Авилина вытирала потные ладони о подол платья, прислушиваясь к каждому звуку. Уже второй час, как отец и мать закрылись в его кабинете, и кто знает, что там вообще происходит. Вмешиваться в разговор она не собиралась. Воспитание и здравый смысл не позволили ей так поступить.
Солдаты, что прибыли с ней, были размещены в нижних комнатах, и несли службу по очереди. Сейчас рядом сидел молодой рыжий выродок, бросая взгляды на одну из служанок, которая ему явно приглянулась.
— Если хотите, можете выйти в сад, — предложила ему Ави, поднимаясь с диванчика и подходя к проёму, ведущему в сторону кабинета. Она нервничала и не могла найти себе места. — Обещаю, я никуда не денусь, — уверила его. — Слово эйры.
Он неуверенно пожал плечами, но тут же кокетка-горничная прошла мимо, будто кивнув головой, и после того, как за ней закрылась дверь, выродок вышел следом. И стало легче дышать.
— Думаешь, я поверю тебе, что ты ничего не знала? — задавал Осберт вопрос уже в восьмой раз, упершись руками в столешницу, пока напротив сидела жена, и всегда получал один и тот же ответ.
— Клянусь нашими детьми, меня обманули!
— Пожалуйста, не трогай наших детей, — скривился он, боясь, как бы с Ави, Лео и Эвериллом ничего не случилось.
Глаза Эменгар были заплаканы. Она ожидала от мужа презрения, ненависти, плевка. Но тема началась не с её измены, а с того, как однажды она отдала своего ребёнка ведьме. Только разница была в другом: она даже не подозревала, что дар у мальчишки пробудится.
— Выходит, старуха сказала тебе, что ребёнок мёртв?
— Да, именно! — лгала она, не зная, как обелить себя. По правде, она держала на руках младенца, глядела в его глаза и даже трогала маленькую руку. Но когда ведьма, проведя ритуал, предрекла ему судьбу выродка, решение пришло сразу. И она отдала сына, чтобы Аута от него избавилась. И теперь выходит, что её глупость повлекла за собой проблемы для Эменгар.
— И как тогда он оказался живым? И кого мы хоронили? — не мог успокоиться Осберт.
Мысли бежали по кругу, и она не готова была так быстро отвечать на страшные вопросы.
— Это мой сын, понимаешь? Мой! — бил себя в грудь Осберт.
— Только представь, что было бы, окажись он выродком! — наконец, не выдержала Эменгар. — Я спасала семью!
— Ценой жизни маленького дракона⁈
— Если бы я только знала, что он — дракон. Всё было бы иначе!
— Он в первую очередь наш сын!
— Авилина никогда бы не составила партию генералу, — гнула свою линию Эменгар. — Как и Эверилл. О, мой бедный мальчик. Ты даже не знаешь, что он пропал! — принялась она рыдать. И Осберт не мог ответить: истинные ли это слёзы матери, или же она в очередной раз играет на его чувствах. — Обещай мне, что ты сделаешь всё возможное, чтобы найти его.
— Я ничего не стану тебе обещать, — грубо ответил он жене. — Но не потому, что намерен сидеть на месте, а потому что ты не достойна моих обещаний! Женщина, предавшая семью. Выбросившая из жизни сына, что носила под сердцем. И всё потому, что он был не такой, как ей нужно. А меня ты почему не спросила? Отца этого ребёнка!
Его голос гремел настолько, что отголосками добрался до гостиной, где сидела Авилина, и её окатило холодным потом.
— Ты предала нашу любовь, — напомнил жене Осберт. — Связалась с каким-то мальчишкой!
— Твои домысли не имеют ничего общего с правдой! — смотрела она ему прямо на него.
— Я больше не могу тебе верить. Все эти годы ты жила во лжи. Как ты могла так спокойно спать?
— Думаешь, я не страдала? — накинулась Эменгар на мужа. — Одному тебе пришлось несладко? Я видела его во сне, и каждый раз просила прощения, — слёзы катились по её лицу.
— Ложь!
— Правда! Готова поклясться драконьей клятвой.
Лицо Осберта на долю секунды замерло, и он с удивлением распахнул глаза.
— Ты же понимаешь: соври — навсегда обратишься в дракона, без возможности перейти обратно. И спустя время станешь ящером, который не вспомнит ничего, а лишь будет летать по окрестностям, пожирая чужой скот.
Эменгар испуганно сглотнула, но пыталась не выдать своего страха. О драконьей клятве она заикнулась зря. Но нельзя же сейчас показывать, что она готова отступить. Если Осберт увидит, как она стремится доказать ему свою честность, он первый скажет, что это глупость. Что он верит жене, с которой прожил столько лет. И нет надобности доказывать ничего, потому что никто в здравом уме на такое соглашаться не станет.
— А знаешь что? — смотрел на неё Осберт грустно, но уверенно. — Я согласен. Сейчас же отдам распоряжение всё подготовить.