Измена. Убей меня

Глава 14

Намокаю мгновенно, словно полили из ведра, холодные капли нещадно хлестает по лицу и голове. Бегу борясь с ветром через парковку к дороге. Дождь сплошной стеной, почти ничего не видно, а я несусь от ужаса неведомого мне.

Улица пуста, вода бурной рекой по асфальту, почти по колено. Обувь после такой прогулки врятли будет пригодна для ношения. Порывы воздушных масс сбивают с ног, падаю на колени упираясь ладонями по локоть в луже, чудом успела подставила, иначе бы лицом нырнула. Плачу от бессилия. Меня некому спасти. Я одна! Осознание ненужности душит. Поднимаюсь, снова иду в сторону дома. Оборачиваюсь на здание бизнес центра, серую громадину из стекла и бетона, молния заставляет зажмуриться. Пытаюсь ускориться ступив на дорогу, но разве это возможно, промокшая обувь неподъёмная. Борюсь, кажется за жизнь, ибо похоже это всё на апокалипсис. Навстречу Соне и Феде..

Взвизгиваю от расската грома, содрогающего землю, далеко не ушла, снова падаю, напротив того самого жёлтого дома со старыми, убогими дворами, обшарпанными подъездами. Встаю, не сдаюсь, иду, слёзы текут, а дышать легче и легче, чем дальше я от здания, тем легче внутри. Меня будто сама стихия не пускает, но я упрямая. Наверное совсем свихнулась? Окончательно! Но я здесь, на улице, в самом эпицентре урогана. Зачем? От чего бежала? Подозреваю объяснить никогда не смогу.

Сжав зубы в очередной раз поднимаюсь, продрогшая и полная решимости выжить. Спасать меня некому, только сама. Я вас всех ненавижу! Валяются сломанные деревья, куски ещё чего-то обломками торчат из воды. Ливень не стихает, я против течения, грязная и злая. Нет героя моего романа. Не спасёт больше. Бросил. Только факты. Не ищу и не зову. Сама, всё сама. Его не существует. Но почему-то кусочка во мне не хватает. Он забрал его с собой. Он сам и есть этот кусочек меня.

— Ты ещё пожалеешь, что не убил меня, — рычу сквозь зубы.

Это падение думала добъёт меня, но нет, неведомая сила подхватывает вытащив из воды, вздрагиваю всем телом. Федя, встряхнув берёт на руки, тут и Сонька.

— Я сказал сиди в машине! — рявкает на неё Федя.

— Не могу я сидеть, это моя сестра!

— Русским языком сказал! — орёт Федя.

Сонька вытаскивает мою сумку, которую я так упорно тащила за собой и идёт следом. Федя ругается на неё, сестра конечно же огрызается. Меня сваливают на заднее сидение и громко хлопая дверями садятся в машину. Продолжают друг на друга кричать срывая голоса. Дрожу так, что стучат зубы. Враждующие стороны замолкают и мы медленно продвигаемся в сторону дома.

Меня спасли. Федя, сестра, да кто угодно, только не он. Заруцкий всегда вне зоны доступа, когда так нужен. Стало легче, голова прояснилась и я совершенно не понимаю, что заставило бежать на улицу словно обезумевшую. Ощущения стали далёкими, вспомнить их сложно и ещё сложнее описать. Прикрыла глаза с облегчением, озноб не позволял расслабиться телу, но мозг это сделал. И я отчётливо увидела лицо Даниэля.

Недавно размытое в памяти, сейчас стало чётким, его необыкновенные глаза… Я в бледно розовой блузке, клетчатой юбке, куртка должна быть, светло сиреневая ветровка, почему-то нет. Спас меня, понимаю по своим мыслям, чувствам, глаза у меня опухшие от слёз, Даниэль укачивает на руках, успокаивая. Я больше не кричу, горло саднит, притихше уткнулась носом в его рубашку и вдыхаю волшебный аромат. Подаренную куклу сжимаю крепко в руках.

— Какая красивая! — детский восторженный голосок, до сих пор дрожит от слёз.

Трогаю лицо, блондинисиые волосы куклы, не веря, что она реальна и теперь моя.

— Вырастешь и будешь такая же красивая, как она. — Голос тёплый и родной, в нём я слышу улыбку.

— Такая не буду, — не верю, кукла очень красивая.

— Будешь, обещаю. Если захочешь конечно.

Когда говорит, я обращаю взгляд на него, чтобы убедиться, что это именно он. Завораживает каждым звуком.

— Хочу, — улыбаюсь в ответ.

Бережно заправляет за уши растрёпанные волосы, еле касаясь, тронув за подбородок улыбается, на щеках проступают ямочки. Невероятный…

— Пойдём. Пора тебе найтись, — опускает с колен на землю.

— Ты не уйдёшь? — спрашиваю с надеждой и страхом одновременно.

— Уйду. А ты дождись пока тебя найдут. Никуда не уходи. Никуда, — добавляет строже. — Тебя очень скоро найдут и отвезут домой.

Иду рядом с ним за руку, крепко вцепившись в большую тёплую ладонь, в сторону парка. А с Гелей мы его так и не отыскали, хоть она и доказывала знает дорогу.

— Никому ничего не рассказывай. Особенно обо мне.

Молча киваю этому полубогу спасшему меня.

— Ничего не бойся, ты меня не видишь, но я всегда рядом, и всегда буду защищать.

Усадил на скамейку, опустился передо мной на корточки, внимательно посмотрел в глаза, как бы запоминая какие они.

— Я тебя ещё увижу? — Надежда в каждом звуке, волнение охватывает сильнее.

Остаться без него было страшно, даже когда тьма ночи отступила. Я намеренно тянула время расставания, да и хотела знать.

— Дани, девочка моя, — снова улыбнулся своей солнечной улыбкой ангела. — Я в твоей жизни лишний. Меня не обязательно видеть, просто знай, всегда рядом буду.

Цепляюсь за пальцы готовая захныкать, образ его начинает расплываться, а тело дико сотрясает.

— Дина!

Распахнув глаза смотрю на Соньку, не понимаю, где нахожусь, будто побывала в другой реальности.

— Федя! Сделай же что-нибудь! — кричит сестра, трясёт за плечи.

— Сонь, отпусти, мне больно, — хриплю.

— Хватит нас пугать! Что с тобой? На сегодня хватит! — Сонька перепугана не на шутку.

— Я вспомнила… — голос окончательно пропал, получилось шёпотом.

— Вспомнила, что ты идиотка?!

Федя без разговоров вытащил из машины и занёс в дом. Мы трое жалкое зрелище, мокрые до нитки, вода стекает на пол. Стучим зубами, ёжимся. Сонька и Федя стаскивали с себя одежду, а я стояла там, где поставили и крутила в голове воспоминания. Я вспомнила что было в ту ночь, почти всё. Вернее вспомнила… Взвыв про себя, понимаю, ничерта, просто отрывок. Может это вообще плод моего воображения, Даниэль ничуть не изменился, а я тогда была ещё ребёнком. Ощущения правда говорили совершенно другое, было такое, было. Важный момент исчез вместе с Гелей. Что-то страшное произошло, вот оно и стёрлось, заблокировалось, не знаю как обозначить. А Даниэль был и слова знакомые произносил. Исчезло самое страшное… Повторяю про себя, но на этой полочке в моей памяти, пусто и пыльно. Понятно почему родной. Я его вспомнила. Диночка молю, не сходи с ума.

— Раздевайся! — рявкнула Сонька, спугнув видение. — Заболеешь.

В душ меня отправили первую, после вручили горячую кружку чаю и укутали по самый нос в тёплый плед. Сидим оттаиваем втроём на нашем большом, гостеприимном диване, укутанные в одеяла. Уроган за окном продолжает бушевать и крушить, дома он мне не страшен, я спокойна. Федя с Соней продолжают рычать друг на друга.

— Вы чего ссоритесь?

— Твоя сестра упёртая как баран!

— Последи за языком, баран.

— Сонь, заметь, я тебя не обзывал.

— Сравнивал!

Снова началось. Спряталась в плед с головой, подальше от воплей. Я его вспомнила, и какие теперь факты могут быть. Только от чего спас или от кого? Перед глазами сиреневая куртка в тёмных брызгах, я отворачиваюсь зажмурив глаза и визжу надрывая связки, аж дыхание остановилось. Сердце еле бьётся, встрепенулась, задышав через рот. Кровь сразу же побежала быстрее и я не провалилась во тьму. Что это было? Обморок? В груди колет, зажала ладонью и осторожно вдыхаю выдыхаю. Не уверена теперь, хочу ли знать больше, гоню неясные отрывки из мыслей.

Я очень боюсь, что это плод моего воображения. Как никогда боюсь, что это мое больное воображение. Теперь и речи быть не может о фактах, какие здесь факты. Здесь либо я сошла с ума, либо…

Гром оглушает, сотрясая при этом дом, молния видна даже через шторы. Свет иногда мигает устрашающе. А я и не вздрагиваю, разморило, наконец отогрелась, и как только не пыталась сосредоточиться на нашем с Даниэлем разговоре, сопоставляя картинки и слова, мысли постоянно разбегались и зависали. Парочку враждующих слышала будто издалека не улавливая сути разговора, меня уносило отключиться в крепкий здоровый сон.

Он смотрел на меня не сводя глаз, задумчиво, протянул руку к моим волосам и едва не коснувшись отдёрнул. Свежий, выспавшийся, красивый… Только почему такой встревоженный, между бровей залегла складка, в глазах есть что-то незнакомое, но что это не могу разобрать. Заруцкий рассматривает, не касается, хотя отчётливо вижу хочет этого. Почему не делает? Его прикосновения самые желанные, без них сложно жить.

Просыпаюсь, глаза не открываю, слишком тяжело, бедная моя голова шумит, звенит. Сердце бьётся с болезненными перебоями. Впервые приснился Заруцкий. Что такое было в его глазах, что-то навевающее тревогу. Сны стали настолько реальными, порою даже сомневаюсь, а проснулась ли вовсе. Вот и сейчас вроде, стоило лишь заволноваться, а может и нет.

Открываю глаза и вздрагиваю всем телом, быстро сажусь. На меня смотрит Заруцкий, тот же взгляд, что и во сне. Задумчивый, сосредоточенный. Вот и пойми сон, а ли не сон. Прочищаю горло, связки болят, голос отказывает, не могу ничего произнести. Наоралась вчера от души.

— Ты откуда здесь? — с трудом выдавливаю из себя.

Хватаюсь за горло рукой, больно то как! Сиплая, оказывается ещё и нос заложен, в голове звенит по нарастающей.

Прикладывает ладонь к моему лбу и только тогда отвечает.

— Против, что я здесь?

Как может такое подумать.

— Нет, — говорить невыносимо. — Неожиданно, с утра.

Смотрю на него во все глаза. Что сон, а что не сон, или всё не сон. Или всё сон.

— Дин, уже обед.

Неверяще озираюсь по дому. Я в гостиной на диване, в халате, как вчера сидела так и уснула. Неудивительно, накануне сутки не спала.

Заруцкий неуверенно, даже сказать скованно сидит рядом, на самом краешке и смотрит, нет, рассматривает. Становится неловко. Перед глазами живописное чудовище каковым я сейчас являюсь. Шмыгнув заложенным носом, прячу глаза. Только не это, я не могу заболеть. Хорошо хоть выходной.

— Заболела, — не спрашивает, утверждает.

Каждой клеточкой ощущаю его желание касаться меня, но почему-то не делает этого. Что мешает? Что останавливает?! Дыхание учащается от предчувствия. Пауза неловко затягивается, он ничего не говорит, ни делает, минуты как пропасть между нами. Навстречу не лечу, гадаю, что его не пускает ко мне. Почему всё так сложно. Обними меня, я же твоя! Скучаю…

— Убедился? — разрывает затянувшуюся тишину Сонька.

Голос сестры тянет агрессией. Оперевшись о косяк стоит в проходе кухни.

— В чём? — взгляд поочерёдно на обоих.

У самой пальцы горят от желания коснуться его.

— Что ты дома и спишь. Ревность проснулась у него.

— Соня! — одёргиваю и морщусь от боли в горле и голове.

Заруцкий криво улыбнушись Соньке, отвечает мне.

— У тебя телефон отключен, я переживал.

Сестра громко хмыкнув, тащит за одну ручку мою сумку из прихожей, швыряет к ногам Заруцкого, прямо на ковёр. Оттуда вытекает вода, испорчена, грязная. Хмурюсь, день накануне потихоньку заполняет мозг.

— Соня, — пытаюсь остановить, настроена воинственно.

— Что Соня?! Может он ещё и на ужин останется? Сядем, как одна большая, дружная семья. Будем вести светские беседы, шутить, улыбаться.

Сонька буквально убивает его взглядом.

— Какой ещё ужин? — что я пропустила опять.

— Я говорила, но ты не слушала. Маму и папу пригласила с Федей знакомить. Теперь не приедут, дорогу размыло. Ужин всё равно состоится, у нас с Федей. Тем более еду мы заказали и оплатили заранее.

— Во сколько? — по тону Заруцкого улавливаю контроль, сдерживает эмоции.

Сонька коварно улыбнувшись отвечает:

— В семь.

— Что-то купить?

— Хорошего вина.

Перевожу глаза с сестры на Заруцкого и мне становится страшно. Это дуэль. Сестра круто развернувшись уходит. А я надеюсь, это вот всё сейчас было несерьёзно. Она же что-то задумала. Нельзя допустить пересечения в одном периметре.

Заруцкий подхватывает непригодную сумку с пола и достаёт оттуда телефон. Мокрый, ясное дело он умер.

— Ты вчера домой пешком по дождю что ли шла? — вертит задумчиво мобильный в пальцах.

Открывает, достаёт сим карту, она на удивление сухая. Бросает телефон обратно в сумку.

— Её некому было отвезти домой с работы. Или надо было остаться ночевать в офисе? — выглядывает из кухни Сонька.

Заруцкий переводит резко взгляд на меня, даже вздрогнула.

— Серьёзно?

— Не совсем, — тороплюсь ответить.

— Что не совсем?! Именно так. В самый уроган подобрали на улице по пути домой, — орёт Сонька из кухни.

Вот неугомонная, распирает, как бы не начала швыряться чем.

У Заруцкого округляются глаза, подхватывает на руки и несёт на верх в мою комнату. Дорогу помнит. Плотно прикрывает дверь, стою посреди комнаты и жду дальнейшего. Ну вот и остались одни, рада, что он здесь, я в полной мере проснулась и понимаю ради меня. Больше ничего и не надо. Наверное…

Усаживает на колени обняв, тут же приникаю к груди, вдыхая такой желанный запах, судорожно вздохнув.

— Рассказывай, что вчера приключилось? — целует в висок.

Рада, что сразу не поднимаем вчерашней темы, нет сил больше мучиться, страдать и злиться. Я хочу быть счастливой, просто, хочу быть рядом.

— Дин, не молчи. Когда молчишь, пугаешь меня. — В голосе тревога.

— В офисе вырубило свет, когда гроза началась и нас всех отпустили домой. Я звонила тебе. Недозвонилась. Соня с Федей должны были забрать меня. Но я не выдержала в тёмном здании со странным сторожем и пошла им на встречу. Было так страшно, просто ужасно. Везде вода, ветер валил с ног, — передёрнулась от мурашек по плечам.

— Дина, — нежно поцеловал в губы, — прости, малыш. Неужели в здании было страшнее чем на улице?

— На тот момент да.

С сожалением и нежностью смотрит.

— Где ты был? — задаю самый важный вопрос.

Глаза мгновенно стали отчужденными и серьёзными. По спине ползёт холодок, а кровь гонит испепеляющую лаву адова пламени.

— Мне надо было подумать.

Захотелось накричать на него, так нужен был, а он думал. Должен был спасти меня от этого ужаса, защитить от всего ведомого и неведомого. А ему надо было подумать? Пальцы сжались в кулаки от злости. Стерва хмыкает, и даёт добро на хорошую оплеуху. Только я на подобное не решусь. Слеза обиды сбегает по щеке, не сдержала. Он не представляет как нужен был.

— Ну не плачь, пожалуйста, — крепко обнимает, доверчиво прижимаюсь в ответ.

По стёклам снова барабанит дождь, как хочется солнышка, тепла и немного летнего счастья. Я устала от мороза и холода в моей душе.

— Дин, вчера говорила тебе к врачу надо. В понедельник отвезу, знакомый есть, у которого очень хорошая клиника. Лучшие специалисты.

— В понедельник не могу.

— Почему?

— В понедельник на работу.

— Дина, это же важнее работы. Отпросись. Да и вообще, ты заболела, иди на больничный. Достала уже твоя работа.

Тут же пытаюсь слезть с колен, грозно смотрю на него, не пускает, не церемонясь усадил обратно.

— Что снова сказал не так? Что опять за психи?

— Это не психи. Просто не понимаю, чем тебя может достать моя работа.

— Тебе всегда на работу. С утра убегаешь тебе на работу. Пойдём куда-нибудь, нет мне завтра на работу. Поехали за город, нет, мне завтра на работу. Бесит, когда с утра вскакиваешь и несёшься на работу, словно сумасшедшая. Лучше бы ко мне так бежала бросив всё и сломя голову. Оставайся у меня, и снова нет! У меня завтра на работе планёрка с утра, я должна выспаться!

Вот это поворот, совсем не готова была к этой тираде, и немного впала в прострацию.

Он сейчас обвинил меня в том, что я избегаю… Быть вместе? Проводить с ним больше времени? Так именно этого я хочу больше всего на свете!

— У меня есть выходные, — мямлю тихо, — и неправда, я оставалась у тебя.

— Сколько раз? Три? Четыре? Могу пересчитать по пальцам.

Молчу. На это сказать нечего. Чувствую себя виноватой. Такое впечатление, будто что-то постоянно упускала и сейчас упускаю. Я и не догдывалась, как его раздражает отсутствие свободного времени. Подождите…

— Бесит, что мои планы не совпадают с твоим свободным временем. Дин, иди на больничный.

— Я так не могу. Не болею же.

— Болеешь. У тебя температура.

— Да нет у меня температуры. Ты её не мерил.

— Я её чувствую. А, если надо, то и придумаю. Вон, носом шмыгаешь. Вообще, какого чёрта споришь и изворачиваешься?

— Я не изворачиваюсь, — в лёгком шоке, какого беса он так со мной разговаривает. Чувствую себя неуютно.

Давит, прёт напролом к своим целям, дожимает меня, в угол загоняет. Обращая в полного раба… Какие ужасные мысли.

— Когда-нибудь задумывалась, о том, что наверное хочу больше проводить с тобой времени, чаще видеть? Или ты всегда только о себе и о своём. А на чувства других тебе плевать.

Открываю рот и закрываю, возразить нечего, чаще дышу, его слова меня больно укололи. Лицо обдаёт жаром. Это не правда! Смотрит на смены эмоций на моём лице и слегка улыбается. Чему?

— Дин, ты можешь без споров пойти на больничный и побыть со мной. Нормально, без спешки, съездить в клинику. Или дело в том, что ты со мной ехать не хочешь?

— Хочу. Дело в другом, не хочу притворяться больной.

Он качает головой укоризненно.

— Непробиваемая. Насморка и температуры достаточно, или что в твоём понимании болеть? Лежать при смерти?

— Нет. Но насморка завтра не будет, а сегодня только суббота.

— Либо скажи не иду на больничный, либо скажи иду. А бумажку мы тебе любую нарисуем, без посещения врача.

В этих словах крылся смысл, который я прослеживаю во всём диалоге, хочу ли я побыть с ним. Да, я хочу… Наверное. Но это всё равно неправильно. Он или работа. Или даже не так, он или, правильно, неправильно. Мозг готов взорваться. Смотрит на меня, я на него. Под таким напором не могу отказать, хоть и противится нутро.

— Хорошо, я пойду на больничный.

— Вот и умничка, — улыбается целуя, — и не надо делать такое лицо, будто ты совершаешь преступление.

Кажется совершаю, против себя самой. Навязчивые выводы лезут, гоню, не выходит. Нет, нет, нет…

— Да я…

— Дина, хватит. Решено, с этого дня ты на больничном. Моя хорошая девочка слушается меня. Договорились?

Киваю и даже не понимаю, что чувствую при этом. Хотя почему же, вру. Я действительно ищу поводы не бывать с ним чаще. С каких пор работа стала важнее моей жизни не помню. Опять выкручиваюсь. Заруцкий прав…

— Вот и умница, а то очень много разговаривать стала.

— Тебе больше нравится, когда я молчу?

— Мне нравится по всякому, но больше всего, когда ты послушная девочка.

Сидим обнявшись. Тревога бьётся в груди. Я сплошной дисбаланс.

— Скажи не останешься на ужин?

— Не хочешь чтобы я остался? — его пальцы замирают в моих волосах на затылке.

— Хочу. Но Сонька… Она не серьёзно. Она, как бы, тебя не долюбливает.

— Как бы? — смеётся. — Твоя сестра меня ненавидит. Тем более останусь. Ещё дела есть, но к половине седьмого буду здесь.

— Может мы лучше куда-нибудь сходим?

— Нет, Дина, хочешь совсем разболеться. Посиди дома денёк. Смотрю вообще не хочешь чтобы я приезжал? Скажи прямо, пойму.

— Не в этом дело, — снова пытаюсь слезть с его колен, на этот раз отпускает. Сажусь рядом, пряча глаза. — Сонька может наговорить лишнего.

— Есть что скрывать?

— Нет! — пугаюсь, идиотка, я такая беспалевная! — Соня может наговорить гадостей.

— Врятли услышу что-то новое, она уже много успела наговорить.

— О-о-о… В этом ты сильно ошибаешься.

— Настолько всё плохо? — смеётся обнимая. — Попытаюсь найти общий язык с твоей сестрой.

Боюсь Сонька такого наговорит и они поссорятся. Она же выдаёт всё что в голову приходит. Заруцкого многое может обидеть. И я знаю, мне будет стыдно.

— Не бойся, — поцеловал, ухватив за подбородок. — Отавишь у себя на ночь?

— Засыпал вопросами…

А он больше не разговаривал, только целовал и целовал. Потом проводила и он уехал обещая вернуться. Только скрылся за дверью, как простая истина прояснилась. Страдаю, умираю от тоски по нему и одновременно избегаю чаще проводить время вместе.

Ужаснувшись своему виду в зеркале, удивлялась Заруцкому, не обмолвился и словом. Вёл себя, будто я такая же как и всегда. Неужели ему всё равно, как выгляжу.

Противоречивые выводы гложат, далеко Заруцкий — умираю по нему, рядом — бесит до чёртиков. Сжимаю виски, аптечку придётся выпотрошить, болеть не собираюсь. Как никогда сейчас должна быть сильной.

Соня со мной не разговаривает, ходит злобно шипит про себя, чувствую.

— Сонь?

Молчит, достаёт из шкафа красивую посуду, как мама называла, парадный сервиз.

— Соня.

— Что тебе надо?! — рявкает на меня обернувшись.

Я даже отпрыгнула от неё на шаг.

— Сонь, я хочу…

— Мне пофиг чего хочешь! Это семейный ужин, а ты позволяешь ему влезть к нам.

— Сонь, это уже не семейный ужин. Мама с папой не приедут.

— Мы с тобой значит теперь не семья?

— Мы семья. Федя кстати тоже не семья.

— А вот это тебе должно быть стыдно говорить! — заорала Сонька, злобно сощурив глаза.

Начинаю побаиваться сестру.

— Феде за многое благодарна, честно. Я не то хотела…

— Дин, он это делает не из-за меня, и не только потому, что ты моя сестра. Просто Федя такой по жизни. Всегда поможет, никогда не предаст.

Дыхание от обиды сбивается, слёзы навернулись на глаза, с трудом сглотнула ком в горле. Саднит зараза, всё-таки простыла. Немного, совсем немного.

— Девчонки, чего опять делим? — раздался весёлый голос Феди за моей спиной.

От неожиданности подпрыгнула.

Сонька натянуто улыбнулась ему, а я не осмелилась повернуться.

— Ничего не делим. Заруцкий на ужин напросился.

— Вот и замечательно. В четвером веселее, — обрадовался Федя.

— Ты кстати сама при нём упомянула про ужин и потом сама согласилась, — не удержалась напомнить ей.

— Не подумав ляпнула и не могла даже представить, что он настолько наглый.

Федя обнял Соньку, чмокнув в щёку, она отмахнулась от поцелуя и вывернулась из его рук, передёргивая плечами.

— Вообще то надеялась Динку сплавим и у нас будет романтик. Идиотка, даже свечи купила. Целую коробку. — Это она уже на федю переключилась.

— Устроим двойной романтик, — сразу же нашелся парень-оптимист.

Не смогла сдержать улыбки, заразившись его энтузиазмом.

— Сонь, ты сама эту кашу заварила, а теперь орёшь на всех, — ляпнула я.

Сонька ощетинилась на нас.

— Какой к чёрту двойной романтик?! За одним столом с ним может быть только адский ужин, с трагическим исходом. Для него.

— И меня. Сонь, он мне очень дорог. Я очень хочу чтобы ты хоть чуточку лучше к нему относилась, — жалобно на неё смотрю, вдруг смягчится.

— Ты хочешь! Снова ты хочешь! Я только и слышу, что хочешь ты! Дин, послушай себя! Ты эгоистка! — разоралась сестра пуще прежнего.

Медленно выдыхаю, выдержав взгляд острый взгляд. Не хочу ссориться, держусь. Просто очень хочу чтобы она меня поняла, хоть чуточку лучше к нему относилась, из увадения ко мне. Я искренне желала чтобы они нашли общий язык и это ужин шанс, как бы страшно не было. Не знаю просто какими словами уговорить сестру, хотя бы попробовать. Дать Заруцкому шанс доказать, что он не такой плохой, каким видит она его.

— От любви до ненависти один шаг, — пошутил Федя.

Сонька развернулась к нему, изо всех сил толкая в грудь с рёвом:

— Совсем придурок, хоть думаешь, что говоришь?!

— Сонь да хватит уже! Я пошутил!

Она с рыком убежала на кухню, прихватив тарелки. Мы с Федей переглянулись, обоим стало неуютно. Тяжело вздохнула, а он мне подмигнул и пошёл в сторону кухни. Бесстрашный, я б не сунулась.

— Сонь, я обижусь.

— Обижайся на здоровье, хоть переобижайся.

— Ну и ладно, пойду к себе домой обижаться, — направился к выходу.

Свирепая фурия тут же выбежала из следом с воплем:

— Куда собрался?!

Я подпрыгнула, ну и голосина у сестрицы. Окинула меня взглядом.

— Ты ещё здесь? Иди наведи марафет. Нет никакого желания слушать кудахтанья, когда приедет твой принц на серебрянке.

Мы с Федей улыбнулись друг другу. Она невыносима, язык оторвать и выкинуть.