Стыдно признаться, но я едва могу слышать дедушку. Я провела в его спальне всё утро, и его голос звучит твердо и бодро (даже слишком бодро для умирающего), когда он рассказывает о подарке, который приготовил для бабушки на Хон Галан…
Да. Кажется, речь о подарке.
Его слова кружатся в воздухе, но не могут достигнуть моих ушей. Не проникают в мысли, потому что те целиком и полностью заняты Синклером.
Син был зол, когда вышел из спальни. Был в ярости, когда поднимался на самую высокую башню Горфт-неста, чтобы оттуда пуститься в полет. Что ж… надеюсь, зимнее небо улучшит его настроение.
Скорее всего, его разозлила моя записка. Я тоже злилась, когда ее писала, но так и не поняла, на кого именно — на Синклера или себя?
Да, я согласилась делить с ним постель. Но не думала, что он захочет пробраться ко мне в душу, а не просто под юбки.
И всё же я жалею о написанных резких словах. Наверное, это было лишним. Но я лишь хотела напомнить, что Син сам назвал это сделкой. Сам выставил условия, заговорил о правилах…
Время, проведенное с дедушкой, должно было вытеснить эти мысли, но ничего не получается. И это кажется преступлением, ведь дедушка болен, и это его последний Хон Галан, который должен стать особенным.
Мне следует взять себя в руки. Сделать над собой усилие.
Я легонько трясу головой, стараясь избавиться от образа мужа, и улыбаюсь дедушке. Он полусидит на кровати в окружении подушек.
— А еще я велел заказать ей букет лаванды, — с улыбкой говорит он. — Когда мы только познакомились, она подарила мне носовой платок с веточкой лаванды. С тех пор для нас это особое растение… Столько воспоминаний.
— Уверена, ей понравится.
Это и правда мило. Настолько, что к горлу подступает ком.
— Когда становишься старше, — продолжает дедушка, — то понимаешь, что самые простые вещи могут быть ценнее всего золота мира. Но твоя бабушка поняла это еще раньше! По молодости я пытался усыпать ее драгоценностями, но она попросила этого не делать.
— Очень на нее похоже, — улыбаюсь я.
— Сначала я подумал, что это просто кокетство, ведь какой даме не нравятся дорогие безделушки? Но знаешь, что она мне сказала?
— И что же?
Он манит меня пальцем, и я наклоняюсь вперед. Лицо дедушки полно энтузиазма, он выглядит таким счастливым…
— Она сказала, что вернет мне украшения, все до единого. И сдержала слово! Правда, вернула их лишь пару лет назад, сказав, что у женских обещаний нет скора давности.
Дедушка смеется — громко и раскатисто, — а у меня внутри всё сжимается. Наворачиваются слезы, которые никак не остановить.
Ну вот. Проклятые капли уже текут по лицу, обжигая щеки.
— О Боги, дорогая, — дедушка протягивает руку и похлопывает меня по колену. — Что случилось? Байки старого дурака расстроили мою Роми?
— Н-нет, — качаю я головой, шмыгая носом. — Это так, пустяки…
Главное, чтобы всхлипы не превратились в рыдания. Иначе я буду ненавидеть себя еще больше. Разревелась перед дедушкой в тот момент, когда единственной задачей было устроить ему праздник.
— Не думаю, что это пустяки, — мягко произносит дедушка. — Видно, что тебя что-то тревожит. Я, может быть, и стар, но всё еще в своем уме.
— Нет, всё правда в порядке. Я просто… слишком сентиментальна. Так рада, что спустя столько лет вы с бабушкой всё еще влюблены.
Он расплывается в улыбке.
— О да, мы влюблены. Но чтобы сохранить это, нам пришлось много работать.
Я хмурюсь, немного успокоившись.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что любовь — это дело каждого дня. А не вещица вроде карманных часов, которую можно хранить шестьдесят лет и потом обнаружить нетронутой.
Звучит разумно, но…
— Полагаю, чтобы сохранить любовь, трудиться должны оба.
Дедушка энергично кивает.
— Разумеется! Выбор правильного супруга — самая важная часть, без нее ничего не получится. Вот, например, твоя мама… к сожалению, она сделала неправильный выбор.
Я горько усмехаюсь, потому что знаю — дедушке никогда не нравился мой отец. Он называл Брамиона Сойера «самым бестолковым мальчишкой империи», позорившим грифоний народ.
И всё же он не противился браку моих родителей. Он сам женился по любви и позволил дочери сделать то же самое, пусть это и вылилось в реки слез. Отец изменял матушке, регулярно. Потом вымаливал прощения, говорил о любви, но проходили месяцы и всё повторялось снова.
Почему Боги позволили мне наступить на те же грабли?
Мой выбор… Дедушка всегда считал его правильным. Он обожает Синклера, а мне хочется взвыть от обиды, ведь я не могу ему рассказать правду. О том, что мой муж — изменщик и, того хуже, лжец.
У отца хотя бы хватало мужества говорить правду.
Дедушка хотел для меня не этого. Но всё случилось так, как случилось.
— Ты права, Роми, — продолжает он. — Брак — это труд на двоих. Сначала вы выбираете друг друга, но это лишь начало пути. Потом вы должны выбирать любовь, каждый день, и только тогда она имеет право называться настоящей.
Я улыбаюсь и сжимаю его теплую руку.
Мудрые слова, как и всегда. Но вряд ли они мне помогут.