Известия о нынешних бедах России

ГЛАВА 6

Vansusce, прибыв в зал собраний подобающим образом облаченным в черные одеяния, имея царскую внешность и осанку, величественно поднялся на высокий трон, неожиданно возведенный для него. Предполагаемое тело царя было положено перед народом. После объявления тишины он, соблюдая скорбное выражение на лице, громким голосом обратился к людям со следующей речью: «Мои дорогие соотечественники, я не могу сказать, какие чувства, скорбь и печаль в глубине души вы испытываете, глядя на этого усопшего царя, которого мы недавно называли нашим повелителем и государем, но для меня это является самым скорбным и самым ужасным, что когда-либо приходилось с горестью лицезреть. За его кровь, чему свидетель вечный всемогущий бог, моя душа чиста и неповинна, поэтому заверяю вас высоким именем того, чье тело находится рядом со мной, и с вашего одобрения и согласия, что подвергну наказанию пыткою в назидание всем этого человека, который даже хуже отцеубийцы, будь то даже мой брат, будь то сделано по неведению, что часто происходит в случаях таких ужасных столкновений, если будет возможным найти свидетеля против него (убийцы), ибо не подобает, чтобы земля носила цареубийцу. Но поскольку неопределенными вещами нельзя определенным образом распорядиться, мы должны отдать суд в руки того, кто знает как намерения, так и действия человека. Нам только остается исполнить наш последний долг перед усопшим — траурные церемонии и похороны, и я хочу, чтобы они были проведены со всей торжественностью. Его смерть очень неожиданна и несвоевременна, так как мы потеряли надежду на продолжение линии престолонаследия в государстве, а убийством поляков мы нажили сильного и опасного врага. Вам должно выбрать того, кто будет править, чья мудрость и доблесть смогут поддержать славу и величие государства, а также справиться с раздорами, которые действительно вредят ему. Но самое первое и главное, что вам надлежит сделать, это положить конец гражданской и междоусобной войне, для предотвращения которой мы сегодня утром послали за родственником царя Tragus'а для того, чтобы он ответил за те преступления, обвинения в которых ему будут предъявлены, а также и для того, чтобы в это опасное время с помощью вашей мудрости избавиться от него. Сейчас наши скорбные души не могут говорить ни о чем, кроме похорон нашего царя, которые мы в скором времени совершим со всей торжественностью». И с этими словами он вытер слезы на глазах, а собравшиеся были настолько далеки от выражения печали, что сразу же перешли к бурному изъявлению радости: аплодируя, подбрасывая шапки и крича: «Vansusce, Vansusce, да хранит Господь Vansusce!»

Размышляя об этом, следует отметить и обратить внимание на то, какое разнообразие форм может принимать лицемерие. «Нас simulat a sanctis as, b.c. dissumulat a iniqust as»[57] — на какое множество миль отстоят друг от друга слова и мысли обманщика, как много неизвестного существует между тем, что у него на языке, и тем, что у него на сердце. Но, согласитесь, что в течение определенного периода времени мысли и слова лицемера лежат близко друг от друга, и это будет обнаружено, когда его неправедность выйдет наружу, и, хотя его преступления и имеют некоторое время незаслуженный и находящийся вне подозрений выход, имея внешне обманчиво благоприятный и замечательный вид, тем не менее приходит день, когда он будет держать ответ за свои неправедные дела и лишится всех лживых титулов и почестей, которые он получил с помощью убийств, вероломства и ужасных измен, когда, будучи низверженным с высот его лживого величия, он будет служить символом, внушающим ужас всем предателям и изменникам, и ныне, и во все времена его имя и память о нем будут отвратительны и покрыты позором как для бога, так и для всех добрых людей, которые почитают человеческое общество и его добродетели.

Вскоре после этого были торжественно проведены со всей пышностью и почетом похороны живущего государя в лице другого человека, который, хотя и был низкого происхождения и, вероятно, не совершил в своей жизни чего-либо замечательного, был тем не менее в своей смерти удостоен царских похорон и погребён в царской усыпальнице[58].

Но мы должны возвратиться туда, где мы покинули брата Vansusce Дмитрия и изменника Glasco, которые за много дней до этих фальшивых похорон предали и захватили врасплох молодого князя Tragus'а. Это произошло следующим образом: рано утром, незадолго до рассвета они подошли к месту, с которого был виден замок, где на расстоянии одной мили от замка в небольшой рощице, состоящей из деревьев и другой растительности, они нашли подходящее для засады место. Дмитрий залёг там со своими людьми, чтобы перехватить князя в пути, в то время как этот Ахтиофель[59], этот Иуда, который до этого самым гнусным образом предал своего господина, теперь шел также предавать его родственника, которому прежде был так многим обязан. Но никакие полученные выгоды или предоставленные удовольствия не могут остановить вероломное сердце, склонное ко злу, поскольку оно полностью направлено на ту цель, которой служит, и, не считаясь ни со способами, ни с путями ее достижения, какими бы грязными или окольными они ни были, он приходит, как коварный Улисс[60], который выкрал Паладий из Трои, с честным лицом, но грязными намерениями, со спокойствием в поведении, но с гнилой душой. Он стучит в ворота замка и его впускают, он понимает, что князь почивает во сне, и только Бог знает, как мало было позволено поспать в эту кровавую ночь его родственнику царю, и каким несчастливым будет для него самого этот день, когда он будет предан. Итак, поскольку этот Glasco сказал слугам в доме, что его дело настолько важно, что он уполномочен не считаться с отдыхом князя, они разбудили его. Узнав о прибытии Glasco, он был очень рад и послал за ним, чтобы его провели в спальню — насколько бессмертна чистота и искренность невинности на фоне слитых воедино измены и зла. Но вот этот гнусный предатель Glasco входит в спальню и в очень почтительной манере приветствует князя, делает ему множество тонких комплиментов, а также вручает фальшивое письмо от царя. Князь в бодром настроении, ничего не подозревая, протягивает ему руку, радушно приветствует его, справляется о здоровье царя и новостях при дворе. Всё это сообщается в учтивой манере и окрашивается лживыми словами. Князь верит всему, берет и читает без тени подозрения письмо и готовится к поездке в Москву. Итак, в то время, как с одной стороны слова и правдивое сердце идут параллельно друг другу, сердце и язык изменника настолько далеки друг от друга, насколько далеки земные полюса — такая дистанция лежит между его арктическими слова ми и антарктическими целями. Вскоре князь готов отправиться в путь, целует свою красавицу жену, собираясь не просто быстро, а как можно поспешнее отправиться с этим изменником в Москву, откуда ему уже не суждено вернуться и когда-либо еще видеть снова свою супругу. При прощании она плачет, как будто орошая откровенными слезами его скрытую судьбу, то ли от любви, которую к нему испытывает, то ли от предчувствия беды. Они усаживаются верхом на лошадей и в сопровождении полудюжины людей князя держат путь к Москве пока не оказываются окруженными людьми в засаде. А так как все это происходило глубокой ночью и сигнал тревоги прозвучал неожиданно, им удалось застигнуть князя врасплох и захватить его в плен, не встретив никакого сопротивления. Князь, увидев, что его так вероломно предал именно тот, кому он особенно доверял, решительно пожелал узнать причину этого и не является ли это прихотью царя, что его подобным образом захватили в плен. Они грубо ответили ему, что он все узнает по возвращении в Москву. А когда он, будучи человеком весьма учтивым, начал в благожелательной манере доказывать свою невиновность, они не дослушали его речь до конца и грубо оборвали его. При этом князь опечалился, но это не возымело никакого успеха. Всё это происходило в пределах видимости из дома князя и на глазах его жены. Как ценимы вы все, благородные женщины, которые любят своих супругов и повелителей безраздельной любовью, с какими чувствами горестные глаза этой безутешной госпожи могли лицезреть это несчастье, своими глазами видеть, как предают ее мужа! Такой же была горесть незабвенной Римской госпожи Корнелии[61], жены великого Помпея[62], которая издали видела, как в маленькой лодке ее господина и супруга предают и убивают вероломные советники и кровавые министры этого клятвопреступного правителя, царя Египта Птоломея, под защиту которого он отдал себя после своего поражения в Тефалии[63]. А горе этой женщины было еще сильней, так как она не знала ни причины этого, ни их целей, ни способа помочь ему. Но мы должны оставить ее в страданиях и последовать за пленником, которого они вскоре спешно доставили в Москву и поместили в сильно укрепленную тюрьму.