может быть… Всего возможно ждать

От этого…

Но наши подозренья

Мы затаить до времени должны.

Он горд и прям, мы зорки и пытливы.

Догадки наши время подтвердит

Или совсем рассеет опасенья…

Но только он таит в своей душе

Какой-то замысел… Пока он не уверен

Еще в его успехе… Вот где ключ

К его поступкам… Слишком он не любит,

Когда о том пред ним заговорят,

Чего пока он открывать не хочет.

Над нами он смеется. Это знак,

Что он себе другого господина

Уже нашел… А может быть, и то,

Что он и сам уже нашел возможным

Повелевать другими… Только нет.

Еще не все покончил он с Филиппом.

Не может быть чужим он той семье,

Откуда взял себе жену. Вот узел,

Который им совсем не разорвать!

Пусть даже сам он разорвал с Филиппом,

Но дочь свою безумно любит он,

А в ней течет все та же кровь Висконти.

Как с нами он надменно говорил!

Как он ушел, смеясь над нашим гневом!

С каким спокойствием, как гордо не хотел

Он подчиняться нашим приказаньям!

Но разве здесь мы в лагере чужом?

Иль полномочия Венеции ничтожны?

А пленники… Побеждены они?

А если так, зачем глядят надменно

Они на нас?.. Ему мы показали,

Как он могуч на этом поле битвы,

Как может он исполнить все, что надо,

Как губит он плоды своей победы, —

Но нас послушать он не захотел.

Нет, более терпеть нам невозможно.

Что делать нам? Как думаете вы?

Что делать нам? Один остался выход —

Пока терпеть, и ждать, и притворяться.

Он знает сам, что нас он оскорбил,

Что мы обиды этой не забыли.

И мы ему пожалуемся вновь

На это оскорбленье, — и умолкнем,

Когда ему не будем мы мешать,

Пред нами он скорей проговорится.

То предлагать, что сам он хочет делать,

Просить того, что дал бы он и так,

Не спорить с ним, а если нужно, спорить,

Но для того лишь, чтобы уступать.

И устранять все поводы к разрыву,

И все вокруг спокойно подмечать —

Вот наша роль! Вот что должны мы делать!

А между тем Совету Десяти

Все донести и ждать распоряжений.

Пусть будет так! Но как упали мы!

Почетный пост когда-то был сенатом

Доверен нам… И вот теперь он стал

Каким ничтожным!..

Родины спасенье

Не может быть ничтожным. Этот пост…

Теперь он слишком важен государству —

И мы должны гордиться быть на нем.

Нам нет другого выхода. Солдаты

И кондотьеры — за него здесь все.

Любовь солдат к нему не знает меры;

Вся гордость их лишь в том, чтоб исполнять

Послушно все его распоряженья.

Их честь в одном, — в уменье заслужить

Его высокое и лестное вниманье.

Идет беда… И в этот день беды

Где мы найдем такой могучий голос,

Который мог бы быть услышан здесь?

А если вдруг мятежные солдаты

Пойдут на голос старого вождя?..

Нет, этих мер мы принимать не будем.

Не говорить, но слушать нужно… Мы

В числе друзей ему должны казаться

И твердо стать в числе его врагов.

Но может быть, что мы уж опоздали.

Он, кажется, подозревает нас?

О, нет еще! У нас еще есть шансы.

Он здесь один. Здесь жизнь не дорога;

Здесь не страшна опасность; здесь надежда

Сопровождает замыслы, пока

В его строю стоят еще солдаты…

Но там, у нас, живет его семья.

Вот наш залог. Но если подозренье

Родится в нем? И если наша лесть

И доказательства высокой дружбы нашей

Его не успокоят? Если он

От нас отнимет их? Тогда… тогда что делать?

Покорные рабы его меча,

Мы склонимся пред волею солдата?

Исход один, вы правы. Будь что будет,

Но нам теперь другой дороги нет.

По приказанию Совета Десяти

Сюда пришел я.

Я уполномочен

Вам сообщить от имени Совета,

Что из Венеции уехать вы должны

Немедленно по делу государства.

Насколько в этом порученье к вам

Доверие Совета, вам подскажет,

Конечно, ваша совесть…

Если я

Еще не мог доверия Совета

И до сих пор достойно заслужить,

И если мне еще нельзя доверить

Вести дела, где нужен сильный ум

И долгий опыт, все же, я надеюсь,

Отечество спокойно может верить

Мне всякий раз, когда ему нужны

Любовь к нему и верность.

Это слово!..

Отечество!.. Тому, чья жизнь полна

Лишь им одним, его названье — радость.

Но пусть дрожит, кто назовет его,

Когда он друг его врагам.

И значит,

Что это я?..

Но за кого в сенате

Сегодня вы так страстно говорили?

Что разбудило гнев ваш? Ваш испуг

Зажгла опасность родины, быть может?

Кого вы защищали? Вы один?

Кто вы, я знаю. Пусть моя судьба

В руках у вас, но голос мой свободен.

Над ним нет места внешнему суду.

Судья ему один — мое сознанье.

И лишь тогда я был бы виноват,

Когда бы я не этот подал голос.

Но я готов во всем отдать отчет.

Что нужно вам?

Заботливости нашей

Доверено все, что могло бы быть

Опасным родине, сомнительным и вредным.

Вот почему вы позваны сюда.

Вам непонятно это? Если нужно

Вам объяснять и это, — я скажу.

Сегодня вы подвергнетесь допросу

И объясниться предо мной должны.

Не ваша жизнь, но день из вашей жизни

Внушает нам сомнение.

Какой?

И, может быть, он не один? Их много?

Мне все равно. Мне нечего бояться.

Все дни мои, вся жизнь моя…

Известна —

Нам даже лучше, чем известна вам.

Не все хранить умеет память; книги

Не забывают…

Свой отчет во всем

Готов вам дать…

И вы дадите,

Когда его потребуют от вас…

Припомним все. Команду нашим войском

Сенат доверил Карманьоле. Многим

Казался он опасным. Но другие

Не соглашались с этим. Кто был прав,

Кто ошибался — можно было спорить;

Тогда все было спорным. Нашим пленным

Он возвратил свободу. Комиссаров

Он оскорбил. Он дерзко отказался

Исполнить наши просьбы. Он разбил

Своих врагов, но весь успех победы

Сам уничтожил. Многие прозрели

И на него переменили взгляд.

Но — дальше. Слишком на его поддержку

Надеялся отважный Тревизан,

Когда на По атаковал он смело

Миланский флот. Но натиск был отбит.

Он подкреплений ждал от Карманьолы,

Просил о них и получил отказ.

Сенат был в гневе. Но еще немного

Нашлось в сенате робких голосов

В защиту графа. И теперь — Кремона!

Когда бы к ней на помощь он пришел,

Она могла бы до сих пор держаться.

Но помогать ей он не захотел.

Об этом речь сегодня шла в сенате.

Защитники умолкли. Лишь один

Красноречивый выступил защитник

Потерянного дела… Это — вы!

Вам кажется, что до сих пор невинен

Несчастный вождь, что мы должны хвалить,

А не прощать такого кондотьера…

Одна судьба в несчастье виновата,

Судьба… и мы. Теперь не справедливость

Ведет свой суд над графом, а вражда,

Надменность наша, ненависть и злоба.

Мы до сих пор простить ему не можем,

Что он стоит так высоко над нами.

Пока отцы сената не слыхали

Таких речей. Сегодня в первый раз

В собранье их такой раздался голос.

Они молчали. Удивленный взор

Искал того, кто говорить решился

Таким нежданным, странным языком.

Такие речи только иностранец

Иль тайный враг в сенате мог держать.

Изменником объявлен Карманьола.

Мы от него должны теперь отнять

Возможность делать вред нам. Он опасен.

Он страшен нам. Находчивая дерзость,

Коварный нрав — вот что пугает нас.

Открытой силой спорить невозможно

С таким врагом. Он может обратить

На нас оружие, которое мы сами

Ему вручили. Силен нашей силой

Противник наш. Сердца его солдат

И их мечи ему вполне послушны.

Что, если он в открытый вступит спор

С Венецией? Его решенья быстры.

Он не умеет медлить. Что же, нам

Подвергнуть родину опасности и риску

Открытой битвы? Он тогда уйдет

Из наших рук. Нет места правосудью

В таких условиях. Одно осталось нам.

С обманщиком борьба — борьба обманом.

Он нас принудил выбрать этот путь,

И мы теперь на этот путь выходим.

Вот общий голос. Что же, друг его,

Вы говорили? Вам напомнить надо?

Вы чересчур спокойны. Я напомню,

Каким вас видел беспристрастный взор.

Вы позабыли все. Вам ваша мудрость

Для вашей дружбы оставляла круг

Достаточно широкий; вы же, Марко,

Границы все безумно перешли.

Пред близорукими себя вы обнажили;

Открылись тем, кто до сих пор не знал

Того, что нам давно было известно.

Все говорят: сегодня был в сенате

Несдержанный и страстный человек;

В опасности секреты государства;

Необходимо меры предпринять,

Чтоб он не мог…

Синьор, вам все возможно.

Не знаю я, зачем теперь я здесь.

Но все равно. Я не могу позволить

Вам забывать, что я патриций. Вам

Так оскорблять себя я не позволю.

Патриций я. И я один из вас.

И мне близки заботы государства,

И мне близки, как каждому из вас,

Его секреты…

Вам еще неясно,

Зачем вы здесь? Так знайте — государство

Считает вас опасным. Вы должны

Мне доказать, что нет ему причины

Бояться вас. Возможность оправдаться

Дается вам сенатом. Это милость.

Я обвиняюсь в дружбе с Карманьолой?

Такой вины я отрицать не буду.

Я друг ему. Здесь признаваться в этом, —

Быть может, нужно мужество. И здесь

Я повторю спокойно: он мне друг.

Но, может быть, он недруг государству?

О, если так, он враг и мне. Но разве

Доказано такое обвиненье?

Что сделал он? Дал пленникам свободу?

Но он ли это сделал? — Нет, солдаты!

Они на волю пленных отпустили.

Он не хотел исполнить вашей просьбы?

А мог он это сделать? — Но допустим,

Что он и мог. Обычаи войны

Вождю солдат священны. Он рискует,

Рискует многим, если он захочет

Их отменить. И это объясненье

Сомнительным вам кажется? И после

Он не был ваших почестей достоин?

Он Тревизану не хотел помочь?

Но без него рискованное дело

На личный страх задумал Тревизан,

О помощи просил он слишком поздно.

И граф не мог своих солдат вести

В опасный бой. И раз к позорной ссылке

Приговорен сенатом Тревизан

За это дело, — этим приговором

Оправдан граф. А дальше что? Кремона?

Но кто решил Кремону осаждать?

Кто дал приказ ввести войска в Кремону?

Граф Карманьола! Он не ожидал,

Что встретит там его мятеж народа.

Нежданный бунт Кремону охватил.

Его отряд не мог держаться. Слишком

Он был ничтожен для такой борьбы.

Граф отступил. Ни одного солдата

Не потерял он в этом деле. Там

Явился враг опасный, где не ждали

Найти вражду. А рисковать упрямо,

Настойчиво, без цели и нужды

Солдатами — безумно и опасно.

Граф совершил немало славных дел,

В Кремоне он обычного успеха

Не получил… Но в чем же здесь измена?

Вы говорите, что надменный вождь

На нас глядит презрительно и дерзко,

Что он давно позорит нашу честь,

Когда в ответ державному сенату

Дает отказ. А разве вероломство

Нам возвратит поруганную честь?

Ужели нам обман необходим?

Союз Венеции и графа Карманьолы

Был честно нами заключен когда-то.

Зачем же честно нам не разорвать

Такой союз, когда он нам не нужен?

И отчего позорным должен быть

Конец такой блестящей, славной дружбы?

Как! Даже это страшно нам? Позор!

И блеск побед, и гений кондотьера,

Любовь солдат и слава — вот чего

Венеция позорно испугалась!

Тот виноват, кто правду говорит.

О, стыдно мне! Когда сомненье в графе

Позорный страх нашептывает вам,

Ободритесь во имя вашей чести

И прогоните низкий этот страх.

О, будем лучше думать о себе!

Венеция не так глубоко пала,

Чтобы могла бояться одного,

Кто б ни был он. Оставим страх тиранам.

Страшна им доблесть. Славы боевой

Победный блеск в них зажигает зависть.

Не крепок трон их. Их прогонит прочь

Любой солдат, когда настолько дерзок,

Чтобы увлечь в мятеж свои войска.

Как слепы вы! Ужель опять к Филиппу

Вернется граф и увлечет солдат

Идти за ним дорогою измены?

Да разве герцог может позабыть

Когда-нибудь обиду? Он заслуги

Простить не может своему вождю.

Позволит ли он вновь к себе вернуться

Тому, кто мог его поставить трон?

Он этот трон сумеет опрокинуть,

Когда захочет. С подданным не мог

Ужиться герцог. Враг победоносный

В нем миролюбие разбудит? Нет!

И граф вернется к той руке кровавой,

Которая купила нож, чтоб грудь

Изгнанника пробить железом мести?

Я знаю, — страшен этот трибунал,

Перед которым я стою сегодня.

Но был бы я глубоко благодарен,

Когда б хоть здесь, хоть раз сказали мне

Всю правду этого запутанного дела.

Мои надежды, может быть, напрасны.

Быть может, ужас ждет меня. Но пусть!

Я говорю. Лишь ненависть слепая,

Одна она могла внести в сенат

Такое лживое, пустое подозренье.

Врагов у графа много; почему

Они врагами стали, я не знаю;

Но есть они; в плаще публичной мести

Они скрывают личную вражду.

И я сорвал их плащ. Когда в сенате

Я говорил, что цель моя одна, —

Что я хочу лишь блага государства,

Тогда я прав был… Говорил во мне

Не друг пристрастный графа Карманьолы,

Но верный долгу честный дворянин.

Нет, тех речей, которые в сенате

Я говорил, я не возьму назад.

Когда отцы сената согласились

Позвать вождя под видом совещаний

В Венецию с почетом небывалым,

Чтоб обмануть и погубить его, —

Тогда я прав… Я говорил, что надо.

И слов своих назад я не возьму.

Заботливые думы — все о друге.

Все позабыто. Дорог только он.

Нет, притворяться не по силам мне.

Я чувствовал, душа перевернулась

Во мне, когда такой позорный план

Предложен был и принят. Вы не правы.

Я думал не о друге. Честь страны,

Запятнанной предательством, я видел.

Мне слышалось — суровый, грозный суд

Презрительно ведут потомки наши

Над нашим вероломством, а враги

Смеются злобно нашему позору.

Меня коснулось первое дыханье

Бесславья родины, и вдруг холодный ужас

Обжег огнем мне дрогнувшее сердце…

Мне было больно, стыдно. Вы сказали…

Взволнованный и возмущенный духом,

Весь полный жалости к несчастному вождю,

Я мог молчать? Я должен был молчать?

Я виноват? Я виноват, что думал

Я в этот миг о славе государства.

Позор ему не может быть полезным…

С достоинством оно найдет…

Довольно.

Я слишком долго слушал, чтоб узнать

Поближе ваши мысли. Это нужно

Для нашего Совета. Он решил

Дать вам возможность передумать снова

И лучше взвесить дело. Может быть,

Казалось нам, посмотрите трезвее

Вы на дела и нужды государства.

Но мы ошиблись. Показалось вам,

Что я намерен защищать пред вами

Декрет сената? Странная мечта!

Вы призваны к допросу. Ваше дело, —

Одно оно решается теперь.

Не думайте о родине. Довольно

Вам будет дум сегодня о себе.

Другим рукам заботы государства

Доверены. И твердо держат их

Спокойные, уверенные руки.

Красивым снам мечтательно не верят

Такие люди. Точно исполнять

Они умеют волю государства.

Когда опасность родине грозит,

Они ее в зародыше задушат.

Мы призваны блюсти свою страну.

Не спорить с вами, но один ответ

Узнать от вас мне нужно. Приговором

Венецианского сената осужден

Граф Карманьола; он исполнен будет;

Как вы себя намерены держать?

Что за вопрос, синьор!

В решенье общем

Участия принять вы не хотите.

Хотите вы, чтоб этот план погиб.

Я угадал?

Зачем мои желанья

Сенат державный хочет знать? Мой долг,

А не мои желанья мне предпишет,

Что делать мне.

Какой залог дадите

Вы в поручительство, что будет этот долг

Исполнен вами? Требую от вас

Я именем и властью Трибунала,

Чтоб верности вы дали нам залог.

А если вы откажетесь, в измене

Вы будете обвинены. Надеюсь —

И вам известно, что велит закон

Нам делать в этом случае…

Но что же,

Что делать мне?

Всем доказать открыто,

Что родина дороже вам, чем друг,

Случайный иностранец… Знайте, Марко,

Отечество своих детей щадит.

Оно тогда своей рукой железной

Несет им гнев, когда спасти себя

Они ему мешают сами. Знайте,

Оно готово все простить вам, все,

Предать забвенью грустные ошибки,

Когда раскаяться готовы вы… Оно

Для этого само вам путь покажет.

Раскаянье?.. Открытый путь?.. Но где?..

На Фессалонику напали мусульмане,

Сенат туда назначил ехать вам.

Вот и декрет о вашем назначенье.

Корабль готов. Отъезда срок сегодня.

Я повинуюсь.

Доказать должны

Вы вашу верность делу государства

Одною клятвой. Поклянитесь, Марко,

Что никому, ни словом, ни намеком,

Не выдадите тайны. Что решил

Сенат сегодня, знать никто не должен.

Вот текст присяги.

(Дает ему лист.)

Подпишите.

(читает)

Это?

И это мне? О, слишком велика

Такая жертва!

Выслушайте, Марко.

Теперь уже в дороге наш гонец.

Он Карманьоле наше приглашенье

Прибыть сюда в Венецию везет.

И если граф исполнит приказанье

Немедленно, — найдет он правосудье

И снисходительность, быть может, здесь.

Но если он откажется и даст

Малейший повод к подозренью — знайте

(Но это тайна, только вам открыть

Такой секрет я нахожу возможным),

Из наших рук живым он не уйдет.

Приказ уж дан. И если кто посмеет

Предостеречь изменника, тот сам

Убьет его и с ним себя погубит.

Я кончил… Больше я не буду слушать…

Ну, Марко, подпишите… или…

Я подписал.

Все позабыто, Марко. Вашу дружбу

В вас победило чувство долга. Дело

Исполним мы. Но вы не забывайте,

Что вам даны две жизни; их судьба

В руках у вас; она от вас зависит.

(Уходит.)

Все решено… Сомнений нет… Я низок!

Судьба меня хотела испытать,

И что я сделал?! В первый раз сегодня

Я не узнал себя… Какая тайна

Сегодня мне была сообщена!..

Смотреть, как друг в сетях измены гибнет —

И отвернуться!.. Видеть, что убийца,

Из-за угла подкравшись, свой кинжал

Над жертвою беспечною заносит,

И закричать не сметь: остерегись!..

А мог бы я… Но поздно. Я не смею

Спасать его… О, праведное небо,

Тебя зову в свидетели позора

И низости предательства!.. Но мною

Подписан приговор… И кровь его на мне…

И я виновен… Боже, что я сделал?

Но что меня смутило? Смерть? Но жизнь

Порой спасти нельзя без преступленья.

Я позабыл об этом. Я забыл,

Что жизнь свою я обещал когда-то

Отдать ему. Чего же я боялся?

За что дрожал? За друга?.. За себя?..

За эту голову, покрытую позором?

Я за нее боялся?.. Но отказом,

Конечно, я спасти его не мог,

И, может быть, я только бы ускорил

Его погибель… Господи, ты знаешь,

Ты видишь все, открой мне это сердце,

Дай посмотреть мне в бездну ту, куда

Я так упал… Скажи, чего в ней больше —

Безумия, позора иль несчастья?

О, Карманьола, прочитаешь ты…

Увидишь ты, конечно… Те лисицы —

Ты подозрительно их будешь слушать, но

Когда узнаешь, что зовет и Марко

Тебя в Венецию, — отбросишь далеко

Ты прочь сомненья… Ты сюда приедешь…

Ну а потом раскаешься, зачем

Поверил ты… Я погублю тебя,

Вини меня… Но что же этот низкий

О снисходительности говорил мне?.. Речи

Бесстыдные! Поймать в свои силки

И в них творить свой беззаконный суд,

Решив заранее, что этот суд осудит,

Что б ни было, несчастного — и нагло

О снисходительности говорить. Невинным

Нет нужды в милости. И я хотел поверить

Таким речам! Конечно, он заметил,

Что низкий страх, который он вливал

В мое больное сердце, был не в силах

Мое согласье вырвать. Он заметил,

Что нужно дать мне выход благовидный.

И свой обман он бросил, как подачку,

В мое лицо — и я его схватил

И им прикрыл позор свой… Как я низок!..

Предатели! Как ловко и искусно

Разделены их роли. Там кинжал,

Насмешка здесь, угрозы… Оставалось

Одно звено свободным. Надо маску,

Чтоб скрыть лицо измены. Эту роль

Мне предложили, и она — за мной…

Мне презирать их? Я гораздо хуже,

Чем все они. Они ему враги,

А я… Зачем я захотел быть другом

Такому человеку? Я искал,

Я домогался этой дружбы. Слава

Над именем сияла знаменитым.

Могучий дух навстречу шел судьбе.

Его судьба мне взоры ослепила.

Я не успел подумать, что порой

Тяжелым будет бремя честной дружбы

С тем, кто стоит над всеми. Для чего

Я не ушел с блистательной дороги,

Где шел герой, когда мои шаги

Догнать его не могут?.. Он заметил

Меня в толпе и руку протянул…

И вот теперь, когда он так беспечно,

Так беззаботно задремал и сети

Поставили ему его враги,

Я опустил испуганные руки?!

Проснется он, начнет меня искать

И не найдет… предателя и труса,

В последний раз с презреньем молчаливым

Меня он вспомнит — и умрет. Мне душно,

Мне тяжело с такою мыслью жить!

Что сделал я!.. Но что же, что я сделал?

Пока я лист бумаги подписал.

Я клятву дал. Она была ошибкой.

Я отрекусь, нарушу клятву. Пусть

Я на краю пред бездной, но я вижу,

Я вижу эту бездну и могу

И сам уйти с опасного обрыва,

И друга прочь от бездны отвести.

Но если этим я его убью?

А может быть, он говорил неправду?

Хотел меня он только напугать?

А если правду? Тайное убийство

Не остановит их. Язык лукавый!

Какие сети мне они сплели!

Нет выхода! Кругом стоит бесчестье

И больше нет мне честного пути!

Сомнение безжалостное!.. Нет,

Я благодарен им. Мне выбирать не надо.

Они решили за меня судьбу,

Передо мной закрыли все дороги,

Одну оставили, и на нее они

Меня толкают. Вот моя дорога.

Сомненье выбора на ней не ждет меня.

Все не мое, что мне теперь осталось.

Прощай навек, родная сторона!

Моя могила далеко отсюда.

Я смерти жду, и небо принесет

Мне вместе с ней последнюю отраду.

В опасностях я смерть скорей найду,

Чем долетят отсюда злые вести.

Не за тебя я буду умирать!

Что мне за дело, если в новой славе

Твое величие под небом расцветет?

Мне жизнь дала две радости — дух чести,

Сознанье доблести и друга. Ты убила

Их обе разом. Родина, прощай!

(Уходит.)

Что ты узнал?

Я видел комиссаров.

Я им сказал, что ты мне поручил.

Я доказал им ясно, что в потере

Их кораблей виновен вождь, который

Командовать их флотом не умел, ^{13}

Что ты не знал об этом предприятье,

Что ты не мог помочь им… Слишком поздно

Тебя позвал на помощь адмирал,

И ты не мог свои дела оставить,

Чтоб не свои ошибки исправлять…

Я говорил им, как велась успешно

Война, пока ты ею управлял,

И обещал успех им, если только

Они вручат все силы одному,

И власть ему дадут вести все дело,

Как он найдет удобнее…

И что же

Они ответили?

Как будто согласились

Они со мной… Они мне говорили,

Что притворяться не хотят они,

Что под Кремоной наша неудача

Смутила их, что жаль им кораблей,

Но что для них приятно убедиться,

Что в этом деле ты не виноват…

Они надеются, что их дела поправить

Сумеешь ты…

Ты видел их, Гонзага,

О них в народе часто говорят,

Что ладить с ними трудно… Осторожность

И недоверчивость, как говорят, нужны,

Когда ведешь дела с венецианцем.

Я до сих пор себе не изменял,

Я отвергал порой их притязанья,

Когда признать законность их не мог.

Случалось мне заставить их сойти

С высоких кресел их высокомерья,

Откуда им все кажутся рабами.

Мне приходилось резко отмечать

Предел моей покорности… И что же?

Раскаяться мне в этом не пришлось…

Всегда учтивы, неизменно мудры

Они со мною были…

Кондотьер!

Не всем идти такой, как ты, дорогой.

Счастливый вождь, ты баловень судьбы;

Ты, как врагов, пугаешь неудачи.

Ты им полезен; ты необходим,

Ты дорог им, а может быть, и страшен.

Ты разогнать умел их опасенья…

Когда в тебе уверены они.

Ты сомневаешься?..

А ты вполне уверен?

Мед их речей и сладость взоров их

Меня в любви их убедить не могут…

Мне кажется, что точно так же смотрит

Испуганная ненависть…

О нет.

Я этого не думаю. Синьоры

Привыкли слишком к власти, — это верно.

И мне они, доверив слишком много,

Боялись верить до конца… Теперь

Они убеждены, они мне верят…

Их много хвалят, часто порицают

За то, чего на самом деле нет.

Их речь — молчит; зато красноречиво

Молчанье их. Их разгадать нельзя

И слишком ясны им чужие тайны.

В искусстве лгать им даже равных нет.

Их речь одета мягкой тканью лести…

Так их рисуют… Только это все

Преувеличено…

А если верх искусства

Венецианского казаться пред тобой

Такими именно, какими ты их видишь?

Гонзага, нет. Тебя чужие толки

Ввели в обман. Взгляни на них поближе,

Узнай их сам, и ты, смеясь, отбросишь

Такие мысли. Нет, они не скрытны,

Они добры. Но если слишком грубо

К ним постучится в сердце кто-нибудь,

Пред ним они закроют двери сердца

И спрячутся. А их душа мягка;

В ней злобы нет; она всегда открыта

Тому, кто к ней с любовью подойдет.

Чтоб их понять, одно необходимо —

Иметь в себе немного их души

И благородства. Мной они довольны.

Они мне верят. Будь не так, давно

Я знал бы это…

Пусть избавит небо

Твой честный ум от роковых ошибок!

Другое мне, Гонзага, сердце мучит.

Я утомлен войною. Невозможно

Ее вести мне так, как я хотел бы…

Когда я был еще простым солдатом,

Затерянным средь тысячи других, —

Тогда я часто жаловался небу

На то, что я поставлен слишком низко.

Безвестный жребий был тяжел мне. Я

Мечтал о власти. Жребий полководца

Казался мне завидным. Кто тогда

Сказал бы мне, что сбудутся желанья,

Что буду я могучим кондотьером,

Что вслед за мною славные вожди

Солдат отважных поведут на битвы,

Что это все… меня не успокоит…

Не даст мне счастья…

Что ты?

Из сената

Привез гонец.

Подай.

Гонзага, видишь?

Не правду ли тебе я говорил?

Они мне верят. Просит мира герцог,

И дож меня зовет на совещанье

В Венецию… А ты со мной поедешь?

Да, кондотьер!

Что скажешь ты о мире?

Ты говоришь с солдатом…

Это правда…

Но как война? Что дальше будет с нами?..

Жена и дочь… Я скоро вас увижу!

Я обниму друзей… В Венецию, скорее!

Но отчего нет радости во мне?

Зачем молчит взволнованное сердце?

Кто мог бы знать, придется ль мне еще

Увидеть вновь такое поле битвы?

(к графу)

Условия Висконти вам известны.

Он просит мира. Наш Совет от вас

Ждет мнения по этому вопросу.

Я говорил уже об этом деле.

Мой взгляд — один; он тот же. Неизменным

Остался он. Я обещал вам много.

Отчасти я свои слова сдержал,

Но далеко не все успел я сделать.

Я не хочу, чтоб были позабыты

Мои слова… Хвастливый пыл солдата

Их легкомысленно не вырвал из меня.

Я говорил обдуманно. И снова

Я не имею нового ответа

На ваш вопрос. И если вы хотите

Решать вопрос войною до конца, —

Вам путь открыт. Теперь вам все возможно.

Вот лучший выбор. Герцог отдает

Вам Брешью и Бергамо?.. Это щедро —

Вам дарит герцог ваши города.

Вы их завоевали. Разве герцог

Вам может дать все то, что вам возможно

Взять от него войною? Буду прям.

Я ваш солдат. Я вам давал присягу.

Я все скажу вам. Если не хотите

Вы изменить тот способ воевать,

Которого вы до сих пор держались, —

Миритесь с герцогом…

Вы говорите, граф,

Загадками. Скажите нам яснее,

Как смотрите на это дело вы?

О, если так, то слушайте. Все войско,

Весь ход войны доверьте одному.

Пусть только он все в лагере решает,

Пусть он один дает войскам приказ.

Над ним не ставьте власти и контроля.

Пока война не кончена, — а там

Во всем отдать отчет он вам обязан.

Я не прошу, чтоб вы меня избрали.

Я только то решаюсь вам заметить,

Что многого не сделает тот вождь,

Который этой власти не получит.

А эта власть в руках у вас была,

Когда вы наших пленных отпустили?

Вы этим делали решительней войну?

Иль, может быть, вы, вождь и победитель,

На поле битвы власти не имели?

Я отпустил их, и теперь к Филиппу

Они уж не вернутся. К нам придут,

Под нашим знаменем пойдут они на битву,

И будет пуст Филиппа гордый трон,

Пока другой на этот трон не сядет.

Безумные надежды!

Да, надежды. —

И это жаль. От вас одних зависит

Осуществить их. Для чего так долго

Вы развязать те руки не хотели,

Которые могли бы это сделать?

Мы иначе на это дело смотрим.

Нам кажется, что ненависть и злобу,

Которые питали вы к Филиппу,

Вы, граф, на нас теперь перенесли.

Какая ложь! Мне жаль, что эти басни

Бесстыдной лжи, бессмысленные грезы

Какого-то клеветника, который

И частного вниманья недостоин,

Дошли до стен державного Совета

И в нем себе внимание нашли.

Конечно, жаль… И жаль, что эти слухи

Вы подтверждали вашими делами.

Вас и теперь язык ваш выдает…

Я уважаю тот Совет державный,

В котором случай место дал и вам,

Но ваших слов не слышал я. Та честь,

Которой я Советом удостоен,

Когда он сам меня сюда призвал,

Желая выслушать мой взгляд на это дело, ясно

Мне говорит, что он — другого мненья.

Мысль всех — одна.

Какая ж это мысль?

Вы слышали.

Совет меня считает

Тем, что сказал Марино?..

Я сказал,

И вы должны поверить дожу…

Разве

Вы сомневаетесь?

Нам сомневаться поздно.

И я за этим позван был сюда?

Вы до сих пор молчали?

Мы молчали,

Чтоб наказать измену и не дать

Изменнику уйти от наказанья…

Изменнику?.. Теперь я понимаю.

Я слишком долго вас не понимал.

Изменник? Я?.. Позорное названье!

Ты в первый раз меня коснулось! Нет,

Ты — не мое. Пусть это имя носит,

Кто заслужил его. О, нет, я не изменник,

Я только безрассуден. Если вы

Дадите мне такое имя, молча

Его перенесу я. Здесь я так поставлен,

Что должен все переносить. Но с вами

Не поменяюсь этим местом я.

Оно честнее всех здесь… Предо мною

Теперь встают те дни, когда я был

Солдатом вашим… Вы тогда цветами

Мой осыпали путь… Скажите мне, когда же

Я стал изменником? Да был ли день один,

Когда не слышал бы я щедрых обещаний

И благодарности, и лести, и похвал?

Да что же больше? Я сижу сегодня

В Совете вашем. Роковая честь!..

Когда я шел сюда сегодня, в сердце

Я много нес горячих честных чувств.

Доверчивость, любовь и благодарность

И жажда подвигов мне наполняли грудь.

Что я сказал? Доверчивость? Ни разу

О ней я не подумал. Я к друзьям

Спешил на зов. Какое тут доверье!

Я шел к друзьям — и ждал меня обман!

Вы лгали мне, вы низко изменили…

Но полно… Прочь… По крайней мере, вы

Сегодня сбросили притворные улыбки

И ваши лица перестали лгать.

Лицом к лицу стоим мы здесь открыто.

Здесь мы равны… Теперь за вами речь.

Ну, обвиняйте… В чем моя измена?

Допрос с вас снимет Тайный Суд.

О, нет.

При свете дня я шел за вас на битвы

И не хочу в таинственных потемках

Давать в них свой отчет. Судить солдата

Один солдат способен. Оправдаться

Хочу пред тем, кто б понимал меня.

Мою защиту пусть услышат все,

Пусть видят все…

Напрасные желанья!

Вы опоздали…

Как? К открытой силе

Вы обращаетесь? Солдаты!!!

(Кричит и хочет уйти.)

Здесь их нет.

Они вас не услышат. Стража!!!

Вот солдаты,

Которых вы не звали!

Я обманут!

Да, не была излишней осторожность —

Солдат от вас подальше отослать,

Чтобы предатель, пойманный в измене,

Спастись не мог открытым мятежом!

Мятеж… Предатель… Говорите больше, —

Теперь вам все возможно говорить!

Вы явитесь пред Тайный Суд. Он снимет…

Нет, погодите. Дайте мне мгновенье,

Я вижу, мне мой приговор подписан.

Но вместе с ним подписан ваш позор,

И вам его с себя не смыть вовеки.

С моих знамен Венецианский Лев

Теперь глядит далеко. Всей Европе

Известно то, что я его поставил

Над теми башнями, где до меня ни разу

Никто таких знамен не развевал.

Здесь ваших дел, конечно, не осудят.

Пред вашей властью ужас молчаливый

Закроет рты. Но там вас не боятся,

Там подведут итог правдивый нам,

Неистребимыми чертами там отметят,

Что было сделано Венеции и как

Она за славные услуги заплатила.

Не забывайте летописи вашей,

О будущем подумайте… Вам скоро

Опять солдаты будут нужны. Кто же

Захочет вам отдать свои услуги?

Теперь я в вашей власти. Но не здесь

Я родился. Воинственное племя

Меня вскормило. Крепко друг за друга

Стоят в нем все. Оно давно гордится

Моею славою. Не забывайте, там

Моя обида громко отзовется.

Вы ошибаетесь, — лукавый недруг мой

Не друг и вам. Не верите вы сами

В мою измену. Время не ушло.

Одумайтесь! Назад возьмите…

Поздно!

Вам было время это все предвидеть,

Когда вы шли на это преступленье,

С упрямой дерзостью бросая вызов тем,

Кто должен был вас за него карать,

Кто мог вам мстить…

О, замолчи, несчастный!

Ты, кажется, надеялся, что буду

Я у тебя просить пощады… Мог,

Осмелился подумать, что испуган

Я видом близкой смерти? Ты ошибся.

Нет, умирать ты у меня учись.

В последний час, когда на жалком ложе

Тебя застанет смерть, — ты перед нею

Свое чело так гордо не поднимешь,

Как поднял я, встречая смерть мою.

(Уходит в сопровождении солдат.)

Вот и заря… Но что ж отец нейдет?

Дитя мое! Чего мы ждем так жадно,

Приходит поздно. Медленно идет

И не всегда приходит наше счастье.

Несчастье быстро. Чуть издалека

Его заметишь, — и оно над нами.

Но ночь прошла… Печальные часы

Считали долго муки ожиданья,

И скоро нам теперь они пробьют

Веселый час свиданья. Долго медлить

Отец не будет. Знай, мое дитя,

Что эта медленность нам обещает счастье.

Ведь медленно решают только мир.

Он скоро наш и будет нашим долго!..

И я надеюсь, мама! Эти ночи

Нам слишком долго приносили слезы

И слишком долго нас пугали дни.

Пора пройти невыносимой муке.

За каждый миг дрожали мы, бледнея

При каждой новости из лагеря… был страшен

Нам каждый шум и каждый крик народа.

О, уходите, тягостные мысли,

Из сердца утомленного!.. Вы нам

Не раз шептали: «Тот, кого вы ждете,

К вам не придет, он умер…»

Дочь моя!

Забудь страданья пережитой думы;

Теперь она — неправда. Знай, дитя,

За радость плата — муки. Мы купили,

Мы заплатили все за нашу радость.

Не билось ли твое восторгом сердце,

Когда в триумфе славный твой отец

Входил вчера с своей блестящей свитой

И нес знамена вражеские в храм?

Счастливый день!

Вчера все были меньше,

Чем твой отец… Росло, шумело эхо

И повторяло имя Карманьолы.

Смотрели мы с высокого балкона,

Нас разделял поток густой толпы,

Глядели все на одного — и сердце

Шептало нам, что мы — его, он — наш.

Счастливые мгновенья!

Эта радость!

Чем мы ее пред небом заслужили?

Из многих тысяч нас одних судьба

Нашла достойными носить такое имя!

За что же нам достался щедрый дар,

Которым был бы горд и счастлив каждый?

Наш жребий будит зависть. Наше счастье

Мы покупаем горем и слезами.

Нет, мама, нет… К нам не вернется горе…

Ты слышишь?.. Стук… Сильнее… Вот умолк.

Гремит засов… Ворота распахнулись…

Ах, это он. Оружие блеснуло

Там на дворе… Отец! Отец!

О муж мой!

(Оборачивается к сцене.)

Но где же муж мой? Где мой муж, Гонзага?

Но вы молчите? Праведное небо,

Как страшен взгляд ваш. Он таит несчастье!

О, для чего он правду говорит!

Кому несчастье?

Для чего, синьоры,

Досталось мне такое порученье?

Гонзага! Вы, вы добрым быть хотите,

Но вы жестоки… Говорите нам…

От вашего молчанья веет ужас…

Но… Ради бога… Где мой муж?

Пусть небо

Вам силы даст услышать это! Граф…

Он возвратился в лагерь? Да, Гонзага?

Нет, больше в лагерь не вернется он!..

Сенат им недоволен. Он под стражей.

Под стражей? Он? За что же?

Обвиняют

Его в измене…

Как? Его? В измене?

О мой отец!

Но что же с ним, Гонзага?

Мы ко всему готовы. Говорите.

Мне не сказать… так трудно…

Он убит?

Нет, жив еще; но приговор подписан.

Он жив. Не плачь, Матильда. Будет время

Еще нам плакать. А теперь — за дело.

Скорее, дочь. Гонзага, не устаньте

Несчастьем нашим. Беззащитных женщин

Не оставляйте в горе их. Мой муж

Был вашим другом. Проводите,

Пойдемте с нами к судьям. О, Матильда,

Невинное, несчастное дитя,

Иди и ты… Есть в мире состраданье.

Ведь и у них есть дети. Эти судьи,

Когда они вели Свой суд жестокий,

Они забыли, что отец и муж

Стоит пред ними. Пусть они увидят,

Какую скорбь приносят их слова…

О, пусть они увидят… Дрогнет сердце

И в их груди, быть может… Но скорее!

Незнанья мука слишком тяжела!

Он, может, быть, пред ними извиниться

Не захотел… Он не хотел сказать им,

Как много сделал он для них… Мы скажем,

Мы это им напомним… Он просить

Их не хотел, конечно… Мы попросим,

Мы за него…

(Хочет идти.)

О господи! Хоть эту

Оставить бы надежду им. Напрасно.

Здесь не помогут просьбы. Эти судьи —

Невидимы. Их упросить нельзя.

Их приговор как молния; мгновенно

Ударит он и спрячется меж туч.

Позволено одно вам… Утешенье

Печальное! Его вам можно видеть.

Не торопитесь. Успокойте сердце.

Вас испытанье ждет. Оно ужасно.

Но бог несчастных будет с вами.

Нет,

Надежды нет, Гонзага?

О, Матильда!

Теперь они уж знают все!.. ^{14} Зачем

Так слишком близко к ним я умираю?

Дошла до них мучительная весть,

И отбежал прибой печали первой…

Стоит нагое горе… Весь до дна

За каплей каплю отравленный кубок

Им надо выпить… Отчего не там?

Простор полей согрет лучами солнца,

Звенят мечи, рокочут трубы, мчится

Мой конь пред фронтом, крик моих солдат,

Шум и дыханье битвы, в сердце радость

Перед опасностью и боевой восторг, —

Такая смерть, — о, как она прекрасна!

А здесь… Как раб, угрюмо я иду

Навстречу ей, напрасно споря с нею,

С бессильной жалобой на жалкую судьбу

И с сожаленьем бесполезным в сердце…

О, Марко, ты… И ты предатель, Марко!

Ужасно это подозренье. Правду…

О, если б правду знал я, умирая, —

О, если б мог сомненья прочь отбросить!

Но нет… Зачем? Зачем мечтою льнуть

К пережитой, невозвратимой жизни?

Туда уже мне больше нет пути.

А ты, Филипп!.. Ты будешь рад, конечно.

Пусть будет так. Я радовался прежде

Такой же радостью. Она — мечта, не больше,

В ней правды нет. Я это испытал.

Но, господи, увидеть их!.. Их вздохи

И горе их… Последнее «прости»,

Последние объятья — и навеки

Расстаться с ними… Вот они… О, боже,

Пошли любовь на их больное горе!

Мой муж!

Отец мой!

Так вернулся ты?

Так вот чего мы так упорно ждали?!

Несчастные! Но знает бог, мне страшно,

Мне страшно только перед вами. Смерти

Я не боюсь. Ее я видел близко.

Я ждал ее. Она мне не страшна.

Но, мужество, ты нужно мне сегодня!

Не правда ли, ведь вы не захотите

Отнять его?.. Ты, господи, который

Судил послать такое горе им,

Пошли им сил, чтоб вынесть это горе.

Несчастью вашему пусть будет ваше сердце

Соперником достойным! Благо небу!

Свиданье это — дар его. Матильда,

Дитя мое, не плачь; жена, утешься.

Когда я звал делить со мной судьбу

Тебя, жена, — твоей весны счастливой

Безоблачны и ясны были дни.

И ты пошла за мной — на это горе!

О, эта мысль последние часы

Мне отравляет… Я в твоем несчастье,

Я виноват… О, если б мне не видеть!..

О, нет, мой муж! Ты солнце дней моих!

Я счастлива была тобою. В сердце

Мое взгляни. Полно смертельной скорби,

Оно твое, оно тобою бьется.

Не быть твоей — я не умею думать!

Жена моя, что я с тобой теряю,

Я это знал. Но сжалься и не делай,

Не делай так, чтоб в этот горький час

Я это слишком чувствовал глубоко.

Они убийцы!

Нет, моя Матильда.

Дитя мое! Пусть мести злобный гнев

Твоей души невинной не коснется.

Глубокий мир мгновений этих кроток.

Их возмущать нельзя: они священны.

Прости, Матильда, это преступленье.

Оно ужасно. Но прости им. Всем

Всегда одна доступна радость. Злоба

Ее отнять не может. Это — смерть.

Да, злобный враг ее приблизить может,

Но дальше он бессилен. О, не люди

Ее придумали… Она была бы злою,

Невыносимою, жестокою и гневной,

Когда б она была людским созданьем.

Но смерть пришла к нам с неба. Небо благо,

Оно дает нам утешенье с нею

И оторвать от утешенья смерть

Не могут люди… О, моя жена,

И ты, Матильда, вот последней воли

Последние слова мои. Быть может,

Вам будет больно слушать их, но после

Вы вспомните с хорошим чувством их.

Живи, жена! Перенеси несчастье

И это горе и живи! Пусть много

Берет судьба, она всего не губит.

Беги отсюда. Уведи Матильду

К ее родным. Они ее любили.

В ней кровь Висконти. Ты моя жена.

К тебе любовь их меньше. Гнев и злоба

Висконти дом и имя Карманьолы

Давно поссорили. Но там Матильду примут.

С моею смертью гаснет давний гнев.

Смерть гневных душ великий примиритель.

Дитя мое! Ты расцвела под бурей…

Я воевал, когда ты родилась, —

Ты принесла мне в трудный час отраду.

О, дочь моя, склони чело пред ними.

Но ты дрожишь… Ты молча запираешь

Дождь жарких слез в рыдающей груди…

Но я их вижу; жгут они мне сердце,

Но их унять я не могу. Ты смотришь,

Как будто бы ты утешенья ждешь,

И для тебя отец твой не имеет

Ни одного… Но есть другой Отец,

Жди от Него любви и состраданья

И если нет надежд на радость, тихий

И кроткий мир Он ниспошлет тебе.

Зачем бы это горе, эти слезы,

К тебе пришли так рано, если б небо

Своей любви тебе не берегло?

Живи же, дочь! Живи и утешай

Тоскующую мать свою… Настанет

Когда-нибудь счастливый день. В тот день

Она отдаст достойному супругу

Твою любовь… Гонзага, дай мне руку.

Мой старый друг, в дни битвы, в дни, когда

Нам вечер был сомнительным, ты часто

Мне руку жал — на жизнь и смерть, Гонзага,

Дай обещанье мне помочь им. Будь для них

Защитником. И помоги скорее

Им выбраться отсюда и вернуться

К своей семье…

Довольно. Я исполню.

Спасибо, друг Мой; я теперь спокоен.

Когда вернешься в лагерь, передай

Моим товарищам привет мой. Ты им скажешь,

Что я невинным умираю. Дел моих

Ты был свидетелем. Ты знаешь все. Скажи им,

Что я свой меч изменой не покрыл,

Что сам я здесь пал жертвою измены…

Да, ты вернешься в лагерь. Ты увидишь,

Ты вновь пойдешь на битву. О, Гонзага,

Когда знамен развернутая ткань

Зашелестит по ветру над войсками,

Когда к атаке трубы загремят,

Ты обо мне подумай… Снова буду

В твоей мечте и я на поле битвы.

Умолкнет бой. Над павшими бойцами

Священник станет. Скорбный свой канон

Он запоет, поднимет руки к небу

С молитвой по убитым. Дым кадила

Поднимется над братскою могилой.

Тогда опять меня, Гонзага, вспомни

И вспомни то, как часто я хотел

Такой же смерти…

Господи!

Матильда,

Жена моя! пора расстаться нам.

Отец мой, нет!..

В последний раз придите

В мои объятия. Но господом прошу

Скорей уйти.

Пусть отнимают силой

Нас от тебя!

О, ужас!

Боже, боже!

Благодарю тебя, мой милосердный бог,

Судивший мне такое испытанье!

Мой старый друг, ведь ты поможешь им?

Отсюда ты домой проводишь женщин?

Когда они придут в себя, узнают

Они одно — что больше им бояться

И мучиться не надо. Все прошло.