Измена. Я отказываюсь от тебя, жена (СИ)

Глава 6

Сати

Каждая клеточка моего тела кричала от боли. Не физической — той можно было бы дать имя, найти лекарство, перетерпеть. Эта боль была другой: она разъедала изнутри, как кислота, превращая всё, что я знала о себе, о любви, о будущем — в пепел.

Руки дрожали так, что кружка с чаем едва не выскользнула. Мама осторожно взяла её у меня, поставила на столик. Её глаза — полные ужаса и беспомощности — говорили больше, чем слова. Она не понимала. Не могла понять, как такое вообще возможно.

— Сати, — голос отца прорвал тишину, резкий, как удар хлыста. — Что он сделал?

Я подняла глаза. В его взгляде — сталь. Он никогда не видел меня такой. Я всегда была сильной, собранной, улыбалась, даже когда внутри всё горело. А сейчас… сейчас я разваливалась на куски, и каждый осколок кровоточил.

— Рашид! — мама нахмурилась и посмотрела на отца с упреком. — Почему сразу Валид?! Ты не можешь обвинять его!

Папа откинул назад полы своего пиджака. Он даже дома носил деловые костюмы.

— Потому что я чувствую, что за слезами нашей дочери стоит ее муж, Вика! Посмотри на нее! Я никогда не видел ее такой!

Мама сжала пальцами кулон на шее и с тревогой заглянула в мое лицо.

Все ждали от меня правды, но я с трудом могла совладать со своими эмоциями. Мне даже его имя было трудно произносить.

— Валид… — слова застревали в горле, будто я пыталась проглотить осколки стекла. — Он изменил мне.

Мама вздрогнула, рука метнулась к груди.

— Боже мой! — она ахнула, не веря своим ушам.

Папа замер, словно статуя. Его лицо было каменным.

— Но с кем? — прошептала мама, словно боялась услышать ответ.

— С Диной. С его племянницей.

Тишина. Тяжёлая, давящая, будто стены комнаты начали сжиматься вокруг меня.

— Дина… — мама нахмурилась, будто пытаясь осмыслить, а потом поморщилась как от кислого лимона. — Но она же его племянница! Эта мерзавка была на вашей свадьбе! Какая мерзость!

— Некровная… Ты знаешь, что она из детского дома… Ее удочерил его дядя.

Отец резко встал. Стул с грохотом опрокинулся назад. Его лицо потемнело, скулы напряглись, а глаза… в них вспыхнуло то самое пламя, которое я помнила с детства — пламя человека, для которого честь не просто слово.

— Да какая разница с кем?! — его голос прогремел так, что я невольно сжалась. — Как он посмел?! Посмел опорочить честь моей дочери?!

Он шагнул к окну, сжал кулаки так, что побелели костяшки.

— Да кто он такой, чтобы так поступать?! Кто дал ему право?!

Я сжала пальцы в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Боль была слабой, почти незаметной — куда слабее той, что разрывала грудь.

— Он привез меня сюда и сказал, что я ему больше не нужна. Как вещь. Как… как возвращают невест после брачной ночи, если вдруг обнаруживают, что она «порченная». Он дажа не дал мне время собрать вещи и забрать Грушечку…

Я сидела, уткнувшись взглядом в узор ковра, и вдруг — словно удар под дых — вспомнила.

Груша.

Моя маленькая мультипу, моя вечно виляющая хвостом, вечно ждущая меня у двери… Она осталась в нашей квартире.

В груди что-то сжалось до боли. Я представила её — маленькую, растерянную, с круглыми от недоумения глазами — сидящую у входной двери. Ждёт. Прислушивается к каждому шороху. Ждёт, когда я вернусь.

А я не вернусь.

И Валид… Он даже не вспомнит о ней. Он никогда её не любил — она его раздражала: то лаяла не вовремя, то путалась под ногами, то оставляла следы от мокрых лап на чистом полу.

Отец резко ударил кулаком по столу. Звук раздался, как выстрел.

— Не нужна?! — взревел отец. От гнева у него на шее стала бешено пульсировать яремная вена. — Как он посмел сказать такое моей дочери?! Перед Аллахом, перед людьми, перед самим собой он обещал оберегать тебя, защищать, быть опорой! А теперь — «не нужна»?!

Его глаза горели таким гневом, что мне стало не по себе. Я привыкла видеть отца сдержанным, мудрым, способным найти решение любой проблемы. Но сейчас… сейчас он был похож на разбушевавшуюся стихию — неукротимую, беспощадную.

— Рашид, — мама мягко коснулась его плеча. Её голос звучал тихо и успокаивающе. — Не надо так, успокойся.

— Успокоиться?! — отец рявкнул на маму. — Как я могу быть спокойным, когда мою дочь мешает с грязью какой-то шакал!

— Но он ведь так любил, тебя, доченька! — прошептала мама, прижимая пальцы к губам, ее взгляд был растерянный, словно она до сих пор не верит в то, что Валид мог так со мной поступить. — Со стороны казалось, что он в тебе души не чает. Помнишь, как он приходил к отцу, умолял дать согласие? Говорил, что без тебя жизни не представляет, что ты — его судьба. Он так настаивал на браке…

Я закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в пальцах. Я сама все еще не могла поверить в реальность происходящего. Однако перед глазами продолжала стоять омерзительная картина измены Валида.

Он не был плохим мужем. До этого дня он ни разу не оскорбил меня, не ударил, не унизил. Он выполнял всё, что обещал отцу. Золото, цветы, четырехкомнатная квартира в центре города с подземным паркингом… У меня было всё.

Да, он пропадал на работе, но ведь он не пил, не гулял, не тратил деньги на глупости. Он работал. Много, до изнеможения. Говорил, что хочет обеспечить нам будущее. Что мы сможем путешествовать, вырастить детей в достатке…

И любовь. Она тоже была. Я видела по его глазам. Ну как глаза могут врать?..

— Нет, Вика! — разъяренный голос отца ворвался в сознание. — Это не любовь! Знаешь что такое настоящие чувства? Это как мы с тобой, когда с начала и до конца. Двадцать пят лет рука об руку! А любовь этого пса… Фальш! Ты знаешь, что это значит, Сати? — отец повернулся ко мне, и в его взгляде было столько боли, столько ярости, что мне стало страшно. — Это значит, что он не уважал тебя. Никак. Ни как женщину, ни как жену, ни как человека.

Я кивнула, чувствуя, как слёзы снова подступают к глазам. Они не приносили облегчения — только усиливали ощущение, что я тону в океане горя, и дна не видно.

— Я не знаю, что делать, папа, — прошептала я, и голос дрогнул, рассыпался на осколки.

— Зато я знаю, дочка! Есть только один способ решить этот вопрос… Я убью его!

Слова ударили, как пощёчина. Я вскинула голову — отец говорил не метафорически. В его глазах горела такая решимость, что у меня перехватило дыхание.

Хоть мы и живём далеко от Кавказа, отец остался верен тому, чему его учили с детства. Для него честь — не абстрактное понятие.

Я знала, о чём он думает. Мысли его читались в жёсткой складке между бровей, в том, как он сжимал и разжимал кулаки, будто уже представлял, как вцепляется в горло обидчику.

Папа говорил про настоящую кровную месть Валиду.

— Рашид! — мама резко встала, шагнула к нему, схватила за рукав. — Ты сошел с ума! Остановись! О, боже, что ты такое говоришь!

Она пыталась заглянуть ему в глаза, но он даже не смотрел на неё — взгляд был устремлён куда-то вдаль, будто он уже видел, как свершится его замысел.

— Это мой долг! — его голос дрожал от сдерживаемой ярости. — Он опозорил мою дочь, растоптал её честь. Я не могу просто закрыть глаза! Клянусь Аллахом этот шакал пожалеет!

И тогда я медленно положила руку на живот. Лёгкое, почти невесомое прикосновение — но в этом движении была вся моя боль, вся надежда, всё, что осталось.

— Тогда ты оставишь внука без отца, — прошептала я.