Сати
Слёзы пришли внезапно — не тихо, не сдержанно, а волной, которую уже невозможно было остановить. Сначала одна капля упала на ладонь, потом вторая, а следом — поток, горячий и жгучий, размывающий очертания мира за окном. Я не всхлипывала, не рыдала в голос — просто сидела, а слёзы катились сами, безостановочно, словно где-то внутри прорвало плотину.
Валид покосился на меня, и в его взгляде мелькнуло не сочувствие, а раздражение.
— Только не начинай истерику, — бросил он, крепче сжимая руль. — Это не поможет.
Я попыталась вытереть лицо, но слёзы текли снова и снова. Голос дрожал, но я заставила себя говорить:
— Истерику? Ты называешь это истерикой?
— Ты узнала правду, — холодно ответил он. — Чего теперь плакать?
Я резко повернулась к нему, чувствуя, как внутри поднимается волна горечи:
— Ты каждый вечер приходил домой, мы ужинали, разговаривали… Ты держал меня за руку, обещал будущее! И всё это время… всё это время ты был с ней?
Он пожал плечами, будто обсуждал погоду:
— Я не врал. Просто не говорил всего.
— Это и есть ложь! — мой голос сорвался на полушепот. — Ты лгал каждый день, когда смотрел мне в глаза. Каждый раз, когда целовал, когда ложился со мной в одну постель! Каждый раз, когда говорил, что любишь!
Валид резко ударил по тормозам, остановив машину у обочины. Повернулся ко мне, и в его глазах наконец промелькнуло что-то — не раскаяние, нет, скорее досада, будто я испортила ему вечер.
— Хватит, Сати. Ты сама всё усложняешь. Ты можешь успокоиться, черт возьми?..
— Успокоиться?! — я почти рассмеялась, но смех вышел горьким, надрывным. — Как можно спокойно говорить о том, что мой муж год изменял мне со своей племянницей? Как ты можешь сидеть и говорить «хватит», будто я просто капризничаю?
Он выдохнул, провёл рукой по лицу:
— Что ты хочешь от меня услышать? Извинений? Хорошо. Прости. Но это ничего уже не изменит.
— Прости? — я покачала головой, чувствуя, как слёзы снова застилают глаза. — Ты думаешь, этого достаточно? После всего?
— А что ты хочешь? Чтобы я вернулся к тебе, как будто ничего не было? — его голос стал резче. — Мы оба знаем, что это невозможно.
Я замолчала, глядя в окно. Город продолжал жить своей жизнью — машины ехали, люди шли по тротуарам, кто-то смеялся, кто-то спешил домой. А моя жизнь только что разбилась на осколки, и я не знала, как собрать их обратно.
— Тогда зачем? — тихо спросила я. — Зачем ты вообще женился на мне?
Валид долго не отвечал. Потом пожал плечами:
— Ты красивая. Я просто хотел тебя себя.
Эти слова ранили сильнее, чем любые признания в измене. Просто красивая. Для него я была товаром в красивой обертке.
Я вытерла слёзы, выпрямилась, чувствуя, как внутри что-то окончательно обрывается.
— Останови машину. Я хочу выйти.
Он покосился на меня.
— Да твою мать…
— Останови машину, — повторила я твёрдо. — Сейчас.
— Да выйдешь ты, выйдешь. Потерпи немного. Почти приехали.
Я посмотрела в окно — знакомые до боли узорчатые металлические ворота, подъездная дорожка, клумба с поблёкшими осенними цветами. Дом моих родителей.
Не понимала. Я ничего не понимала.
Шмыгнула носом, вытерла слёзы тыльной стороной ладони и повернулась к Валиду. Он сидел, положив руки на руль, и смотрел прямо перед собой. На губах играла какая-то странная ухмылка — будто он только что совершил нечто невероятно хитроумное и теперь наслаждался плодами своей победы.
— Что это значит? — голос звучал глухо, будто издалека.
Он медленно повернул голову ко мне. В глазах — торжество, холодное, отчётливое. Как будто он годами ждал этого момента.
— Это значит, что я возвращаю тебя к твоим родителям, малыш, — произнёс он с издевательской нежностью. — Ты мне больше не нужна.
Слова ударили, как хлыст. Я невольно сжалась, будто пытаясь укрыться от них