Избранные произведения

В самом начале т. н. кодекса Арунделя, или кодекса Британского музея (см. отрывок 1), Леонардо характеризует его как «беспорядочный сборник». Это, по существу, относится ко всем научным дневникам Леонардо, столь противоположным по своему стилю словесному лоску гуманистов, стилю тех ненавистных Леонардо «словесников», против которых он так страстно восстает (2). Неизмеримо выше чтения авторов Леонардо ставит опыт (3), хотя это отнюдь не мешает ему самому искать книги старых авторов и знать всю их цену (4–9). Но, в противоположность «словесникам», книги для него — не первоисточник знания, а такой же стимул для самостоятельных изысканий, как рассказы хозяек, ремесленников или итальянских купцов (10–12). «Изобретателей» Леонардо противопоставляет «пересказчикам чужого», опыт — слепому авторитету (13–14). «Лучше хорошее дарование без учености, чем хороший ученый без дарования» (15).

Отвергая слепое доверие к писаниям древних, Леонардо восстает против их огульного отрицания (16). «Чистый опыт — вот истинный учитель», провозглашает он (17), прислушиваясь ко всякому, кто хоть частично прошел эту школу. Но — двойственная игра исторических противоречий! — странным отголоском старинных легенд звучат в его дневниках отрывки о сказочном василиске и амфисбене (18 и 19), хотя бы они и были продиктованы интересами художника, а не ученого. Только та наука истинная, не устает повторять Леонардо, которая прошла «сквозь чувства» (20) и освободилась от химер воображения (21); ведь «все наше познание начинается с ощущений» (22) и «мысленные вещи, не прошедшие через ощущение, пусты» (23). Это не значит, конечно, что наше познание исчерпывается ощущением (24–25), — оно движется от опыта к причинам или основаниям (26–27), и если опыт сам по себе не ошибается, то вполне могут ошибаться те, кто делает из него ложные выводы (28), т. е. ложно выводит причины. К этим отрывкам, содержащим гносеологию Леонардо, примыкает Леонардово определение науки (29). Без науки, говорит он, практика — корабль без руля и компаса (30), солдаты без капитана (31). И наука способна подарить практической жизни все, вплоть до механического вертела (32).

Надпись в начале рукописи Британского музея, одна из немногих датированных записей в рукописях Леонардо. 1508 г. указан по обычному, а не по флорентийскому счислению (начинавшему год с 25 марта), так как и в 1507 г., и в 1509 г. в марте Леонардо был в Милане. Упоминание математика Мартелли есть и в другом месте того же манускрипта.

Без книжного образования — sanza lettere. Гуманисты могли бы упрекнуть Леонардо уже за одно игнорирование латыни. В противоположность этому люди позднейшей формации прославляли именно ученость и начитанность Леонардо: Вазари называл его — erudito е letterato, Челлини — grandissimo filosofo, Банделло — esercitato nella lettura dei buoni autori. О начитанности Леонардо и его источниках см. вступительную статью, а также отрывки 4–9 и др.

Чванные и напыщенные... — Самопревознесение и самовосхваление было свойственно многим гуманистам. Так, Франческо Филельфо, повествуя о своем пребывании во Флоренции (1433), говорит, что самые камни возвестили бы хвалу его, если бы могли говорить. Он же называл себя «единственным» и хвастал, что писать одновременно и на греческом, и на латинском, прозой и стихами не могли ни Вергилий, ни Цицерон. Аналогичную высокую самооценку находим у Поджо (1380–1459), Марсупини (ок. 1399–1453), Л. Валлы (1406–1457) и др.

Меня, изобретателя... — Хотя некоторый интерес к изобретателям появляется уже в XIV–XV вв., однако об особой популярности и высокой оценке изобретателей в эпоху Ренессанса не может быть и речи. Они характерны для более поздней эпохи (XVII в.). Э. Цильзель (Entstehung des Geniebegriffs Tubingen, 1926) приводит интересную таблицу, составленную на основании восьми биографических сборников XV века. Из 967 обследованных биографий приходится на долю:

Писателей всех видов — 40,0 %

Политиков и военных — 30,0

Духовных лиц — 10,0

Врачей — 6,5

Художников — 4,5

Фехтовальщиков — < 0,5

Изобретателям здесь места не нашлось.

У Рихтера вместо Корсо ошибочно — Орсо (Медведя). Приведенное упоминание Витрувия — не единственное и одно из свидетельств большого интереса Леонардо к этому автору. Леонардо в этом типичный человек Ренессанса, вдохновлявшегося Витрувием. Леонардо мог видеть, кроме рукописей, и печатные издания, в частности фра Джованини Джокондо (Венеция, 1511–1513), как явствует из одного его рисунка, по-видимому сделанного по этому изданию, а также римское (1486) или флорентийское (1496).

Винченцо Алипландо — знатный миланский меценат, секретарь Лодовико Моро.

В 1499 г. Цезарь Борджиа (= герцог Валентинский) присоединил Урбино к Романье. Тогда-то и был увезен Архимед. Вряд ли речь идет о полном греческом Архимеде. Приблизительно полными переводами были во времена Леонардо два: 1) известного ученого-переводчика Средних веков Вильгельма фон Мёрбеке (1269) и 2) Якова Кремонского (середина XV в.). Леонардо имеет, по всей вероятности, в виду первый перевод. Сольми справедливо считает Леонардо «возобновителем архимедовской традиции в Италии», продолжателями которой позднее явились Мавролик, Тарталья, Коммандино, Гвидо Убальдо дель Монте, Галилей и Борелли.

При жизни Леонардо печатных изданий «Метеорологии» Аристотеля в итальянском переводе не существовало. Речь идет, следовательно, о рукописи.

Витолон — Витело, известный оптик и философ ХIII века, уроженец Силезии, германо-польского происхождения. Есть сведения о пребывании его в Италии (Падуя). «Оптика» его, написанная в 70-х гг. XIII в., привлекала живое внимание Леонардо и его друга Луки Пачоли. Вообще говоря, это одна из популярнейших «Оптик» вплоть до XVII в. Еще Кеплер в 1604 г. счел нужным издать Paralipomena ad Vitellonem. Как и «Оптика» Пекама (см. примеч. 273), «Оптика» Витело в значительной своей части основана на «Оптике» арабского ученого Альхазена. Витело обнаруживает, однако, и непосредственное знакомство с греческими математиками: Евклидом, Аполлонием, Феоном, Паппом и др.

Речь идет о списке «Оптики» в флорентийской библиотеке Сан-Марко. Этот список изучался несколько раньше Лукою Пачоли.

«О центре тяжести» Архимеда — знаменитый трактат сиракузского математика «О равновесии плоскостей», известный Леонардо по одному из списков. Трактат «О центрах тяжестей» утрачен и известен лишь по упоминанию в комментариях Симпликия к Аристотелю.

Анатомия Алессандро Бенедетти была напечатана в 1498 г. и 1502 г. в Венеции. Бенедетти (ум. в 1525) с большим рвением занимался анатомическими наблюдениями, сам производил систематические вскрытия и вместе с тем был знатоком греческих медиков.

Данте — имеется в виду Quaestio de aqua et terra, приписывавшаяся Данте.

Никколо делла Кроче — один из приближенных Лодовико Моро.

Алъбертуччо, как и ниже упоминаемый Альберт, — Альберт Саксонский, или Альберт из Гельмштедта (в Брауншвейге), преподававший в Париже, — один из наиболее интересных авторов XIV в., влияние которого на Леонардо особенно подчеркивалось Дюэмом (Etudes sur Léonard de Vinci). Хотя в последних своих трудах Дюэм был вынужден в значительной мере ограничить свои суждения об оригинальности этого автора, выдвигая из «парижан» на первое место Буридана, но, так или иначе, Альберт Саксонский влиял на Биаджо Пелакани, Кардана, Коперника, Гвидо Убальдо дель Монте и через последнего на Галилея. Леонардо упоминает его не раз. Особенно сильное влияние его сказывается как раз в манускрипте F, откуда взят приведенный текст (манускрипт начат в Милане 12 сентября 1508 г.).

Говоря «О счислении», Леонардо имеет в виду Тгасtatus proportionum, не раз печатавшийся в последних десятилетиях XV века.

Что касается книги «О небе и мире», то это Quaestiones de coelo et mundo (Павия, 1481; Венеция, 1492, 1497, 1520). Утверждать, будто Леонардо знал и Альбертов комментарий к Аристотелевой «Физике», нет оснований.

Джованни Марлиани — миланский медик и математик XV в., врач Джованни Галеаццо Сфорца. Его сочинение De proportione velocitatum in motibus озаглавлено так же, как вторая часть трактата Альбертуччо о пропорциях.

Фра Бернардино Мороне — автор «Книги творения», в которой заметны, как указывает Сольми, следы влияния Леонардо.

«О тяжестях» — De ponderibus — иногда название собственного, ныне утраченного, трактата Леонардо, иногда, как в данном случае, трактат Иордана Неморария (см. о нем примеч. 160 и 181).

Никколо да Форцоре — сиенский купец.

Одеты они только в случайное... — т. е., согласно толкованию Сольми, имеют только внешний вид человека.

Противопоставление памяти и ума (ingegno) встречается и в анонимной биографии Альберти, где говорится, что последний, не обладая памятью на слова, вынужден был бросить юриспруденцию для математики, в которой более применяется ingegno, чем память. Точно так же Эней Сильвий (Пикколомини) хвалит у одного юриста исключительную память, у другого большой ум или дарование (ingenium). Он же в другом месте говорит, что юристы больше пользуются памятью, чем умом (ingenio), почему и глупый может стать юристом. Вообще же говоря, люди Ренессанса весьма высоко ставили память, что становится понятным уже по одному тому, какое значение они придавали произнесению речей и цитированию наизусть.

Пять правильных тел — т. е. тетраэдр, октаэдр, икосаэдр, гексаэдр и додекаэдр. Платон в своем «Тимее» уделяет им большое внимание, строя на них свое учение о стихиях. Живо интересовался ими с математической точки зрения платоник Пачоли, друг Леонардо (ср. примеч. к отрывку 389).

Книжной вольготности... — «commodita di libri», по чтению Сольми. Равессон читает «come di tanti libri attendono al continuo» — «и поскольку занимаются они книгами (только для того), чтобы постоянно» и т. д.

Утверждение чистого опыта не мешает Леонардо выписывать фантастические описания из Плиния, впрочем, по всей вероятности, в целях художественных.

Этот отрывок является переводом из Плиния (Н. N. VIII, 21). Де Тони утверждает, что описание напоминает варана, большую африканскую ящерицу (Varanus niloticus).

Точно так же перевод из Плиния (Н. N. VIII, 23). Трудно решить, какое животное имеется в виду. Де Тони предполагает, что цераст (Cerastes cornutus, s. aegypticus) — ядовитая рогатая змея, живущая в Африке; она днем зарывается в песок, из которого торчат два рога.

Еще Прантль (1885) предостерегал от интерпретации этого места в духе элементарного сенсуализма. Совершенно очевидным это становится в сопоставлении с приводимыми далее отрывками. Не следует забывать, что формула «все наше познание начинается с ощущений» вслед за Аристотелем повторялась и в схоластике, встречается, в частности, у Фомы, хотя звучит там иначе.

Оснований... — в подлиннике: ragione, a не causa, т. е. скорее разумное основание или цель, чем действующая причина.

Эту апологию опыта поучительно сравнить с возражениями против Эпикура, утверждавшего, что видимая величина солнца есть его истинная величина (см. 278, 280 и др.). В сущности, и здесь и там решительно отвергается наивно-реалистическая и наивно-сенсуалистическая точки зрения.

Леонардо приводит дальше пример геометрии, первым началом (principio) коей является не поверхность и не линия, а точка, к которой сводится и поверхность, и линия и которая является общей всем предметам геометрии.

Вошло также в трактат о живописи: Т. Р. 80. Мысль стоит в связи с стремлением поднять живопись от ремесла до науки, но, по существу, отражает вообще взгляд Леонардо на взаимоотношения теории и практики. О значении термина «перспектива» ср. примеч. 273.

Один из многочисленных примеров приложения науки к практике. Механический вертел описан позднее падуанцем Витторио Цонка (1568–1602) в Novo teatro di machine (Падуя, 1607). О нем упоминает также Монтень, видевший подобный вертел в 1580 г. в Бриксене. Слова «жарит мясо» и «жаркое движется» вычеркнуты так, что их едва видно. Это заставляет полагать, что мы имеем дело с собственным изобретением Леонардо, пожелавшим его скрыть.