Евгения Алёхина Изнанка Истины

Глава 1 Шаэриэнн

Сон оборвался внезапно. Так резко, что я на миг ощутила себя пузырьком воздуха, безжалостно выброшенным на поверхность лесного озера из вековых илистых глубин…

Что мне снилось — я не знала. Скорее всего, то же, что и обычно — то есть, ничего. Я уже привыкла к тому, что в этой жизни не видела снов — или видела, но никогда не помнила их. Тем было лучше — потому что иначе возвращаться в реальность было бы ещё больнее…

Я помимо воли зябко поёжилась под медвежьей шкурой, наброшенной поверх лоскутного одеяла — морозное зимнее утро пришло вместе с колючим сквознячком, вовсю гуляющим по выстывшей за ночь светёлке. Улучив момент, явь тут же поспешила напомнить о себе зарождающейся саднящей болью в пальцах, лучами света, пробивающимися даже сквозь закрытые ставни и плотно сомкнутые веки, и какой-то особенно бойкой соломинкой из матрасной начинки, пребольно колющей меня в бок.

Последнее было особенно неприятно. Я набрала воздуха в грудь, выдохнула сквозь стиснутые зубы, прогоняя злость, отчаяние и боль — верных спутников, с завидным упорством приходящих встречать со мной каждый новый день — и рывком села на кровати, распахнув глаза.

Ну, здравствуй, утро! Я проснулась…

«Aule, Shaerriaenne»… Так вполне мог просвистеть лёгкий ветерок в дымоходе, или проскрипеть — деревянный пол под моими босыми ногами, или мурлыкнуть — Кис, тенью юркнувший ко мне откуда-то из сеней… Серый в пятнышках пушистый бок, словно невзначай, легонько коснулся колена, и тут же ещё раз, заставив меня насмешливо фыркнуть. Дикий-то ты дикий, Дитя Леса, и гордый, и независимый, а ласку любишь, словно обычный домашний котяра…

Иронии Кис не понял, чуть отстранился, озадаченно прянув ушами, но тут же снова наклонил ко мне лобастую голову, когда я потянулась чтобы потрепать его за загривок. Второй рукой одновременно я попыталась нашарить у изголовья кровати шерстяной платок — ночь и вправду выдалась настолько холодной, что «съела» без остатка всё тепло от натопленной накануне печки.

И мгновением позже едва не взвыла от боли, неожиданной и резкой, тысячами раскалённых игл пронзившей сразу обе кисти моих рук…

Кис, шарахнувшись от неожиданности, мявкнул, с недоумением глядя, как я, шипя сквозь зубы, баюкаю руки у груди. Затем, наверное, почувствовал… Подошёл, сел рядышком у кровати, поднял на меня глаза цвета расплавленного золота… И заурчал. Тихо-тихо. А потом всё громче…

И я почувствовала, что боль понемногу отступает.

Смаргивая предательски выступившие слёзы, я принялась осторожно разминать искорёженные пальцы сначала на правой, затем на левой руке, до тех пор, пока боль не стала терпимой. Такой, как всегда.

— Спасибо, парень!… — с чувством сказала я, теперь уже уверенно кладя ладонь на Кисову холку. — Готова поспорить, что среди своих ты наверняка маг не последнего Круга… или как там у вас, хиратов, измеряется магия?

Получая заслуженную долю ласки, Кис скосил на меня чуть прищуренный глаз — как мне показалось, подмигнувший: «А ты что думала?! Не только ж вам, эльфам, уметь колдовать…».

Конечно, не только… Те времена, когда волшбу в Мире творили только Rocca, Перворожденные, давным-давно живы только на выцветшем пергаменте ветхих преданий… Теперь под этим солнцем и небом колдуют все, кому не лень. Даже те, кто раньше немногим отличался от животных или растений. И гномы, и орки, и дриады, и полурослики, и оборотни, и гоблины, и много кто ещё.

И люди…


… Тёмно-алая кровь кажется рубиновой в тёплых лучах осеннего заката. Она везде — на золотой подстилке из опавших листьев, на серо-зелёном бархате раскинутого поверх плаща, на моих пальцах, прижатых к ране… Я не могу её остановить, и она уходит, вязкими ручейками сочится сквозь слабую преграду из золотого свечения жалких остатков моей магии, с каждой каплей унося с собой жизнь дорогого мне существа…

Туман слабости и боли застилает мне глаза, я чувствую, что шатаюсь, даже стоя на коленях над раненым, и если бы не A'Кariaell, поддерживающий меня за плечи, должно быть, давно бы уже упала ничком в шуршащую листву…

Christaienn уже не кричит, не рвётся и не хрипит в полузабытьи. Страшная рана в груди — крошево из рёбер, мышц и кольчуги с оплавленными краями, которую полностью не могут прикрыть даже обе мои ладони — кажется, больше не существует для него. Сквозь слёзы, пот и спутанную паутину волос на своём лице я почему-то отчётливо ясно вижу кристально-голубые глаза, в которых отражается небо…

Christaienn ещё здесь. Но преграда между Миром и Вечной Ночью, ещё удерживающая дух в этом страшном, искалеченном теле, неумолимо тает… Серые губы чуть дрогнули, повинуясь титаническому усилию. Я наклонила голову:

— Akira… оставьте… беги!… — Шёпот? Или шорох падающих листьев?…

Deanorr и Lu'Аvenn стоят в двух шагах, тяжело опираясь на воткнутые в землю клинки. Не выдерживают, отводят глаза…

— Нет! Никогда!!! — Это не мой голос… Из последних сил яростно давлю подступающие к горлу рыдания, кашель, стон. Как будто смерть можно перекричать… — Никогда, слышишь, Tai?! Мы выберемся, слышишь? Все! Все вместе!… Не смей!… Я, твоя Akira, приказываю тебе! Не смей умирать!!!

Золотое свечение на кончиках моих пальцев вдруг вспыхивает ярче, заполняя рану до краёв…

Скрежет зубов и удары сердца сливаются в один гулкий ужасающий ритм в моей голове, сминая все чувства, и каждая мысль мгновенно отдаётся океаном боли…

Рубиновый поток на мгновение замирает… — неужели?! В моей душе вспыхивает безумная надежда — но… тут же с убийственной невозмутимостью на поверхности золотого света снова появляются первые алые капли, торящие дорогу новым ручейкам…

Мой крик подобен рычанию гибнущего зверя… Мир вертится вокруг в бешеной пляске… A'Кariaell едва успевает подхватить меня на руки, встряхнуть, кажется, даже ударить по щеке…

— Shaerriaenne, очнись! Ты не поможешь ему!… Это — агмарилл!

Агмарилл… Слово режет, словно клинок, бьёт в самое сердце…

— НЕТ!!!

— Да!!! - A'Кariaell кричит? — Ты лишь убьёшь себя, ты знаешь это!… Такая рана, нанесённая ИХ магией, пьющей из агмариллового Истока — смертельна! Ты не спасла бы его, даже если бы была полна сил и имела под рукой всё, что нужно… Очнись же!!!

Его горячее дыхание обжигает моё лицо. Антрацитовые глаза совсем близко, напряжённо вглядываются в мои. Сила, верность, стальная воля, готовность прикрывать меня собой до самого конца… И ещё что-то, в самой их глубине… Мой Страж Судьбы, клинок к клинку прошедший со мной не одно поле брани, выручавший меня несметное количество раз, пытается спасти меня и сейчас, даже от колдовского безумия. И, должно быть впервые в жизни боится, что не сумеет…

Я со злостью встряхнула головой, сбросив слипшиеся волосы со лба.

— Мы не оставим его!…

— Нет. Мы будем с ним до конца… Просто отпусти его. Отпусти, не мучай, Akira-nai!… Пусть твой Страж Сердца уйдёт спокойно…

Akira-nai… «Моя Владычица»… A'Кariaell никогда не любил церемониальные фразы, но сейчас, напомнив мне о последнем милосердии к моему воину, он напомнил мне и о другом. О долге Владычицы перед своими Стражами, оставшимися в живых.

… Мои руки в последний раз на мгновение замерли над раной. Затем медленно скользнули вбок, сомкнулись вокруг холодной ладони. A'Кariaell отпустил мои плечи, склонился над головой Christaienn'а, невесомым платком Лунного кружева отёр капельки пота со лба… С другой стороны, еле слышно прошуршав по листве, преклонили колени Deanorr и Lu'Аvenn.

Бескровные губы умирающего тронула улыбка.

Я склонилась над ним:

— … Ты всегда был и будешь с нами, Tai…

— Я… знаю, Akira-nai… Akira… Shaerriaenne. — По имени он назвал меня впервые… — Когда-нибудь, но сейчас… Живите, Akira… Только живите!… Обещайте…

Я поцеловала его в лоб. Почувствовала, как его пальцы дрогнули, легонько сжимая мою ладонь. И почти сразу же отпустили… И поняла сама, раньше чем услышала голос A'Кariaell'а:

— Всё кончилось, Ria… Да ведёт его Ночь на его Новом пути!…

— Да пребудет с ним Ночь на веки веков и все времена! — эхом откликнулись Lu'Аvenn и Deanorr.

— Да поможет нам Ночь встретиться на Вечных Дорогах в положенный час! — Моя рука закрыла ему глаза.

Небо погасло… Но улыбка осталась. Лёгкой тенью в уголках губ, наделив юные черты мудростью старца и спокойствием воина, исполнившего свой долг до конца…

С усилием подняв голову, я посмотрела на свой маленький отряд.

— Сейчас мы похороним Christaienn'а. И пойдём дальше. Christaienn погиб, защищая меня. Я не позволю ни ИМ, ни смерти отобрать у меня ещё кого-нибудь!… И…

… Я не договорила…

… A'Кariaell почувствовал первым. Молниеносным движением вскочил на ноги, обнажая меч. Я и Стражи Сердца на миг отстали, но тут же выстроились вокруг тела Christaienn'а спина к спине, заученно замкнув Звезду. Теперь — четырёхлучевую…

… Набрасывая на нашу четвёрку спешно сплетённый из остатков Сил Полог Защиты, я, холодея внутри, поняла, что поторопилась с обещаниями…

ОНИ нашли нас.

За миг до того, как пространство вокруг опушки леса вскипело порталами, выпустившими магов и воинов в чёрном и огненно-алом — тех, что пришли забрать наши жизни, мои пальцы в запекшейся крови Christaienn'а сомкнулись на рукоятях моих парных клинков… Бесспорно, Орден получит то, за чем пришёл, но дорогой ценой…

… Умирать было не страшно… Последним разумным чувством, всколыхнувшим душу перед круговертью боя, было острое, всепоглощающее отчаяние оттого, что я бессильна сдержать слово, данное мгновение назад моим друзьям…


… Да. И люди тоже колдуют.

Я легонько оттолкнула Киса и встала. Не глядя, натянула тёплые штаны и сапоги, тщательно заправила рубаху… Нещадно скрипя половицами, протопала в сени, в дальнем углу которых держала жбан с водой для умывания и медный таз.

Пора было начинать новый день — его надо было прожить. Потому, что за ним наступит ночь… Нет, не Ночь, некогда бывшая для меня священной, а просто тёмное время круга. Время, когда мои непослушные руки, как обычно, поднимут тяжёлый, плохо сбалансированный старый меч из дешёвой стали и я, переступив через боль, слёзы и невозможность, сумею сделать ещё один ма-аленький шажочек к той единственной цели, ради которой теперь живу…

День, как и всё вокруг, принадлежал этой жизни, тогда как так некстати нахлынувшие воспоминания — всё, что оставалось у меня от той. И пока ещё я не имела на них права…

* * *

— Гр-рхх-щ! — Деревянная дверь за моей спиной, закрываясь, гулко хлопнула о косяк, и с конька над крыльцом в ответ полетела вниз тяжёлая снежная шапка.

Я поплотнее запахнула кожух, чувствуя, как морозец, не теряя времени, начинает пощипывать щёки и беззащитные ладони — рукавицы я не надела, поскольку в них задача «притащить из сарая поленцев для печки» из умеренно сложной превращалась в невыполнимую.

Нынешний Хозяин Зимы, определённо, был рабом своего настроения — то в нахлынувшем порыве ярости от души попотчует нежданной бурей, то ни с того ни с сего вдруг расщедрится на ясную студёную свежесть… Так, ещё только вчера с самого утра не переставая валил снег, с нависшего низко-низко над головой небосвода не сходили свинцово-серые тучи, а к вечеру вообще разыгрался нешуточный ураган. То-то Кис появился вчера гораздо раньше обычного, отнюдь не горя желанием проводить такую ночь в лесу… Зато сегодняшнее утро с лихвой вознаграждало нас за всё былое непотребство.

Спала я крепко, поэтому не могла сказать, когда именно унялся шквальный ветер, однако сейчас ни его, ни снегопада не было и в помине. С прозрачно-голубого неба без единого облачка по-зимнему ярко светило солнце, красно-жёлтое, как язычок драконьего пламени. Его лучи затевали причудливую игру самоцветов на пушистом снежном ковре, укрывшем всё вокруг, серебрили ветки деревьев и кустов, закутанные в белую шубу, зажигали слепящие глаза огоньки на череде сосулек под низкой крышей сарая…

Невольно залюбовавшись открывшимся мне пейзажем, разумеется, я не глянула под ноги. А зря… Потому что, сделав крохотный шаг в сторону, тут же поскользнулась на ледышке-завалинке, попыталась сгруппироваться, но лишь нелепо взмахнула руками и самым недостойным воина образом плюхнулась на спину прямо в горку снега у крыльца. Ну что тут скажешь…

— … Ashratt ad Aen y Twained Alnys re Bessaim Chattan!!! — громко и с выражением произнесла я, глядя в нависшее надо мной голубое небо.

— О-го-o!!!

Похоже, даже слишком громко…

Вытряхивая снег, забившийся везде, куда только было можно, и куда нельзя — тоже, я медленно встала на ноги, сердито поднимая взгляд на забор. Из-за него на меня с неподдельным восхищением взирала пара голубых глаз, принадлежащих закутанной с ног до головы в кожу и мех косматой фигуре маховой сажени ростом и косой — в ширину… За правым плечом восторженно пялящегося на меня гиганта просматривалось оплечье охотничьего лука и колчан стрел, с левого же свисал ягдташ, уже изрядно оттопыренный.

М-да… Определённо, теряю квалификацию. Варда, конечно, хороший охотник, и весьма неплохо ходит на лыжах. Но не услышать приближающегося к избушке по снегу человека в тихую погоду, более того — даже не почувствовать его… Вот уж точно, Ashratt ad Aen…

— Чего надо? — Не слишком вежливо поинтересовалась я, делая пару шагов в сторону забора.

Варда широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

— Доброго дня тебе, Шэрин. Шёл, вот, себе мимо… Дай, думаю, загляну, здравствовать пожелаю…

— Ну, и тебе здравствовать, — отозвалась я более миролюбиво. В конце концов, Варда ведь не виноват в том, что я растяпа и разиня…

Знакома с ним я была постольку, поскольку и с большинством жителей расположенной в полулиге отсюда деревеньки Нижний Рогачик — время от времени выбираясь туда обменять нужные в хозяйстве продукты на эликсиры и лечебные травы. Пока была жива приютившая меня Седая Сибилла, я помогала ей готовить простые зелья и смеси из сушёных растений, закрепившие за ней славу деревенской ведуньи. Когда Сибиллы не стало, я не удержалась от искушения чуть усовершенствовать её рецепты, впридачу стала готовить и несколько своих собственных. Травоведение входило в круг моих любимых предметов ещё со времён ученичества в родной Долине, здесь же полученные знания помогали мне выжить.

Третьего дня Варда брал у меня сбор из веток камалии и медового мха, а также настойку чемериса озёрного для растираний: младший сын, с утра до ночи катаясь на санках с горы, подхватил крепкую простуду. Вспомнив об этом, я спросила:

— Как там малец?

Улыбка охотника стала ещё шире.

— Хвала Ярошу, поправляется… Лихоманка прошла, жара как не бывало! Только говорить покуда не может, сипит ещё…

— Через пару дней запоёт, — пообещала я. — Пусть только лежит в тепле и по-прежнему пьёт отвар с горячим молоком. Траву всякий раз надо заваривать свежую, помнишь?

— А то как же ж! Делаем всё, как ты велела, в точности… — заверил охотник. — Нет, но ты представь — каков!… Едва ж полегчало, а уже ёрзает на лавке под одеялом, стервец! Не терпится снова на двор на санки…

— Знаешь, Варда, — я задумчиво проводила глазами вспорхнувшую с дерева ворону. — Весь мой знахарский, а также жизненный опыт говорит о том, что порой нет лучшего лекарства, чем порция ремня. Выданная вовремя…

Раскатистый хохот Варды заставил испуганно взмыть в небеса ещё с десяток чернокрылых.

— Эт-т точно… И главное — лишним-то в любом случае не будет!…

Теперь усмехнулась и я.

— Это самое… Шэрин… — Охотник вдруг спохватился и принялся расшнуровывать ягдташ. — Я-то, собственно, потому и пришёл… Спасибо сказать. За мальца. И — вот…

В мои руки лёг увесистый свёрток, тщательно замотанный в мешковину. Ого! Я мысленно присвистнула — благодарность была более чем щедрой…

— Хозяйка моя велела передать. А это вот — от меня… — Достав из сумки, Варда протянул мне жирную тушку глухаря.

— Благодарствую… Только что ж так много-то? За мешочек травы… — Охнув, я едва смогла удержать богатые дары охотника в руках.

— Бери, бери… Ярош Пресветлый, он нам делиться с добрыми людьми велел. А ты пусть и нелюдь, а добрая! В помощи не откажешь!… — заявил вдруг Варда.

Уж не знаю, каким таким чудом я не уронила птицу и свёрток в сугроб. Но на Варду вытаращилась так, будто он был, по меньшей мере, троллем, выразительно читающим эльфийскую поэму. Ещё и рот раззявила, в лучших традициях деревенских дурочек…

Нет, север Мира почти что не знал Войны. И в Рогачике при моём появлении не перебегали на другую сторону дороги, при встрече здоровались и плату за зелья давали справедливую, но… Я замечала взгляды, бросаемые мне вслед украдкой… Чувствовала боязнь произнести лишнее слово в моём присутствии, неестественность и натянутость в поведении большинства деревенских жителей в те редкие моменты, когда им приходилось общаться со мной. Исключением были лишь Седая Сибилла, имевшая репутацию полубезумной, да сиротка-Юльче, бывшая приживалкой в доме своей тётки, в сравнении с которой даже Нелюдь, Отвращённая, богопротивная «ельфа», видимо, выглядела не столь уж и страшно… В остальном я не строила иллюзий. Меня терпели, потому, что нуждались в том, что я делаю. Для людей я была чужой. Так же, впрочем, как они для меня.

Поэтому я действительно настолько опешила, что даже не нашлась, что ответить. То ли охотник оказался третьим «исключением», то ли просто пребывал в очень хорошем расположении духа, когда первая встречная, будь она даже «ельфа», вполне покажется другом, товарищем и сестрою…

Подтверждая мою последнюю мысль, Варда кивком указал мне через плечо, на белеющие позади деревья.

— А дни нынче пошли, Шэрин, хвала Пресветлому, щедрые на дичину!… С Ближней заимки иду. Вишь вот — это всё добро оттуда… Как чувствовал! Матьяш смеялся ещё, дескать, буря ночью была, зверьё по норам да по хованкам попряталось, глубже в лес подалось… Потому и попёрся сам к Урочищу, дальние капканы и силки проверять, и меня с собою тянул… Я и пошёл с ним вначале, да с полпути раздумал — уж больно идти далече… Чувствовал же, говорю!… Правда, как увидал на Ближней такое раздолье — сам удивился, не то слово как…

— Кх-м… Что ж-ж… будет радость сегодня твоей хозяйке и малым, — Хвала Ночи, дар речи ко мне, наконец-то, вернулся! — Ладно… За это, — я перехватила «дары» поудобнее, — спасибо. Будет ещё что нужно из трав или эликсиров — заходи…

— Эт самое… тебе спасибо. Ну что, бывай, Шэрин! Ярош с тоб… ну, то есть, хорошего тебе дня!…

Охотник кивнул мне, мощно оттолкнулся палками и плавно заскользил по искрящему на солнце насту в сторону деревни. Две аккуратные бороздки лыжни, потянувшиеся за ним, тут же прихватывал морозец.

Проводив его глазами до ближайшего пригорка, я вернулась в дом, как можно осторожнее минуя коварную завалинку.

* * *

В свёртке, переданном мне женой охотника, оказался глиняный горшочек со сливочным маслом, четверть круга козьего сыра и с полдюжины свежих пшеничных лепёшек. Верхнюю я сразу же разорвала на две части и с поистине хищным наслаждением впилась зубами в мягкую пресную сдобу, радостно сознавая, что проблема хлеба насущного решена для меня как минимум на пару дней… …

Кис, которому досталась львиная доля глухаря, если и намечал охоту, тоже мог со спокойной совестью её отменить. Однако к полудню он всё же куда-то исчез, чему я, честно признаться, даже обрадовалась, поскольку давно собиралась осуществить одно весьма хлопотное мероприятие — провести ревизию запасов трав, которые хранила на чердаке.

Работа спорилась, всё получалось отлично, ибо теперь никто, руководствуясь исключительно добрыми побуждениями и желанием мне помочь, не трусил шерсть в разложенные у печи для просушки травяные сборы, не грыз с таким трудом раздобытый корень лиловой мандрагоры, не смешивал когтистой лапой лисохвост с побегами кораллии и подлавочной пылью, и не разбивал половину пузырьков с готовыми эликсирами. В результате я увлеклась, и вместо отведённой под эту затею половины дня провозилась до следующего вечера, делая перерывы на сон, еду и ежевечерние упражнения с мечом.

… Хират вырос на пороге поздним утром — когда с ревизией было давно покончено и я, смирившись с неизбежным, складывала в сумку нужные снадобья, собираясь отправляться в Рогачик. Удовольствия эти походы мне доставляли, мягко говоря, мало, но от последней лепёшки осталась ровно половина, а чугунок с глухариной похлёбкой уже показывал дно. Нет, голодная смерть мне не грозила — в сарае имелась заготовленная ещё осенью большая бочка кислой капусты, а в холщовых мешочках за печью — немного сухого гороха и круп. Однако перспектива триумфального возвращения на мой стол постных щей и пресной пшёнки, и так весьма нечасто его покидающих, всё же радовала меня намного меньше, чем поход в деревню.

— Ну, чего нового в лесу? — поинтересовалась я, набрасывая поверх рубахи гордость моего гардероба — волчью безрукавку, собственноручно пошитую в начале зимы из найденной на чердаке шкуры.

Кис сверкнул в мою сторону янтарными глазами, потом зевнул во всю пасть, смешно свернув трубочкой язык, и сладко потянулся. Определённо, сегодняшняя ночная охота удалась, и делиться новостями он сейчас настроен не был.

Конечно, мне не были известны подробности его лесной жизни. Однако я не без оснований подозревала, что мужчина он свободный, по какой-то причине не желающий связывать себя ни верховенством в стае, ни женой и кучей пищащих детишек. Наши дороги пересеклись этой осенью в ночном лесу — Кис охотился, я же в очередной раз пыталась приучить свои пальцы слушаться клинка… С тех пор хират частенько сопровождал меня на ночные вылазки в чащу, зачастую делился добычей, а с наступлением холодов всё чаще и чаще навещал меня в избушке, с успехом исполняя роль одновременно стража, компаньона и молчаливого собеседника…

Я сняла кожух с гвоздика над дверью, подхватила с кровати сумку. Кивнула Кису:

— Остаёшься за старшего!

Едва не забыв, на скорую руку расчесала волосы, чудом ухитрившись не сломать гребешок. Случайно зацепила взглядом своё отражение в висящем на стенке медном корыте и с досадой отвернулась.

Бывшие некогда роскошной каштановой гривой, спускающейся ниже лопаток — и то только потому, что большая их длина была бы помехой в бою — мои волосы всегда служили предметом тайной и явной зависти многих красавиц Долины… Теперь же моим остался только цвет. Наспех обрезанные мечом больше года назад, волосы едва отросли мне до плеч, и, откровенно говоря, куда больше напоминали лыко или мочало, нежели шелковистый водопад локонов Истинной Rocca… Впрочем, что и говорить — я и сама напоминала сейчас Истинную Roccа не больше, чем моя избушка — великолепные палаты Резиденции Ночи, в которой теперь восседает Llireadan…

… Ashratt!!!

Во имя Света и Тьмы, ну сколько раз я клялась себе не думать — пока! — не думать об этой твари!…

Почувствовав, как кровь бросилась к голове, я со всей силы запустила гребнем в ни в чём не повинную стену и что есть духу выскочила на улицу, на мороз, подставляя лицо редким колючим снежинкам.

* * *

Снег бодро поскрипывал под сапогами… Скакали по ветвям одетые в серую шубу белки, то и дело сбрасывая вниз белые пушистые облачка; где-то, прильнув к стволу, нечёткой тенью промелькнула куница. Деловито каркая, сновали туда-сюда суетливые вороны, им вторили другие птичьи голоса. Лесная жизнь текла в своём обычном спокойном русле, незатейливо радуясь скупым ласкам зимы.

От моей избушки до деревеньки было около полуоры неспешного пешего хода. В погожий день, такой, как сегодня, это напоминало обычную прогулку по лесу.

Тропинка виляла по сосняку, спускалась по пологому склону и, огибая небольшое замёрзшее озеро, вливалась в тракт. С озера хорошо просматривались покатые крыши первых домов деревни и частоколы подворий, заметённые снегом.

Я миновала тракт и прошла вдоль озера немного дальше. В том месте, где в него впадала узенькая речушка, был проложен бревенчатый мост, от которого было рукой подать до левой окраины Рогачика. Я чаще всего ходила в деревеньку этой дорогой — селяне почти не пользовались ею, потому что трактом было короче и удобней. Я же обычно наведывалась лишь в несколько домов, где жили постоянные заказчики одних и тех же снадобий, и лишних ненужных встреч старалась избегать.

Но на этот раз, когда я вынырнула из-за последней сосны, скрывающей от меня мост, его как раз переходила немаленькая толпа — человек двадцать, а то и тридцать. В основном это были мужчины; кого-то из них я знала, кого-то — нет. Лица первых, уже спустившихся с тёсаных брёвен, я видела достаточно чётко, они были суровы и угрюмы. На правой руке каждого, выше локтя, был повязан платок, одна половина которого была чёрной, вторая — белой.

Похороны…

Я посторонилась, сойдя с протоптанной тропки в сугроб обочины. Процессия, покинув мост, медленно двинулась мимо — по направлению к перелеску, где пряталось скромное деревенское кладбище.

В окружении тёмных тулупов и кожухов ярким пятном выделялось белое одеяние Брата Витина. Агмарилловый Светоч Яроша полыхал в его руках: нестерпимо яркая, слепящая глаза капля белого пламени не подрагивала на ветру — змеёй изгибалась в такт литании, которую вполголоса нараспев читал жрец. Проклятый огонь казалось, насквозь прожигал душу; я с усилием отвела глаза, когда облачённая в белое фигура поравнялась со мной.

Следом за жрецом шестеро дюжих селян несли гроб. Вопреки обычаю он был уже заколочен. Чёрно-белый плат и деревянная подвеска в виде солнца, которыми у людей принято обряжать покойного, были прикреплены поверх тяжёлой крышки. Одним из тех, кто нёс гроб, был Варда — охотник выглядел таким подавленным и настолько ушёл в себя, что, пройдя в двух шагах, меня даже не заметил.

За гробом шествовал Младший Жрец с чёрно-красной хоругвью Таргоса. В нужные моменты он подхватывал литанию хорошо поставленным голосом. Менее выразительный тембр Брата Витина явно тонул в бархатном баритоне Брата Дейариса. Слишком явно. Вряд ли Старшему Жрецу это нравилось, но, во всяком случае, он ничем не выдавал своих чувств и казалось, был целиком поглощён обрядом.

Дейарис, как и все псоглавцы, был на полголовы выше большинства людей, а заострённые кверху уши ещё добавляли ему роста. Мускулистая покрытая шерстью фигура, широкая грудь, вывернутые назад колени — он походил на огромного волка, ходящего на двух ногах, а длинное белое одеяние Жреца Яроша с алой полосой по краю лишь подчёркивало его нечеловечьи черты. Массивное древко хоругви в четырёхпалой ладони смотрелось не тяжелее тростинки…

Неширокий мост, который селяне переходили по двое-трое в ряд, Дейарис перешёл один, и люди, следовавшие за ним, держались самое малое в паре локтей позади, хотя, насколько мне было известно, Младший Жрец жил в деревне далеко не первый год. Я хмыкнула. Люди… А ведь именно странный союз с этой немногочисленной расой принёс вам победу… В обмен на агмарилл псоглавцы выторговали себе жизнь и некоторые привилегии, но даже впустив чужаков в свои поселения и церкви, вы по-прежнему будете ненавидеть и сторониться тех, кто отличен от вас.

Встретившись со мной взглядом, Дейарис едва заметно наклонил голову. Я ответила тем же. Младший Жрец знал дорогу в мою избушку. Хотя слабенькая магия травников и не была официально разрешена Церковью, Светлых Братьев тоже порой мучили кашель и зубная боль. И если бескомпромиссный Витин предпочитал сипеть и править службы с флюсом на пол-щеки, то его помощник, видимо, доверял в таких делах медовому мху и лютении несколько больше, чем магии своего Яроша Пресветлого…

Мимо меня прошли двое парней, которые бережно вели под руки немолодую женщину, плачущую навзрыд. Она была мне незнакома. Мать? Вдова?…

За ними вприпрыжку пробежала стайка мальчишек, щедро рассыпая вослед процессии мелкие угольки и белый известняк, и дорога опустела.

Я поправила сползший с плеча ремешок сумки и ступила на мост. Очень надеюсь, что не все из нужных мне домов отправились провожать своего односельчанина в последний путь. Досадно было бы прогуляться зазря…

* * *

— На-ка вот… — три скляночки и полотняный мешочек перекочевали из моей сумки в руки худенькой, как былинка, девушки. — Тётке своей передашь. Как обычно…

— А тётушка на похоронах дядьки Матьяша, — подтвердила мою догадку Юльче, протягивая мне оплату, замотанную в ткань. — Того, что живёт… жил во-он в том доме…

На створке ворот напротив блестел свежей краской чёрный полумесяц. Знак того, что Таргос Темнейший увёл с собой из этого дома душу. Знак смерти… Когда же в семье рождалось дитя, люди точно так же рисовали на воротах — только белой краской и солнце. Ведь рождение — дар Пресветлого Яроша, Старшего из Братьев-Богов. Как же, однако, всё просто у людей… Рождение и смерть — рука об руку, как Свет и Тьма, день и ночь, Ярош и Таргос. Церковь и… Орден.

Я скрипнула зубами. Юльче истолковала меня по-своему.

— Правда, Шэрин… Бедный дядька Матьяш!

— Всю жизнь, почитай, провёл на охоте — она его и погубила! — рядом со мной у забора остановилась круглолицая старушка в овечьей шали. Она тянула по снегу детские санки, доверху груженные хворостом.

— И где только взялся тот пещерник?! Отродясь в наших краях шатунов не было… — Юльче смахнула снежинку с ресницы.

— Много ты знаешь, «отродясь», — старушка презрительно поморщилась. — Там, в Урочище, чего только не водится. Видать, буря подняла — эвон как мело-то накануне…

Пещерный медведь? Я прикрыла глаза. Да, не повезло охотнику. Тогда понятно, почему хоронили в закрытом гробу…

— Слыхала, перед похороном мужики чего говорили, — продолжала бабка, прищурившись. — Соберутся все разом завтра и пойдут разыщут того пещерника. Не дело это, чтоб шатун близ деревни ошивался… Слышь, ельфа, — вдруг обратилась она ко мне. — Ты того… глянь, может, есть у тебя с собой дурман какой-нибудь… У Матьяша мамка одна осталась, пойду сегодня к ней заночую…

Я порылась в сумке, достала мешочек с успокаивающим сбором.

— Заваришь как чай, поняла? — старуха, прищурившись, кивнула. — Стакана хватит, чтоб проспать до утра. Утром можешь ещё дать… если совсем плохо будет.

— А сама-то как? — вдруг спросила бабка. — В лесу ж живёшь… и не страшно одной?

Я хмыкнула.

— Не страшно.

Самое страшное уже случилось. И виною тому не лесное зверьё.

— И-и-и, — протянула вполголоса старуха, пряча мешочек в карман. — Знамо дело, не страшно…

А, ну да, конечно. Мерзкая богопротивная ельфа. Что ей сделается…

— Бабушка Домра! — воскликнула Юльче.

Но старуха уже дёрнула за верёвку свои санки и двинулась вверх по улице, что-то сердито бормоча себе под нос…

— Шэрин… — девушка повернулась ко мне. Взгляд её был виноватым.

Я усмехнулась. Наивная душа…

— Она права, Юльче.

Застегнула пряжку на сумке и пошла по улице вниз.

* * *

… Дела по дому были закончены, ужин съеден. Толстая свечка, неимоверно чадя, отвоёвывала у сгустившейся темноты небольшой круг тусклого жёлтого света, приютивший стоящую на столе щербатую кружку и небольшой глиняный горшок. Тени, отброшенные ими на стену, походили на морды диковинных существ, то скалящих зубы, то шевелящих ушами… Сквозь печной дымоход до меня донеслось приглушённое уханье пролетевшей над самой крышей ночной совы.

Я сидела у стола и, прикусив губу, тщательно втирала в суставы пальцев густую мазь, резко пахнущую травами. Состав я придумала сама, долго и кропотливо подбирая компоненты — болеутоляющие, придающие гибкость, силу, подвижность… Самый первый вариант этой мази изготовила по моей просьбе старая знахарка, вытащившая меня с того света. Сибилла же первое время и втирала её в мои пальцы, тогда как я впивалась зубами в черенок деревянной ложки, гася рвущийся из горла крик, и всеми силами старалась не потерять сознание… Лишь спустя год с небольшим мне впервые удалось воспользоваться мазью, не прибегая к помощи со стороны. От ложки в зубах получилось отказаться значительно позже…

Я придвинула горшочек поближе, заглянула внутрь. Мази оставалось немного — меньше половины. Ещё на десяток, может — на дюжину раз.

Для того чтобы смешать новую порцию, не хватало льдистой камнеломки — это я отметила ещё во время уборки на чердаке. Капризная маленькая паутинка росла исключительно на больших замшелых камнях, причём только там, где камней было много, выбирая самые внушительные. А так нужные мне цветки в форме крошечных серебристых коробочек появлялись круглый год строго в определённую пору — меж полуночью и рассветом — и только тогда, когда их не могла видеть Луна.

Я вздохнула, припомнив, что новолуние наступило вчера… Что ж, без мази мне — никак. Значит, придётся на днях совершить ночную вылазку в дальний лес, почти к самым горам. Если отправлюсь в дорогу в обед — к полуночи уже доберусь. А, собрав цветки, остаток ночи проведу в охотничьей заимке недалеко от котловины Урочища. Отдохну и, покинув заимку с рассветом, вернусь в свою избушку ещё до сумерек…

Скрипнула входная дверь, которую я специально не заперла на щеколду. По полу потянуло сквозняком. Я подняла голову, уже зная, кого увижу.

— Ну, здравствуй, здравствуй, бродяга…

Кис неслышно вынырнул из тьмы у порога. Однако входить почему-то не спешил. Переступил с лапы на лапу, потом ткнулся чёрным носом в половичок у входа, в кожух, свисающий с гвоздя на стене…

— Есть будешь? — Я отодвинула горшок с мазью в сторону, взяла из стопки на столе чистую миску и потянулась к котелку на печи. — Правда, осталась только юшка, мясо ты слопал два дня назад…

Зверь фыркнул, на миг прижал уши. Самый кончик пушистого хвоста нервно дёрнулся… Ещё. И ещё раз.

Я так и застыла с миской в руке:

— Эй! Ты что же — боишься??

Прежде чем я опомнилась, хират бесшумно развернулся и исчез… Снова чуть слышно скрипнула дверь. Я бегом пересекла комнату, сени и распахнула её.

В лицо ударил поток свежего морозного воздуха.

— Кис!…

Двор был пуст. Снежный покров, казалось, светился во тьме, и безлунная ночь была ясной. Я во все глаза уставилась на две хорошо заметные парные цепочки следов у порога. Хират мне не померещился. Но что с ним? Таким я видела его впервые.

Где-то внутри, под ложечкой, заворочалось, зашевелилось, просыпаясь, неясное чувство тревоги. Оно холодком пробежалось вдоль позвоночника, защекотало кожу на затылке… Я опёрлась о крылечную балку и попыталась собраться с мыслями.

Кого он так испугался? Меня?! Или… Но в избушке я была одна. Никаких посторонних существ — или сущностей — не было, в этом я готова была поклясться. Первых зверь почувствовал бы намного раньше и вообще не зашёл бы в дом. Вторых намного раньше почувствовала бы я.

Я окликнула Киса ещё раз — бесполезно. Поплотнее захлопнув дверь, вернулась в комнату. Внимательно осмотрела свой кожух и тряпичный коврик, привлекшие внимание хирата. Ничего необычного. Ну совсем ничего…

Что ж… Всё, что мне оставалось — это до поры до времени сделать «зарубку» в памяти и утроить бдительность. Причина более чем странного поведения зверя рано или поздно должна проявить себя — в этом я не сомневалась. А когда ожидаешь удар, даже в спину — то намного легче парировать его и нанести ответный…

* * *

«Танцуй…».

Она не просит. Только ласковая Тьма с нежностью матери обнимает за плечи. Только белая морозная корочка мягким скрипом считает шаги. Только силуэты деревьев, окруживших поляну, на фоне безлунного ночного неба выглядят исполинами, что готовы сберечь покой того, кто рискнёт довериться им…

«Танцуй!»

Она не отдаёт приказов. Только ветер внезапно растреплет волосы. Только будут падать и падать, задавая ритм, крохотные снежинки. Только вдруг эхо донесёт откуда-то из тёмной глубины леса отзвуки пронзительно-тоскливого волчьего воя…

«Танцуй» — безмолвно шепчет мне Ночь.

Я слушаю.

Я подчиняюсь.

Потому что Ночь — это я…


… Полушубок, платок и рукавицы с тихим шорохом падают на снег. Следом отправляются простенькие самодельные ножны. Крепко обхватив двумя руками рукоять меча, я делаю самый первый осторожный шаг вперёд.

Шаг. Ещё шаг… Меч тяжёл и плохо сбалансирован. Я привыкаю к нему, пытаюсь его почувствовать. Но в первый момент руки сами тянутся в стороны… Острое, словно боль, желание как прежде сомкнуть ладони на оплетённых драконьей кожей черенках, со свистом взрезать воздух чёрными молниями лезвий, ощущая каждое из них своей частичкой, своим продолжением… Нет!

Усилием воли я гоню наваждение прочь. Этого больше нет, как нет моих мечей-близнецов, сгинувших в Орденских застенках. Как нет моих верных Стражей, навсегда оставшихся в безымянной долине на левом, человечьем берегу реки Теондарр. Как нет больше Shaerriaenne, Rihanne Daerrt — Избранницы Ночи, погибшей у Теондарра вместе со своими Стражами.

Shaerriaenne мертва. Осталась… Шэрин. И счета, по которым нужно платить.


Цепочка скользящих шагов… Прыжок. Наклон в сторону, поворот. Пируэт.

Каждое последующее движение удаётся увереннее. Меч понемногу повинуется моей воле. Но он подобен старику, который тщетно силится повторить действия молодого внука. Что ж — моё счастье, что на чердаке у Сибиллы каким-то чудом нашлось место хотя бы этому клинку… Сейчас главное не то, какой меч я держу в руках. А то, КАК я его держу…


Удар с замаха, блок, подкат. Отражение снизу. Контратака. Поиск брешей в защите и тут же точечный удар, словно жало. Смерть…

Сталь в моих руках то и дело вспыхивает мириадами мерцающих звёзд. Ночь играет со мной, превращая старый меч в сокрушительное оружие, меня — почти что в прежнюю, и послушно рисует тенями до боли знакомый силуэт, милостиво позволяя убивать его сотни, тысячи, миллионы раз… Как же я любила его когда-то… Как же я ненавижу его сейчас!…


Удар, блок, удар.

Llireadan…

… Детьми мы учились искусству боя у одного Мастера. Ты долго не желал признавать, что у меня получалось лучше. А повзрослев, сам смеялся над этим, уверяя, что гордишься тем, что твоя невеста — первая за долгое время женщина-Rihanne Daerrt. «Жезл — королю, меч — королеве» — шутливо разделил ты как-то символы ещё не обретённой тобой государственной власти, обняв меня за плечи. «Да к чему он мне?» — смеялась я — «Всё равно в Мире не найдётся мечей лучше моей пары…». «Ты — Избранница Ночи, моя королева и мой полководец, значит, тебе и меч в руки» — ответил тогда ты. — «А я всего лишь король. Поэтому скромно довольствуюсь жезлом, он и без меча-то довольно тяжёл. Надеюсь, с ним одним я легче управлюсь».

Да, надо сказать, управился блестяще. Твой жезл принял службу меча, воспользовавшись им с максимальной для себя выгодой. А после, в нужный момент, уничтожил его, обернувшись ножом, ударившим в спину…


… Шаг. Снова шаг. Разворот в прыжке. Сложный выпад с выворотом кисти. Слишком сложный… Меч летит в одну сторону, я, подвернув ногу — в другую. Смерть. Мне.

Сотканный из тьмы силуэт смеётся. Мне кажется, я слышу этот смех… Он стоит у меня в ушах. Возможно, это Ночь напоминает мне о том, что реальность жестока. И соотношение сил пока ещё далеко не в мою пользу…

Я медленно поднимаюсь. Массирую руку, иду искать меч. Он лежит в сугробе, бледные искорки неподвижно застыли на стали клинка.

Меч мёртв.

Но когда я поднимаю его, меч оживает… Рукоять ещё хранит тепло моей ладони, волны звёздного света, трепеща, пробегают по поверхности лезвия, я ещё чувствую его вес и баланс…

Медленно замахиваюсь мечом, черчу плавную линию в морозном воздухе, наслаждаюсь чувством продолжения руки в движении клинка… Пусть сейчас это не совсем так, пусть даже я это почти придумала — но когда-нибудь, я точно знаю, это чувство будет настоящим. Оно вернётся ко мне, как понемногу возвращается чувствительность пальцев, память мышц, умения и навыки, что выработаны годами упорных тренировок. А для этого нужно сделать шаг. Ещё шаг… Цепочку шагов. Пируэт. Удар…


… Ночь — единственный свидетель моих тренировок — незримо подбадривает меня, она на моей стороне.

Танцуй, Shaerriaenne. Танцуй…

Ты ведь за этим пришла?

* * *

Камнеломка меня порадовала. Первый же облюбованный мной камень оказался исключительно «урожайным». Россыпь тускло блестящих «капелек» так густо облепила плоскую поверхность, что казалось, будто кто-то разлил на ней жидкое алхимическое серебро. Я, не теряя времени, сняла с пояса небольшой холщовый мешочек и, аккуратно срезая соцветия острым ножом, быстро наполнила его до середины.

В двух шагах отсюда заснеженную землю вспарывал ещё один каменный «рог». Он и помог успешно завершить начатое… Завязывая туго набитый мешочек, я подивилась, как быстро всё удалось. Порою цветков было настолько мало, что в их поисках приходилось углубляться далеко в холмы, внимательно обследуя крупные булыжники и обломки породы.

Эти холмы… Их, пожалуй, даже можно было с натяжкой назвать горами. Я распрямила спину и посмотрела вдаль — туда, где с бархатной дымкой ночного неба почти сливалась громада плоской вершины. Немного дальше от неё к восходу возвышался горб второго холма в окружении свиты бугров и холмиков поменьше. Между холмами тянулось Урочище — каменистый котлован, местами заросший густым кустарником, местами потравленный очажками болот.

Лес океанской волною подкатывал к холмам и, лизнув самое подножие, отступал. Но именно тут, в преддверии Урочища, цвели самые красивые цветы, росли самые крупные ягоды и водилось в изобилии дикое зверьё, что делало эти места настоящим раздольем для охотников. Где-то здесь, по-видимому, обретался и тот самый медведь-шатун, в недобрый час встреченный приятелем Варды…

Я не боялась медведя. Ни одно животное в здравом уме никогда не причинит вреда Rocca, знающему Язык Леса… На случай, если здравый ум у медведя отсутствовал, на моей шее болтался сделанный на скорую руку простенький амулет-«равнодушник». На лихого человека, пожалуй, не подействует — слишком много нужно использовать силы, чтобы погасить по-настоящему злой умысел. А вот зверя или мелкую нежить — тех немногих сущностей, что можно здесь повстречать — тут же заставит потерять интерес к предполагаемой добыче и пойти своей дорогой…

Хрустнула под ногой сухая ветка. С лапатой сосны неподалёку вспорхнула потревоженная ночная птица… Я подавила зевок и поискала глазами в небе Miramirr — звезду, которую люди называют Путеводной. Путешествие в эту часть леса заняло полдня и порядком утомило. Если память мне не изменяет, избушку-заимку следует искать полуночнее, она совсем недалеко…

Очень кстати подвернувшаяся звериная тропка позволила существенно срезать путь. Раздвигая заледеневшие ветки кустов, я ускорила шаг, предвкушая скорый отдых, и на поляну, в дальнем конце которой темнело приземистое деревянное строение, выбралась уже почти бегом. Хмыкнула, усмехнувшись собственному нетерпению… и застыла как вкопанная.

Узкие подслеповатые окошки старого домика тускло светились, разгоняя ночную тьму.

В заимке кто-то был.

Скорее всего, кто-то из местных охотников, накануне вылазки в Урочище или уже после таковой. Частенько выбираясь к Урочищу за растениями, я, случалось, заставала в избушке охотников на привале. Конечно, это было совсем некстати именно сейчас, когда я сама на неё рассчитывала — но, в общем-то, обычное дело…

Однако мой сон как рукой сняло.

Что насторожило меня, я поняла не сразу. Ещё несколько мгновений пристально всматривалась в домик, утопающий в снегу — и лишь тогда сообразила.

Первое, что сделает охотник, оказавшись на зимовье студёной зимней ночью — разведёт очаг, чтобы согреться и поесть горячего. Запас дров в заимке имелся всегда — всякий раз утром, покидая место ночлега, гость по неписаному правилу восполнял его из леса окрест. У заснеженной колоды под скатом крыши и сейчас лежали несколько чурок, аккуратно сложенные в небольшую поленницу…

Но из печной трубы не шёл дым.

Более того, светились не только окна, но и дверной проём — вначале мне даже показалось, что дверь распахнута настежь…

Очень странное поведение для того, кто вроде бы должен бороться за каждую кроху тепла.

Очень странное…

Коснувшись рукояти ножа, заткнутого за пояс, я сделала осторожный шаг назад.

Второй не успела.

На пороге избушки, заслоняя свет, выросла тёмная широкая фигура в длинном плаще. И смотрел человек прямо на меня…


Я не сразу узнала Брата Витина. Не только потому, что, вопреки обычному, он был одет в мирское. Определённо, он был последним, кого я ожидала увидеть здесь в такой час.

А вот он меня, похоже, узнал сразу. И этому явно не обрадовался. Мне не составило труда различить, что густые брови светлого жреца сошлись на самой переносице, и на лбу тут же пролегла глубокая складка…

Мы играли в гляделки ещё пару мгновений, после чего Витин соизволил заговорить первым:

— Зачем ты здесь?

Вопрос повис в воздухе.

— Я тебя спросил, эльфа. Отвечай!

— Моё дело! Что тебе до того? — парировала я довольно грубо. — Я же не спрашиваю, что забыл здесь ты…

— Добрая ночь, Шаэриэнн, — прозвучало вдруг запоздалое приветствие, и моё имя, произнесённое почти без искажения, жутковато резануло слух…

Я резко повернулась вправо. В нескольких шагах от меня стоял, прислонившись к замёрзшему стволу дуба, Брат Дейарис. На нём тоже была мирская одежда. В отличие от Старшего Жреца, он выглядел абсолютно спокойным, и только в глубине узких чёрных глаз горел непонятный огонёк…

— Ты не спрашиваешь, но я отвечу, — псоглавец очень правдоподобно «не заметил» гневного взгляда Брата Витина. — Мы здесь по воле Пресветлого Яроша, Шаэриэнн. Его воля была грубо нарушена…

— Дейарис! — толстый жрец в волнении соскочил с крыльца. — Мы не знаем, что она делала в этом лесу…

— Возможно, она сможет нам помочь, Брат. — Дейарис отвечал Витину, но смотрел по-прежнему только на меня.

— Она эльфа! — выплюнул Старший Жрец, останавливаясь так резко, словно наткнулся на невидимую преграду.

— Именно поэтому. — Дейарис остался невозмутим. — Пусть посмотрит. Возможно, ей откроется что-то, мимо чего прошли мы…

Меньше всего на свете мне хотелось иметь что-то общее с человеческой Церковью. Однако и слугам Яроша не так часто надобилось что-либо от меня…

— Что здесь произошло? — услышала я свой собственный голос прежде, чем успела придумать, как бы исчезнуть поскорее и без особых для себя последствий.

— Убийство. — Псоглавец наконец прекратил подпирать дуб и сделал пару шагов мне навстречу. — Три дня назад деревенские охотники нашли здесь останки своего односельчанина, днём раньше отправившегося к Урочищу за добычей…

— Но ведь его убил пещерный медведь!

— … Мы хотели бы, чтобы ты осмотрела это место и сказала нам, что ты видишь, — Младший Жрец никак не отреагировал на мою фразу, и это навело на определённую мысль.

— Я не колдую!!! — выпалила я в лицо Дейарису.

Это была правда, и это прозвучало вызывающе. Слишком вызывающе, чтобы удалось скрыть настоящую боль.

Дейарис дёрнул уголком губы. Как всегда, непонятно, то ли усмехаясь, то ли щерясь…

— Но когда-то колдовала, не так ли?

— Теперь — нет! — Я рывком сорвала рукавицы, выставила перед собой обнажённые ладони так, чтобы псоглавец мог прекрасно видеть изуродованные пальцы. — И тебе это известно! Ты доволен, жрец??

— Но чувствовать магию ты можешь, — Четырёхпалая лапа внезапно накрыла мою ладонь, плавно, но с силой отводя её вниз.

Лицо-морда зверочеловека оказалась совсем рядом, наши взгляды скрестились, как два клинка, казалось, высекая искры… И тут же, как ни в чём не бывало, Дейарис выпустил мою руку, отступил на шаг назад и продолжил совершенно спокойным голосом:

— Сейчас нужно только это.

Я мгновение постояла, переводя дыхание. Затем нагнулась, подняла со снега рукавицы, натянула обратно на руки. И медленно пошла мимо Дейариса, мимо Брата Витина, пожиравшего меня глазами, по направлению к охотничьему домику.

Чувствовать магию я действительно могла — то немногое, чего Орден, как ни бился, всё же не сумел меня лишить. Но для этого нужно было успокоиться и сосредоточиться — и я заставила себя, всё сильнее прислушиваясь ко внутренним ощущениям…

На поляне следов волшбы не было. Не было их и у входа в избушку, где, как я почему-то решила вначале, и погиб охотник. Но подойдя поближе, я поняла, что дверь, которая издали показалась мне широко раскрытой, на самом деле отсутствовала вообще. Она была с «мясом» вырвана с петель и валялась внутри комнаты в нескольких шагах от порога. Из огромной рваной дыры посредине торчали обломки массивных досок, играя тенями в свете факела, закреплённого в стене…

Страшно представить, какой чудовищной силы был нанесён удар.

А магии — не было.

Я осторожно ступила за помятый порог, уже догадываясь, что увиденное вряд ли мне понравится.

… Кровь была повсюду — на полу, на стенах, на переломанном пополам дубовом столе, на останках разорённого очага… От некогда уютной маленькой заимки не осталось и следа. Казалось, сами стены до основания впитали в себя отвратительные запахи смерти и тлена, и даже неровного слабого света факела хватило, чтобы перед глазами в полной мере предстала жуткая картина произошедшего здесь.

Не холодный расчёт разумного существа, не желание хищника утолить голод и даже не жажда крови берсерка. Первобытная, безудержная ярость — и дикий предсмертный ужас растерзанной жертвы… Я зажмурилась, чувствуя, как становится всё труднее и труднее дышать. Никто из рождённых под этим Солнцем и Небом не убивает ради самой смерти — это свойственно только тем, кто создан вопреки законам Природы. Но, даже призвав всю силу воображения, я не смогла представить себе тварь, способную эманировать ярость такой силы и такой чистоты…

И только здесь, в этом месте были слышны слабые отголоски какой-то волшбы на самой границе чувств… Следы старые и, если можно так выразиться, «несвежие», причём заклятье явно творилось не тут и не тем существом, что убило охотника. Самым странным было то, что как ни силилась, я так и не смогла определить ни то, откуда появилось это существо, ни природу использованной магии… То мне казалось, что волшбу творили люди — меня захлёстывало волной отвращения, словно я наяву чувствовала силу проклятого агмарилла… То, напротив, вдруг ощущалось что-то своё, неуловимо родное, так, будто я сама когда-то сплела воедино волны серебряного лунного света — сотворив?… призвав?… повелевая??

Что-то ещё, знакомое и незнакомое, объединяло несочетаемое и дарило неизведанное прежде чувство прикосновения к чему-то то ли абсолютно новому, то ли безумно древнему… На что походило больше, я понять так и не смогла. Мотнула головой, сбрасывая пелену наваждения, и выбежала прочь, с наслаждением глотая свежий холодный воздух…

Брат Витин и Брат Дейарис молча ожидали меня на поляне.

— Что ты видела, эльфа? — обратился ко мне Старший Жрец.

— Почти ничего. — Я посмотрела на псоглавца, отвечая ему. — Следов почти нет… Очевидно одно: тварь, убившая охотника — порождение магии. Откуда она взялась и куда потом делась — я не знаю. Что до той магии, то её происхождение мне тоже неясно…

— Я говорил, что это пустая трата времени, — процедил Витин Дейарису. — В лучшем случае — пустая…

И в этот момент мой взгляд зацепил сугроб снега у самого крыльца.

Нет… Не показалось.

Ледяной налёт на поверхности сугроба… В беспорядочной на первый взгляд россыпи мелких льдинок явно преобладали ярко-голубые. Мне не обязательно было ни присматриваться к ним, ни брать их в руки, чтобы с уверенностью сказать, что льдинки эти остренькие и очень студёные, все как одна, и собраны они как будто бы в маленькие группки на небольшом расстоянии одна от другой. Группки, очень похожие на следы…

Чьи это следы, я знала превосходно.

Брат Витин, успев перехватить мой взгляд, направился к сугробу. Зачерпнул горстью снег, пропустил сквозь пальцы белоснежную крошку… Одинаково мелкую и одинаково холодную.

— Что это?

— Снег, — я неопределённо пожала плечами. Нет, маленький, я тебя не выдам…

— Ты издеваешься, эльфа?? — даже в темноте ночи было видно, как побагровел толстый жрец.

Дейарис сделал маленький шаг вперёд, оказываясь между ним и мною.

— Ты спросил — я ответила.

— Шаэриэнн. — Младший Жрец легко коснулся плеча Старшего. — У тебя наверняка были свои дела, от которых мы тебя отвлекли. Более мы тебя не задерживаем… Ты помогла. Мы не забудем… Ступай. И будь осторожна.

Я не собиралась заставлять себя упрашивать… Как не собиралась и прощаться. Но с поляны уходила так, чтобы не выпускать церковников из поля своего зрения так долго, как только это было возможно.

Всё это время псоглавец что-то тихо говорил человеку; последний внимательно слушал. Ко мне они, казалось, потеряли всякий интерес. Ну и слава их богам, если это действительно так…

Разумеется, я направилась домой, в избушку старой Сибиллы. И плевать, что идти предстояло полночи…


… Когда поляна с заимкой осталась далеко позади, я, выбравшись на очередной пригорок, обернулась. В той стороне, откуда я шла, вдалеке над верхушками деревьев полыхало белым огнём зарево магического пожара. Жрецы использовали агмарилл, навек стирая с лица земли вместе с заимкой память о страшном событии.

Я покачала головой. Если бы всё было так просто…

Убившее охотника существо не сгинет вместе с памятью. И почти наверняка в скором времени напомнит о себе.

Надеюсь, церковники это тоже понимают…

* * *

Я не солгала Дейарису — я действительно больше не колдовала. Практическая магия Rocca, в особенности так любимая некогда мною боевая, немыслима без пассов и жестов — а их применение требует ювелирной точности и ловкости даже в мелочах. С моими нынешними пальцами нечего было и пытаться. А я поначалу пыталась… Но увы — смогла уяснить только одно: с мечом у меня ещё оставались какие-то шансы если и не вернуть прежнее мастерство, то хотя бы достигнуть уровня, достаточного для осуществления своего единственного плана на будущее. В отношении же магии шансов не было совсем…

Однако и здесь была маленькая лазейка, почти незаметная на фоне того, что принято обычно понимать под волшбой… В моём распоряжении по-прежнему оставались предметы, начертание знаков, формулы-слова… Пусть эта магия давно уже считалась примитивной и имела очень ограниченные возможности — в моём нынешнем положении я была рада и им. Да, я больше не была способна подкрепить магией удар клинка или сотворить мгновенный портал — зато, потрудившись, могла соорудить амулет из травы или камня и зачаровать его простеньким наговором. Или, рассчитав и начертив нужную иксограмму, использовать Призыв…

По счастью, того, кого я сейчас собиралась Призвать, связывали с моим народом давние и крепкие узы, поэтому звезда, изображённая на снегу позади моей избушки, насчитывала всего лишь пять лучей, и они были равными. Отойдя на пару шагов, я придирчиво осмотрела получившуюся пентаграмму, потом, вернувшись, кончиком заострённой палочки кое-где подровняла края, в нужных местах вывела несколько положенных по случаю рун. Рассчитав расстояние, стала строго между двумя лучами, ориентированными на полдень. И, наконец, зачерпнув полную пригоршню снега у своих ног, швырнула его в самый центр изображённой фигуры…

Утро выдалось пасмурным, но спокойным. Серое небо то и дело встряхивало распростёртыми крыльями, наземь осыпался реденький белый пух, и это тоже было сейчас как нельзя кстати…

Староэльфийская речь в морозной тишине зазвучала особо торжественно… Я сосредоточилась, усиливая нажим, произнесла одно за другим Обращения — и руны на снегу, по мере того, как я называла их, отвечали мне лёгким серебристым светом.

«Во имя Ночи, Вечной и Всемогущей, во имя Зимы, Владычицы Хлада, Снега и Льда, по праву Старшего над Младшим, взываю: Кари — Снежный Дух, услышь меня!»

Снежинки в центре звезды заклубились, вдруг подхваченные возникшим «ниоткуда» ветром, взметнулись вверх бурным фонтанчиком, сближаясь, уплотняясь… Мгновение — и передо мной в воздухе возникло небольшое пушистое облачко. Выпустило четыре «лапки», смешно взмахнуло ими, спрыгивая с вьюжащего потока на слежавшийся наст. Спружинило, по-кошачьи выгнув «спинку» — и тут же подняло ко мне забавную круглую мордочку с двумя большущими чёрными глазами. Эти глаза вопросительно уставились на меня, и в голове сразу же всплыла целая цепочка мысленных образов:

«Призвавшая зовёт Кари. Кари слышит. Кари приходит».

— Благодарю тебя, Снежный Дух, — вслух ответила я. — Мне очень нужна твоя помощь…

Кари в нетерпении подпрыгнул, словно козлёнок. Стоять на одном месте было непосильно тяжко для этого малыша.

«Призвавшая спрашивает».

Я опустилась на колени, медленно — чтобы не испугать маленькое существо.

— Дай мне увидеть того из вас, кто три ночи назад побывал в лесу у самых холмов, возле старой охотничьей избушки…

«Время…».

— Я подожду.

Кари подпрыгнул, взбивая лапками снег, и опал на землю горсткой белого пуха. В том месте, где он только что стоял, осталось лежать несколько крошечных голубых льдинок…

Я не двигалась с места, догадываясь, что долгим ожидание не будет. И действительно — через считанные мгновения снежинки снова соткались вместе в знакомую маленькую фигурку.

«Кари здесь».

— Скажи мне, Снежный, — я поняла, что передо мной теперь другой Кари — тот, который мне нужен. — Что произошло три ночи назад там, у охотничьего домика? Что ты видел?

Кари прищурил глазки, вспоминая. Я приготовилась «ловить» образы, которые миг спустя обрушились на меня рекой…

«Снег. Много… Так хорошо, так весело… Лес спит, всё вокруг спит, не мешает, не тревожит… Ветер, сильный ветер… Звёздный свет. Темнота. Простор… Много прыгать, резвиться… Радость…».

— Человек, — подсказала я, чувствуя, что рискую утонуть. — Охотник…

Малыш ковырнул снег передней лапкой, прерываясь с видимым сожалением.

«Человек…». — послушно продолжил он. — «Приходит один. Очень устал… Не хочет снега, не хочет ветра. Идёт в домик. Спит…».

Однако красочную «реку» образов будто бы перекрыли… «Договаривал» Кари с явной неохотой, словно через силу. А затем поток и вовсе прервался.

— А потом? — я подалась вперёд. — Что было потом, Снежный?

Но Кари молчал, будто погрузившись в транс. Чёрные глаза глядели прямо на меня — и мимо. Даже подпрыгивать перестал.

— Снежный Дух! — я перешла на староэльфийскую речь. — По праву Старшего над Младшим…

Внезапно малыш дёрнулся, словно животное, укушенное змеёй.

«Зло!!!» — буквально «завопил» он. — «Ужас!… Ненависть!… Много, много ненависти!… Ненависть ко всему, что живёт! К человеку… Он близко… Он не знает… Он обречён!…».

— Ты видел его, Снежный?

«Да!»

— Что это было??

«Смерть!!!»

Серебристый свет над рунами затрепетал, рискуя угаснуть. Кари прыгнул вперёд, потом назад, заметался по узкому «пятачку», огороженному начертанными на снегу линиями…

— Магия? — быстро крикнула я, понимая, что теряю контроль над ситуацией.

«Да!» — «взвизгнул» Кари, в очередной раз налетев на невидимую преграду. Я буквально наяву слышала, как «трещит по всем швам» моя звезда…

— Нежить?

«Да! Нет!»

Я опешила:

— Как это??

Кари не ответил, изо всех своих силёнок «штурмуя» полуночный луч. Моё время убегало, как песок сквозь пальцы…

— Откуда оно пришло?

«Лес!»

— Откуда оно в лесу?

«Родилось… Его дитя…».

Я вообще перестала что-либо понимать:

— Нежить — дитя Леса?!

«Ему помогли…».

Яркая вспышка — и пентаграмма исчезла… Хлопья снега полетели мне прямо в лицо, я отшатнулась, отплёвываясь и фыркая, а когда разлепила глаза — Кари уже не было. Только беспорядочно разбросанные там и сям голубые льдинки напоминали о том, что мой Призыв был услышан.

Я перевела дух. Определённо, вопросов в результате вышло больше, чем ответов… И второе — Кари, разорвавший чары Призыва?! С таким я ещё не сталкивалась, хотя заклятье действительно было не из самых сильных. Видимо, страх, испытанный маленьким существом, на сей раз пересилил его повиновение…

Ладно… Надо всем этим стоило подумать. Тем более, я действительно устала — даже не столько по причине волшбы, сколько оттого, что, вернувшись из леса, ещё не ложилась спать.

Я встала со снега, чувствуя себя почти разбитой. Собрала остатки сил и тщательно затоптала то, что осталось от пентаграммы, вместе со следами малыша. Не нужно было, чтобы на них вдруг случайно наткнулся бы кто-нибудь посторонний.

Моя обитель манила теплом — перед тем, как идти говорить с Кари, я догадалась растопить печку. Я прошла в светёлку, на ходу сбросив кожух и безрукавку прямо на стоящий у входа сундук, быстро стянула обувь. Рухнула на кровать и почти сразу же провалилась в глубокий тяжёлый сон без сновидений.

* * *

Их было несколько. Трое?… Четверо?…

Пятеро.

Одна женщина, остальные — мужчины, все хорошо вооружены. Шли из леса, со стороны деревни, двумя факелами подсвечивая себе дорогу в сгустившихся сумерках. Быстро шли, почти бежали…

В том, что люди направлялись именно к моей избушке, сомнений не было. Двое встали перед самой дверью, трое, протаптывая в сугробах под стеной глубокие бороздки, поспешили к окну…

Я отчётливо ощущала всю гамму их эмоций — волнение, растерянность, злость, отчаяние, страх… Но ничего, направленного против меня. И потому по-настоящему проснулась только тогда, когда в ставни глухо застучали сразу несколько кулаков.

— Шэрин!

— Шэ-эрин!!

— Шэрин…

Я едва не свалилась с постели, уронив подушку на пол. Схватила было сапог — но тут же отшвырнула его в сторону и кинулась к окошку как была, босиком.

Такую толпу к моему дому считай, в ночь, в подобной спешке не могло привести ничего хорошего…

Ставни жалобно скрипнули, распахиваясь на всю ширину. Мне хватило беглого взгляда на бледные вытянутые лица, чтобы понять: всё не просто плохо. Всё намного, намного хуже…

— Кто? — «каркнула» я хриплым спросонья голосом.

— Орен… И Марек…

— Томаш…

— Варда…

Ashratt Daebbr!!! Четверо…

— Когда? — руки уже дёрнули сумку с табуретки. Я заметалась по комнате, быстро складывая всё необходимое… и всё, что возможно могло понадобиться.

— Так… вот-т же. Д-днём… — ответила мне женщина, слегка заикаясь. — К-когда на медведя ходили…

— Медведь?? — я чуть не выронила сумку. — Какой к Ashratt'у медведь?! Ваши церковники… вам что, ничего не сказали??

— Ну… Брат Витин там. Помогает раненым… — протянул стоящий ближе всех у окна мужчина.

— К-когда их п-принесли, столько к-крови было!… — всхлипнула женщина, прижав к лицу конец платка. — С-столько крови!…

— Ельфа, миленькая! Ты уж того — поспеши, а? Брат мой там, Томаш… — тихо попросил молодой худощавый парень, комкающий в руках шапку. Хлюпнул носом совсем как ребёнок и еле слышно добавил: — Ему больше всех досталось… Хоть бы жил!…

Я в сердцах плюнула на пол, поспешно влезая в сапоги и кожух. Ashratt их поймёт, этих людей, и уж тем более их проклятую Церковь! Мне действительно непонятно было, почему промолчали Жрецы — может, конечно, просто не успели вернуться к уходу охотников в лес — но разбираться в этом сейчас было недосуг. Тем более что эти несчастные всё равно ничего не знают, они прибежали за помощью…

— Идём! — я забросила сумку на плечо, выскакивая на порог. Двое ожидающих меня там селян хмуро попятились, сопя за спиной, пока я притворяла дверь.

Мужчины, держа наизготовку мечи, полукольцом окружили меня и пришедшую с ними женщину. Молодой парень — тот, что говорил о брате — выдвинулся немного вперёд, освещая дорогу факелом.

Не теряя времени, которого, по моим смутным подозрениям, у нас и так практически не было, мы нырнули в лес, торопясь скорее попасть в Рогачик…


Всех раненых снесли в одну просторную избу, вокруг которой, несмотря на поздний час, толпилось полно народу. Жгли смоляные факелы, бестолково топтались на месте, переговаривались, напоминая встревоженный пчелиный рой…

«Глянь! Ельфа… Ельфу привели…». — загудело вокруг.

Мои сопровождающие, не церемонясь, попросту растолкали тех, кто стоял на пути к высокому срубному крыльцу, давая мне возможность подняться на ступени. Я дёрнула дверь на себя…

Поток яркого света резанул глаза, заставив прищуриться — но я уже пробежала просторные сени, на ходу скидывая сумку, краем глаза заметив кровь, размазанную по соломенной подстилке…

… Они лежали на лавках, на столе и даже на полу. Четверо молодых мужчин с мертвенно-бледными лицами. Двое слабо шевелились и постанывали, двое лежали ничком. Кроме них в комнате тоже находилось множество людей. Какая-то дородная старуха сиплым голосом отдавала приказы группке женщин; те без конца бегали, суетились вокруг раненых, таская воду и тряпки. Воздух вокруг, казалось, трещал от магии, — у стола спиной ко мне над одним из несчастных склонился Брат Витин, бормоча свои Обращения…

Я на мгновение застыла на пороге, оглушённая близостью ненавистного мне агмарилла, но стиснула зубы и, пересилив себя, шагнула вовнутрь.

Отстранила, потянув за плечо, одну из женщин, заслоняющих лежащее на полу тело — та было возмутилась, но увидела меня и прикусила язык.

Нет, этот парень явно был не жилец… Это было ясно с первого взгляда. Шея, грудь, живот — ни единого живого места… Шансов не было. Никаких…

Однако я всё же присела на корточки, наклонилась. Быстро проверила дыхание, пульс, зрачки. Увы, всё только подтверждало то, что я и так уже поняла — душа покинет это тело ещё до утра…

Я поднялась с колен, поймав на себе взгляд, полный страдания и мольбы… Встретилась глазами с красивой молодой женщиной, держащей на коленях голову парня. Едва заметно покачала головой и, переступив через ворох рваных бинтов под ногами, шагнула к следующему, стараясь не слышать за спиной безудержных, исступлённых рыданий…

… Здесь было проще — всего лишь разодранное бедро. Охотник был в сознании, но держался молодцом — только закусил губу от натуги. Так… Потерял много крови, и сейчас, несмотря на то, что удалось пережать повреждённый сосуд, корпия, которой была прикрыта рана, уже насквозь пропиталась алым… Я поднесла к его губам флакончик с болеутоляющим эликсиром, принудила запрокинуть голову, чтобы выпил одним глотком. Не самое приятное на вкус зелье, знаю. Но так хотя бы будет возможность сделать вот это…

Я принялась аккуратно сдвигать набухшие кровью бинты, щедро посыпая рану серым порошком из другого флакона, попутно проговаривая себе под нос обычную в таком случае кровезатворяющую формулу… Мужчина вскрикнул и почти тут же обмяк на руках кинувшегося к нему товарища. Полностью заглушить всю боль от этой процедуры травяной эликсир был не в силах, однако гибель от болевого шока теперь охотнику не грозила. Убедившись, что кровь больше не идёт, я обработала рану обеззараживающим настоем и, вставая, достала из бокового кармана сумки кусочек побега ядучки. Бросила в руки друга охотника — он на лету поймал и, следуя моему жесту, разломил его и поднёс к носу раненого. Тот закашлялся, приходя в себя — а я уже спешила к следующей лавке, на которой лежал невысокий коренастый мужичок с рваной раной в плече.

Впрочем, здесь ситуация уже была взята под контроль. Имевший место вывих к этому моменту вправили, и та самая толстая старуха, что, видимо, была здесь за главную, сноровисто зашивала бывшую не такой уж глубокой рану прокипяченной суровой ниткой… Судя по осоловелым глазам мужика, неподвижно глядящего в одну точку где-то на потолке, от боли его избавили с помощью магического транса. Грубо, но эффективно…

Здесь мне делать было нечего. Но оставался ещё четвёртый раненый. Я повернулась… и в этот миг жуткий, нечеловеческий вопль, донесшийся от стола, заставил буквально подскочить всех, кто сейчас находился в доме.

Брат Витин уже не бормотал — он почти выкрикивал непонятные большинству его соплеменников слова на чужой, Церковной Речи, высоко над головой держа агмарилловую звезду, которая стремительно наливалась белым светом. А лежавший на столе человек, раненый в живот, кричал дико, кричал бешено, не приходя в сознание, и извивался словно червяк, попавший на рыболовный крючок…

Отторжение!… Зубы предательски заскрежетали. Я слишком хорошо знала, что это, для того, чтобы поверить, что этого не может быть…

Раньше, чем успела понять, что делаю, я одним прыжком оказалась рядом со Светлым Жрецом и что было силы толкнула его в бок. Не ожидавший подобного Витин отлетел на несколько шагов в сторону. Светоч выпал из его рук. Глухо застучал по полу, покатился под стол, угасая на ходу…

— Ты… Да как ты смеешь, мерзавка!!!

В мгновенно воцарившейся гнетущей тишине толстый церковник ринулся ко мне, замахиваясь кулаком… Я без особого труда блокировала удар предплечьем, увернулась с траектории, оказавшись за правым плечом жреца, и крикнула ему прямо в ухо:

— Он умирает!!! Ты почти убил его, неужели не видишь?!

— Ты!… Маленькая… Паршивая… Дрянь!!!

Второй удар Брата Витина также не достиг цели. Борясь с отчаянным желанием ударить его в ответ, я отскочила к дальнему концу стола.

— Агмарилл! Ты пытаешься исцелить его, но для него это — смерть! Как… как для эльфа, для любого не-человека… Ещё немного — и он умрёт, умрёт страшно! Забери подальше свою звезду…

— Я… Тебя!…

И тут случилось то, чего я меньше всего ожидала. У меня… внезапно появился союзник.

— … Брат Витин! — Хриплый бас принадлежал дюжему мужчине, чья широкая спина в этот самый миг загородила меня от разъярённого церковника. — А может, ельфа-то… пусть её, а?

— Что-о-о?! — этот визг, похоже, должен был означать рёв… — Да ты! С-с-святотатец!!! Да ты… Ты знаешь, что я с тобой сделаю?!

— Пущай попробует, Светлый Брат… — мужчина вроде бы просил, но звучала просьба весьма решительно. — Я подумал… Ведь то, что на нас там, в лесу, напало… Мож-быть, то такая дрянь, что самой магии Пресветлого… ну, отвратна? И так отвратна, что и раненого этой гадиной она за неё принимает? И изничтожить хочет… А ельфа… ну, что она? Травки там муравки всякие… худа от этого уж точно не будет. Куда уж оно, хуже-то…

Говоря, он аккуратно, но уверенно оттеснял пышущего ненавистью жреца подальше от стола. Видя такое дело, второй человек уже поднял с пола агмарилловую звезду, аккуратно оттряхнул от пыли… Тем временем кто-то сзади осторожно постучал меня по плечу, а когда я обернулась, легонько кивнул головой — иди мол, смотри…

Я приблизилась к столу с противоположной от жреца стороны. Раненый был без сознания, весь в крови и поту. Я с трудом узнала Варду, который лишь недавно в добром здравии наведывался в мою избушку…

При ближайшем рассмотрении оказалось, что задет даже не столько живот, сколько бок. Рана была очень нехорошей… но ещё можно было побороться. Я глубоко вздохнула, задержав дыхание — от остаточных следов агмарилловой волшбы, словно от ледяной воды, сводило скулы и зубы — и замерла оттого, что поняла:

— А ведь ты, похоже, прав, охотник…

Придуманная широкоплечим селянином на ходу небылица оказалась до невозможного близка к истине. Дело было вовсе не в том, что организм раненого по какой-то причине вдруг отверг целительную магию агмарилла, как мне это показалось вначале…

Проклятый агмарилл не лечил — он убивал человека! Убивал жестоко и быстро.

Но почему?!

Я подалась вперёд, фокусируя на раненом иное — внутреннее — зрение… Мне нужна была его аура.

Перед глазами понемногу начали проступать радужные переливы, и я, не мешкая, сосредоточила внимание на том, что могло мне помочь…

Так… А ведь Брат Витин на самом деле пытался его спасти! Вот следы формул, которые он применял — снятие боли, заговор крови, попытка срастить рассечённые ткани… Простая и грубая магия людей, к тому же исполненная весьма «кустарно»- определённо, Старший Жрец не особо знался на целительстве. Но при обычных условиях, да ещё и опираясь на агмарилл, он справился бы неплохо…

Мне было известно о свойстве проклятого металла «сглаживать шероховатости» человеческой волшбы, вмиг преображая её: словно вырубленного топором деревянного идола — в изящную статуэтку тончайшей работы. Это было одной из причин того, почему люди оказались сильнее…

Но сейчас… Что-то пошло не так.

Я озадаченно моргнула. По всему выходило, что агмарилл убивал вопреки целительским формулам, которые применял Светлый Жрец!… Мгновения, когда Светоч прекратил действовать во благо и начал — во зло, мне уловить не удалось. Но вот же они, как на ладони — чёрно-бурые разводы, от которых просто разит смертью, рвущейся с поводка… Ещё бы пару мгновений — и спасать охотника было бы поздно.

Почему так? С тех пор, как псоглавцы открыли людям тайну агмарилла, его сила и мощь была исключительно на пользу последним. И только им…

Агмарилловый Светоч должен был помочь человеку, а не убивать его. Может, и вправду, принял охотника за то существо, что так жестоко разделалось с ним?

Лежащий на столе Варда дёрнулся, застонал. Я поспешила вернуть себе привычное зрение — что делать, я уже примерно поняла, а большего аура всё равно не поведает…

Я протёрла руки чистой тряпкой и полезла в свою сумку. После такого масштабного магического воздействия становилось ясно, как лунная ночь — любая лишняя волшба может стать для человека смертельной… Даже среди растительных эликсиров нужно было выбрать такие, в основе которых были бы в первую очередь природные, а не магические свойства ягод, деревьев и трав. К счастью, в сумке нужные снадобья были.

А теперь — очень внимательно… Никаких напевов, никаких формул. Просто… Просто. Здесь — промыть, тщательно, но очень осторожно — чтобы кровь не пошла сильнее… Сюда — тампон, густо смоченный в растворе с неприятным запахом; этот запах усиливается по мере того, как очищается рана — что ж, иногда жизнь пахнет и так… Обезопасить, обеззаразить… Пережать, стянуть, соединить. Присыпать или смочить — где щедро, не скупясь — а где и совсем слегка, с особой тщательностью отмеряя капли или крупинки… Зажать, закрыть. Теперь перебинтовать — так, чтобы было одновременно и туго, и не слишком давило… Ещё пара витков, закрепить конец. Фух-х. Всё…

Под пристальными взглядами множества людей, держащихся толпой, но на почтительном расстоянии от стола, я устало вздохнула, прежде чем начать собирать разбросанные склянки и пузырьки. Отчаянно работая локтями, ко мне из глубины горницы протолкалась давешняя старуха, уже, по-видимому, закончив с лечением своего подопечного… Я не стала ожидать, пока на меня набросятся с расспросами.

— Если дотянет до утра — будет жить… Перенесите его в постель, только аккуратно. — Кивнула на оставшийся на столе увесистый мешочек. — Этим будете отпаивать, когда придёт в себя. Им же пропитывать бинты, когда будете менять повязки. Да… Если есть при нём какие амулеты, обереги — попрячьте. И это — пусть пока побудет дальше от него…

Я потянулась к шее Варды, аккуратно подцепила за ниточку висящий на ней крошечный Светоч и разрезала нить ножом. Преодолевая отвращение, подхватила второй конец нити, не давая куску агмарилла упасть, и вытянула руку с качнувшейся в воздухе звёздочкой вперёд. Дюжий охотник — тот, который заслонил меня от жреца, поколебавшись, сделал шаг мне навстречу, протягивая ладонь, в которую я с видимым облегчением и поспешила опустить звезду…

— Будь! Ты! Проклята!!!

За неимением лучшего варианта, Брат Витин попытался испепелить меня взглядом, полным злобы и ненависти. Когда не получилось, резко развернулся и исчез за порогом, успев бросить:

— Богомерзкая ведьма! Ты за это поплатишься!…

Громко хлопнула дверь и на мгновение стало совсем тихо — так, что слышно было бы муху, вздумай она пролететь… Затем замершие было в нерешительности люди вдруг резко вспомнили, чем они до того занимались, и в избе опять возобновилась суета. У стола, на котором лежал Варда, моё место заняла громкоголосая старуха и теперь, повинуясь её указаниям, трое мужчин осторожно перекладывали лежащего без сознания охотника на широкую грубую простыню — видимо, готовясь-таки его перенести.

Я постояла у стенки, прикрыв глаза и постаравшись отрешиться от всего вокруг. Это было нетрудно — теперь, когда я перестала быть нужна, на меня просто больше не обращали внимания… Когда силы немного восстановились, я застегнула кожух поплотнее, накинула сумку на плечо и, никем незамеченная, вышла в ночь, оставив за спиной залитую светом избу с кровью на полу и людским галдежом.

Толпа во дворе заметно поредела — во-первых, больше нечего было ждать новостей, ну, а во-вторых, прошло уже довольно много времени — за полночь давно перевалило, и морозец крепчал… Но самые стойкие мужики — а таких всё же было немало — остались. Собрались по неравным кучкам в разных концах двора и негромко переговаривались, поглядывая на светящиеся окна — с беспокойством, но без прежней суеты. Когда скрипнула дверь, те, кто стоял ближе всего к крыльцу, обернулись.

— Ну что, ельфа? — спросил один, нещадно дымя самокруткой.

О состоянии охотников им уже было известно, и вопрос был дежурный.

Я пожала плечами.

— Сделала, что смогла.

Как я и ожидала, интерес ко мне тут же потеряли. До меня то и дело доносились обрывки фраз. Я не вслушивалась, но поневоле складывала в голове недостающие фрагменты мозаики.

«Дейарис…». «… в церкви» «… всеночное».

Ну, разумеется… Кроме четверых раненых были и убитые, по которым сейчас правится всеночное бдение. И правит, разумеется, Младший Жрец — псоглавцы практически не колдуют, они не могут использовать агмарилл подобно людям, хоть он и не опасен для них так, как для всех остальных разумных рас. Помощь Дейариса раненым была бы бесполезна…

«… у Гнилого Болотца…». , «разошлись на две группы…». , «… напал внезапно…».

Тут ничего нового. Разве что одно — непонятная тварь проявила себя гораздо ближе к деревне, чем в первый раз.

«… никто не видел…». , «… пошли искать, когда не вернулись…». , «… только раненые и убитые…».

Я вздохнула. Всё понятно.

Что и говорить, на «почётный эскорт», с которым меня препроводили сюда, в обратную дорогу я могла не рассчитывать. Но, если честно, я даже была рада этому. Люди мне уже успели изрядно надоесть, а до своей избушки я вернее доберусь без приключений, если буду одна.

Я пересекла двор, вышла за калитку, аккуратно притворив её за собой, и медленно зашагала по знакомой дороге в лес, только сейчас каждой клеточкой ощутив, насколько сильно устала.

Готова поспорить, никто даже не обернулся мне вслед…

* * *

Ночь за окном понемногу бледнела, стыдливо пряча лунный взгляд за туманной дымкой вуали — казалось, её очень смущали скромные объятия серенького зимнего рассвета, которые, впрочем, с каждым мгновением становились всё смелее и настойчивей…

Вернувшись в избушку целая и невредимая, я не стала тратить время и силы на доступную мне простенькую охранную магию для своего жилища. Поборола глупое искушение придвинуть ко входной двери стол… или сундук… или и то и другое. Это всё равно было бы бесполезно… Только слазала на чердак, чтобы достать меч, и теперь он лежал посреди стола — смутно различимыми в темноте комнаты очертаниями напоминая действительно хорошее оружие.

Меч бы мне тоже не помог. Но мне хотелось, чтобы он, как когда-то раньше, просто был рядом…

Я даже не зажгла свечу. Сбросила верхнюю одежду, быстренько ополоснула руки в тазу у входа, плеснула студёной водой в лицо. А потом забралась на постель, которую так и не удосужилась разложить. Села, обхватила руками колени — и принялась думать…

Что я знала о существе, невесть откуда объявившемся вдруг в лесу? О монстре, так жестоко растерзавшем одинокого охотника? О твари, что без труда расправилась с целой группой сильных вооружённых людей, вышедших на её поиски, и исчезла практически бесследно?

Да почти ничего.

Только то, что совершить подобное не могло ни одно из известных Миру живых существ.

Ответ был на первый взгляд, очевиден.

Нежить.

Но…

И вот тут начинались странности.

Во-первых — за исключением того слабого магического «эха» неясной мне природы, которое я засекла в заимке, я совершенно не чувствовала тварь, как это было бы, появись в лесу внезапно любая нежить, обладающая подобной силой. Лес бы не принял её — выдавал, как нечто чуждое, грубо вторгшееся в многосложную природную гармонию, разбившее естественный порядок. Для Говорящего-с-лесом это существо было бы подобно тёмному камню, брошенному на песчаное дно прозрачного как слеза пруда. Не заметить его было бы невозможно. Однако в этот раз «пруд» для меня был «кристально-чист»… Весь обратный путь от деревеньки до Сибиллиной избушки я пыталась Говорить, но сколько ни силилась услышать хоть что-нибудь непривычное, особенное — всё было бесполезно. Ничего настораживающего. Кроме того, что лес упорно не желал выдавать свою тайну…

Во-вторых, было ещё то, что успел сказать мне маленький Кари…

«Магия?» — «Да!» — «Нежить?» — «Да! Нет!» — «Откуда оно пришло?» — «Лес» — «Откуда оно в лесу?» — «Родилось… Его дитя».

Смысл полученных образов ускользал от меня тем дальше, чем сильнее я старалась его разобрать. Как существо может быть и не быть нежитью одновременно?! Что за нелепица?… И потом, нежить — дитя Леса?! Первое само по себе противоречит второму, ведь нежить — порождение магии, но никак не природы…

Что это?

Может, я просто неверно поняла Снежного Духа? Но — нет, образы были хоть и быстрыми, хаотическими, однако достаточно чёткими. Исключено…

Чем больше я размышляла, тем сильнее во мне крепчало досадное предчувствие: относительному покою ставшей уже привычной для меня полуотшельнической жизни неумолимо наступает конец. И уже наверняка было ясно, что ни я, ни жители Рогачика больше не могли считать себя в безопасности… Единственную возможность хоть в какой-то мере защититься дала бы правда о существе, и нужно было постараться найти её как можно быстрее.

Я спрыгнула с кровати, быстрым шагом пересекла светёлку и откинула крышку старого сундука. Кое-что из его содержимого сейчас могло пригодиться.

Пора было действовать.

* * *

Самое основное место в моих планах занимало заклятье Призыва, уже единожды пришедшее мне на помощь. Я потратила уйму времени, терпения и сил — и была жутко разочарована, потерпев в результате полную неудачу…

Кари упорно не желали говорить со мной. Не имея возможности не явиться на зов, они при этом попросту «увиливали» от общения под видом того, что меня не понимают. Получалось у них мастерски… Битый час любуясь на безмятежные пляски снежных малюток внутри пентаграммы — единственный ответ на любые мои расспросы — я окончательно убедилась в том, что бессильна заставить Духов поведать мне больше, чем они уже сказали…

Практически то же было и с другой призванной мною к «разговору» мелкой нежитью. Суровые, похожие на ожившие грибы, Болотники, проворные Лесовички, крошки-Ховрашки, обитающие под корнями деревьев — все они либо отмалчивались, либо утверждали, что ничего не знают. Так, сморщенная сухонькая Еловая Матушка с готовностью выбралась из ближайшего заснеженного дупла со мной «поболтать» — не так уж много у неё находилось в лесу собеседников. Однако когда я спросила, не случалось ли в этих краях в последнее время чего-нибудь странного, страшного, неправильного, не появлялись ли необычные существа — лишь долго качала похожей на прошлогоднюю шишку головой… На вопрос, не родился ли недавно кто-то особенный в её владениях, скрипучим голосом принялась перечислять все прибавления в звериных, птичьих и насекомьих семействах… Когда же я прямо поинтересовалась, знает ли она, кто напал на охотников у Гнилого Болотца, изрекла совсем уже непонятную фразу: «Коль посеяны снежинки, не диво, что всходит вьюга». И заторопилась обратно в дупло…


День, потраченный впустую, плавно перетекал в вечер, когда я — усталая, голодная и злая — наконец сдалась… Ввалилась в комнату, почти не почувствовав её уютного тепла, сунула греться в печку чугунок с супом и, стащив с полки сухарь, плюхнулась на лавку, на ходу откусывая половину.

Приближалась ночь, и ничего хорошего она не сулила. Кто знает, как надолго затаилась тварь и где в следующий раз она проявит себя? Думать о том, что одинокая лесная избушка с единственной жилицей для неведомого монстра будет привлекательнее многолюдной деревеньки, упорно не хотелось… А я ведь так ничего и не узнала.

У меня оставалась только одна идея, и я упорно пыталась её прогнать. Потому что она мне очень не нравилась. И тем не менее, чем дальше, тем больше становилось понятно, что ничего другого мне не остаётся.

Нужна была вылазка на Гнилое Болотце — разыскать место, на котором охотники пересеклись с тварью, внимательно там осмотреться и поискать то, что сможет мне помочь. Хотя бы какую-нибудь зацепку… И самое печальное, что заняться этим надо было не откладывая.

Я заставила себя подняться, чтобы вытащить из печки суп. Отлила немного в тарелку, помешала, хлебнула пару ложек, даже не различая вкуса…

Конечно, отправиться с утра было бы куда предпочтительней. Однако вряд ли я располагала этим временем. Человек в заимке погиб, когда устроился на ночлег, а на охотников у Болотца напали средь белого дня… Судя по всему, для твари что день, что ночь были в одну цену.

Для меня, пожалуй, тоже — в лесу я одинаково хорошо ориентировалась и под солнцем, и при луне. Шансы избежать встречи с монстром были одинаковыми. Равно как и наткнуться на него. При этом я прекрасно понимала, что в последнем случае мало мне не покажется…

Странный скрежещущий звук привлёк моё внимание, и я опустила глаза на стол. А суп, оказывается, кончился, и теперь я усердно помешивала ложкой в пустой миске…

М-да. Очень мне не нравилась эта затея… Тем паче, что как не привлечь к себе внимание твари, я не имела ни малейшего понятия.

«Равнодушником» тут явно не обойтись… Более того, если эта сущность сродни высшей нежити, то нужно ещё знать, какая магия её отвадит, а какая — только насторожит и послужит «приманкой». Придётся рассчитывать только на собственные силы и, Ashratt забери, интуицию — ох, негусто…

Я невесело хмыкнула. Интуиция хороша в бою, да когда нужно споро выбирать из кажущегося равноценным, то делать или это… Но поручить ей решать, за какое дерево завернуть или в какие кусты вломиться — рано или поздно как пить дать, нарвёшься на неприятность, проводник как раз из неё неважный…

Проводник?

Погоди-ка…

Я со стуком отбросила ложку на стол.

Ну почему я сразу об этом не подумала?!

Сундук всё ещё стоял с открытой крышкой. Я рухнула рядом на колени, принялась усердно рыться в содержимом, пробираясь к самому дну. Где же, где же она?! Ага, вот!…

Перед моими глазами замелькал пёстрый край старенького вязаного платка, принадлежавшего ещё Сибилле. То, что было завёрнуто в платок, тоже досталось мне от неё в наследство… Я аккуратно развернула ветхую ткань, доставая свечу.

Толстая — три пальца, не меньше; грязно-серого цвета — она почти не горела, судя по тому, что воск у фитиля едва оплыл… И то верно: людям это заклятье даётся с большим трудом — как, впрочем, и вся магия Земли, самой бескомпромиссной и упрямой из пяти стихий. А вот народу Rocca, к счастью, способности к ней дарованы по праву рождения…

Я выскочила на двор как и была, в безрукавке. Снаружи уже вовсю сгущались сумерки и стремительно темнело, однако всё, что меня интересовало, можно было найти прямо у крыльца.

Разгрести снег ладонью не составило труда, а вот мёрзлую землю под ним пришлось подрыть ножом… Я кое-как наскребла горсть в прихваченный с собой мешочек и поспешила вернуться в светёлку, пока ещё не замёрзла сама.

Третий нужный мне компонент тоже нашёлся довольно быстро. Достаточно было бегло осмотреть коврик у входа, тёплый уголок у печки, кровать — и в руке у меня оказались несколько коротких пепельных шерстинок.

Можно было начинать.

… Свечу я зажгла прямо от печки. Подождала чуть-чуть, пока разгорится фитиль, а потом укрепила её в плошке на столе. Откупорила маленький пузырёк с едко пахнущим эликсиром и, внутренне поморщившись, отпила пару глотков.

Всё внутри как будто опалило огнём. Голова закружилась, перед глазами быстро-быстро замелькали пятна: красные, синие… Я пошатнулась, но на ногах устояла. Тем более, неприятные ощущения довольно скоро пропали, заодно забирая с собой усталость и жажду сна. Чувствуя, как с каждым мгновением прибывают силы и проясняются мысли, я пожалела только об одном: что «Tearr'd Bliss» — «Благословение Теарра» — нельзя использовать чаще, чем раз в луну… Жалко было тратить возможность, которую я заботливо берегла на самый крайний случай, но в этот раз без помощи эликсира мне было не обойтись.

Вызвать из памяти нужный образ и сосредоточиться на нём не составило труда. Прости, парень, что вторгаюсь в твоё личное пространство… Но ты действительно мне очень нужен сейчас.

Одну за другой я сожгла в пламени свечи найденные шерстинки. Прищурив глаза, подождала, пока огненный язычок сменит цвет с жёлтого на алый.

Оставалось позвать.

«Где же ты? Где? Отзовись!…».

Ага…

Отклик вернулся ко мне практически сразу, и он был довольно силён. Тот, кого я искала, находился поблизости. Хотя на глаза мне не попадался уже несколько дней…

Скорее всего, он почувствовал магический «интерес» к собственной персоне и наверняка насторожился. Однако вряд ли сразу понял, что я его ищу… Лишь бы только дал мне чуточку времени и не поспешил уйти подальше.

Я поспешно схватила со стола нож, ткнула остриём палец. Две капли моей крови алыми бусинками скатились в подставленный мешочек, в котором лежала принесённая со двора горсть земли. Следом я наклонила над мешочком свечу, щедро накапала внутрь воска, внимательно следя за тем, чтобы он не загасил огонь — иначе связь попросту оборвётся… Затянула шнурок на мешке и крепко сжала в ладони.

«Фукнула» на свечу — она больше не была нужна. Теперь — только схватить со стола меч и выскочить за дверь в чёрно-белую зимнюю ночь, ведь я точно знала, куда нужно идти…

* * *

Слепленный на скорую руку «искатель» уверенно вывел меня на лысый холмик, окруженный невысокими кустами и одиночными деревьями. Даже в сумерках отсюда хорошо просматривалась моя избушка — до неё было не больше полёта стрелы.

Полянка выглядела пустой и заброшенной; снег, укрывающий её, был девственно чист. Было темно и совершенно тихо, казалось, кроме меня, здесь никого нет… Однако я отчётливо ощущала взгляд, пристально следящий за мной откуда-то совсем неподалёку.

— Кис… — негромко позвала я, осторожно оглядываясь по сторонам. — Послушай, я знаю — ты здесь. Пожалуйста… помоги мне.

Я прислушалась, стараясь не делать резких движений. Молчание было мне ответом, но ощущение наблюдающего за мной взгляда не пропадало.

— Кис, — я облизнула заветрившиеся губы. — Я действительно не знаю, почему ты тогда исчез… Я не знаю, что могло тебя напугать. Но догадываюсь, хотя ума не приложу, как это связано со мной и моим домом…

Мне показалось, или… Чужое напряжённое внимание, поначалу так чётко направленное на меня, внезапно стало «таять», расплываться… Нет!

— Кис, ну пожалуйста!… — в отчаянии взмолилась я. — Не уходи! Ты ведь не один день знаешь меня, мы не раз делили пищу и кров… Ты помогал мне охотиться, я залечивала твои раны и всегда берегла для тебя место у огня… Я никогда не делала тебе ничего плохого!… Разве не так?! Почему же сейчас ты решил, что что-то могло поменяться?

Я совсем не была уверена, но, по-моему, Кис всё-таки остался… Отошёл ещё дальше, однако из виду меня не потерял. Сейчас я больше всего на свете хотела бы знать, о чём он думает…

— Я прошу — просто помоги мне понять, что происходит! Что в лесу не так? Я слепа и глуха, лес молчит и не хочет отвечать на мои вопросы… Но ты ведь что-то видел. Видел, верно? Что?? Мне нужно знать, чтобы понять, что с этим делать…

Я помолчала и, пересилив себя, добавила, уже совсем тихо:

— Потому что… Мне тоже страшно, Кис.

Я уже не обращала внимания на амулет. Связь давно порвалась — её нужно было поддерживать, я же полностью переключилась на то, чтобы убедить моего хирата поверить мне. Я почти смирилась с тем, что он предпочёл уйти, когда ветки кустов на противоположной стороне полянки вдруг дрогнули, осыпая снег…

Знакомая поджарая фигура выбралась на поляну и, неслышно ступая мягкими лапами по белому ковру, остановилась в нескольких шагах от меня.

Знакомая и не знакомая… Я почти не узнала Киса, к которому уже успела привыкнуть и, чего греха таить, привязаться. Сейчас передо мной был дикий лесной хищник — и только…

Зверь смотрел исподлобья, тяжёлым изучающим взглядом. Его глаза двумя горящими угольками светились в темноте. Разобрать, что прячется в их глубине, я не смогла…

Да что же случилось?! — с неожиданной горечью подумала я. По какой-то неведомой причине Кис больше не видел во мне друга. Более того — раньше я не могла подумать, что это меня так сильно «царапнёт»…

Но всё-таки он пришёл.

— Проводишь меня?

Хират несколько мгновений постоял на месте, словно всё ещё колеблясь, а потом развернулся и нырнул в кусты. Но не в том месте, откуда вышел, а немного левее.

Я, не мешкая, поспешила за ним. Там начиналась тропинка…

* * *

Кис заметно нервничал. Шерсть на загривке топорщилась, дёргался хвост, уши стояли торчком, чутко поворачиваясь в сторону любого подозрительного звука…

Зверь двигался в нескольких шагах впереди — бесшумно и быстро, то припадая к самому снегу, то словно вовсе его не касаясь. Изредка он оглядывался на меня через плечо.

Я изо всех сил старалась не отстать, хотя для двуногого существа путь был не из лёгких. Тропка почти не чувствовалась и, будто нарочно, вилась-змеилась по самым непроходимым зарослям и крутым овражкам; ветки то и дело норовили хлестнуть по лицу, сапоги вязли в глубоких сугробах. Меч в неудобных ножнах, словно палка, колотил по спине, впридачу я где-то потеряла рукавицу и уже чувствовала, как начинают подмерзать кончики пальцев на правой руке…

Правда, чувство местности пока ещё было со мной, и через какое-то время я сообразила, что двигаемся мы совершенно не в направлении Гнилого Болотца. Этот факт меня, признаться, немало удивил — Болотце лежало аккурат между деревенькой и Урочищем, откуда, как я полагала, и появилась неведомая тварь. Но Кис довольно уверенно вёл меня как раз в противоположную сторону, более того — чем дальше мы уходили от мест, где чудовище оба раза проявило себя, тем сильнее тревожился зверь…

Его беспокойство понемногу передалось и мне. Сама я совершенно не чувствовала опасности, но это не успокаивало, а, напротив, ещё больше действовало на нервы, и без того натянутые, как струна, заставляя ожидать удара отовсюду. Я внимательно следила за хиратом, стремясь отреагировать на малейшее изменение в его поведении.

Пару раз кот медлил в нерешительности, выбирая направление. Колебался, раздумывал, ловя чутким носом ветерок в поиске лишь одному ему ведомых ответов — видимо, находил их и шёл дальше. Были места, которые он стремился проскочить побыстрее — я даже боялась потерять его из виду — но, к счастью, он всё же вовремя вспоминал о том, что я не до такой степени проворна, и неохотно, но замедлял шаг… А неподалёку от поваленного бурей старого дерева, перегородившего дорогу, Кис и вовсе замер как вкопанный и опустился на снег, заставив меня тут же последовать его примеру. Некоторое время мы не двигались, словно чего-то ждали; в какой-то момент мне даже показалось, что хират лишь чудом сдерживает себя, чтобы не рвануть во весь дух обратно в лес. Однако вскоре неведомая мне опасность, по-видимому, миновала: зверь шумно вздохнул — почти как человек — поднялся на лапы и неспешно порысил в обход упавшего ствола, заложив, правда, при этом, немалую петлю. Я понятия не имела, что могло его так насторожить, однако приближаться к стволу, чтобы попробовать это выяснить мне категорически не хотелось…

Мы шли уже, наверно, около оры, и я успела потерять счёт спящим в снегу холмам, полянам и перелескам, когда, выведя меня на очередной пригорок, ничем на первый взгляд не отличающийся от остальных, Кис внезапно остановился и развернулся ко мне. Приблизившись, я поняла — дальше он не пойдёт.

— И что? — в недоумении спросила я, осматриваясь. — Куда ты меня привёл?

Мой голос на морозе охрип и звучал совсем по-чужому. Кис столь же хрипло ответил — то ли пискнул, то ли мяукнул — и повернул голову в том направлении, куда мы держали путь.

Я прилежно вгляделась в открывающийся с холма вид. Поляна как поляна… Сосны и ели в пушистых белых шубах нестройным полукругом обступили маленькую проплешинку — от края до края хорошо, если дюжина шагов — посреди которой под большим валуном, когда-то, похоже, брало начало русло небольшого родничка. Сейчас, разумеется, родник давным-давно заледенел. Лишь неровные пласты снега у камня позволяли догадаться о том, что «живая» вода до последнего сопротивлялась лютым морозам, но всё же в конце концов была ими побеждена…

— Мне — туда?

Кис ещё раз мяукнул.

— Ладно…

Я вытащила из ножен меч, перехватила рукоять левой, менее замёрзшей, рукой и медленно двинулась с холма вниз, по-прежнему недоумевая, почему мы пришли именно в это место.

Видимо, дело в роднике… Надо посмотреть на него поближе.

Спустилась я без проблем. Но едва сделала первый шаг на поляну мимо невысокой заснеженной ёлки — мне на голову будто вытряхнули огромный мешок, до краёв полный пыли!… Она мгновенно запорошила нос, глаза, рот — липкая, противная! — напрочь лишая меня способности слышать, видеть, чувствовать…

Я инстинктивно рванулась назад, тряся головой — и всё тут же стало по-прежнему…

Наваждение пропало.

Ashratt! — в который уже раз помянула я Властителя Тени, проклиная свою невнимательность. При менее благополучном раскладе она могла стоить мне жизни. Хорошенько пригляделась к поляне…

Ashratt, Ashratt, Ashratt!…

… Она была круглой. Более того — не просто круглой, а практически идеальной формы. Сердцем её был тот самый камень, из-под которого некогда бил родник.

Не так давно этой поляны не было и в помине, а вокруг родника густо росли деревья — то тут, то там мои глаза выхватывали в снежном покрове «пузыри», прикрывающие остатки пеньков…

Те же деревья и кусты, которым «посчастливилось» оказаться за пределами невидимого кольца, но рядом с его границей, стояли, но уже не росли. Они были… мертвы! — внезапно осознала я. Мертвы все как одно, до самой последней иссохшей веточки, до ржавых пятен на хвое… Снег, густо облепивший кроны, скрадывал разницу между погибшими растениями и живыми, с холма это не бросалось в глаза. Отсюда же, напротив, жуткая правда была видна, как на ладони.

И самое главное — весь этот неживой лес, как будто растрёпанный вырвавшимся из-под земли ураганом, в последнем своём жесте кренил стволы и ветви в стороны, как можно дальше от отмеченной камнем середины…

Я многое слышала о Проклятом Лесе, но воочию видела его впервые.

Так вот что хотел показать мне хират!…

Я подняла взгляд на холм, но Киса там уже не было.

Что ж, он и так мне помог. Нечестно было бы требовать от него больше…

Я вздохнула и, помимо воли задержав дыхание, снова шагнула вперёд.

Ощущение вывернутого на голову «пыльного мешка» повторилось, но на этот раз было слабее — теперь я ожидала того, что в этом месте полностью перестану чувствовать магию. Значит, вот на что это похоже…

«Картинка» перед глазами дёрнулась, но через мгновение прояснилась — обычные чувства, разумеется, здесь действовали, но во имя Ночи, как же было неуютно, почти больно без того, что так привыкла считать частичкой себя!

В конце концов, подавляющее большинство населения Мира — не маги, и они всю жизнь обречены воспринимать действительность лишь с помощью пяти основных чувств… О, несчастные — от души пожалела их я, приближаясь к камню.

Проклятый Лес был неприятен мне, но не опасен. Он являлся всего лишь следствием уже свершившейся волшбы, очень сильной и очень грубой — «магический ожог природы», как метко выразился когда-то мой Маг-Наставник… А вот то, что могло вызвать такой «ожог», действительно очень меня интересовало. Между магией, следствием которой стал Проклятый Лес, и появлением в этих местах непонятной кровожадной твари определённо, была взаимосвязь. Мне предстояло выяснить, какая…

Я медленно обошла валун, внимательно изучая его со всех сторон. Высотой мне по пояс, со скошенной вбок плоской верхушкой — он напоминал гигантскую заклёпку, по которой неудачно грохнул подобных же размеров молоток… Колдовали явно отсюда.

Прямо с камня? Пожалуй, нет. Крен верхушки был довольно крутой, да и влезать наверх было очень неудобно. Скорее всего, камень использовали как алтарь. Можно было даже догадаться, где стоял в тот момент неведомый маг — прямо у нижнего края плиты, с комфортом расположив перед собой всё необходимое…

С помощью оставшейся «в живых» рукавицы я аккуратно, буквально по пяди, принялась очищать от снега каменную поверхность — непременно должны были остаться какие-нибудь следы.

Моё усердие было вознаграждено: импровизированный алтарь во многих местах оказался покрыт бурыми пятнами, очень напоминающими засохшую кровь. Я собралась соскрести немного ножом, чтобы позже выяснить всё, что она сможет мне поведать — ведь любая волшба в пределах Проклятого Леса была невозможной. Но едва потянулась к чехлу на поясе, как вдруг по уже расчищенной части плиты с тихим звоном к моим ногам покатился тёмный остренький лучик…

Я подхватила его на лету, не давая упасть — и тут же, приглушённо вскрикнув, выронила в сугроб.

Руку словно обожгло пламенем, до безумия мне знакомым. Но как?! Ведь это не агмарилл… Я побыстрее натянула рукавицу и, вытащив осколок, поднесла к глазам.

Продолговатый кусочек чёрного, как сама Ночь, камня во тьме мало чем отличался от обычного уголька. Однако стоило лишь молодому, только-только родившемуся месяцу, «зацепить» его слабым лучиком света — и маслянистый, глянцевый яркий блеск тут же выдал его секрет.

Варфариан… «Лунное зеркало». Ценный, но довольно распространённый минерал, особенно любимый магами моего народа, преимущественная сфера применения — некромантия и магия крови. Мне самой не раз приходилось иметь дело с варфарианом, так почему я обожглась?!

Ответ лежал на поверхности, и он же обескураживал. Среди магических свойств «Лунного зеркала» побочным действием была способность перенимать на довольно продолжительное время характерные черты другой составляющей магического ритуала, в котором оно было задействовано. Иногда этим пользовались специально, иногда такое происходило само по себе, искажая действие исходного заклятья. Как было здесь, я не могла сказать, но дорого дала бы за возможность «считать» следы того, что в этом месте сотворили. Ведь подобное было невозможно даже в теории…

Меня «обжёг» не варфариан — это был агмарилл, который тоже использовал неизвестный чародей.

Агмарилл — и эльфийская магия?! Или не эльфийская? Что же тогда? Я не могла сказать, но внезапно почувствовала себя очень неуютно…

Осколок варфариана я замотала в тряпицу и сунула в чехол к ножу — разберусь позже. Поспешила дочистить поверхность валуна — но, увы, ничего интересного больше не нашла. И напоследок решила оглядеть саму поляну.

… Мёртвая сосенка ничем не отличалась от других таких же рядом с нею, и я, скорее всего, ничего бы не заметила. Но, споткнувшись о невидимый из-под снега корень и отвесив деревцу «земной поклон», вдруг увидела что-то, таящееся под наполовину вырванным из земли стволом.

Тяжёлый продолговатый свёрток по количеству обмоток напоминал «капусту». Я стянула холстину, под которой был кусок плотной кожи, развернула её, вытягивая нечто, замотанное в тонкую белую ткань. И, наконец, избавившись от ткани, извлекла книгу, одного взгляда на которую было достаточно, чтобы понять — я держу в руках настоящее сокровище…

И дело было не в дыхании столетий, что я ощутила, едва дотронувшись до массивного тома. И не в драгоценных камнях, подлинность которых была несомненна, в изобилии украшавших чёрный кожаный переплёт. И не в витиеватом магическом орнаменте, червонным золотом змеящемся по контуру обложки — он обеспечивал сохранность содержания книги на века, и ответил на моё прикосновение нежным радужным переливом…

Затаив дыхание, я бережно раскрыла фолиант. С титульного листа на меня не мигая, взглянула Вечность — глазами Повелителя Ночи Теарра, изображённого в окружении Первых Rocca, своих любимых детей… Сюжет, бесконечно обожаемый многими художниками Перворожденных, однако я не узнала ни технику иллюстрации, ни руку мастера, создавшего её. Я не могла отвести от неё глаз — настолько совершенной и живой была картина… Все известные мне творения даже самых талантливых наших живописцев теперь казались всего лишь подражаниями ей, и то не особо удачными.

Под рисунком расположилось название.

«Thaebrad Nie'ss Sheiadaar». «Чёрное Безмолвие Вечности»…

Словно наяву, книга заговорила со мной голосом предков, знакомым мне лишь из легенд — вязь рун, густо покрывающая тонкие белоснежные страницы, была староэльфийской. Я медленно перевернула одну страницу, другую…

Магия.

Магия Первых, легендарное Наследие, рождённое в Веке Славы, лишь мельчайшие крупицы которого сумели добраться до потомков сквозь пламя войн и катастроф Века Падения и ещё более страшный гибельный тлен Века Забвения. Описания ритуалов, характеристика обрядов и формулы заклятий, тончайшие линии схем и чертежей, иллюстрации, которые жили собственной жизнью, одновременно поражая так, что замирало сердце, и восхищая до слёз…

Внезапно передо мной что-то промелькнуло — то, что совершенно не сочеталось с величественной древностью книги. Я поспешно вернулась назад и обнаружила маленький листок грубой белой бумаги, по-видимому, случайно затерявшийся между страниц. Я достала его и поднесла к глазам.

Листок был вполне новым, лишь чуточку помятым, и прекрасно видно было, что записи на нём сделаны свежими чернилами. Тоже руны, рядом набросок схемы… Видимо, просто переписано из книги торопливой рукой. Однако, внимательнее присмотревшись к записям, я поняла, что передо мной — не копия. Заклятье Первых, взятое за основу, было изменено, переиначено и, похоже, дополнено — но, боги, до чего же грубо и кустарно!…

С трудом подавив поднимающуюся в душе волну безотчётного гнева, я попыталась вникнуть в то, чего пытался добиться рисовавший эти каракули, и почти в этом преуспела. Выбранное заклятье Наследия, похоже, относилось к целительству… или даже развитию способностей, поиску скрытых резервов. То же, что пытались из него сотворить, явно имело целью прямое воздействие, подчинение магу неких сил.

Векторы Влияния, Силы и Действия были чрезмерно, даже уродливо велики, Дара — напротив, почти незаметен, а Духа — и вовсе вымаран… Исходная руна, обозначавшая Источник, была заменена комбинацией двух других, не эльфийских и мне не знакомых. И, судя по диковинной «петле» в основе чертежа, замыкаться заклятье должно было на того, кто его сотворит…

… Я сильно увлеклась, потому и без того едва уловимый скрип снега за спиной услышала слишком поздно. Дёрнулась в попытке одновременно соскользнуть с места и ударить ножом — но не успела.

Ночь обрушилась на меня адской болью, в клочья разорвавшей затылок. Звёзды и снег, меняясь местами, мелькнули перед глазами, и сознание провалилось во Тьму, разлетаясь мириадами мельчайших осколков…

Загрузка...