Плевать, что девушки в этом мире не звали первыми на свидание. Плевать, что Александр – развратник всех времен и народов. Я хотела хоть немного загладить вину после визита Люси. Хоть немного развлечь Александра, пускай на душе у меня тяжело и грустно. Пусть хоть… у одного из нас будет легче?
– Давай! – оживился Александр. – А куда ты хочешь? В магазины? Купить тебе что-то украшение или…
Я улыбнулась от его почти детского восторга. Он едва удержался от того, чтобы подхватить меня на руки и закружить по кухне. Наверное, побоялся навредить ребенку.
– Нет, – тихо ответила я и зачем-то посмотрела в окно, на выложенную камнем мостовую. – Поехали на поле? Я знаю, неподалеку от города есть поле сильфин. Красивых желтых цветов, похожих на зем… на те цветы, что росли у моего дома в детстве.
– А разве твои родители переезжали когда-то? – нахмурился Александр. – Не припомню у их окон этих цветов. Они довольно редкие…
– Да я так называла обычные желтые цветы, – с усилием улыбнулась я, понимая, что снова едва не проговорилась. – Я маленькая была. И не знала названий цветов…
Ехать мы решили в экипаже. Благо, Александр подготовился. И хотя я мечтала втайне запрыгнуть на коня и помчать в далекие дали в обнимку с мужем, я этого не могла сделать. У меня был слишком большой срок беременности, так что рисковать я не могла.
Когда мы уже тряслись в экипаже, я прилипла к окну и даже не смотрела на Александра. Тот, как всегда, мерил меня задумчивым, подозрительным взглядом.
– Что с тобой случилось, Клэр? Ты же ненавидела природу всегда. А к этим цветам ты всегда питала отвращение.
Я застыла с идеально выпрямленной спиной, лицом в окне экипажа. Почти возненавидев в этот момент Александра за его проницательность.
– Да ты откуда знаешь?!
Все мои нервы, стянутые клубком, вдруг натянулись и выплеснулись наружу взрывом легкой истерики. Когда я начала барабанить кулаками по груди Александра.
– Тебя никогда не было рядом со мной, Алекс! Ты сделал мне предложение, как одной из фарфоровых куколок на балу в честь дня рождения короля! Тебя привлекла моя мордашка, не больше! Если бы тебе под руку попалась Салли, Молли, Келли, ты с тем же успехом сделал предложение любой из них! Тебе плевать на нас… девушек. На любую из них, на меня! Ты протанцевал всего пару танцев и отправился делать предложение! Естественно, тебе ни один почтенный родитель не мог отказать! Еще бы-ы, хорошая партия, блистательный военный, богатый, готовый сложить голову во благо отчизны, оставить молодую жену не менее молодой вдовой! Да пошли вы к черту с вашими договорными браками, я мужа хочу, а не молиться за него ночами, гадая, чей штык пробил его сердце!
Ой-ой-ой… кажется, на этот раз я перегнула палку? Глаза Александра медленно округлились и стали, как у нас говорят, по пять копеек.
– Ты так обо мне переживаешь?! – вдруг неверяще выдохнул он и схватил меня в объятия, прижимая к себе крепко-крепко, так, что я едва не задохнулась. – Ты… ты уже говорила об этом. Там, в доме. Но я не понял, не поверил… Понимаешь, мы с тобой когда, ну… познакомились, – Александр покраснел и смутился, но продолжил. – Все было так, как ты описала. Почти так. Ты не была для меня случайной девушкой на балу. Я влюбился в тебя задолго до предложения, как мальчишка. И ждал твоего первого появления на балу, чтобы сделать предложение. А до этого ты была слишком юна, и твои родители не принимали ничьи предложения руки и сердца. Они… очень старомодны. Но у меня всегда возникало ощущение, что ты… не была влюблена в меня. Ни капельки. Да, тебе польстило предложение от блистательного офицера. Но если бы тебя позвал замуж Жером, Пьер, Никс… ты так же согласилась бы.
Александр умолк, передыхая. Я же медленно выдохнула.
«Вот меркантильная су… гадина была эта Клэр!» – подумала я.
Но Александр помедлив, продолжил, вонзая этими словами уже кинжал в мое сердце и проворачивая его:
– Ты не скрывала своего отношения ко мне. Но ты права, я очень быстро отправился на войну. Но я никогда не забуду, как ты сказала мне, что ты по-настоящему влюбилась в меня в письмах.
– Письмах? – тупо повторила я, сжимая пальцы Александра.
Тот счастливо кивнул.
– Когда я ушел на войну от молодой жены, я решил, что должен писать тебе письма! И писал их… много-много длинных писем. Романтичных, нежных или просто, в которых говорил о себе. О том, чем дышу. Чем живу. Ты… отвечала редко. И гораздо суше, чем я надеялся. Но отвечала! И я не переставал писать тебе. Надеясь, что сумею растопить твое ледяное сердце. Помнишь, как я звал тебя в письмах иногда «льдышка Клэр», а ты смеялась и рисовала забавную мордашку вместо подписи?
Я сглотнула, чувствуя, как в груди у меня что-то шевелится. Что-то нехорошее, черное. Словно клубок змей из заповедника, что я видела на Земле.
– Помню, как ты ответила однажды, что ты влюбилась в меня после этих писем. Призналась! О небо, как я был счастлив в этот день! Стыдно сказать, в тот вечер наш отряд едва не накрыли ловушкой, а я… не мог перестать улыбаться. Даже думая о близкой смерти, я думал о том, что наконец-то завоевал тебя, моя милая Клэр.
Мои глаза защипали слезы. От глупой, неуместной ревности. А Александр, зар-раза, продолжил ворочать раскаленным кинжалом в груди, провоцируя змей набрасываться и кусать меня все сильнее.
– Но знаешь, никогда, никогда, ни единого раза ты не писала мне, не говорила, что волнуешься за меня. Что переживаешь. Что боишься за мою жизнь. Что там?! Ты не психовала даже, когда меня забирали на войну. Ты гордо кивала и просила меня облечь себя подвигами воинскими, чтобы быть достойным сыном моего отца. Мне… было немного колко внутри. Но я утешал себя тем, что все жены моих друзей чувствуют и говорят так же! Но сейчас… ты сказала совсем иное!
Мои губы сложились в мягкую, испуганную, дрожащую улыбку.
– Да мне плевать на то, что подумает твой отец или мой! – выдохнула я горячо, обвивая шею Александра руками, чувствуя, как под ребрами жжет все так же горячо ревность и боль… к той, кого больше нет, но чье место я заняла. – Будь ты хоть дезертиром, я бы все равно тебя лю…
Я вовремя оборвала себя. Что за неуместные признания?! Что за бред рвался с моих губ? Я должна ненавидеть этого мужчину, а не льнуть к нему, как ополоумевшая кошка! Я не должна влюбляться в изменника, не должна ревновать его к прошлому. К его бывшей жене. Не должна, вообще, ревновать его ко всяким там хозяйкам ателье! Но… я ревновала.
Я с ума сходила от мысли, что могу потерять Александра. И понятия не имела, как мне теперь его отталкивать от себя? Не возвращаться же покорной женушкой под крылышко мужа? Чтобы он помыкал мной, догадавшись, что я плыву от него? Нет, еще чего… я интересна ему, лишь когда я добыча, которую он догоняет, завоевывает. Не больше. Сломленная жертва любви я стану ему не интересна и скучна. И он переключится на других… пташек. Которых нужно завоевывать.
Я скрипнула зубами, когда моя голова так некстати подбросила воспоминания. Я вспомнила старый сундук, окованный металлом, стоящий на чердаке моего… нашего… в общем, дома Александра! Вспомнила теплые золотые пылинки, кружащиеся в воздухе. И пожелтевшие страницы писем с убористым разборчивым подчерком. О, у Александра красивый подчерк, нечего сказать! И вспомнила слова… как ударом под дых, сразившие меня: «В день нашей свадьбы, во всем белом, ты кружилась под разноцветными витражами собора, отбрасывавшими радугу на твое платье, будто святая, будто спустившаяся с небес, моя неземная Клэр…»
Мне захотелось вцепиться в лицо Александру, так нелогично, хоть и прошло столько времени после того письма. И зашипеть: «Это я неземная Клэр, я, а не она! Я спустилась с небес, я, а не она! Это мне… ты должен был писать эти слова!»
Внутри будто сжался клубок змей так сильно, что я охнула. А внутренний голос строго напомнил, отчитывая меня: «Да будь ты настоящей, а не подделкой Клэр, Алекс на тебя бы и не глянул. Какой ты была раньше, на Земле? Серая мышка, бледное лицо, русые волосы, голубые до прозрачности глаза… бесцветная уродина, мимо которой проходили все понравившиеся тебе мужчины! Алекс был бы одним из тех, кто прошел мимо… Не обольщайся! Алекс и в этом мире никогда не полюбит попаданку. В его сердце слишком ярко пылает любовь к настоящей Клэр!»
Я закрыла глаза и уронила внезапно отяжелевшую голову на грудь Александру. И разрыдалась, как ребенок. На удивление, он ничего не спросил. Лишь обнял крепче, погладил по голове и прижался губами к моему влажному от слез виску. Может, догадался о чем-то?
Мне было уже плевать… Я слишком устала держать свой страх в себе. И впервые позволила себе роскошь. Поплакать на груди у мужчины. Собственного мужа.
***
Когда мы с Александром очутились на поле, усыпанным крупными желтыми цветами с дивным ароматом, я пришла в полнейший восторг. И закружилась среди цветов, раскинув руки. Зажмурившись от счастья. Я сорвала цветок и сунула в него нос, не помня себя от счастья. На Земле я давным-давно не бывала на поле с цветами. Мой «возлюбленный» фыркал про насекомых, про то, что лучше купить розы… безжизненные розы, которые нельзя прижать к груди, испачкать нос в желтую пыльцу. Впервые я почувствовала внутреннюю свободу. Меня никто не ограничивал в моих простейших порывах. Не то, что на Земле! Александр лишь разнежено улыбался, наблюдая за мной, прячась в тенечке.
– Смеешься надо мной? – смутившись, я подошла к нему.
Он медленно покачал головой.
– Думаю, какая ты красивая.
К счастью, в этот раз Александр и не вспомнил о своей ненаглядной прошлой Клэр. А лишь притянул меня к себе и принялся целовать… Долго, сладко, так, что у меня закружилась голова. А потом он уронил меня в цветы. И явственно продемонстрировал, что, даже беременная, я его интересую. Но мой инстинкт самосохранения сработал, и я оттолкнула Александра.
– Эй, не лезь! Секс в мои планы сейчас не входит!
– А когда войдет? – лукаво прищурился муж, совсем не обидевшись на грубый посыл его личности в дальние дали.
– После дождичка в четверг! – прошипела я и поправила платье.
Александр не стал настаивать на «продолжении банкета». Наверное, он тоже боялся разрушить те хрупкие ниточки доверия, протянувшиеся между нами. Мне это нравилось в нем. Я лежала в тени какого-то худосочного дерева, одиноко стоящего посреди поля цветов. И косилась на Александра. Тот расстегнул пуговицы рубашки, сбросил накидку. Александр выглядел сексуально и маняще. Я пробежалась пальцами по его груди и решилась задать вопрос, мучивший меня с самого начала поездки.
– Скажи, Алекс, а если бы каким-то чудом Рейвен был жив, ты бы… ну…
– Что «ну»? – лениво спросил муж.
Я замялась. Тема была сложная для нас обоих. Постоянно, когда мы говорили о прошлом Александра, мы натыкались на острые углы непонимания.
– Ты хотел бы его убить? – наконец выпалила я. – Или простил, забыл, оставил в покое? Вы же… вроде как квиты? Ну, ты так говорил.
Красивые брови Александра сошлись в прямую линию. Он резко вскочил на ноги. И впервые за последнее время обжег меня злым взглядом, от которого я дернулась, как от удара кнута.
– Не лезь не в свое дело, Клэр! Это наше с Рейвеном личное дело! – отрезал он, а я едва дышала, молча наблюдая за ним. – Вернее, было нашим делом. К счастью, он давно кормит червей.
Успокоившись, Александр не стал садиться в цветы. А откинулся на ствол дерева. По лицу его пронеслась темная тень.
– Ты не понимаешь, Клэр. Наша вражда стала смыслом моей жизни после плена. Я должен был отомстить ему, понимаешь? Такое, то, что он сотворил, не прощают… Я сломался бы морально. Погиб бы физически. После плена. Если бы не огонь моей ненависти к Рейвену. Не желание взять над ним верх. И уничтожить.
Голос Александра стал низким, рычащим. Ох, лучше бы он меня ударил! Мои щеки горели, как от пощечин, когда я вскочила на ноги, сверкая глазами. Мне надоело соревноваться с призраками! Сначала эта чертова Клэр, в тело которой я попала! Теперь еще ненавистный враг Рейвен! Ну, вот пусть и торчал бы с ним, мертвым или живым, а ко мне не лез! Если Александру все дороже, чем я!
– У тебя столько принципов, Алекс! – проговорила я дрожащим, звенящим тоном. – А если бы… ну, не знаю, Рейвен схватил меня! И потребовал бы унизиться перед ним! Ради спасения моей жизни! Что бы ты тогда поставил выше всего на свете? Вашу великую вражду или меня, свою жену, и ребенка? Что бы ты сделал, Алекс? Унизился бы перед врагом, простил бы врага ради меня и малыша?
– Я убил бы его! – Александр стоял перед мной, сжимая кулаки, благородные тонкие черты лица заострились от гнева. – Спас бы тебя ценой своей жизни! Но не унизился бы! Лучше смерть, чем унижение или примирение с врагом! С таким врагом, как Рейвен!
– Все понятно, – горько бросила я, отворачиваясь. – Все-таки вражда тебе дороже, чем истинные чувства ко мне. И после этого ты хочешь, чтобы я вернулась к тебе домой, снова стала твоей женой? К чему эти красивые слова о любви ко мне, Алекс? К чему было вспоминать о письмах, которыми ты влюбил меня в себя? Ты… просто не умеешь любить. Ненавидеть – да, это ты прекрасно умеешь! Мне даже жаль, что Рейвен не находится сейчас на этом поле. И не слышал этой тирады! Думаю, ему польстило бы, что он, враг, стал смыслом твоей жизни, Алекс. А я – нет. Не стала. И никогда не стану. Так и останусь для тебя красивой фарфоровой куколкой, украшением твоей гостиной!