Было много бессонных ночей из-за шума, доносившегося из комнаты матери. То ли потому, что она была с Джоном, то ли потому, что у нее был наркотический припадок. Но теперь шум в голове не давал мне уснуть.
Голубые глаза Фабиано вспыхнули перед моим внутренним взором. Холодный и расчетливый. Внимательный и бдительный. Редко что-нибудь еще. За исключением того момента, когда мы поцеловались. В них было что-то теплое. Возможно, только желание или похоть, но мне хотелось думать о чем-то еще.
Я прижала ладони к лицу. Хватит.
Мне нужно было перестать видеть что-то в нем. Мне нужно перестать хотеть его прикосновений, когда одни и те же руки делают ужасные вещи с другими, вещи, которые я даже не могу себе представить, вещи, которые я даже не хочу знать.
Это было болезненное очарование, которое я не могла ни отрицать, ни подавить. Мафия всегда была чем-то из фильмов, чем-то таинственным для меня. Я знала, что это реальная жизнь, а не голливудский фильм с хорошим концом. Гангстеры в реальной жизни не были непонятыми антигероями. Это были плохие парни, с которыми не хотелось встречаться.
Плохой. Это был такой трудный термин. Что было плохого? Я пыталась думать. Это было то, в чем у меня было много практики.
Я крутилась и вертелась, потом наконец села на матрас и потянулась в темноте за рюкзаком.
Я сунула руку внутрь и нащупала нож. Я достала его, затем нажала кнопку, которая заставила лезвие выстрелить с мягким щелчком. Сталь клинка поблескивала в тусклом лунном свете, струившемся сквозь запыленные окна. Я никогда не использовала его, что не правда. Однажды я направила его на кого-то. Тот самый парень, у которого я его украла. Он был одним из клиентов моей матери. Хуже некуда. Из тех, кто любит бить и оскорблять женщин вроде моей матери, из тех, кто любит заставлять их чувствовать себя еще большим дерьмом, чем они уже чувствовали. Который любил торговаться по цене после того, как дело было сделано, и часто платил почти ничего. Если бы моя мать не была в отчаянии, она, вероятно, не получила бы его больше одного раза, не после того, как он едва заплатил ей за сосание его отвратительного члена и другие отвратительные вещи.
Я была заперта в своей комнате, когда услышала их спор, и, несмотря на предупреждения моей матери держать мою комнату запертой все время, когда у нее были клиенты, борьба вытянула меня.
Я нашла его брюки на диване. И я решила проверить их на деньги. Вместо этого я нашла нож. Я спрятала его за спиной, когда они с мамой вылетели из ее спальни. Мать была полуобнажена, на нем тоже были только носки и трусы.
— Ты не стоишь и тридцати баксов.
— Ты мудак, я позволила тебе кончить мне в рот без презерватива.
— Как будто твой грязный рот чего-то стоит.
Заметив меня, он остановился. Болезненная усмешка искривила его губы.
— За нее я бы заплатил тридцать.
Мне тогда было пятнадцать.
Он сделал шаг в мою сторону. Мать перевела взгляд с меня на него. Они были туманными и расплывчатыми. Ей нужен Кристал.
Я дернула нож вперед и выпустила лезвие.
— Эта маленькая засранка украла мой нож, — прорычал он.
— Не двигайся. Или я заколю тебя.
Я хотела, и, вероятно, сделала бы это без угрызений совести, если бы моя мать не начала колотить его кулаками, крича:
— Убирайся! Убирайся, больной ублюдок! Проваливай!
Он ушел без штанов, бормоча проклятия, оставив нас с шестьюдесятью долларами и ножом.
Я поводила ножом из стороны в сторону, рассматривая его в лунном свете. Я знала, что смогу использовать его в случае необходимости. Я не была так невинна, как, возможно, думал Фабиано. Я знала, что есть люди, которые заслуживают смерти. Я засунула лезвие обратно, затем сунула его под подушку.
Фабиано манил меня к той стороне, которая мне не нравилась, стороне, которая процветала в суровые годы взросления со шлюхой в качестве матери и игроманом в качестве отца. Возможно, именно поэтому близость Фабиано пугала меня.
Возможно, я боялась, что он раскроет мои темные стороны. Я дочь моих родителей, и они оба не были хорошими людьми. Я всегда старалась быть в два раза лучше, чтобы не заподозрить худшее в людях. Я научилась улыбаться, даже когда это было трудно.
Я не была уверена, к чему это приведет между мной и Фабиано. Но борьба с этим стоила слишком много энергии и места в голове, которые мне нужны, если я хочу построить новую жизнь. Если я сосредоточусь на этой работе и возможно, найду новую работу, то через пару месяцев уеду из Вегаса. Тогда Фабиано останется в прошлом.
Кто-то постучал в дверь. Я рассеянно огляделась. Солнце стояло низко в небе. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился папа. Я сонно села.
— Что случилось? Который час?
— Ты должна дать мне немного денег. Я знаю, что ты, должно быть, получила деньги за работу на этой неделе.
Я получила деньги, но, кроме еды, отложила их, чтобы наконец купить другое (менее дорогое) платье. Я потерла глаза, пытаясь избавиться от тумана в голове.
— Я думала, ты тоже работаешь.
Некоторое время он молчал.
— Меня уволили.
— До того, как я приехала сюда?
Он вздохнул и кивнул. Значит, он солгал мне.
— Леона, мне действительно нужны эти деньги.
— Кому ты должен деньги? Каморре?
— Это не имеет значения.
— Имеет. Я могу поговорить с Фабиано.
— Ты что, дура? Только потому, что он трахает тебя, не значит, что он будет слушать все, что ты говоришь. — я плотно сжала губы, внезапно проснувшись. Неужели он действительно так сказал?
— Не смотри на меня так. Люди разговаривают. Тебя видели разъезжающим в его машине. Они называют тебя шлюхой.
Мой желудок сжался от оскорбления. Я так боролась за то, чтобы никогда не навешивать на себя этот ярлык, и теперь, вдали от матери, в Лас-Вегасе, люди действительно называли меня шлюхой.
— Это не твое дело, — процедила я сквозь зубы, начиная злиться. Я не хотела набрасываться на него, даже если он заслужил это за то, что постоянно лгал мне. — У меня нет для тебя денег.
— Я позволил тебе жить здесь, и это все, что я получил за это?
Он был пьян. Это становилось все более очевидным.
— Я плачу за еду. Я убираю квартиру, а ты уже взял у меня деньги.
Несмотря на то, что он причинил мне боль своими оскорблениями, я все еще чувствовала вину за отказ.
Не говоря ни слова, он ворвался и схватил свой рюкзак. Он порылся в нем, но я научилась этому в прошлый раз. Он заставил меня подпрыгнуть, когда схватил за запястье и поднял на ноги.
— Скажи мне, где они.
Я почувствовала запах текилы в его дыхании. Она всегда была его любимой и маминой. Его хватка была еще сильнее, чем в прошлый раз. Слезы горели в моих глазах, когда я выдала.
— Отпусти меня. Ты делаешь мне больно.
— Говори. Где. Чертовы. Деньги. — он тряс меня с каждым словом.
Гнев, горячий и слепящий, прожег меня.
— Вот почему мама бросила тебя. Потому что ты всегда проигрывал и бил ее. Ты ничуть не изменился. Ты мне отвратителен.
Он оттолкнул меня, так что я упала на матрас, прежде чем он обернулся. Потом я услышала другой мужской голос. Я застыла, когда шаги приблизились. Я быстро поднялась на ноги и натянула джинсы поверх трусиков. Папа вошел и сказал.
— На нее приятно смотреть. Попробуй на ней. Это должно оплатить мой долг.
У меня перехватило дыхание. Зависимость превращала даже самых добрых людей в безжалостных преступников, а мой отец даже не был таким. Еще я никогда не думала, что он сделает что-то подобное. Я всегда подозревала, что именно из-за него моя мать продала свое тело.
Папа указал в мою сторону. Вошел темноволосый мужчина с седыми прядями. Он показался мне отдаленно знакомым, и один взгляд на его предплечье показал мне, что он был частью Каморры.
Моя грудь сжалась от ужаса. Я расправила плечи, мой взгляд метнулся к рюкзаку на полу между ними и мной. Я хотела, чтобы Фабиано был здесь, и это осознание тоже напугало меня до чертиков.
Темные глаза мужчины изучали мое лицо, затем он покачал головой.
— Не могу, Грег. Она принадлежит Скудери.
Что? Я удержалась от возражений. Если быть Фабиано означает, что я в безопасности от отца, продающего меня, как скот, то я с радостью принадлежу ему, пока.
Папа захлебнулся и открыл рот, чтобы возразить, но гангстер повернулся к нему и ударил кулаком в лицо. Кровью из носа и он упал на колени.
— Сото, — выдохнул папа.
Но Сото бил его снова и снова. Я перепрыгнула через матрас и схватила мужчину за руку, пытаясь оттащить его от отца. Возможно, папа это заслужил, но я не могла этого вынести. Я не могла стоять и смотреть, как его забивают до смерти.
Сото оттолкнул меня в сторону, так что я отшатнулась и приземлилась задом на матрас, но он, наконец, отпустил папу.
— Два часа, — ответил он. — Тогда я вернусь.
— Нет, подожди, — крикнула я, когда он был на полпути к двери.
Папа сидел, опустив голову на колени, с носа и губы капала кровь. Я подошла к коробкам, стоявшим у стены, и, сунув руку за ту, что лежала на полу, вытащила все свои деньги. Двести долларов. Я протянула их Сото. Он молча пересчитал деньги. Он кивнул и просто исчез.
— Сколько ты ему должен? — спросила я.
— 150, — прохрипел папа.
— Но он взял двести.
— Это за то, что он навестил меня, — горько сказал папа. Он поднялся на ноги, прижав окровавленную ладонь к стене.
— Если бы ты сразу отдала мне деньги, этого бы не случилось. Это твоя вина.
Он, спотыкаясь, вышел из моей комнаты, оставив на серой стене лишь кровавый отпечаток ладони. Я опустилась на матрас, опустошенная.
Я снова пнул грушу. Мне очень нужен был еще один бой. Сото направился ко мне через тренировочный зал. На мой взгляд, выражение его лица было слишком торжествующим. Это никогда не было хорошо с идиотом.
— Холл предложил мне свою дочь, чтобы расплатиться с долгом, — сказал Сото, остановившись рядом со мной.
— Холл? — спросил я, имя где-то звенело. Он не был тем, кто должен нам большие деньги, иначе меня бы послали позаботиться о нем. Не важный.
— Леона Холл.
У него не было возможности сказать больше ни слова. Я прижал его к стене и вонзил локоть ему в горло. Его голова стала красной, затем фиолетовой, прежде чем я немного успокоился.
— Если ты коснешься хотя бы волоска на ее теле, я разорву тебя в клочья.
Он закашлялся, свирепо глядя на меня.
— Какого хрена? Я ничего не сделал.
Римо вошел, переводя взгляд с меня на Сото, все еще прижатого к стене. Я отпустил Сото и сделал шаг назад. Он потер горло.
— В следующий раз я ни хрена не скажу про твою девчонку. — он сунул руку в карман и бросил на землю пачку банкнот. — Держи. Вот что она мне дала.
Кивнув Римо, он, пошатываясь, побрел прочь. Римо сидел на краю боксерского ринга, уперев локти в бедра и настороженно глядя темными глазами.
— Что это было?
— Ничего важного.
Римо склонил голову набок, изучая меня. Я ненавидел, когда он так делал.
— Не думаю, что это как-то связано с твоей девушкой.
Как долго он прислушивался к разговору? Черт подери!
— Я не люблю делиться добычей, — сердито сказал я.
— Кто так делает? — спросил Римо. — Если она таким образом проливает твою кровь, возможно, мне следовало дать ей шанс, прежде чем позволить тебе забрать ее себе.
Моя кровь закипела, но я держал маску умиротворения на месте. Римо дразнит меня. Он никогда не отнимет у меня женщину, как и я у него. Это было бы предательством.
— Ты пропустил зрелищный бой. Савио уничтожил своего противника.
— Хорошо для него. Люди перестанут думать, что ты ему симпатизируешь, потому что он твой брат. Они увидят, что он может справиться сам.
Римо кивнул.
— Ты с ним много работал.
Я был рад, что он не стал давить про Леону. Мы продолжали обсуждать предстоящие бои, а также планы Римо по расширению незаконных гонок, но мой разум продолжал возвращаться к тому, что сказал Сото. Мне нужно было поговорить с отцом Леоны.
Он напомнил мне моего собственного отца бастарда, который продал бы и меня, если бы это означало получение преимущества. В конце концов, он продал моих сестер их мужьям. Старый, давно похороненный гнев вспыхнул вновь. Это застало меня врасплох.
После того, как я покинул заброшенное казино, я пошел в квартиру Леоны, но никого не было дома. Я никогда не имел дела с ее отцом. Расспросив нескольких своих знакомых, я выяснил, где он обычно проводил день, теряя деньги и напиваясь до одури.
Это было одно из самых маленьких и определенно более убогих казино, которыми мы владели. Темно-синий ковер во многих местах выцвел до серовато-голубого, а сигаретные ожоги и неузнаваемые пятна только усиливали общую картину.
Я окинул взглядом длинную комнату с низким потолком, заполненную игровыми автоматами, а также блэкджеком, покером и рулеткой. Это место не было достаточно прибыльным, чтобы инвестировать в рулетку или покерные столы. У парней, посещающих это казино, все равно не было высоких стандартов. На экранах в задней части бара, слева от бара, был показан бой Савио, а также последняя уличная гонка. Я должен был признать, что Савио хорошо провёл бой. В свои шестнадцать лет он победил гораздо более старшего и опытного противника. Несмотря на свою надменность, он не уклонялся от тяжелой работы.
Дик, управляющий казино, бросился ко мне, как только заметил. Я не был здесь раньше. Обычно это было казино, которым управлял один из низких солдат, если возникала проблема.
— Мистер Скудери, — сказал он, слегка наклонив голову. — Чем могу помочь?
Это имя всегда напоминало мне моего отца, и сравнение с ним было последним, чего я хотел. Мое настроение еще больше упало, но я сдержал гнев. Дик не был тем на кого бы я направил его.
— Ты можешь сказать мне, где Грег Холл, — сказал я.
Он не спросил почему. Он указал направо. Отец Леоны сидел за автоматом «блэк джек». Он только что заставил свою дочь заплатить долги и уже проигрывал деньги, которые, вероятно, одолжил у одной из наших кредитных акул. Если я убью его сейчас, я сделаю Леоне одолжение. Она, вероятно, не будет смотреть на это таким образом.
Я склонил голову в знак согласия, затем позволил ему стоять и направился к презренному трусу.
Я был еще в нескольких шагах, когда отец Леоны заметил меня. Он уронил пластиковый стаканчик с чипсами, спрыгнул со стула и направился к выходу.
Я подал знак охраннику у двери, который проверил Холла. Я бы не стал бегать за этим ублюдком. Он даже не стоил таких усилий. Холл попытался встать на ноги, но охранник толкнул его обратно и держал на месте, пока я не подошел к ним.
— Я заберу его отсюда, — сказал я ему, затем схватил Холла за воротник рубашки и потащил его к парковке, затем за угол к мусорным контейнерам. Он издавал сдавленные звуки, которые мне чертовски нравились. Я отпустил его, и он отполз назад.
— Я заплатил!
— Ты думаешь, я иду в эту вонючую дыру из-за нескольких гребаных сотен долларов?
Это заставило его замолчать. Его тусклые голубые глаза были совсем не похожи на глаза Леоны. То, что кто-то вроде него мог стать отцом такой, как она, казалось невозможным.
— И твой долг не погашен. Сото мог принять деньги твоей дочери, но я не приму. Эти деньги ты должен мне сейчас, и я не буду очень терпелив с тобой.
— Но… — пробормотал он.
— Но? — я зарычал и сильно ударил его в живот. — И как ты смеешь продавать то, что принадлежит мне?
Глаза Холла были похожи на блюдца.
— Твоя дочь. Она принадлежит мне. Так ты думаешь, что можешь предложить ее другим мужчинам?
Он покачал головой.
— Это было недоразумение. Я не знал, что она твоя.
Мои губы скривились от отвращения к его гребаной трусости. Я схватил его и перевернул, так что он растянулся на животе. Потом я приподнял его потную рубашку и вытащил нож из чехла. Он начал сопротивляться, но я не ослабил хватку.
Я вонзил кончик ножа ему в кожу. Хлынула кровь. Чертовски чудесное зрелище. Он закричал, как маленькая девочка, когда я вырезал букву «Т» на его коже.
— «Т» означает трус. В следующий раз я закончу слово. Понял?
Он слабо кивнул, тяжело дыша. Я поднялся на ноги. Он обмочился в штаны. Пустая трата воздуха и пространства. Бросив последний взгляд на отвратительного человека на земле, я сел в машину.
Мне нужно было увидеть Леону.