Изгнание в Индию

Глава 12 Спасение

Телега неслась по разбитой дороге к станции. Андрей, Анна, и четверо мальчиков, старшему из которых было одиннадцать лет, сидели в самом ее центре и смотрели за тем, как горит их усадьба. Шел 1918 год.

Орды революционеров налетали на деревни. Они убивали всех, кто попадался им на пути без разбора.

Теперь очередь дошла до поместья Сперанова.

Большевистская конница прорвалась в их уезд неожиданно.

– Это предательство! – воскликнул Андрей, когда ночью к нему прискакал обер-лейтенант из соседнего города.

– Так точно-с, господин полковник! Предательство!

– Они так не только уничтожат весь русский народ, но и будут веками глумиться над ним! – Андрей в гневе посмотрел на офицера. – Из-за одного предателя погибнут миллионы! Десятки миллионов!

– Господин полковник, прошу вас! – воскликнул обер-лейтенант. – Вы сейчас ничем не сможете помешать им. Единственное, что вы можете сделать, – это спасти свою семью! Без промедления! Через четверть часа большевики будут здесь.

Офицер помог семье собраться, и, погрузив все самое ценное на телегу, и приказав крестьянам бежать в лес, все вместе они покинули поместье.

Анна смотрела, как превращалось в пепел единственное место на земле, где она была счастлива, и слезы лились из ее глаз.

– Мамочка, дорогая! Не плачь! Мы еще вернемся и отомстим эти нелюдям! Нам бы только подрасти и стать настоящими мужчинами, – успокаивали ее дети.

Анна вытерла слезы и, не бросая прощального взгляда на дом, повернулась к мужу – Андрей сидел на дрожках рядом с офицером.

Впереди на холме, в двух-трех верстах появился отряд конников. Они неслись навстречу телеге. Один из всадников держал в руках красный флаг с пятиконечной звездой.

– Сволочи! – крикнул офицер и свернул с дороги.

Телега скакала по кочкам и ухабам, пытаясь оторваться от погони, но их догоняли. Анна впервые в жизни начала громко молиться. По-английски.

Андрей удивленно оглянулся на нее, и достал из кармана оба своих револьвера.

Офицер бросил на них взгляд и крикнул: «У меня есть, ваше превосходительство!».

– Второй – для всех нас, – прошептал Андрей.

Он знал, что большевики не просто убивают людей, а сутками мучают самым зверским образом. Такой участи он для своей семьи не хотел.

Телега уже почти взобралась на вершину второго холма. Сбоку слышна была брань и угрозы большевиков.

Андрей взвел курок и выстрелил.

Всадник, скакавший в арьергарде, повалился на землю. Та же участь постигла еще троих.

У Андрея больше не оставалось патронов. Этот уставший от бессонницы в последние дни, шестидесятидвухлетний мужчина посмотрел на свою семью, и переложил заряженный пистолет в правую руку.

«Прощайте мои родные», – тихо сказал он.

Большевики были уже в трех метрах от телеги. Скакавший первым смуглый командир с огромными рыбьими глазами, длинным тонким горбатым носом и острой бородкой, смотрел на Анну, которая инстинктивно приподняла руку, защищая себя и детей. Он увидел длинный шрам от запястья до мизинца.

«Сначала отрублю руку!» – предчувствуя победу, подумал он, занося саблю.

Выстрел отбросил его назад.

«Осталось ровно шесть патронов – на нас всех», – подумал Андрей.

Конь командира заржал и попятился назад. На мгновенье остановились и остальные герои революции.

«Черт! Ранен! – понял командир, и приказал остальным. – Что встали?! Догнать и повыдергивать все жилы! – рявкнул он на них с крякающим акцентом, выдававшим в нем иностранца, и поскакал в сторону горящей усадьбы – надо было перевязать рану.

Их снова догоняли. Андрей, уже в мельчайших подробностях различал озверевшие небритые физиономии, горящие ненавистью глаза – как оскалив свои зубы, эта сотня мчалась за ними, чтобы расправиться над четырьмя мальчиками и женщиной. Было ясно, что в них не стреляют, потому что хотят поглумиться над «буржуями», прежде чем убить. И в какой-то момент ненависть настолько переполнила Андрея, что он, забыв обо всем, вскинул руку и чуть было не выстрелил в них. Он опустил револьвер и услышал шквальный огонь.

Первый ряд конников вылетел из седел. Затем послышались две пулеметные очереди, и выстрелы не меньше тридцати винтовок.

Большевики остановили коней, не зная, что делать – добивать беглецов в телеге или бежать.

Раздалась еще одна очередь и винтовочные залпы – от сотри конников осталось меньше половины, и они, почувствовав серьезную опасность, нещадно стегая своих лошадей, понеслись в сторону усадьбы.

Все это произошло не больше, чем за полминуты.

– Слава России! – услышал он несколько голосов.

Телега остановилась.

– Слава России! – крикнул офицер.

На вершине холма появилась голова азиатского солдата.

– Го-осподи, помилуй! – сказал обер-лейтенант.

Андрей спрыгнул на землю, и поднялся наверх холма. Навстречу ему уже шел казачий старшина.

– Старшина Егоров! Зауральский казачий полк! – представился он.

– Полковник в отставке Сперанов. – сказал Андрей и по сохранившейся привычке отдал честь.

– Обер-лейтенант Николаевский! – офицер вытянулся по струнке, отдавая честь.

Старшина посмотрел на перепуганных мальчиков и Анну.

– Вам повезло, Андрей Тимофеевич. Еще полминуты и мои узбеки и киргизы ничего не смогли бы поделать.

– Что есть – то есть, старшина. Думаю, что нет смысла говорить вам, насколько я благодарен.

Старшина бросил взгляд на заряженный револьвер, потом на семью Андрея, и все понял.

– Это было бы единственно-правильное решение, господин полковник, – сказал он.

Он обернулся к своим солдатам и крикнул: готовься к обороне рубежа. На той стороне холма послышался лязг оружия и тяжелый топот солдатских сапог.

– Езжайте к станции, они ее возьмут не раньше, чем к утру. Через два часа будет поезд, как раз поспеете.

– Господин старшина, позвольте остаться с вами? – спросил офицер.

– Оставайтесь, обер-лейтенант. Поручаю вам правый фланг. Следите, чтобы со стороны дороги больше никто не появился.

– Есть! – офицер отдал честь и побежал готовиться к обороне.

Андрей еще около минуты говорил с казаком, объясняя особенности местности, потом попрощался, еще раз поблагодарил и сел на дрожки.

– Андрей, – сказала Анна, прижавшись к его груди.

Они смотрели на удаляющийся берег Крыма. Впереди их ждала новая жизнь в Европе.

Россия была повержена.

– Да, любовь моя! – как ни в чем не бывало, ответил он.

– Я совершила ужасную глупость, и все это время боялась тебе это сказать.

– Ты, видимо, прочитала «Капитал» Маркса и поверила ему? – пошутил он.

– Нет, милый. Я… Накануне бегства из дома, когда ты еще был на станции, я положила все свое приданное в мешок и опустила на дно старого колодца. А потом, вместе с Филимоном, мы засыпали колодец землей для оранжереи.

Андрей секунду помолчал, и спросил.

– Ну, мешочки с камнями ты хоть взяла с собой?

– Конечно. Оставила только золото.

– Знаешь, – уже не шутя, сказал он. – Даже, если бы ты оставила там все свое приданое, даже если бы мы не взяли все мое золото, мы бы все равно провели остаток жизни богатыми и счастливыми людьми. А, если бы мы не взяли с собой ничего из того, что у нас было, то все равно прожили бы самую счастливую жизнь на свете.

Он крепко обнял ее, и продолжил смотреть на удаляющийся родной берег.