Изгнание

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Когда король писал Руперту из Вустершира, умоляя его освободить Йорк, после чего последовало сражение при Марстон-Муре, он находился в очень опасном положении: ему угрожали сразу две вражеские армии – сэра Уильяма Уоллера и графа Эссекса. Но, как вскоре выяснил Карл, опасность была не так уж велика. Дело в том, что Уоллер, имевший совсем небольшое войско, побоялся нападать на короля, окруженного многочисленной и преданной армией, и отправился прямиком в Бекингем под защиту «Восточной ассоциации». Армии противников случайно встретились на Кропреди Бридж у реки Черуэлл, к которой они подошли с разных сторон. Они отлично видели друг друга. Заметив брешь между авангардом и задними рядами роялистов, Уоллер решил направить туда свое войско и бросился на мост. Однако эта попытка не принесла успеха. Среди роялистов были жертвы, но положение «круглоголовых» стало гораздо хуже. Лондонский отряд, покрывший за четыре недели двести миль, вышел из-под контроля, и седьмого июля 1533 года с криками «Домой! Домой!» две тысячи «круглоголовых» дезертировали и разбрелись по деревням. Узнав об этом, король спокойно отправился на запад страны.

Граф Эссекс тем временем, озабоченный судьбой Уоллера, грубо нарушив все приказы командования, начал двигаться на запад, чтобы снять осаду Лима. Вскоре он получил приказ из Лондона вернуться в столицу, но не обратил на него внимания, а продолжал все больше углубляться в Девоншир. Узнав об этом от своих шпионов, Карл решил по горячим следам отправиться за ним в погоню. Вот в какой напряженной обстановке Николь и Карадоку пришлось начать свое путешествие из Йоркшира.

Принц Руперт уехал из Йоркшира четвертого июля, а на следующий день жена и слуга Джоселина отъехали по Большой Северной дороге так далеко, как только это было возможно. Николь, которая пересекала страну во время своего путешествия в Ноттингем, а Большую дорогу видела только мельком, когда они с Джоселином, как сумасшедшие, мчались на север, сейчас искренне удивлялась тому, что эта дорога действительно больше всех других дорог Англии. Карадок, однако, старался избегать ее, потому что это была территория врага, и они повернули на запад сразу же, как только им выпала такая возможность. Слуга Джоселина предпочел пробираться сквозь чащобы, чем быть захваченным в плен.

Они ехали той же дорогой, которой Николь уже однажды путешествовала с Джоселином, и теперь все напоминало ей о нем. Она постоянно думала о своем сне, и ландыши не давали ей покоя. В глубине души она теперь была почти уверена, что ее муж вовсе не погиб, она убеждала себя, что он просто попал в плен, что в один прекрасный день его освободят, и он вернется к ней, и эта мысль позволяла ей преодолевать все новые и новые мили.

Путешествие оказалось затянувшимся и утомительным, их постоянно преследовали мелкие неприятности, так что Николь и Карадок добрались до Экзетера только двадцать шестого июля. Там они узнали, что граф Эссекс, узнав об исчезновении королевы, обошел город стороной и направился в Тевисток. Вместо него жители ждали появления короля, который был от города всего в четырех милях.

– Честно говоря, я не знала, уезжать нам или оставаться, – рассказывала Эммет Николь, после того как они радостно расцеловались.

Служанка поспешила на помощь Миранде, которая, нетвердо шагая, шла к матери, радостно протягивая ручонки.

– Когда королева так поспешно уехала, – продолжала она, – я немного забеспокоилась, должна признаться. Но мне казалось более разумным остаться здесь, чем ехать в незнакомый Кингсвер Холл. Ведь я знала, что вы в любом случае приедете за мной.

Прижав к себе ребенка, Николь ответила:

– Боюсь, у меня плохие новости. Лорд Джоселин погиб в битве при Марстон-Муре, во всяком случае, мне так сказали.

Эммет посмотрела ей в глаза долгим, открытым взглядом, какой у нее, впрочем, был всегда, и произнесла:

– Почему же тогда печаль не туманит ваш взор?

– Что ты имеешь в виду?

– То, что вы не верите в это, не так ли?

– Не верю, или не хочу верить?

– На это я не могу ответить, – покачала головой Эммет, – я уверена только, что в вас живет надежда.

– Майкл остался жив после сражения, он тоже участвовал в нем.

– Как вы узнали?

– Я видела его и даже разговаривала с ним, а потом Карадок сказал мне, что он жив.

– И что же он?

– Здравствует. Он теперь полковник.

– Он ведь вас больше не интересует?

Николь покачала головой:

– Только как друг. Как любовник, он уже давно ушел в прошлое.

– О! – только и произнесла Эммет и с решительным видом вышла из комнаты: ей надо было вынуть одежду Николь из дорожных сундуков и хорошенько выбить из нее пыль.

Когда Николь уезжала из Экзетера, она переселила служанку и дочку в небольшой уютный домик недалеко от резиденции королевы; теперь она была счастлива вернуться именно в него, наслаждаясь спокойствием и одиночеством в этом удобном жилище. Как будто угадав ее мысли, в тот же вечер Эммет спросила:

– Нам действительно так уж необходимо ехать в Кингсвер Холл?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что там живут две женщины, которые, скорей всего, невзлюбят нас, они будут ревновать вас к лорду Джоселину, который долгие годы был их «собственностью»…

– …А самого его нет, и помирить нас будет некому.

– Вот именно.

Николь вздохнула:

– Перед тем как пойти в бой, мой муж распорядился, чтобы меня вверили заботам принца Руперта, если сам он не вернется. А принц Руперт приказал мне отправиться в Кингсвер.

– Но почему?

– Он уверен, что там я буду в полной безопасности. Мне кажется, он не уверен в надежности положения роялистов на западе страны.

– Но король жив, здоров и всего час назад беспрепятственно вошел в Экзетер. Он прислал вам приглашение на обед, надеюсь, он сделал это искренне.

– Мне не хочется туда идти.

– Он, должно быть, в отчаянии и скучает по королеве, ведь он опоздал всего на две недели, чтобы увидеться с ней.

– Бедняга, – прошептала Николь, на секунду забыв, что Эммет все еще слушает ее, – ему придется еще столько пережить, дай Бог, чтобы у него на все хватило мужества.

Эммет протестующе затрясла головой:

– Пути Господни неисповедимы, и вы не можете знать о них!

Однако, придя в тот вечер в Бетфорд-хауз, Николь нашла, что атмосфера там далеко не мрачная и не гнетущая. Король спокойно сидел в гостиной, скрестив ноги таким образом, что его полуторамесячной дочурке было на них весьма удобно.

Обаяние Карла Стюарта усиливалось еще тем, что он был замечательным отцом, король с огромной нежностью относился к своим трем сыновьям и трем дочерям. Посреди этой кровавой мясорубки, к сожалению, только двое его сыновей находились теперь в относительной безопасности в Оксфорде: Карл, принц Уэльский, и Джеймс, граф Йоркский. Старшая его дочь, принцесса Мария, которую еще в десятилетнем возрасте отдали замуж за принца Оранского, вообще не участвовала в войне. Но, к сожалению, двое других его детей – девятилетняя принцесса Елизавета и четырехлетний принц Генри, герцог Глосстерский – попали в руки врагов и сейчас находились под домашним арестом во дворце Святого Иакова. С королем была еще самая младшая, Минетт, которая теперь была в безопасности, но, будучи совсем крошкой, больше признавала леди Далкис, чем своего отца.

Увидев вошедшую в комнату Николь, король вежливо поклонился ей.

– Моя маленькая дочь просто очаровательна! Она помогает разогнать мою тоску по королеве, хотя мне все равно очень грустно сознавать, что, прибудь я несколькими днями раньше, моей жене не пришлось бы бежать отсюда, – сказал он, печально улыбаясь.

– Это так ужасно, – произнесла Николь.

– Вас ведь не было здесь, когда ее величество уезжала?

– Нет, я отправилась на север вместе с лордом Джоселином.

Король медленно покачал головой.

– Марстон-Мур. Какая жуткая трагедия, – он поднял на нее полные слез глаза. – Примите мои искренние соболезнования, леди Аттвуд, я знаю о вашей утрате.

– Это довольно странно, сэр, – сказала Николь в каком-то непонятном порыве, садясь напротив короля, – но я не верю в то, что Джоселин мертв. Понимаете, слуга не смог отыскать его тело. Поэтому я уверена, что в один прекрасный день мой муж вернется.

– Молю Бога, чтобы вы оказались правы. Конечно, «круглоголовые» захватили пленных, так что можно предположить, что ваш муж оказался среди них.

Николь кивнула:

– Мне остается надеяться только на это. Но давайте лучше поговорим о Минетт. Ведь я присутствовала при ее рождении, как вы знаете.

Выражение лица Карла сделалось нежным и заботливым:

– Это были восьмые роды моей бедняжки жены. Вы, несомненно, знаете, что двое наших детей умерло. Наш первенец – сразу после рождения, а принцесса Анна – еще во младенчестве.

– Да, – ответила Николь.

– Для королевы в ее возрасте было, наверное, нелегко выносить еще одного ребенка.

– Но роды были очень легкими.

– Надо возблагодарить за это Бога. И еще за то, что теперь эта красавица принесет нам много радости.

«Какой радости? – с грустью подумала Николь. – Ведь ты обречен, несчастный маленький король, твой конец уже совсем близок».

Но, несмотря ни на что, она весело и почти без остановки болтала за обедом, на котором среди королевских военачальников, кроме нее, присутствовала только одна женщина – леди Далкис.

– Правда ли то, что вы скоро нас покинете? – спросил Карл, повернувшись к Николь, когда разговор за столом ненадолго стих.

– Да, я должна ехать в Кингсвер Холл, хотя мне этого совсем не хочется, – честно призналась она.

– Но почему же, миледи?

– По чисто семейным причинам. У моего мужа есть две слишком близкие ему женщины, которые могут проявить ко мне недостаточно радушия.

– И все-таки, – с чувством произнес король, – если только лорд Джоселин жив, – это единственное место, где он сможет связаться с вами. Если вы верите в это, то должны исполнить свой долг.

– Вы совершенно правы, – задумчиво ответила она. – Большое спасибо вам, сэр. Вы привели мне самую вескую причину. Теперь я без всяких колебаний отправлюсь туда, и ничто не сможет меня остановить.

Король улыбнулся своей знаменитой игривой улыбкой.

– Думаю, что нечто подобное происходит время от времени с каждым из нас, – с этими словами он учтиво поцеловал ей руку.

На рассвете следующего дня Николь покинула Экзетер. Карадок не хотел заезжать в Дартмут, поэтому он настоял на том, чтобы выехать как можно раньше и добраться в Ньютон Эббот до наступления темноты. Они поехали в большом крытом фургоне. Для сундуков с вещами Николь, среди которых был и портрет Арабеллы с красной розой, написанный Уильямом Добсоном, требовалось много места. Карадок занял место возницы. Мысли Николь скакали в такт подпрыгивающему на каждой кочке фургону; даже самая незначительная выбоина на дороге заставляла пассажиров стискивать зубы. На следующее утро тряска началась снова. Они терпеливо переносили неудобства в надежде на то, что к вечеру достигнут своей цели. Овчинка стоила выделки – солнце еще только начало клониться к закату, а они уже были в Тотнесе. Фургон повернул на юг и теперь катился по берегу извилистой реки Дарт.

Николь, которая почти совсем не знала Девоншир, была очарована красотами местности. На каждом новом повороте река сверкала живой лентой среди сумрачного темного леса; небо казалось живым, отражая каждую каплю воды, весело бежавшей к морю. Создавалось впечатление, что никакая война не способна нарушить величие и спокойствие природы. Даже небольшие сонные деревушки Сток Габриел и Диттишем казались попавшими сюда из другого времени, а их жители нисколько не интересовались кровавыми событиями, охватившими всю страну.

– Теперь уже близко, – сказал Карадок, повернув голову и вглядываясь в сумрак фургона.

Николь попросила его остановиться, когда покажется Кингсвер Холл, чтобы она могла пересесть вперед и рассмотреть поместье получше, что было невозможно сделать, сидя в глубине фургона.

Прекрасная лошадь, правда, изрядно уставшая, медленно тащила фургон, огибая последнюю перед Дартмутом излучину реки. И тут Николь увидела большой дом, стоящий на противоположном берегу реки среди высоких деревьев; окружавшие его зеленые лужайки весело сбегали прямо к воде. Она повернулась к Карадоку:

– Это он?

– Да, – он поднес ладонь к глазам, прикрыв их от яркого солнечного света, – кажется, это самое лучшее место, откуда можно рассмотреть его.

– А как мы попадем на ту сторону?

– Внизу, прямо под нами – паром. Это собственность хозяев дома. Я позвоню в колокольчик, и за нами приедут.

– Это напомнило мне одну книгу. Где-нибудь здесь не живет случайно Агата Кристи? – она тут же опомнилась и смутилась, но Карадок спокойно ответил:

– Здесь поблизости живет только семья Гилбертов. У них много имений, и один из своих домов они построили недалеко отсюда.

– Давай остановимся ненадолго, а потом спустимся вниз, – попросила Николь. – Я хочу рассмотреть все получше.

– Тогда лучше всего отсюда, – произнес Карадок, останавливая лошадь, которая тут же опустила усталую голову.

Дом, скорее всего, был построен еще отцом Джоселина, его архитектура принадлежала к эпохе царствования королевы Елизаветы, постройка имела типичную для того времени форму буквы Е.

«Тогда это было, наверное, ужасно модно», – подумала про себя Николь.

На каждом углу огромного строения, во всяком случае, на тех, которые были видны Николь, возвышалась восьмиугольная башенка, накрытая куполом, заканчивающимся шаром с флюгером. Все остальное представляло собой самое удивительное и чудовищное строение, которое Николь когда-либо видела. Башенка, бойницы, дымовые трубы – все это громоздилось друг на друге, создавая впечатление чего-то громадного и объемного. Даже крыльцо, тоже сделанное в виде буквы Е, казалось огромным и было под стать дому. Его нелепость, однако, скрывал нежно-розовый цвет камня, из которого он был построен.

– Ну и чудище! – выдохнула Николь и, не обращая внимания на угрожающий взгляд Карадока, задала ему вопрос, переведя разговор на другую тему:

– Сколько в нем комнат?

Он покачал головой:

– Никогда не считал, миледи, но думаю, что никак не меньше пятидесяти.

– Да, основательная постройка.

– Естественно. Вы насмотрелись?

– Да. Ну что ж, пора идти знакомиться с ними, – она судорожно сглотнула и, повернувшись, посмотрела в глаза Карадоку. – Сейчас я боюсь больше, чем на поле сражения тогда, в Марстон-Муре.

Он одарил ее одной из своих редких улыбок:

– Я же буду с вами, так что не стоит бояться.

– Они очень страшные?

– Да нет, совсем чуть-чуть, – осторожно ответил он и начел медленно спускать фургон к реке.

У противоположного берега виднелся огромный паром, на нем без труда могли разместиться и лошади, и карета. На их берегу находилась маленькая деревянная клетка с колокольчиком, и в ответ на звонок из домика, пристроенного над паромом, появился слуга.

– Джайлз! – прокричал Карадок.

Николь задумчиво смотрела, как сверкает вода, из которой в этот закатный час то и дело выпрыгивала рыба, – пойди скажи леди Мирод, что вдова лорда Джоселина и ее свита прибыли.

Человек очень внимательно посмотрел на противоположный берег, оценивая незнакомцев, а потом повернулся, быстро прошел через железную калитку и заспешил к дому по липовой аллее.

– Он сейчас вернется, – спокойно сказал Карадок.

– А как он преодолеет реку?

– С помощью рук, он будет перебирать ими по этой железной цепи, что протянута от одного берега до другого.

– Это все из той же книги, – пробормотала Николь, улыбаясь себе под нос.

Они молча ждали, пока паромщик, желавший, по всей видимости, удвоить скорость передвижения, позвал подручного, и они вдвоем стали тянуть тяжелый паром на другой берег. Переправив на паром фургон и пассажиров, они потащили его назад через сверкающий Дарт без видимых усилий и даже не вспотев при этом. На земляной площадке Карадок снова взгромоздился на место возницы и направил фургон направо, а Николь и Эммет с Мирандой на руках начали сами подниматься к дому по узкой тропке, петлявшей среди вязов.

– О, неужто нас кто-то встречает? – пробормотала Эммет, и Николь, подняв голову, увидела, что у старинного дубового крыльца в немного наигранной и неестественной позе стоит женщина.

– Леди Мирод? – спросила Николь, когда они подошли ближе.

– Да, – ответила женщина и отвесила учтивый поклон, который слегка сбил Николь с толку, ибо она совсем не ожидала, что их будут встречать таким образом.

– Простите, что я приехала без предупреждения, – быстро произнесла Николь, делая ответный поклон. – Просто мы ехали издалека, с севера, и совершенно не представляли, когда доберемся сюда.

– Это правда, что Джоселин погиб в сражении при Марстон-Муре? – спросила Мирод, не обращая внимания на извинения, и Николь только теперь заметила, что женщина вся, – с ног до головы, одета в черное.

– Да, – ответила она, пожалев о том, что, будучи уверена, что Джоселин жив, не носила траур, а была одета в ярко-зеленое платье, нисколько не заботясь о том, чтобы выглядеть печальной.

– Поверьте, что мои страдания так же искренни, как и ваши, – произнесла Мирод и сделала еще один величественный поклон.

– Пожалуйста, – настойчиво заговорила Николь, – мы же с вами родственницы, нет никакой необходимости во всей этой официальности, – она порывисто взяла женщину за руки, не упуская тем временем возможности получше рассмотреть ее.

Леди Мирод Аттвуд ничего бы не стоило быть довольно привлекательной женщиной, если бы она захотела этого. Но выражение ее лица полностью соответствовало тому образу, который она для себя создала: бесцветные глаза, уложенные кое-как волосы, губы со слегка опущенными уголками, что выражало печаль, были лишь слегка тронуты помадой. Она была похожа на пирожное, которое забыли украсить кремом, и поэтому его совсем не хотелось съесть. В общем, она была настолько лишена индивидуальности и выразительности, насколько это можно сказать о человеческом существе.

«Господи, помоги мне», – подумала Николь, уже теряя надежду, но все еще приветливо улыбаясь.

– Нам всем здесь необходимо с уважением относиться к вам, – продолжала Мирод. – Как вдова Джоселина, вы теперь – старший член семьи. И мы все должны будем выполнять ваши распоряжения.

Это прозвучало как фраза из заученной роли.

– Ради всего святого! – воскликнула Николь порывисто, она уже почти теряла над собой контроль. – Вам вовсе не обязательно это делать! Я всего лишь незнакомка, а вы уже много лет распоряжаетесь в этом доме. Если вы думаете, что я явилась сюда, чтобы поставить здесь все с ног на голову, то вы глубоко ошибаетесь.

Монолог получился немного сумбурным, но Ми-род, по-видимому, услышала в нем что-то приятное, потому что ее губы тронуло подобие улыбки.

– Вы хотите, чтобы я продолжала вести хозяйство?

– Конечно, я даже прошу вас об этом, – заверила ее Николь, чувствуя, что уже начинает уставать от этого разговора.

Сестра Джоселина, казалось, только что заметила Эммет и Миранду и нахмурилась, поняв, что ребенку, по крайней мере, два года.

– Но это не может быть девочка Джоселина?

– Нет, – тут же прервала ее Николь, – это моя дочь, Миранда.

Глаза Мирод впились в стройную фигуру Арабеллы:

– А вы не беременны? Я так надеялась, что от моего брата останется наследник.

– К сожалению, не могу вас этим обрадовать, – Николь немного помедлила, а потом решила рискнуть. – Мирод, я не верю в то, что Джоселин погиб, поэтому я не ношу траур. Я почти уверена, что он попал в плен во время боя, и до тех пор, пока не уверюсь в обратном, я ни за что не надену траур. Надеюсь, это вас не обидит.

Нежная улыбка коснулась губ Мирод:

– Если бы только вы оказались правы! И если бы Сабина тоже смогла в это поверить. Понимаете, у нее не было матери, и теперь она просто без ума от горя и тоски по отцу. Она так ужасно восприняла эту новость. Если бы вам только удалось переубедить ее, ей, наверное, стало бы легче.

– Я изо всех сил постараюсь это сделать, – произнесла Николь, и в этот момент все четверо, взойдя на высоченное крыльцо, ступили на порог дома.

Они прошли через комнату, которая, по всей видимости, служила прихожей, и оказались в огромном центральном зале дома. Николь посмотрела по сторонам и увидела очень высокий потолок и специальное возвышение для музыкантов с одной стороны огромного зала. Вдруг она заморгала, не веря своим глазам; при тусклом свете свечей ей вдруг показалось, что в комнату вошла лисица, одетая, как человек. Причудливая игра света и теней произвела потрясающий эффект. Но это, конечно, была не лиса, а девушка, девушка с совершенно белым лицом и яркими рыжеватыми волосами, ее стройное тело было полностью скрыто траурным нарядом, и Николь могла только подивиться такому невероятному сходству.

– А это, – натянуто проговорила Мирод, – моя племянница Сабина.

На секунду «лиса» замерла в тени, а потом шагнула вперед и встала перед Арабеллой Аттвуд в свете многочисленных свечей, зажженных в честь приезда гостьи. Зная, что она хорошо освещена и мачеха может внимательно разглядеть ее, девушка слегка нервничала.

Черная прозрачная вуаль, закрывавшая ее лицо и скрадывающая границу между волосами и капюшоном, почти полностью скрывала лицо девушки, и тут Николь поняла, что делает ее так похожей на лесного зверька, – это были удивительные волосы, выглядывавшие из-под капюшона. Джекобину Джермин, недавнюю подругу Николь, которую она так бессовестно предала, можно было назвать белой розой, окруженной легкой дымкой, а волосы этой девушки сверкали так ярко, как будто освещались изнутри бешеным огнем. Николь никогда не видела такого яркого странного цвета, они были дымчато-красными.

Из-под черного одеяния появилась тонкая белая рука и дотронулась до пальцев Николь. Одновременно с этим Сабина присела в вежливом реверансе.

– Как приятно после такого долгого ожидания увидеть вас, мачеха, – произнесла она.

Голос был низкий и спокойный, но в нем чувствовалась какая-то тревога. Еще не успев рассмотреть лицо девушки, Николь поняла, что не нравится ей, что ее страхи оказались не напрасными и Сабина не потерпит присутствия в своем доме молодой и красивой мачехи.

– Надеюсь, мы подружимся, – но даже по ее голосу было понятно, что она сама сомневается в этом. Тут она почувствовала, что Сабина изучает ее, и подняв глаза, начала делать то же самое.

Лицо, смотревшее на нее, было очень необычным, оно было красиво какой-то неестественной, настораживающей красотой. Больше всего в нем привлекали внимание глаза, и, заглянув в них, Николь поняла, что так же, как и такого цвета волос, она никогда не видела и таких странных глаз. Они были очень светлого голубого цвета, прозрачные, как лед, а еще более удивительными их делало то, что по внешнему краю радужной оболочки они были обведены тонкой полоской карего цвета, а возле зрачка рассыпались такого же цвета маленькие искры. Они завораживали и притягивали к себе взгляд, как безбрежный холод полярных снегов.

– Конечно, подружимся, – ответила девушка и отвела взгляд, как бы боясь, что он может выдать слишком многое.

– А теперь, – деловито сказала Мирод, – позвольте мне провести вас в спальню Джоселина.

Однако Николь решила быть разумной.

– Нет, – произнесла она, – пусть она подождет до его возвращения, – она слегка повысила голос и посмотрела в сторону Сабины, – ибо я наверняка знаю, что он вернется. Поселите меня где-нибудь вместе с моей дочерью и служанкой, где, как вы считаете, мне будет удобно. Я клянусь вам, что единственное мое желание – это доставить вам как можно меньше хлопот.

Растерявшаяся Мирод вспыхнула, не зная, что ответить, а Сабина лишь не спеша повернулась и бесшумно пошла прочь.

– Я искренне надеюсь, что вы будете здесь счастливы, леди Аттвуд, – сказала сестра Джоселина, когда они поднимались по огромной лестнице, ведущей на второй этаж.

– Я постараюсь, – ответила Николь. – Но, пожалуйста, называйте меня Арабеллой, я очень не хочу, чтобы нашим отношениям мешала эта официальность.

– Но вы теперь хозяйка в доме, – настаивала Мирод.

– Нет, – возразила Николь, остановившись на ступеньках и взяв под руку Мирод, которая тоже остановилась. – Я говорю правду. Вы не должны из-за меня менять порядки и свою жизнь в этом доме. Если я могу чем-то помочь, принять в чем-то участие, тогда – другое дело. А вмешиваться и делать что-то по-своему я вовсе не собираюсь.

– Вы очень милы и умны, – откровенно призналась Мирод, внимательно глядя в лицо Арабеллы, – и ко всему этому еще и очень молоды.

– Могу вас заверить, – искренне сказала Николь, – что я гораздо старше, чем выгляжу.