Избранные комедии

Лисистрата, Клеоника, Миррина — афинянки.

Лампито — спартанка.

Советник — афинянин.

Кинесий — муж Миррины.

Спартанский вестник.

Спартанские и афинские послы.

Женщины.

Скифы-стражники.

Хор женщин.

Хор стариков.

ПРОЛОГ

Сцена представляет Афинский акрополь. На площадку перед воротами в крепость (орхестру) выходит Лисистрата.

Когда б на Вакханалии позвали их,[252]

На праздник Пана иль богини Рожениц,

Так от тимпанов здесь проходу б не было.

Сейчас же ни одной не видно женщины.

Моя соседка вот подходит первою.

Входит Клеоника, старая афинянка.

Счастливо, Клеоника!

Ты, Лисистрата,

Будь счастлива! Но что ты? Что насупилась?

Стрелами брови морщить не к лицу тебе.

Что делать, Клеоника? Сердце горечь жжет,

10 Все из-за нашей горькой женской долюшки,

Из за того, что у мужчин негодными

Слывем мы.

Да и правда, мы — негодные!

Когда же здесь собраться им приказано,

Чтоб о немалом деле побеседовать,

Так спят и не приходят.

Подожди, дружок!

Придут. Из дома трудно выйти женщине.

Одна, о муже хлопоча, забегалась,

Той — слуг не добудиться, эта — нянчится

С ребенком, та — стирает, у другой — квашня.

20 Но долг свой предпочесть они должны были

Всему.

Какой же, милая Лисистрата?

К чему нас, женщин, нынче собираешь ты?

В чем дело?

О, в великом!

В длинном, может быть?

Ну да, и в длинном.

Так придут наверное!

Не то совсем. А то б сбежались сотнями!

Нет, дело я огромное задумала,

Вся истомилась по ночам, бессонная.

Неплохо, верно, по ночам бессонною?

Еще бы плохо! Слушай, что скажу тебе:

Эллады всей спасенье ныне — в женщинах!

30 За малым дело стало! Боги! В женщинах!

Да, да! В руках у женщин городов судьба.

А нет — погибнут все лакедемоняне…

Отлично, пусть погибнут! Зевс свидетель мне!

Повымрет все живущее в Беотии…

Ну нет! Угрей помилуй из Беотии![253]

Что до афинян, говорить не стану я[254]

О них худого. Ты без слов поймешь меня.

Когда ж всех стран соединятся женщины:

40 Коринфянки, спартанки, беотиянки

И мы, — так вместе мы поможем эллинам.

Но что же сделать можем мы разумного

И славного, мы, женщины, нарядницы,

В шафрановых платочках, привередницы,

В оборках кимберийских,[255] в полутуфельках.

Вот в этом-то и сила и спасение,

В шафрановых платочках, в полутуфельках,

В духах, в румянах и в кисейных платьицах.

Да как же это?

Знай, того добьемся мы,

50 Что копья в землю все воткнут копейщики.

Сейчас покрашу платье в цвет шафрановый!

Мечей не тронут…

Шаль сошью кисейную!

Доспехов…

Покупаю полутуфельки!

Ну разве не должны прийти бы женщины?

Прийти? Какое, мало! Прилететь должны!

Сейчас увидишь, каковы афинянки!

Все слишком поздно делать — вот привычка их.

Но из поморок тоже не пришел никто.

Никто из саламинянок.

Ну эти-то

60 До света, верно, провозились с мачтами.

И те, в кого я всех сильнее верила,

Ахарнянки,[256] их также нет.

Прийти ли ей,

Жена гадала, верно, Феогенова.

Да вот уже подходят, видишь, милая?

А там еще другие! Го! го! го! Сюда!..

Откуда эти?

Поселянки здешние.

Вот почему деревней в нос ударило.

Со всех сторон поодиночке и группами подходит женщины. Одна из пришедших — Миррина.

Последними пришли мы, о Лисистрата?

Молчишь? Не отвечаешь?

Не хвалю тебя!

70 Пришла ты поздно, а забота важная.

Впотьмах никак не находила пояса.

Когда спешишь, так начинай! Собрались мы.

Не надо! Подождем еще немножечко!

Пусть подойдут сюда пелопоннесянки

И жены беотийцев.

Ты права, дружок!

Да вот, гляди, подходит Лампито[257] сюда.

Входит новая группа женщин.

Почтеннейшей спартанке, Лампито, привет!

Какой красою блещешь ты, любезная!

Румяна как, и телом как упитана!

80 Да ты быка задушишь!

Ну, еще бы нет!

Не зря ж борюсь я, прыгаю и бегаю.

А что за груди! Твердые и круглые!

Ты что ж меня, как жрец голубку, щупаешь?

А эта, молодая, из какой страны?

Семьи прекрасной, родом из Беотии.

Собралась к вам.

В час добрый, беотиянка!

Прекрасны нивы ваши.

И пощипаны

Порядочно. Гречиха гладко выбрита.

(Ощупывает ее.)

А та меньшая?

Добрая девчоночка,

90 Коринфянка.[258]

Да уж, конечно, добрая.

Сейчас же видно по тому и этому.

(Жест.)

Но кто же этих женщин ото всех сторон

Созвал здесь?

Я.

А для чего, расскажешь, да?

Чего ты хочешь?

Объясни нам, милая!

Открой нам, что сказать желаешь важного!

Сейчас скажу, но прежде об одном спросить

У вас хочу я.

Все, что хочешь, спрашивай.

По тем вы не томитесь, кто детей вам дал?

100 По ним, ушедшим в поле? 3наю, знаю я,

У каждой муж далеко, без кормильца дом.

Шестой уж скоро месяц, как во Фракию

Мой бедный муж Евкрата сторожить ушел.

А мой — уж восемь месяцев у Пилоса![259]

А мой — едва успеет возвратиться в дом,

Опять за щит берется, да и был таков!

Любовники — и те как будто вымерли!

От самого милетского предательства[260]

И пальчика из кожи я не видела

110 В печальной доле вдовьей утешителя.

Хотите ж, если средство я придумаю,

Помочь мне и с войной покончить?

Милая!

Да если надо, хоть сейчас готова я

Продать браслеты и… напиться допьяна.

Да, да, а если надо, так пускай меня,

Как жужелицу, перережут надвое.

А я вползти на скалы Таигетские

Готова, лишь бы там хоть увидать мне мир!

Так я скажу! Скрывать не стану дум моих!

120 Услышьте же, подружки! Чтобы силою

Мужчин понудить к миру долгожданному,

Должны мы воздержаться…

От чего, скажи!

Послушаетесь?

Да! На смерть готовы мы!

Должны мы воздержаться от мужчин, — увы!

Чего ж вы отшатнулись? Что потупились?

Эй вы! Притихли? Головой качаете?

Бледнеете? Ручьями слезы катятся?

Согласны? Не согласны? Отвечайте же!

130 Я не согласна! Дальше пусть идет война![261]

Я тоже не согласна! Пусть идет война!

Так вот как! Ах ты, жужелица! Только что

Себя разрезать ты давала надвое!

Другое что придумай! Приказанье дай —

В костер я рада прыгнуть. Но не это лишь!

Всего страшнее это, о Лисистрата!

(Миррине)

А ты что скажешь? Говори!

И я в костер!

О род наш женский, подлый, распролюбленный!

Так правду говорят о нас трагедии:

Лишь Посейдон нам нужен и челнок его.[262]

(К Лампито.)

140 Но ты, спартанка милая, когда б одна

Со мною ты осталась, — все спасли бы мы.

О, согласись со мною!

Трудно, трудно, друг,

Без мужа ночью на постели женщине,

Но будь что будет! Мир нам тоже надобен.

О милая! Одна из всех ты женщина!

Но если мы поверим и воздержимся

(Тьфу, да не будет!). Разве мир приблизим мы

Такой ценою?

Да! Клянусь богинями!

Когда сидеть мы будем, надушенные,

В коротеньких рубашечках в прошивочку,

150 С открытой шейкой, грудкой, с щелкой выбритой,

Мужчинам распаленным ласк захочется,

А мы им не дадимся, мы воздержимся.

Тут, знаю я, тотчас они помирятся.

И Менелай, увидя грудки голые

Своей Елены, меч на землю выронил.[263]

А если бросят вовсе нас мужчины, а?

Припомни Ферекрата[264], — и на суку драч!

Все это болтовня и празднословие!

А если схватят нас и в спальню силою

160 Потащут?

Упирайся, за косяк держись!

А если станут драться?

Против воли дай!

В любви насильной нет ведь вовсе радости.

Да мало ль средств различных! Будь уверена —

Отстанут! Знай, не насладится досыта

Мужчина, если женщине не хочется.

Когда вы так решили, так согласны мы.

Но вот что: наших-то мужей сумеем мы

Принудить к миру доброму и честному,

170 Но что, когда, узнав про то, афиняне

На землю нашу нападут предательски?

Об этом наше дело позаботиться.

Пока у вас триеры есть и золото

В Акрополе — не быть Элладе мирною.

Не бойся! И об этом мы подумали.

Сегодня ж овладеем мы Акрополем.

Я поручила самым старым женщинам,

Пока мы здесь о деле совещаемся,

Как будто для молитвы в Парфенон войти.

180 Ну, если так, то, значит, все устроено.

Так почему же то, в чем согласились мы,

Нам не скрепить присягой нерушимою?

Так говори присягу,[265] за тобой и мы!

(служанкам)

Отлично! Что вы зазевались, скифянки!

Изнанкой кверху щит поставьте на землю

И острый нож мне дайте!

О, Лисистрата! Какою клятвой клясться хочешь?

Древнею,

Эсхиловскою: «Над щитами медными,

Баранов закалая».

Нет, Лисистрата!

190 Нельзя о мире клясться клятвой воинской.

Так как же присягнуть нам?

Если б белого

Коня достать и внутренности вырезать!

Где ж белый конь?

Так что же мы придумаем?

Когда хотите, я вам присоветую:

Огромный черный ковш поставим на землю,

Потом заколем мех вина Фасийского

И поклянемся выпить все без примеси!

Вот это мне и не сказать, как нравится!

Так живо мех и ковш несите из дому!

Приносят большой ковш и мех с вином.

Подружки дорогие, вот так кружечка!

200 Кинь-грусть, тоску-размыкай, а не кружечка!

Сюда поставьте и козленка дайте мне!

Владычица Пифо,[266] ты, Чаша Дружества,

Явите жертву нам благоприятную!

(Развязывает мех, наливает вино в ковш.)

По цвету и по виду кровь отличная!

И пахнет сладко, боги мне свидетели!

Подружки, присягнуть мне дайте первою!

Нет, нет, клянусь Кипридой! Жребий бросим мы!

210 Рукой ковша коснитесь! Лампито, сюда!

И пусть за мною повторяет кто-нибудь,

А вы, другие, присягайте мысленно!

(Торжественно.)

«Вот я клянусь, ни мужа, ни любовника…»

(повторяет)

«Вот я клянусь, ни мужа, ни любовника…»

«Не утолять желаний…»

Клеоника молчит.

Говори же, ну!

«Не утолять желаний…» Не могу! Ай, ай!..

Колени подгибаются, Лисистрата!

«При муже буду жить невинной девушкой…»

«При муже буду жить невинной девушкой…»

220 «В шафрановой рубашечке, нарядная…»

«В шафрановой рубашечке, нарядная…»

«Чтоб в муже распалить хотенье страстное…»

«Чтоб в муже распалить хотенье страстное…»

«Но добровольно мужу не отдамся я…»

«Но добровольно мужу не отдамся я…»

«Когда ж к любви меня принудит силою…»

«Когда ж к любви меня принудит силою…»

«Не двинусь с места и позволю нехотя…»

«Не двинусь с места и позволю нехотя…»

«Не подниму персидских туфель к пологу…»

230 «Не подниму персидских туфель к пологу…»

«Не встану, словно львица над воротами…»

«Не встану, словно львица над воротами…»

«Присягу соблюдая, пью до капли все…»

«Присягу соблюдая, пью до капли все…»

«А изменю, отныне пусть мне воду пить!»

«А изменю, отныне пусть мне воду пить!»

За мной вы все поклялись?

Все поклялись мы!

(пьет)

Вот посвящаю жертву.

Поделись со мной,

Чтобы с тобою впредь мы были дружными.

Все по очереди пьют из ковша. Крики за сценой.

Что там за вопли?

Что, не говорила ль я?

240 То овладели женщины Акрополем.

И храмом Девы. Лампито, к своим вернись!

И все устрой, как надо, в Лакедемоне!

И этих женщин нам оставь в заложницы!

А мы войдем в Акрополь и засовами

Ворота в крепость загородим накрепко.

А против нас, вооружась, ты думаешь,

Мужчины не сбегутся?

Не боюсь я их.

250 Ни силой, ни угрозами, ни пламенем

Они в Акрополь не добудут доступа.

Пока того, чего хотим, не сделают.

О, ни за что! А нет, пусть называют нас

Не женщинами — трусами последними!

Лампито уходит. Остальные женщины поднимаются в Акрополь и затворяют за собою ворота.

ПАРОД

Разделенные на два отряда, входят двенадцать стариков-афинян; на плечах у них вязанки хвороста, в руках жаровня с углями.

Иди, Дракет, веди отряд! Пускай потеют плечи

И давит спину толстый ствол маслины серебристой.

Строфа

Как много дивного нас ждет

В долгой, долгой жизни!

Ну, кто б поверил, Стримодор,

В то, что вот случилось?

260 Те женщины, что мы в домах

Вскормили на беду себе,

Владеют Девы алтарем,

Владеют Городом моим.

Засовами из дуба

Загородили входы.

Скорей же в бой, спеши, Филург! Акрополь перед нами!

Горячим хвороста кольцом мы окружим мятежниц,

Задумавших такое зло, такое зло свершивших.

Своей рукой мы их сожжем, подбросим сами пламя

270 Одним ударом всех сразим, жену Ликона[267] первой.

Антистрофа

Клянусь Деметрой, над собой

Я не дам смеяться!

И Клеомен[268], что на тебя,

Город, поднял руку,

Сторицей пеню уплатил,

Лаконский закусивши гнев,

Ушел он вспять, отдав мне меч,

Ушел в разорванном плаще,

Нечесаный, небритый.

280 Шесть лет не умываясь.

Его в бою я одолел, могучего стратега.

В четырнадцать рядов у стен его щиты стояли.

А этих тварей дерзкий род, проклятый Еврипидом

И ненавистный всем богам, неужто не сражу я?

Ведь мой трофей на все века стоит над Марафоном.

(Останавливается перед возвышением, ведущим к Акрополю.)

Строфа

Но вот до цели я дошел.

Надо мне взойти теперь

На этот скат крутой перед Акрополем.

Но как поклажу подниму?

Я ж не мерин и не мул!

290 От тяжелых толстых бревен уж давно болит спина.

Поспешайте, старички!

Раздувайте угольки!

Чтоб перед концом дороги не погас огонь в золе.

Фуфу!

Ну и дыму, у-у-у!

(Раздувают огонь.)

Антистрофа

Геракл владыка, вот так дым!

Так и рвется из горшка!

Как нес из подворотни, мне в глаза впился, —

Дивиться нечему, дружок!

300 То Лемнийский огонек.[269]

Ах, ничто еще так больно не щипало глаз моих!

К воротам теперь беги

И богине помоги!

Мой Лахет[270]! Когда не нынче, так когда ж ей удружить?

Фуфу!

Ну и дыму, у-у-у!

(подбегает к воротам)

Но вот, по милости богов, проснулось, дышит пламя.

Сейчас вплотную у ворот дрова и хворост сложим.

Потом на углях разожжем лозы смолистый факел,

310 И пламя высоко взовьем, и бросимся на приступ.

Когда ж засовов и тогда мятежницы не снимут,

Ворота пламенем сожжем, врагов в дыму задушим.

Вязанки наземь бросим, так! А дыму, дыму! Боги!

Уж не позвать ли в помощь нам самосских полководцев?

Теперь давить мне на хребет поклажа перестала.

Твое уж дело, друг-горшок, из искры выдуть пламя,

Чтоб прежде всех я мог разжечь горящий мести факел.

Победа-госпожа, приди! И пусть над злобой женской,

Над глупым женским мятежом мы свой трофей поставим!

(Зажигает факел.)

Озабоченно и быстро вбегает хор женщин с кувшинами на плечах.

Что видим мы?

320 Вспыхнул огонь, вырвался дым!

Подружки!

Пожар! Пожар!

Вихрем сюда! Мчитесь толпой

На помощь!

Строфа

Лети, лети в битву, Нико!

Сожгут подруг, милых спалят.

Калике смерть, гибель грозит

330 Критилле.

Грозит им суд власти мужской,

Смертельный гнев злых стариков.

Поздно, боюсь, помощь идет,

Только бы в срок поспеть нам.

Встав до зари,

Воду набрать

Я к роднику спустилась.

Там у ручья гомон и гам,

Ругань и крик,

340 Хохот и стук кувшинов,

Служанок визг, плеск родника,

Пинки, толчки, локти, бока.

Живо в кувшин воду набрав,

Прочь я бегу, милым помочь,

Тем, кто в огне, в черном дыму,

Несу в кувшинах воду.

Антистрофа

Глухих, гнилых, злых стариков

Видела я, в город бредут,

Еле дыша, хворост несут

350 В охапках.

Словно топить баню хотят,

Страшно бранясь, так говорят:

«Пламенем мы женщин сожжем

И на углях поджарим».

Зевсова дочь,

Зло отврати!

Женщин не дай изжарить!

Пусть они в дом мир возвратят,

Пусть от войны

360 Граждан спасут и город.

За тем одним в храм твой святой

Они теперь, Дева, вошли.

Затем тебя в помощь зову,

Города мать! Если к стене

Бросит огонь мужа рука,

Носи кувшины с нами.

(подбегает к воротам)

Оставьте, эй! За что взялись, чего хотите, воры?

Не добрых, набожных людей, не граждан это дело!

Такой беды уж мы никак, никак не ожидали!

370 На помощь запертым в стенах бегут отряды женщин.

Дрожите, трусы! Страшно вам? Что, много нас? А мы ведь

Едва и тысячная часть великих воинств женских.

О Федрий, друг! Неужто ж мы ругаться им позволим?

И ртов крикливых не заткнем, и не побьем их палкой?

Поднимают посохи.

Подружки дорогие! С плеч и мы кувшины снимем,

Чтоб не мешало нам ничто, когда придется драться.

Ставят кувшины на землю.

Когда бы в зубы дали им разочка три-четыре,

Как дал Буналу Гиппонакт,[271] тотчас бы замолчали.

380 Ну, попытайся, ну, ударь! Вот здесь стою я, видишь?

Но знай же, так, как я, в тебя не вцепится и сука.

Молчи, не то ударю так, что старость позабудешь!

Вот — Стратиллида я! Посмей меня хоть пальцем тронуть.

Ударю в ребра кулаком, так чем ты мне ответишь?

Тебе я горло перерву и выгрызу печенку.

Потасовка. Старика бьют.

Теперь я вижу, Еврипид — мудрейший из поэтов.

Ведь он про женщину сказал, что твари нет бесстыдней.

С водой кувшины наши где? Подымем их, Родиппа!

390 Забыла бога ты, зачем сюда бежишь с водою?

А у тебя на что огонь? Себе костер готовишь?

А я вот этим огоньком сожгу твоих подружек.

А я вот этою водой залью твой огонечек!

Огонь мой хочешь загасить?

Сейчас покажет дело.

В руках, вот видишь, факел, им тебе прижгу я глотку.

Мочалку доставай! Сейчас тебе устрою ванну.

Ах ты, гнилушка! Ванну мне?

Да, свадебную ванну!

Какая дерзость, слышишь, друг?

Свободной я родилась.

Тебя от крика отучу!

В последний раз судил ты.[272]

Эй! Косы подожгите ей!

(Бросается на женщину с факелом.)

400 Вода, теперь за дело!

(Выливает на него кувшин.)

Ай, ай, ай, ай!

Тепло тебе?

Тепло? Какое! Стой! Уймись!

Полью, и розой расцветешь.

И так дрожу, насквозь промок.

Так что ж, ведь у тебя огонь.

У огонька согрейся!

Пляска женского и мужского хора. Тимпаны. Бубны.

ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ

Входит Советник, дряхлый старик, и стражники.

Когда ж конец придет распутству женскому

Тимпанам женским, праздникам Сабасия

И оргиям на крыше в честь Адониса?[273]

410 Ведь сам я был свидетелем в Собрании:

За Демостратом слово. Предлагает он

Отправить флот в Сицилию, а женщины

Вопят и пляшут: «Ай, ай, ай, Адонис мой!»

Набор в Закинфе предлагает Демострат,

А женщины на крыше скачут пьяные:

«Увы, увы, Адонис!» Так-то женщины

Перекричали горбуна негодного.

Вот каково оно, злонравье женское!

А что б сказал ты, если б этих тварей нрав

420 Узнал? Бранили, били, обливали нас

Водою из кувшинов. Видишь — мокрые

Трясем рубашки, как пеленки детские.

И поделом нам, Посейдон свидетель мне!

Ведь сами помогаем мы распутничать

Своим же женам и разврату учим их,

А после их проделкам удивляемся.

Один заходит к золотых дел мастеру

И говорит: «Кузнец! Вчера за танцами

В любимом ожерелье у жены моей

430 Случайно ключик из замочка выскочил.

А мне на Саламин уехать надобно.

Так ты ко мне зайди сегодня под вечер

И половчее ключик вставь жене моей».

Другой приходит к рослому сапожнику,

Не по летам здоровому и крепкому,

И говорит: «Сапожник! У жены моей

В подъеме что-то жмет и тесно пальчику.

А пальчик нежный! Так к полудню, милый мой,

Ты к ней зайди и растяни немножечко».

440 К чему все это привело, вы видите?

В заботах о деньгах для корабельщиков

Я, ваш Советник, прихожу к Акрополю,

И что ж — войти мне запрещают женщины!

Но нечего тут медлить. Ломы дать сюда!

Я научу их быстро, как распутничать.

(К стражнику.)

Негодник, рот разинул, ты куда глядишь?

Одно и знаешь — кабаки высматривать.

Под низ проденьте ломы и потом зараз

Упритесь об ворота, а отсюда я

Вам помогу.

Ломают ворота.

(выходит)

Напрасно вы стараетесь,

450 Сама к вам выхожу я! Так к чему же лом?

Не лом тут нужен, а сознанье здравое.

Так вот как, а, негодница! Эй, стражники!

Схватить ее и руки за спиной связать!

Вот Артемидою клянусь, рукою лишь

Меня коснись — заплачешь, хоть и стражник ты!

Драка. Стражники отступают.

(стражнику)

Боишься, трус! Хватай ее у пояса!

И ты за ним! Вдвоем ее вяжите, эй!

Выходит Клеоника.

Вот я Пандросою клянусь, мизинцем хоть

460 Притроньтесь к ней, домой уйдете мокрыми.

Драка. Стражники отступают.

Что, мокрыми? Подать другого стражника!

Сперва вяжите эту вот, болтливую!

Вот я Фосфорою клянусь, ударить лишь

Ее попробуй, и попросишь пластыря!

Еще чего? Эй, стражник! Волоки ее!

Я научу вас, как бежать, негодные!

Та же игра.

Вот Таврополою[274] клянусь, коснись ее,

Все волосы по одному я выдеру!

Та же игра.

Опять несчастье: разбежались стражники.

470 И все же так мы не уступим женщинам.

Смелее, скифы! Мы в ряды построимся

И бросимся на приступ.

Так узнайте же,

Есть и у нас четыре роты целые

Вооруженных до зубов афинянок.

Эй, скифы! Руки ей скрутите за спину!

Сюда, сюда, воинственные женщины!

Молочницы, колбасницы, горшечницы,

Селедочницы, зеленщицы, ключницы!

Тащите, волоките, рвите волосы,

480 Ругайтесь, и кусайтесь, и царапайтесь!

Из Акрополя выбегают женщины. Драка. Стражники отступают.

Довольно, стойте, трупов не бесчестите!

Беда, беда! Проиграно сражение!

Чего ж ты ждал? Иль встретить ты надеялся

Рабынь пугливых? Иль не знал, что яростной

И женщина бывает?

О, еще бы нет!

В особенности выпившая женщина.

Довольно ты потратил слов, почтеннейший Советник!

Зачем же с этими зверьми вступаешь в разговоры?

Забыл, как обижали нас, водою обливали,

490 Как в ванне выкупали нас, в рубашках и без мыла?

Вот видишь, миленький, рукам давать не надо воли!

А тронешь, тут уж не сердись на синяки и шишки.

Скромненько, тихонько сидеть, как девушка, хочу я,

И не обижу никого, травинки не задену,

Пока не трогают меня и, как осу, не дразнят.

АГОН

Ода

3евс-Отец! Как сразить

Чудищ злых подлый род?

Как стерпеть столько бед?

500 Ты приди в помощь нам!

Дай совет, как узнать,

Для чего, почему захватили они

Город наш? Для чего

На высокой горе, недоступный, святой

Твоей дочери храм?

Пляска.

Так задай им вопрос, и не слушайся их, и до корня во всем допытайся!

Ведь постыдно бы было убраться ни с чем, отступить без суда и допроса.

Эпиррема

Зевс свидетель, вы правы, и прежде всего об одном их спросить я желаю,

Для чего захватили Акрополь они и засовами заперли входы?

Для того, чтобы золотом вашим владеть и чтоб вы воевать перестали.

Так ты думаешь, золото — корень войны?

510 И войны, и раздоров, и смуты.

Для того, чтобы мог наживаться Писандр[275] и другие правители ваши,

Постоянно возню затевают они. Ну и пусть и кричат и хлопочут,

Как хотят, что есть сил, только денег теперь не видать уж им больше — и баста!

Что же делать вы станете?

Что за вопрос? Управлять будем вашей казною.

Что? Казной управлять собираетесь вы?

Что ж ты странного в этом находишь?

А доныне домашнею вашей казной мы, хозяйки, не правили разве?

Это вовсе не то.

Почему же не то?

Для войны нам нужны эти деньги.

Да войну-то вам вовсе не надо вести.

Как себя защитим мы иначе?

Мы спасем вас и мы защитим.

Вот так так! Вы спасете?

Конечно!

О боги!

Хоть ты хочешь не хочешь, а будешь спасен!

Что за речи?

520 Сердиться напрасно.

То, что сделать должны мы, то сделаем, знай!

Милый Зевс, вы насилья хотите?

Не насилья — спасенья.

Не просим о нем.

Но нуждаетесь в нем тем сильнее.

Да у вас-то откуда взялась, расскажи, о войне и о мире забота?

Расскажу.

Поспеши, чтоб беды не нажить.

Ты же выслушай речь терпеливо.

И сдержать потрудись свои руки.

Как быть? Не могу, поднимаются сами:

Справедливая ярость клокочет в груди.

Осторожней, поплатишься вдвое.

Нет, старуха, себе это каркаешь ты! Говори же!

Сейчас начинаю.

Ты ведь помнишь, в начале войны и невзгод терпеливо нужду мы сносили.

Запрещала нам женская скромность тогда в ваше дело мужское мешаться.

530 Да и вы не давали ворчать и роптать, хоть не по сердцу многое было.

Только вскоре узнали мы вас хорошо — и как часто, за прялками сидя,

Приходилось нам слышать о новой беде и о новых безумиях ваших,

И, печаль глубоко затаивши, вопрос задавали мы, будто с улыбкой:

«Что же нового слышно о мире у вас? Что о мире решили сегодня

На собрании вы?» — «Что за дело тебе? — отвечали мужчины сердито. —

Ты молчи себе знай». Приходилось молчать.

Ну а я б никогда не смолчала!

Не молчала б, так криком кричала, поверь!

Мы молчали и дома сидели.

Но порой уже мы и о худших делах, о постыдных делах узнавали.

И у мужа хотели спросить, почему поступили вы так безрассудно?

540 Но, с презреньем взглянув, отвечали мужья: «Принимайся за пряжу скорее!

А не то берегись, заболит голова. А война — это дело мужское!»[276]

Аполлоном клянусь, справедливая речь!

Справедливая? Ах ты, несчастный!

Так совет и тогда мы не вправе вам дать, если ваше безумно решенье?

Но когда уже говор открытый пошел и на всех перекрестках роптали,

Что уж вовсе мужчин не осталось в стране, видит бог, никого не осталось, —

Вот тогда-то мы, женщины всех городов, заключили союз нерушимый

И поклялись Элладу спасти сообща. Да чего ж еще ждать оставалось?

И теперь, если слушаться станете вы благодетельных наших советов

И начнете молчать, как молчали и мы, вам помочь мы тогда обещаем.

Это вы-то помочь? Безрассудная речь! Безобразная речь!

550 Замолчи ты!

Ах, проклятая, хочешь, чтоб я замолчал! Перед кем же, мой бог, перед тварью

В покрывале цветном на пустой голове? Никогда!

Если в этом помеха,

Не горюй, от меня покрывало прими!

Окрути покрывало вокруг головы

И теперь уж молчи!

Да в придачу с куделью корзинку возьми,

Обвяжись пояском и куделю чеши

Да бобы шелуши,

А война — это женское дело!

(Закручивает Советника в покрывало.)

Антода

560 Подружки милые, пора! Оставим же кувшины,

Чтобы товаркам дорогим в веселой пляске вторить.

В пляске мне не устать.

В песне мне не отстать.

И в ногах хватит сил,

И в груди жарок пыл.

Я готова на все

Ради милых. В душе у них доблесть живет,

570 Красота, простота,

Справедливость, отвага, к отчизне любовь

И разумная мысль.

Пляска.

О царица родильниц и женщин оплот, ты, чьи речи крапивы колючей,

Будь отважней в бою и врага не щади! Парус ставь по попутному ветру!

Антэпиррема

Но когда убеждающий сладко Эрот и Киприда, рожденная морем,

Золотую тоску в наши груди вдохнет и расплавит желаньями члены,

И упругую силу мужам подарит и протянет их руки к объятьям,

Вот тогда назовут нас Эллады сыны Разрешительницами сражений.

А за что?

Да за то хоть, что прежде всего вас отучим мы бегать по рынкам,

Обнаживши мечи и щитами стуча.

Да, отучим! Клянусь Афродитой!

А теперь, погляди! По горшечным рядам, по зеленному ряду несутся

580 Копьеносцы, пелтасты, матросы, стрелки — и кричат, и вопят, и буянят.

Видит Зевс, так и надо! Отважный народ!

Да ведь это же просто забавно,

Когда воин с Горгоной на медном щите о снетках торговаться приходит.

Зевс свидетель, вчера еще видела я, как военный, верхом и кудрявый,

У старухи торговки яички купил и в свой шлем боевой положил их.

А недавно фракиец, косматым щитом и копьем, как Терей[277], потрясая,

Чуть не до смерти бедную тварь напугал и наелся оладий досыта.

Ну, а как же распутать надеетесь вы государства запутанный узел,

На земле и на море направить дела?

Очень просто.

Ну, как, расскажи мне!

Если пряжа затянется в узел у нас и комками собьется на прялке,

590 Подхвативши ее, мы распутаем нить, потянув и сюда и отсюда;

И войну точно так же распутаем мы, если вы нам распутать дадите,

Заключив договор, полномочных послов мы пошлем и сюда и отсюда.

Это что ж, или пряжей считаете вы, или шерстью овечьей на прялке

Государственный труд? Неразумный народ!

Да, когда б вы разумными были,

С государством своим обращались бы вы, как мы, женщины, с шерстью овечьей.

Как же так! Расскажи!

Вот что сделать бы вам! Как сначала в корытах и чанах

Промываем мы шерсть и счищаем репьи, так и вам бы из Города надо

Негодяев и трусов повычесать вон и повыдергать злые колючки.

Все повычесать вон, что свалялось в комки, что в погоне за теплым местечком

600 Присосалось и тянет народную кровь, их должны положить вы под ноготь.

А почистив, порядочных граждан собрать и навить их на прялку союза.

Поселенцев навить и союзных друзей, если нам они преданы верно.

Должников государства — и тех не забыть и прибавить к кудели гражданской,

А потом поглядеть, как живут города, что от нашей державы родились,

Как в забвенье они сиротливо лежат, словно хлопья разбросанной пряжи.

Их должны мы заботливо всех подобрать и навить на единую прялку.

Вот тогда-то спрядем мы единую нить и великий клубок намотаем.

И, основу скрепивши, соткем из него для народа афинян рубашку.

Возмутительно, право, что ткать и прясти вы хотите дела государства.

Да какое вам дело, скажи, до войны?

Это нам что за дело?

610 Проклятый!

Знай, для женщин война — это слезы вдвойне! Для того ль сыновей мы рожаем,

Чтоб на бой и на смерть провожать сыновей?

Замолчи! О, не надо про горе!

И к тому же в года, когда юность цветет, когда хочется радость увидеть,

Из-за ваших походов, как вдовы, мы спим. Ну, про нас говорить я не стану.

Наших девушек бедных мне жалко до слез, что стареются, сидя за прялкой.

Но мужчина ведь тоже стареется, а?

У мужчин это дело другое.

Он домой возвратится с седой головой и возьмет себе девочку в жены.

А у женщины бедной пора недолга, и, когда не возьмут ее к сроку,

Уж потом не польстится никто на нее, и старуха сидит и гадает.[278]

620 Да, конечно, кто может еще полюбить…

Ну, а ты-то чего? И когда ты помрешь?

Закажи себе гроб, а могилка уж ждет!

А кутью, так и быть, для тебя я сварю!

Вот держи, я дарю тебе венчик!

А вот это на саван прими от меня!

Эти ленты к венку от меня получи.[279]

Так чего же ты ждешь? К челноку поспеши!

Отплывает Харон. Он тебя и зовет и торопит.

Обкручивает Советника лентами.

Ну как стерпеть такое оскорбление?

630 Свидетель Зевс, сейчас бегу в Собрание,

Пусть все увидят, что со мною сделали.

Обижен, что тебя не отпевали мы?

Утешься, друг, на третьи сутки поутру

Мы по тебе поминки справим славные.

Актеры уходят.

ПАРАБАСА

Ода

Дольше спать нам не годится! Мы от граждан рождены.

Нет, плащи мы наземь скинем, приготовимся к борьбе.

Пахнет здесь большой бедой.

Худшим, чем казалось, злом.

Хитрый план виден тут.

640 Гиппиеву[280] тиранию ясно, ясно чую я.

Ах, боюсь, подошли

От спартанцев сюда

Хитрые и злые люди и, с Клисфеном[281] сговорясь,

Этих женщин ненавистных подучили воровски

Завладеть казною нашей.

Боги, чем же

Я теперь стану жить?

Эпиррема

Разве дело, чтобы стали граждан женщины учить,

Чтобы женщины посмели о доспехах рассуждать.

650 Помирить нас захотели с кем — с лаконскими людьми?

А ведь в пасти волка злого больше правды, чем у них.

Нет, сограждане, тирана против нас плетется сеть.

Но не дам тирану править над собой, остерегусь.

Меч отточенный я буду в ветви миртовой носить[282]

И по рынку, как Гармодий, при оружии гулять.

Рядом с ним пускай поставят и меня. Ведь подвиг мой

Так же славен: злой старухе по зубам хочу я дать.

Схватка.

Антода

Осторожней! Не признает и родная мать тебя.

О подружки, о старушки, так разденемся ж и мы!

660 К вам теперь слова мои,

Граждане афинские:

В честь земли нам родной,

Что в свободе и в веселье с детства воспитала нас.

Семь годков было мне,[283]

В сумке шерсть я несла.

В десять лет зерно молола для владычицы святой.

В платье алом, во Бравроне, я медведицей была.

Дочь отцовская,

Потом я шла с корзиной,

670 Спелых смокв гроздь неся.

Антэпиррема

Если я советом добрым Городу помочь могу,

Хоть я женщина, с презреньем не смотрите на меня:

Ведь и я свой вклад любовно в дело общее вношу,

Вклад мой лучший, дар мой ценный — я детей рожаю вам.

А у вас, беззубых, старых, в чем заслуга, в чем ваш дар?

Где он? Дедов клад мидийский[284] расточить сумели вы,

Ну а сами в возмещенье и полушки не внесли?

Погодите, доведете нас до гибели еще!

Что, ворчите? Берегитесь! Если тронете меня,

680 Этой туфлей деревянной по зубам мы вам дадим.

Схватка.

Ода

Разве ж это не насилье злое?

И чем дальше, тем все хуже, все растет их дерзость.

Так конец стыду положим, если мы еще сильны!

Наземь скинем мы рубашки, пусть мужчиной от мужчин

Пахнет прямо, пахнет честно, тут нам нечего скрывать.

Волчья стая, смело в бой,

Как в Липсидрий[285] по лугам

Молодыми мчались мы.

690 Други, час теперь настал былую юность вспоминать,

Кости старые размять,

Тело снова окрылить.

Эпиррема

Если мы им поддадимся, если палец им дадим,

И с руками и с ногами к нам привяжутся они.

Корабли они построят, в море выйдут и на нас

Поплывут, как в дни былые Артемисия[286] плыла.

А не то — так в конском строе нападут, тогда беда.

Нет того, кто б пересилил женщин в верховой езде.

Из седла уж их не выбить. Амазонок вспомни рать,[287]

На конях, мужей разящих, как их Микон написал.

700 Нет, всего б надежней было всех в охапку уложить

И ввернуть в гнилые доски наш испытанный бурав.

Антода

Если злить меня не перестанешь,

Вот свинью моей отваги на тебя спущу я!

Почешу тебя! Соседей криком напугаешь ты.

Но и нам пора одежды наземь скинуть. Пусть от нас

Пахнет женщиной взбешенной и готовой укусить.

Тронь меня, коснись меня,

Луку уж не есть тебе,

Черных не видать бобов!

710 Слово мне сказать посмей, клокочет желчь, в тебя я,

Словно жук в орла,[288] вцеплюсь

Бабкой повивальной.

Антэпиррема

Не боюсь я вас нисколько! Ведь со мною Лампито

И Исмения, подружка беотийская моя.

Ты ж набрать попробуй войско. Прикажи хоть двадцать раз,

Не пойдут к тебе, негодный! Всем соседям гадок ты!

А когда Гекатин праздник справить захотелось мне

И товарища к детишкам от соседей пригласить,

Благонравного ребенка, беотийского угря, —

720 Нет! — сказали мне. В Собранье так постановили вы.

От таких постановлений вас отучим мы, гляди,

Взяв за пятки и встряхнувши[289] и затылок вам свернув.

ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ

Лисистрата выходит из ворот.

Начальница великого деяния,

О, почему выходишь ты печальная?

Постыдный нрав ваш женский, слабый разум ваш

Виной тому, что я брожу в раздумии.

Что сказала ты, что?

Ах, горькую правду!

Но в чем беда? Подругам расскажи своим!

Промолвить слово стыдно, тяжелей смолчать!

730 И все ж скажи, несчастья не скрывай от нас.

Взбесились по мужчинам наши женщины.

О Зевс! Зевс!

К чему взываешь к Зевсу? Ах, что есть, то есть!

Я не могу удерживать их более,

Они бегут, таятся, расползаются.

Одну едва от щели оттащила я,

Что под стеной у Панова святилища.[290]

Та по канату выбраться задумала,

Та просто убежала, та воробушком

Порхнуть решила к Орсилоху[291] в гнездышко, —

Ее едва я ухватила за косы.

740 Они изобретают сотни поводов,

Чтобы домой вернуться. Вот идет одна.

Эй, ты куда, остановись!

Из ворот выходят несколько женщин.

Домой иду.

Оставила я дома шерсть милетскую:

Боюсь, чтоб моль не съела.

Что за моль еще?

Ступай обратно!

Возвращусь я скоренько.

Немножко на лежанке поваляю…

Нет!

Не поваляешь! Никуда не выйдешь ты!

750 Так шерсть моя пропала?

Пропади она!

Ой, горе, ой, несчастье, полотно мое

Некатаное дома!

Вот еще одна

Спешит домой, за полотном некатаным!

Назад! назад!

Клянусь тебе владычицей,

Чуть-чуть лишь покатаю и назад приду.

Катать тебе тут нечего. Одной позволь —

За то же все сейчас возьмутся женщины.

Молю, богиня, роды задержи мои,[292]

Пока дойду до места подходящего.

760 А ты куда?

Сейчас рожу, сейчас рожу!

Вчера ты вовсе не была беременной!

Зато сегодня! Отпусти, Лисистрата!

Найти позволь мне бабку повивальную.

(ощупывая ее)

А это что так твердо?

Мальчик, милая!

Клянусь Кипридой, странно! Что-то медное

И звонкое. Сейчас посмотрим, что это.

Негодная! Ты шлем себе подсунула,

А говоришь: беременна.

Беременна!

При чем же шлем?

Когда бы здесь же в крепости

770 Родить пришлось мне, я бы в шлем ребеночка

Тогда родила, как голубка в гнездышко.

Все выдумки пустые. Дело ясное!

На именины шлема оставайся здесь!

Выходят еще женщины.

Нет, спать я больше не согласна в крепости,

С тех пор как змея в капище увидела.[293]

А вот меня сживают совы со свету:

Кричат, пугают, стонут, не дают уснуть.

Оставьте небылицы! Ах вы, дурочки!

780 Вам без мужей тоскливо? А мужья по вас

Не сохнут разве? О, поверьте, черные

Они проводят ночи! Потерпите же!

Еще немножко продержитесь, милые!

Когда не разойдемся, обещает нам

Победу прорицанье; так гласит оно.

Прочти нам прорицанье!

Помолчите же!

(Читает.)

«В день, когда ласточки стаей[294] слетятся в единое место,

Грубых удодов оставив, удодовых ласк избегая,

В бедах спасенье дарует и низшее сделает высшим

Зевс громовержец!..»

790 Мой бог, значит, сверху лежать нам придется!

«…Если же, крылья раскинув, от сени священного храма

Ласточки врозь разлетятся, тогда прослывут эти птицы

Между пернатых презренной и самою падкою тварью».

Все ясно, Зевс свидетель!

Так не станем же,

Подружки, расходиться в малодушии.

Вернемся в крепость! Ведь постыдно было бы

Не соблюсти священное пророчество.

Лисистрата и женщины входят в крепость.

Строфа

Сказку

Расскажу вам в назиданье; эту сказку

Слышал я в детстве.

Жил на свете молодой Миланион.[295]

800 Женской ласки он боялся как огня.

В дебри он жить ушел. Сети, капканы плел,

Зайцев, лисиц ловил,

Другом собаку взял.

И домой не возвращался,

И не примирился.

Вот что!

Так он женщин ненавидел,

Вот и мы ничуть не меньше.

810 И Миланиона мы

Не глупей.

Поцелуемся, дружок?

Заревешь без чеснока!

Так поленом в ребра дам!

Что за рощей ты оброс!

Был и Миронид[296] таков,

Был космат и волосат.

Был угрозою врагам,

Формиону другом.

Схватка.

Антистрофа

Сказку

820 Расскажу тогда и я в ответ на сказку

Про Миланиона.

Жил был Тимол, был он зол и ядовит,

Как репейник, неприступен и колюч.

Вскормлен Эринией.

Черною желчью полн,

Тимон в леса ушел,

В мрачной пещере жил

830 И проклятьем страшным проклял

Вас, мужчин негодных.

Вот что!

Так всю жизнь он ненавидел

Подлый род мужчин негодных,

А для женщин был всегда

Нежный друг.

Хочешь в зубы получить?

Ох, не надо, ох, боюсь!

Так ногой ударю в бок!

Все откроешь, берегись!

840 И пускай! Хоть я стара,

Не увидишь ты волос:

Гладко все и чисто все,

Выжжено на свечке.

Схватка.

ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ

Входит Лисистрата.

Сюда, сюда, подружки, поскорей ко мне

Бегите!

Вбегают женщины, среди них — Миррина.

Что случилось? Что за крик? Скажи!

Вот, вот, мужчина! Он бежит как бешеный,

Охвачен Афродитиным неистовством.

Царица Кипра, Кифереи, Пафоса,

Веди его и впредь такой дорогою!

А кто и где он?

850 Возле храма Хлоина.[297]

Да вот он, вот он! Видит бог! Но кто ж это?

Глядите, не признаете ль?

Свидетель Зевс,

Признала я! Да это же Кинесий[298] мой!

Так стойкой будь! Поджарь и подрумянь его!

Дразни его, люби и не люби его!

Но помни то, о чем клялась над чашею.

Все помню, будь покойна.

Ну, так я сперва

Его приму и встречу доброй шуткою.

Уж я его поджарю! Ты ж уйди пока!

Женщины, кроме Лисистраты, уходят. Появляется Кинесий.

860 О, горе, горе! Что за схватки страшные!

Какие рези! Как на дыбе рвут меня!

Стой! Кто идет? Здесь караулы!

Я иду.

Мужчина?

Ох, мужчина!

Убирайся прочь!

Ты кто ж сама, что гонишь?

Здесь на страже я.

Так позови Миррину, я прошу тебя.

Позвать тебе Миррину, вот как? Кто же ты?

Я — муж ее, Кинесий, из Пеония.

Так здравствуй же, любезный! Не безвестен ты!

Твое имя нам всем знакомо славное.

870 Жена твоя нам вечно про тебя твердит.

Яйцо ли ест иль грушу: «За здоровие

Кинесия!» — прибавит.

Ax ты, милая!

Клянусь Кипридой! Если ж разговор зайдет

О вас, мужчинах, говорит жена твоя:

«Щенята все перед моим Кинесием».

Зови ж ее!

Ну вот! А что подаришь мне?

Я хоть сейчас согласен, если хочешь ты.

Одно имею, — что имею, дам тебе.

Так я пойду и позову.

(Уходит.)

(один)

Скорей иди!

880 Ведь для меня нет в жизни больше радости!

С тех пор, увы, как из дому ушла жена,

И в дом входить противно. Все мне кажется

Несносною пустыней. Удовольствия

В еде не нахожу я. Как в огне горю.

(со стены)

Его люблю, люблю я. Но любви моей

Ему не надо. Лучше не зови меня!

О чем ты там, Мирриночка, любовь моя? Сойди ко мне скорее!

Ни за что! Нет, нет!

На голос мой ты не придешь, Мирриночка?

890 Тебе меня не нужно! Так зачем идти?

Что говоришь — не нужно? Нужно до смерти!

Прощай же!

Не меня, так хоть ребеночка

Послушайся! Зови, сыночек, мать свою!

(Измененным голосом.)

Ай, мама, мама, мама, мама!

(Продолжает.)

Что, жаль тебе? Ведь это ж твой ребеночек,

Шестой уж день не мытый и не кормленный.

Ах, мне-то жаль! Но вот отцу до бедного

И дела нет.

Сойди, возьми дитя свое.

(выходит из ворот)

Сойду! Как быть! О, сердце материнское!

Теперь она мне и моложе кажется,

900 Чем прежде, и во много раз красивее.

А этот холодок ее и прихоти

С ума меня сведут от страсти бешеной.

Отца-злодея маленькое дитятко!

(Ласкается.)

Дай, поцелую, приласкайся к матери!

Ах, глупая! Зачем ты это делаешь?

Послушавшись подруг, меня ты мучаешь

Да и себя изводишь.

(Обнимает ее.)

Мне и дела нет!

Нет дела до того, что вышивание

Твое растащат куры?

910 Пропадай оно!

И Афродита от тебя давно уже

Не видит угожденья. Возвратись домой!

Не возвращусь, пока вы не помиритесь

И воевать не кончите.

Так, может быть,

Мы сделаем и это.

Ну так, может быть,

И мы к вам возвратимся. А сейчас нельзя!

Но ты пока приляг со мною, милая!

Нет, нет! И все ж люблю тебя без памяти.

Ты любишь, любишь? Так приляг, Мирриночка!

920 Смешной ты, право! Здесь, перед ребеночком!

Нет, нет! Манет! Ребенка отнеси домой.

(Закрывается.)

Вот видишь — нет сыночка, не видать его.

Приляг же поскорее.

Где же ляжем мы,

Глупец?

В пещере Пана, превосходно там.

Но как в Акрополь я вернусь нечистою?

Что за беда, в Клепсидре[299] ты помоешься.

Ты хочешь, чтобы клятву я нарушила?

Грех на меня! О клятве позабудь своей!

Так коврик принесу я.

А на что его?

И на земле мы можем.

930 Не позволю я,

Чтоб на земле лежал ты. Видят боги, нет!

(Убегает.)

(один)

Меня, конечно, любит эта женщина.

(возвращаясь)

Ну вот, ложись! Ты видишь, раздеваюсь я.

Ай, ай! Как быть? Перинка нам нужна теперь!

К чему ее? Не надо!

Надо, миленький!

Так жестко будет.

Радость, поцелуй меня!

Ну вот!

(Целует и убегает.)

Ай, ай! Как сладко! Возвращайся же!

(возвращается)

Ну, вот перинка! Ляг же! Раздеваюсь я!

Ай, ай! Как быть? Что делать? Ведь подушки нет!

Не надо мне подушки!

940 Нужно мне зато.

(Убегает.)

(один)

О друг мой, как Геракла, угощают нас!

(возвращается)

Ну вот, привстань, готово! Будто все теперь.

Конечно, все! Приди ж скорее, золотце!

Сейчас, снимаю пояс. Ну так помни же

О мире. И не вздумай обмануть меня!

Пускай погибну!

Боги! Покрывала нет!

Не надо покрывала! Я тебя хочу!

Вот погоди, успеешь! Я тотчас вернусь.

(Уходит.)

(один)

950 Она меня убьет своими тряпками!

(возвращается)

Приподнимись немного!

Все уж поднято!

Натремся маслом, хочешь?

Не хочу, нет, нет!

Клянусь Кипридой, все равно натру тебя!

(Убегает.)

(один)

Владыка Зевс! Пусть масло разольет она!

(возвращается)

Ну, протяни же руки и натри себя!

Геракл свидетель, масло мне не нравится!

Оно чем хочешь пахнет, а не свадьбою.

Что принесла я? Масло деревянное!

Оставь его, отлично!

Что за глупости!

(Убегает.)

(один)

960 Будь трижды проклят тот, кто масло выдумал.

(возвращается)

Ну вот, прими же склянку!

Вот где скляночка!

Ложись ко мне и больше ничего уже

Не приноси!

Дружочек, так и сделаю.

Вот видишь, разуваюсь. Но за договор

Голосовать ты будешь?

Да, клянусь тебе!

(Хочет обнять Миррину, та вырывается и убегает.)

Несчастный я! Женой замучен до смерти!

Дразнила, изнурила и оставила.

Ах, куда мне спешить и кого мне любить?

Та, что мне всех милей, обманула меня.

970 Как ребеночка мне без жены прокормить?

Филострат,[300] Филострат!

Кормилицу найди мне!

Велика твоя скорбь, тяжела твоя боль,

Мой несчастный, мой бедный, обманутый друг!

Ай-ай-ай, я тебе сострадаю.

Чье железное сердце снесет эту боль?

Чьи стальные бока, чей упрямый хребет?

Чья печенка, чьи бедра, чей нежный цветок,

Если с каждой зарей

980 Он тщетно расцветает?

(корчится на подстилке)

Что за жгучая боль, что за рези, о Зевс!

Ну а кто виноват, кто обидел тебя?

Ненавистная, низкая, мерзкая тварь!

Нет, прелестная, нежная, сладостней всех!

Что за нежная, — нет! Безобразная, грязная, вот что!

О Зевс!

Как песчинку с земли к облакам ее взвей!

В урагане и буре, в грозе и огне,

Закрути ее вихрем, столбом заверти,

990 Задуши, оглуши, а потом отпусти,

Чтоб обратно на землю упала она

И, с размаху насев,

Наскочила к мужчине на вертел.

Выходит Спартанский вестник.[301]

Афинян где Собранье и старейшины?

Пританы где? Пришел я с важной новостью.

(выходит)

Ты кто такой? Мужчина иль чудовище?

Глашатай — я, свидетель Зевс! Пришел сюда

Из Спарты, чтоб о мире разговаривать…

1000 А это что под мышкой, ты копье несешь?

Да нет же, видят боги!

Что ты вертишься?

Накидкою закрылся! Или опухоль —

С дороги?

О мой Кастор! Привязался же,

Болтун!

Да ты жениться хочешь, бедненький!

Нисколько, 3евс свидетель! Что за вздор еще!

А это что же!

Трость лакедемонская! (Раскрывается.)

Тогда и это — трость лакедемонская?

(Та же игра.)

Все знаю я, ты видишь. Расскажи же мне,

Как вам теперь живется в Лакедемоне?

1010 Восстал весь Лакедемон, и союзники

Поднялись. «Дай Пеллану!» — восклицают все.

Но кто ж виновник бедствия народного?

Неужто Пан?

Нет, нет! От Лампито пошла

Зараза. А потом, ее послушавшись,

Все женщины поклялись в Лакедемоне

Не подпускать мужчин к своим смоковницам.

Ну, как же вы?

Одна беда! По городу

Как со свечами бродим, спотыкаемся.

Ведь женщины к себе и прикоснуться нам

1020 Не позволяют, прежде чем с Элладою

Не заключим мы мира и согласия.

Так вот оно! По всей Элладе женщины

О том же сговорились. Понимаю все!

Скажи же в Спарте, чтоб послов отправили

Сюда скорее, и с правами полными.

А я в Совете нашем объясню беду

И предложу послов избрать немедленно.

Бегом бегу. Сказал ты слово здравое!

Оба уходят.

Зверя нет сильнее женщин ни на море, ни в лесу.

1030 И огонь не так ужасен, и не так бесстыдна рысь.

Вот и видно! Потому-то и воюешь ты со мной?

А ведь мы с тобой могли бы в нерушимой дружбе жить.

Вечно женщин ненавидеть обещаю и клянусь!

Как угодно! Только все же видеть не могу тебя

Оголенным. Погляди-ка, все смеются над тобой!

Подойду и душегрейку на тебя надену я.

Хорошо ты поступила, видит бог, не ожидал!

Распалившись в жарком споре, наземь сбросил я ее.

Вот теперь и ты — мужчина. Не смеются над тобой.

1040 А когда б меня не злил ты, я б из глаза твоего

Злого вытащила зверя, что давно уже сидит.

Потому-то так чесалось у меня. Возьми кольцо.

Прогони из глаза зверя, только покажи сперва,

Что так грызло и свербило мой несчастный старый глаз.

Так и сделаю, хоть был ты не любезен и сердит.

Зевс великий, ну и зверь же! Погляди, какой комар!

Из Трикорифа[302], должно быть, родом он. Ну что, хорош?

Зевс свидетель, вот спасибо! Буравом сверлил он

И сейчас еще, ты видишь, слезы катятся ручьем.

1050 Вот тебе утру я слезы, хоть и был ты очень зол. Поцелую.

Прочь, не надо!

Поцелую все равно!

Отойди, меня не трогай! Все вы льстивы, кошки все!

В старой, мудрой поговорке правда сказана о вас:

«Ах, и с ними невозможно — и без них никак нельзя».

Будем все-таки мириться! Сговоримся, и уж впредь

Ни тебя я не обижу, ни меня не тронешь ты.

Подойдите ж к нам, и вместе песню новую начнем!

Хоры соединяются.

Строфа

Зла не помним, зло забудем.

Братья, говорить не будем

1060 Сплетен злых ни про кого.

Мы добры, мы щедры

Делом и советами.

Без того много бед

Боги посылают нам.

Каждый пусть скажет нам,

Женщина, мужчина ли,

Не хотите ли вы денег:

Мины три или четыре

1070 Или больше?

Кошельки полны у нас.

А когда настанет мир

И вернуть вы долг решите,

Ни полушки

Не придется вам платить.

Антистрофа

Мы знакомых из Кариста[303]

Поджидаем на пирушку,

Милых, дорогих гостей.

Есть у нас щей горшок,

С кашей поросенок есть.

1080 Нежен он, жирен он,

Только что заколот он.

Просим в дом, всех зовем:

Вместе приходите к нам!

Утром сразу после бани,

И детей с собой берите,

И знакомых! Заходите смело в дом,

Проходите, не спросясь,

Чувствуйте себя как дома,

Только знайте —

1090 Будут двери на замке.

Вот идут, погляди, с бородою по грудь, — то посланцы народа лаконян.

Что за ужас у них: между ребер забор-частокол, чтоб привязывать свиней.

ЭПИСОДИЙ ПЯТЫЙ

Входят спартанцы.

Привет мой вам, Лакедемона граждане!

Что скажете и как живете, милые?

Антэпиррема

К чему слова, о чем еще рассказывать?

Как мы живем, сейчас вы сами видите.

Ой-ой-ой-ой, раздулась страшно опухоль

И воспаленье сильно увеличилось.

1100 Ужасно, несказанно! Поскорее бы

Найти того, кто может возвратить нам мир!

И здешние сюда подходят жители

С накидкою, приподнятой у пояса

Как будто бы для бега. Право, кажется,

Что их болезнь природы гимнастической.

Входят афиняне.

Кто нам расскажет, где найти Лисистрату?

Мужчины мы, и наша боль неслыханна.

Вот-вот, и здесь болезни той же признаки.

И вы под утро судорогой мучитесь?

1110 О да! И скоро уж вконец измучимся.

И если мира не добудем тотчас же,

Так берегись, Клисфен, не попадайся нам!

Подолами прикрыться не мешает вам,

Чтобы, как Герму[304], вас не обесчестили.

Совет разумный.

Полидевк свидетель мне!

Совет прекрасный. Вот плащом закрылись мы.

И те и другие закрываются.

Привет, спартанцы! Боль мы терпим страшную.

О да, и мы! И как такую опухоль

Соседям мы покажем, и не знаю я.

1120 Скажите ж прямо нам, лакедемоняне,

Зачем вы здесь?

За миром нас отправили.

Отлично! Для того и мы пришли сюда.

Так почему ж нам не позвать Лисистрату?

Ведь примирить она одна сумеет нас.

Прекрасно, позовите же Лисистрату!

И звать ее как будто не приходится.

Она нас услыхала и сама идет.

Из ворот выходит Лисистрата.

О владычица женщин, мы славим тебя! Покажи себя снова царицей.

Непреклонной и кроткой, искусной, прямой, величавой, прелестной и мудрой!

1130 Колдовством твоим связаны, видишь, стоят пред тобой полководцы Эллады,

Доверяя тебе, поручая тебе разрешить свое горе и беды!

Совсем это нетрудно, если мучатся

Они тоской и страстью ненасытною.

Сейчас мы все увидим. Тишина, ко мне!

Является нимфа Тишина.

Возьми сперва лакедемонян за руки,

Не грубо, не насильно, не назойливо —

Как делали мужчины наши глупые, —

Как женщина, учтиво и приветливо.

1140 А не дадут руки, схвати их иначе.

Вот так! Теперь афинян приведи ко мне!

За то возьми их, что тебе дадут они.

Ко мне приблизьтесь, граждане лаконские!

И вы, другие! Что скажу вам, слушайте!

Я женщина и рождена разумною.

Меня природа наградила знанием:

От старших, от отца немало доброго

Слыхала я и научилась многому.

Вас побранить хочу я, взявши за руки,

И справедливо. Как родные, кровные,

1150 Из одного ковша вы возливаете

На алтари — у Фермопил, в Олимпии,

В Пифо,[305] да где еще, не перечесть всего!

И вот, перед лицом враждебных варваров,

Поля Эллады вы опустошаете!

(в сторону)

Меня, увы, опустошают колики!

Одно я вам сказала — дело важное!

К вам речь моя теперь, лакедемоняне!

Забыли вы,[306] как алтари афинские

С мольбою обнял Периклид лаконянин,

1160 Бледнее снега, хоть в одежде пурпурной,

И помощи просил. А вся Мессения

Тогда востала, и земли дрожанием

Казнил вас бог. Щитов четыре тысячи

Повел наш Кимон в Спарту, и пришел — и спас.

И чем же отплатили вы афинянам?

Вы землю, вам помогшую, сжигаете!

Обида, Зевс свидетель, о Лисистрата!

Обида, да!

(В сторону.)

Какие грудки круглые.

Ты думаешь, афинян я не выбраню?

1170 Забыли вы, как воины спартанские

Пришли к нам в город, в дни, когда ходили вы

В рубашке рабьей? Как наймитов Гиппия

Прогнали прочь и фессалийских всадников?

Они одни в тот год друзьями были вам

И вас спасли и, рабье скинув рубище,

Народу возвратили гражданина плащ.

(в сторону)

Нигде разумней я не видел женщины!

(так же)

А я прелестней стана не видал нигде!

Зачем же, дружбу позабыв старинную,

1180 Вы спорите и споров не кончаете,

Не заключите мира? Что мешает вам?

Мириться мы согласны, возвратите лишь

Колечко наше!

Что? Колечко?

Пилос наш!

Мы по нему давно уже соскучились!

Свидетель Зевс, колечка мы не выдадим!

Отдайте им!

Стоянку превосходную?

Взамен его другое что потребуйте!

Отлично! Так сперва нам дайте, как его?..

Да, Эхинунт! Потом бугры Мегарские

1190 И перешеек и косу Мелийскую!

Не все зараз! Всего отдать не можем мы!

Из-за косы неужли спорить станете?

Ах, я б рубашку скинул и пахать пошел!

А я сперва навоз бы вывез на поле!

Вот помиритесь — и за соху приметесь.

Ну, если так, приступим к совещанию

И заодно уж пригласим союзников.

Союзников? На что их? Все пылаем мы.

Ты думаешь, что не хотят союзники

Того же?

1200 Зевс свидетель, да и как еще!

Клянусь богами, даже и каристяне!

Отлично! Так идите и очиститесь!

Потом к себе вас пригласим мы, женщины

И, чем богаты, угостим вас с радостью.

Друг другу там вы присягнете в верности,

А после каждый вновь возьмет жену свою

И в дом свой возвратится. Так ступайте же!

Иди вперед, а там и мы!

Скорей! Скорей!

(Уходит.)

Строфа

Есть у нас ковры цветные,

1210 Ожерелья золотые,

Покрывала и платки.

Нам не жаль ничего!

Уносите все с собой.

Мальчик ваш, дочка — пусть

В праздник нарядится в них.

Все для вас, все даем!

Выбирайте все, что есть!

Что в ларях у нас найдете.

И замочков и печатей

1220 Не жалейте!

Рвите смело красный воск!

Что найдете — ваше все!

Но чтоб что-нибудь найти там

И увидеть,

Надо зорче быть, чем я!

Антистрофа

Если хлеба в доме мало,

На руках семья большая,

1230 Слуг, детишек полон дом,

У меня тот пускай

Заберет пшеницы куль.

Хватит меры одной,

Чтобы каравай испечь.

Кто в беде, кто в нужде,

Приходите все ко мне!

Поспешите за пшеницей

С коробами и с мешками,

Все насыплет

Вам до верха мой Манет.

1240 Но прошу к моим дверям

Близко вас не подходить:

Знайте, в доме

На цепи сердитый пес.

Пляска хора.

ЭКСОД

(выходит с факелом)

Кто там? Откройте двери! Ты чего стоишь?

С дороги прочь, не то вот этим факелом

Прижгу тебя, хоть эта шутка грубая!

Конечно, да, но чтобы вам понравиться,

Когда угодно, пострадать согласен я.

С тобою, друг, согласны пострадать и мы.

Продолжают плясать.

Пошли с дороги! Вот прижгу вам волосы!

1250 Пошли с дороги! Чтоб лакедемоняне

Могли спокойно выйти, пообедавши.

Выходит группа афинян.

Такой пирушки мы еще не видели!

И как спартанцы нынче были вежливы!

Мы ж, как всегда, за чашей всех находчивей.

Вот-вот! А в трезвом виде — безрассудней всех,

Когда б меня афиняне послушались,

Они б вели переговоры выпивши.

Теперь же в Спарту мы приходим трезвые,

Того и ищем, что бы замутить еще,

1260 Того, что говорят нам, мы не слушаем,

И то подозреваем, что не сказано,

Потом доносим то, чего и не было.

Теперь же все отлично; и пускай они,

Запев «Аянта», кончат «Клитагорою»,[307] —

Похвалим мы и присягнем с охотою!

(хору)

Но вот они уж снова возвращаются.

Пошли, пошли, с дороги прочь, негодные!

Свидетель Зевс, выходят гости из дому!

Выходят спартанцы в сопровождении флейтистов.

(флейтисту)

Возьми, дружочек, флейту и играть начни!

А я станцую и спою вам песенку —

1270 Про нас и про афинян, песню дружества.

Да, да, возьми дуделку и сыграй на ней!

Как рад я слышать песенку лаконскую!

(поет и пляшет)

Мнемосина![308]

Памяти нашей

Голос дай, вспомнить дай,

Как с афинянами рядом

Дружно мы бились.

Артемисия видели воды

1280 Славу нашу.

И бежали персы.

Помню, в битву Леонид

Нас повел, кабанов стаю.

Крепкие мы наточили клыки.

Струи

Пота текли по щекам,

И сковывал холодный страх колена.

Столько, столько было персов,

1290 Как песка у моря!

О Артемида, охотница славная,

К нам приди, дева лесов!

Мира желанного, доброго, долгого,

Радости долгой, согласия вечного

Нам положи начало!

Пусть лукавство лисье, норов волчий

Навсегда теперь забудем мы!

Приди же, приди же,

Дева охотница!

Выходят Лисистрата и женщины.

Теперь, когда счастливо все покончено,

1300 Своих возьмите жен, лакедемоняне!

А вы — своих! Пусть к мужу подойдет жена

И муж — к жене. Сейчас, друзья, на радостях

Богам во славу спляшем мы, а в будущем

Остерегайтесь, не грешите более!

Спартанцы и спартанки образуют один хор, афиняне и афинянки — другой.

(поет и пляшет)

Пойте, пляшите,

Зовите прекрасную

К нам Артемиду, Харит призывайте!

Хоров водителя светлого славьте Иэя,

Славьте владыку Нисийского

1310 Вакха, Менад исступленных властителя буйного.

Зевса зовите, держащего молнию,

Зевса супругу державную,

Все божества призывайте в свидетели,

Вечные, зоркие, мудрые,

Нашего мира, согласия нашего,

Властной Кипридой рожденного!

Ала-ла-ла! иэ! пеан!

Скачите все, иэ!

1320 Славьте победу! иэ!

Эвой! эвой! эва! эва!

Теперь о новом спойте песню новую!

(поет и пляшет)

Милый склон оставив Тайгета,

К нам приди, о муза спартиатов!

Прославь Амиклейского бога,[309]

Владычицу в капище медном

И Тиндарея детей,

Пляшущих возле Эврота.

Кружитесь дружно, ноги поднимайте!

Свою мы Спарту славим.

1330 Эти хоры, топот, пляска — в честь родных богов.

Над Эвротом дочери Спарты ведут хоровод.

Разом в землю ногами бьют,

Кружатся быстро.

Косы порхают, как у вакханок,

Поднявших в воздух легкий тирс.

Дочь Леды впереди их

Ведет веселый хоровод.

Вплетите в волосы цветы, скачите выше, выше,

Как в поле молодой олень! В ладони ударяйте!

Прославьте грозную в боях Богиню в медном храме!

Актеры и хоры покидают орхестру.