Измена. Я отказываюсь от тебя, жена (СИ)

Глава 9

Валид

Я просыпаюсь от настойчивого звона в дверь и глухих ударов по дереву. Голова трещит так, будто в ней устроили барабанный концерт. Груша, как назло, подбегает ко мне и лает прямо в лицо.

Медленно принимаю сидячее положение и отпихиваю ногой собаку, но адское создание не унимается.

— Затнись, чертова псина!

С трудом поднимаюсь с дивана, чувствуя, как каждый шаг отдаётся пульсирующей болью в висках. Это все отголоски прошлой бурной ночи с друзьями. Не помню сколько точно было времени, но домой я приехал под утро.

В углу комнаты замечаю скомканный шарф Сати — вчера он висел на спинке кресла. Видимо, Груша стащила его и спала на нём всю ночь. Псина так скучает по хозяйке…

Быстро натягиваю футболку и брюки, плетусь в ванную и умываюсь, и только после этого иду к двери, еле волоча ноги, сквозь прищуренные глаза смотрю в глазок.

На ловца и зверь бежит…

Усмехнувшись, я открываю дверь. Я едва успеваю сфокусировать взгляд, когда Рашид врывается в квартиру. Его руки — словно стальные тиски — вжимают меня в шкаф, и я чувствую, как за спиной с грохотом валится всё, что стояло на полках.

— Ну, привет, щенок, — рычит сквозь плотно стиснутые зубы.

— Вас-то я и ждал, Рашид, — выдавливаю я, ухмыляясь.

Он смотрит на меня в упор — глаза жёсткие. В них только холодная ярость.

— Как ты посмел так обойтись с моей дочерью?! — его голос громом раскатывается по квартире.

Одним резким рывком я расцепляю его хватку на моей груди. Делаю шаг вперёд, твёрдо смотрю ему в глаза и настойчиво отталкиваю его вглубь квартиры. Отворачиваюсь и закрываю входную дверь — не хочу, чтобы соседи стали свидетелями этого спектакля.

— Пройдём в кабинет, Рашид, — говорю спокойно, почти лениво. — Здесь не место для разговоров.

Он колеблется, но идёт за мной. Я чувствую, как в нём кипит ярость, как каждая мышца напряжена, готова к действию. А я… я неожиданно спокоен. Наконец-то дождался того, к чему готовился.

Собака Сати бежит за нами, но я отпихиваю ее ногой и закрываю в гостиной. Она несколько секунд рычит и смотрит на меня так, словно готова разодрать мне горло. Но потом прижимает уши и сворачивается клубочком на шарфе хозяйки.

Вхожу в кабинет, неспешно подхожу к стеклянному мини-бару. Движения размеренные, уверенные. Выбираю бутылку дорогого виски — из тех, что берегу для особых случаев. Достаю два стакана.

Сегодня праздник, черт возьми! Настал день моей мести!.. Я, сука, так долго его ждал и буду наслаждаться каждой секундой.

— Выпьешь? — спрашиваю, не глядя на него. — Виски отменный, сам покупал.

— Я пришёл сюда не пить! — рычит он. — Я пришел за кровной местью!

Я поворачиваюсь, встречаюсь с ним взглядом.

— А я выпью, — спокойно отвечаю и наливаю себе порцию.

Рашид сжимает челюсти так, что на лице проступают желваки. Он стоит посреди комнаты, огромный, грозный, но… потерянный. Потому что он явно не ожидал от меня подобной реакции. Потому что я не даю ему того, чего он ждёт — страха, оправданий, униженных просьб. Он надеялся, что я зассу перед его грозным взглядом, но единственный, кто здесь в уязвленном положении — он сам.

Делаю глоток. Виски обволакивает горло, согревает. Смотрю на него, слегка наклонив голову.

— Если ты ищешь виновного, Рашид, — говорю твёрдо, — посмотри в зеркало.

Он замирает. Не понимает. В глазах — растерянность, смешанная с гневом.

— Что ты несёшь? — хрипит он.

Я делаю глубокий вдох. Тупая боль, которая жила во мне годами, снова становится невыносимой.

— Много лет назад ты играл с сердцем моей матери. Теперь я сыграл с сердцем твоей дочери. Круг замкнулся.

Комната погружается в тишину. Рашид моргает, будто пытаясь осмыслить услышанное. Потом его взгляд меняется — в нём проскальзывает тень догадки.

— Мадина… — шепчет он. — Так ты… сын Мадины?

Я чувствую, как внутри всё закипает при звуке её имени.

— Моя мать любила тебя всю свою жизнь, — говорю, подходя к нему вплотную. Голос дрожит от сдерживаемой ярости. — Всю свою жизнь. Она моего отца так не любила, как тебя!..

Рашид отступает на шаг, поднимает руки:

— Послушай, ничего серьёзного между нами не было. Я не ухаживал за ней, мы даже не встречались… О, Аллах… — Рашид падает на рядом стоящий диван и устало растирает пальцами лицо. — Мадина была… мягко говоря, не в себе. У нее была безумная мания преследования. Она караулила меня везде: приходила к дому, часами ждала возле университета, она даже втерлась в доверие моей матери, чтобы приходить к нам домой и чаще видеть меня, — он поднимает на меня глаза. — Твоя мать была психически нездоровая, Валид…

— Психически нездоровая?! — я почти кричу, но тут же беру себя в руки. — Она любила тебя так, что не смогла жить дальше, когда ты женился на другой. Она вышла за моего отца, родила ему двух детей, но продолжала любить тебя. Ты знал это, Рашид? Знал, что она покончила с собой из-за тебя? Что в предсмертной записке она обвинила тебя в своей смерти?

— И ты решил мстить мне за то, что я не совершал? — Рашид снова поднялся, не сводя с меня взгляда. — Я не виновен в смерти твоей матери! Я не несу ответственность за поступки женщины, которая была безумна!

Рашид начинает расхаживать по комнате, нервно трет пальцами отросшую щетину. Я наблюдаю за его похождениями и ловлю себя на мысли, что мне в какой-то степени жаль Сати.

Она ведь ничего не знала. Не понимала, во что ввязалась. Просто любила. Просто хотела быть хорошей женой. Угождала, старалась, ловила каждое моё слово, заглядывала в рот, будто я — её вселенная. А я… я использовал её как разменную монету в своей жестокой игре.

Вспоминаю, как она улыбалась, когда я приходил домой. Как накрывала на стол, даже если я задерживался допоздна. Как спрашивала: «Ты устал? Хочешь чаю?» — и уже бежала заваривать, не дожидаясь ответа. Как переживала, если я хмурился за ужином: «Что-то не так? Я что-то сделала не то?»

А я лишь отмахивался. Или злился. Или — хуже всего — молчал. Потому что не мог ей сказать правду. Потому что правда убила бы её.

Но я трясу головой и стараюсь не допускать эти мысли, иначе… во мне не останется ничего живого.

Внезапно Рашид останавливается и смотрит на меня горящими от безумия глазами. Я моментально напрягаюсь.

— Поэтому ты женился на моей дочери… — слова звучат рвано, словно он задыхается. Глаза расширены от озарения. — Ради мести?..

— Именно, — говорю я, глядя ему прямо в глаза. — Не из любви, из мести. Чтобы ты почувствовал то же, что чувствовала она. Чтобы ты потерял самое дорогое.

Он резко вдыхает, будто получил удар в грудь.

— И всё время брака я ей изменял. Каждый раз, когда она верила мне, я предавал её. Потому что не мог заставить себя полюбить её. Потому что она — твоя дочь.

Рашид рычит, как раненый зверь, и бросается на меня. Хватает за грудки, встряхивает так, что зубы клацают.

— Ублюдок! — хрипит он, сжимая пальцы. — Как ты мог?! Она же ни в чём не виновата! Дети не должны расплачиваться за грехи родителей!

Внутри — пустота. Холодная, ровная, без эха. Хочет ударить? Пусть. Я даже не шелохнусь.

— Она любила тебя, — продолжает Рашид, отталкивая меня. — По-настоящему. А ты… ты просто использовал её! Ты думал только о своей мести, о своих обидах! А о ней ты подумал?! О том, что она чувствует?!

Я медленно поднимаю взгляд. Смотрю на него — и вижу в его лице то же отчаяние, которое когда-то сжигало мою мать. Только теперь я не чувствую ни вины, ни раскаяния. Только усталость.

— Я знал, на что иду, — говорю тихо, почти равнодушно. — И знал, чем это закончится.

Меня эта ситуация начинает заебывать. Я отталкиваю его от себя и Рашид отшатывается.

— Ты понимаешь, что ты наделал?! — он делает шаг ко мне, сжимает кулаки. — Знаешь наши традиции? Знаешь, что теперь Сати не сможет выйти замуж во второй раз?!

Я равнодушно пожимаю плечами.

— Это не моя проблема.

— Не твоя?! — Рашид почти срывается на крик. — Ты сломал ей жизнь! Ты лишил её будущего! Теперь она — «разведённая». Для многих семей это клеймо! Ты хоть представляешь, что её ждёт?! Ты разрушил жизнь моей дочери из-за обиды двадцатилетней давности! Ты хуже, чем я думал. Хуже, чем был я. Потому что ты сделал это осознанно. Ты выбрал причинить боль невинному человеку.

Я не отвечаю. Потому что знаю: он пытается найти во мне человека. Пытается увидеть раскаяние, боль, сожаление. Но там, внутри, — только лёд. Холодный, твёрдый, непробиваемый.

— Ты потеряешь всё, Валид, — говорит он тихо. — Потому что человек, который не умеет прощать, не умеет и жить.

Знал бы он, как мне плевать на его слова. Я смотрю на настенные часы, показывающие девять часов утра. Пора заканчивать эту комедию.

— Думаю, вам пора, — грубо отчеканиваю каждое слово.

Раздается скулеж, псина царапает дверь и через секунду Груша вбегает в комнату, громко лая.

— И эту чертову псину с собой забирайте.

Рашид смотрит на меня так, словно не расслышал мои слова. В конечном итоге, я сам иду в прихожую и начинаю собираться на работу. У меня сегодня куча дел в офисе и важные встречи в центре, а на бессмысленные эмоции и семейные драмы у меня нет времени.

Рашид выходит в коридор с Грушей в руках. На его лице — стоическая маска. Он молча одевается, обувается и перед уходом смотрит на меня горящим от ненависти взглядом:

— Знаешь почему ты все еще не сдох от моих рук?

Ну же, удиви меня.

— Потому что моя дочь ждет от тебя ребенка. И я хочу, чтобы ты жил и наблюдал, как растет твой ребенок без возможности принять участия в его воспитании. Потому что после всей этой грязи и блядства ни я, ни Сати близко не подпустят тебя к ребенку.

Контрольный выстрел и внутренности в фарш…