Извращенная преданность

ГЛАВА 11

Несмотря на недостаток сна из-за грубого пробуждения моего отца, я была полна энергии весь день. Мой пульс все еще колотился от гнева и разочарования из-за того, что произошло. Я не была уверена, почему это все еще выводило меня из равновесия, когда один из моих родителей напортачил. У них была такая привычка, но предлагать меня своему должнику, как шлюху? Это было низко даже для моего отца. Отчаяние не было объяснением всему.

— Ты чистишь одно и то же стекло уже пятнадцать минут. Я думаю, что оно настолько чистое, насколько это возможно, — протянул Фабиано.

Я подпрыгнула, мои глаза сфокусировались на нем. Он облокотился на бар, локти покоились на гладкой древесине и пронзительный взгляд на его лице. Было только восемь часов. У меня впереди еще почти шесть часов работы, так что же он здесь делает?

Я отставила стакан в сторону, и Фабиано схватил меня за руку, чтобы притянуть ближе. Он просканировал новые отпечатки пальцев на моем запястье. Я совсем забыла о них.

Его глаза сузились, губы сжались в жесткую линию. Он легонько провел большим пальцем по синяку, прежде чем отпустить.

— Завтра я заеду за тобой домой около десяти. Я научу тебя защищаться.

Меня удивило, что он не спросил, кто меня обидел. Если, конечно, он каким-то образом не выяснил, что произошло. Он подтвердил мои подозрения, когда передал мне двести долларов. Я быстро огляделась, чтобы убедиться, что никто не смотрит. Мне не нужны были спекуляции о причине обмена денег.

— Вот твои деньги обратно.

— Мой отец… — я сглотнула. — С ним все в порядке?

Я не могла поверить, что мне пришлось спросить.

— Он в порядке.

Я кивнула и посмотрела на деньги.

— Но я заплатила его долг. Если ты вернешь мне деньги, у него будут неприятности.

— Это не твоя борьба, Леона, — пробормотал Фабиано. — Твой отец будет терять деньги и в конце концов умрет из-за этого. Не позволяй ему увлечь тебя за собой. Я не позволю.

Я знала, что он прав. Папа, вероятно, уже терял деньги, на которые он не имел права, когда мы говорили. Он не мог поступить иначе. Он позволил своей зависимости управлять своей жизнью. Я сомневалась, что он все еще думает о реабилитации. Я видела, что реабилитация не спасет маму, если у тебя не хватит силы воли пройти через это.

— Возьми свои деньги, — Фабиано подвинул банкноты ближе ко мне. — И используй их для себя, черт возьми.

Я взяла деньги и спрятала их в рюкзак.

— Хочешь чего-нибудь выпить, пока ты здесь? — я схватила с полки «Джонни Уокер Блю».

— Ты помнишь, — сказал он с ухмылкой.

— Конечно, — просто ответила я.

Я помнила каждый момент наших встреч. Они были ярким светом моего времени в Лас-Вегасе, как бы смешно это ни звучало. Я налила ему щедрую порцию. Это было, как будто Роджер заботился об этом. Все равно Каморра владела всем. Фабиано сделал большой глоток и протянул стакан мне.

— Хочешь попробовать?

Это прозвучало грязно, когда он это сказал.

— Нет. Я не пью. Никогда.

Он кивнул, как будто понял, затем допил остатки виски и отодвинулся от стойки.

— Мне все еще нужно кое-что сделать. Увидимся через несколько часов.

Так что он действительно собирался каждый вечер отвозить меня домой. Я смотрела на его широкую спину, пока он шел по коридору, его походка была изящной и гибкой, как у хищника.

Иногда я спрашивала себя, не являюсь ли я его добычей, не забавная ли это погоня, которая скоро ему наскучит. Я не была уверена, стоит ли на это надеяться.

Он не пытался поцеловать меня снова, когда в тот вечер отвез меня домой. Возможно, он почувствовал, что я оттолкну его.

— Завтра утром я заеду за тобой. Надень то в чем тебе будет удобно заниматься.

Я поняла. Фабиано подождал, пока я войду в квартиру, и уехал.

Когда я вошла, в квартире не было света. Я включила его и направилась в свою комнату, когда заметила движение на диване в гостиной. Папа сидел, опустив голову, и стонал. Я медленно приблизилась к нему.

Сначала я заметила пустые пивные бутылки на столе. Если он перестанет выбрасывать деньги на алкоголь, ему станет лучше. Затем мой взгляд упал на его обнаженную спину и ярко-красную отметину.

Я включила свет в гостиной. Кто-то вырезал у него на спине букву «Т». Вокруг раны засохла кровь. Не похоже, чтобы папа обработал ее каким-то образом, за исключением, конечно, обезболивания алкоголем.

Папа не заметил моего присутствия. Он продолжал уткнувшись лицом в ладони издавать низкий стон.

— Папа? — он хмыкнул. — Кто это сделал? Конечно, я знала ответ.

Папа не ответил. Вероятно, он был слишком пьян, учитывая количество пустых бутылок, разбросанных по полу.

Я повернулась и направилась в ванную за полотенцем. Я намочила его холодной водой, затем обыскала шкафы в поисках чего-нибудь, что можно было бы наложить на рану. За исключением просроченного тайленола и нескольких грязных пластырей, они были пусты.

Я вернулась в гостиную и коснулась папиного плеча, предупреждая его о своем присутствии.

— Я собираюсь промыть твою рану, — предупредила я его.

Когда он не отреагировал, я осторожно прижала холодную мочалку к порезу. Он зашипел и набросился на меня. Я избежал удара локтем в несколько дюймов.

— Тссс. Я пытаюсь помочь тебе, папа.

— Ты сделала достаточно. Оставь меня в покое!

Его налитые кровью глаза вспыхнули гневом, когда он посмотрел на меня.

— Тебе нужно сходить к врачу, — тихо сказала я и положила мокрую тряпку на стол перед ним на случай, если он решит промыть рану.

Он вернулся на свое место, не обращая на меня внимания. Я пошла в спальню и закрыла дверь, смертельно уставшая от долгого рабочего дня и увиденного. Фабиано порезал моего отца в наказание за то, что он сделал. Я не обманывала себя, думая, что эта маленькая рана была полной мерой того, что Фабиано сделает с моим отцом, если он снова напортачит.

Я не была уверена, что смогу остановить Фабиано. Я не была уверена, хватит ли у меня сил попытаться. Мне надоело решать чужие проблемы, когда у меня было достаточно своих.

Я была в джинсовых шортах и свободной футболке, когда Фабиано заехал за мной в десять.

Его брови поползли вверх, когда он увидел мою одежду.

— Я не это имел в виду, когда говорил тебе надеть удобную одежду.

— У меня нет спортивной одежды. И, честно говоря, это один из трех моих нарядов, включая платье, которое ты купил для меня, — сказала я ехидно. Фабиано долго смотрел на меня, потом завел машину. — Я видела, что ты сделал с моим отцом.

На его лице не было и следа вины.

— Он получил по заслугам. Если бы он не был твоим отцом, ему было бы хуже.

— Это ты проявляешь снисходительность? — недоверчиво спросила я.

— Если это то, как ты хочешь назвать это.

Мой отец не в первый раз попадал в такие неприятности. Когда мне было около десяти и я жила с родителями в Далласе, он задолжал деньги какой-то байкерской группе. Ребята чуть не избили его и мою мать до смерти. Это не помешало отцу снова занять денег.

Я откинулась на спинку сиденья, склонив голову к Фабиано. Одной рукой он управлял машиной, другая покоилась на центральной консоли. Интересно, отражала ли его внешняя прохлада его внутреннюю сторону? Неужели он действительно так легко справляется со своей жизнью?

Мои глаза задержались на темно-русой щетине. Это был первый раз, когда я увидела его с чем-то, кроме идеально выбритого лица, и мне захотелось погладить пальцами короткую щетину.

Грех. Вот кем он был.

Он посмотрел на меня, его губы изогнулись, и я оторвала взгляд. Игра с огнем никогда не входила в мои жизненные планы. Тогда почему я не могу перестать думать о мужчине рядом со мной?

Он остановился перед роскошным белым зданием, по крайней мере, в десять этажей высотой с изогнутой подъездной дорожкой, защищенной длинной крышей с тысячами разноцветных лампочек, большинство из которых были сломаны. Заброшенное здание казино, поняла я, когда мы вошли через стеклянную вращающуюся дверь в игровую комнату. Тишина сменила стук колес рулетки и игровых автоматов. Красная с золотым люстра была покрыта пылью, а над пустыми покерными столами и баром с шампанским витала атмосфера одиночества. Разбитые бокалы с шампанским валялись на черной стойке бара. Здесь мы будем тренироваться?

— Пошли, — сказал Фабиано и прошел мимо пустой кассы.

Красно-синий ковер истерся на тысячи футов. Я последовала за ним, вдыхая старый запах. Фабиано не впечатлило наше окружение. Он был в своей зоне. Я уже заметила перемену в его поведении, как будто он жаждал битвы. Возможно, это было его пристрастием. Возможно, у всех есть зависимость.

Мы вышли из первой игровой комнаты и вошли в следующую, еще более роскошную, чем первая. Хрустальные люстры свисали с высоких сводчатых потолков над нашими головами, пушистый ковер смягчал наши шаги, когда мой взгляд остановился на черных мраморных колоннах и украшенных золотом обоях. Большинство рулеточных столов были убраны, но некоторые остались. Они больше не были главной достопримечательностью.

В центре комнаты возвышалась бойцовская клетка и боксерский ринг. Их абсолютная жестокость шокирует контрастом с роскошью из прошлого. А среди оставшихся рулеточных столов беспорядочно расставлены тренажеры для жима лежа, боксерские груши и другое тяжелое оборудование.

Тяжелые бордовые шторы закрывали окна в форме раковин. Солнце ярко светило в щель между ними. Фабиано повернул выключатель, и канделябры отбросили на нас золотистый, искрящийся свет. Это было не то, что я ожидала.

— Так вот куда ты привёл меня заниматься?

Фабиано ухмыльнулся.

— Да, сюда я приезжаю тренироваться, а иногда и драться.

— Здесь всегда так пусто?

— Когда как. В основном этот зал для моего босса, его братьев и меня. Мало кто сюда приходит.

— А мне позволено? — спросила я.

Он ничего не сказал, только повел меня к темной двери красного дерева, затем по коридору с завивающейся краской и рваным ковром, за угол и через другую дверь, и вдруг мы оказались в бассейне. Эта комната была недавно отремонтирована. У меня не было возможности отметить больше, чем большой бассейн из нержавеющей стали и джакузи на возвышении справа.

— Нам нужно найти тебе приличные тренировочные шорты, — сказал Фабиано, затаскивая меня в соседнюю раздевалку.

Он был функциональным, как бассейн, ничего необычного или великолепного.

— Почему именно здесь?

Фабиано пожал плечами, роясь в корзине с одеждой.

— Римо хотел его, и он его получил.

— Но разве не дорого содержать это место в порядке? Это огромное здание.

— Некоторые его части разваливаются. Но это стоит нам больше денег, чем стандартный тренажерный зал. Но что такое жизнь без случайных иррациональных решений?

Его голубые глаза не отрывались от моих, и нервы, которые мне удалось успокоить любопытством к зданию, вернулись в полную силу. Фабиано выдернул из корзины красные шорты.

— Этим пользуется младший брат моего Капо. Возможно, они подойдут тебе.

Я взяла их у него.

— Капо? — с любопытством спросила я. Конечно, я слышала этот термин, но Фабиано произнес его с таким уважением, что я удивилась.

— Римо Фальконе, он мой Капо. Мой босс, если хочешь.

— Ты о нем высокого мнения.

Он кивнул.

— Конечно.

У меня было чувство, что он говорит это не потому, что должен. Когда Шерил произносила имя Фальконе, в ее голосе звучал ужас, но страха в голосе Фабиано не было.

— Мы пришли сюда не болтать, помнишь? — сказал он с усмешкой. — А теперь давай переоденемся.

Без предупреждения он расстегнул ремень. Я обернулась с удивленным вздохом.

— Ты мог бы предупредить меня.

— Мог бы, но не хотел. Я хочу, чтобы ты видела меня чаще.

Я огляделась вокруг в поисках способа уединиться, но комната не давала ни малейшего шанса. Не было никаких кабинок, только шкафчики и открытая душевая. О, черт.

Я стянула джинсы и быстро натянула боксерские шорты, затем обернулась. Все внимание Фабиано было приковано ко мне, когда он прислонился к стене, скрестив руки на голой груди. Я забыла о той маленькой детали борьбы с ним. Он не носил рубашку, когда был в клетке. Мой взгляд упал на его темно-синие боксеры, которые обтягивали его узкие бедра с восхитительной V дорожкой, исчезающей за поясом.

— И? — спросил он.

Я моргнула, отрывая взгляд от его груди.

— И? — повторила я.

— Подходят?

Как может что-то не соответствовать этому телу? Я поняла, что он имеет в виду про меня.

— Ты имеешь в виду шорты? Они немного свободны, но это хорошо.

— Ты выглядишь сексуально в них — сказал он низким голосом.

Мое лицо пылало.

— Не забудь свой нож. Я хочу посмотреть, как ты его используешь.

Я склонилась над рюкзаком, радуясь, что мои волосы скрывают румянец, но он, вероятно, уже видел это. Я схватила нож и выпрямилась. Он открыл дверь и подождал, пока я войду. Когда я проходила мимо него, мне в нос ударил его теплый запах. Мне нужно было взять себя в руки.

Мы вернулись в красивую игровую комнату, и я продолжила путь к боксерскому рингу, радуясь, что могу сосредоточиться на чем-то еще, кроме опасного мускулистого мужчины позади меня.

— Не туда, — сказал Фабиано с ухмылкой в голосе.

Я повернулась, и он указал на боевую клетку справа.

— В клетку? — в ужасе спросила я.

Он вскочил на приподнятую платформу клетки, ухмыляясь, как акула.

— Конечно. Я хочу посмотреть, как ты справляешься со стрессом.

— Отлично, — пробормотала я. — Как будто борьба с тобой не была достаточно напряженной.

Он протянул мне руку. Я просунула свою руку в его, и его пальцы сомкнулись вокруг меня, теплые и сильные, и он потянул меня вверх. Я ударилась о его грудь, и он задержал меня там на мгновение. Я всмотрелась в его лицо. В свете люстры над нашими головами его волосы казались золотистыми. Но золотой мальчик? Нет, он был не таким.

— Я думала, мы будем драться, — прошептала я.

Его губы скривились.

— Просто смотрю, насколько больше неудобств я могу тебе причинить, — сказал он.

Я сверкнула глазами.

— Что заставляет тебя думать, что это заставляет меня чувствовать себя некомфортно?

Его улыбка стала шире.

— Значит, нет?

Я высвободилась из его объятий и указала на дверь клетки.

— Как открывается эта штука?

Он нажал на ручку, выглядя слишком самодовольным. Я шагнула внутрь, и мурашки побежали по коже. Мне показалось, что сквозь резкий запах дезинфекции и стали я чувствовала запах застарелой крови. Фабиано закрыл клетку с тихим щелчком.

— Я не понимаю, — сказала я, оглядывая клетку. — Почему людям нравится сидеть взаперти, как животным?

— Это дополнительный трепет от того, что нет спасения. Клетка неумолима.

Я кивнула, нащупывая нож в руке. Самая большая люстра, свисавшая с потолка прямо над моей головой, казалась скорее устрашающей, чем декоративной.

— Я хочу посмотреть, как ты справишься с этим.

Я нажала кнопку, которая отпустила лезвие. Она блестела в золотистом свете. Я протянула ему нож. Фабиано призывно согнул пальцы.

— Сделай то, что сделала бы с нападающим.

Я подняла нож немного выше, моя ладонь крепко сжала рукоятку.

Я видела, что Фабиано сдерживает улыбку. Для него это было, наверное, больше, чем немного занимательным.

— Атака.

Я сделала шаг вперед, но он преодолел оставшееся расстояние между нами и сделал вид, что атакует.

— Постарайся не потерять нож.

Я еще крепче сжала его, хотя это казалось невозможным. Но не успела я опомниться, как передо мной возник Фабиано, высокий, внушительный, мускулистый и такой непринужденный в том, что делал. Я почувствовала короткое болезненное давление на запястье, и нож со звоном упал на землю. Я потянулась к нему, но Фабиано оказался проворнее. Он крутил нож в руке, любуясь лезвием. Я сверкнула глазами.

— Это несправедливо. Ты гораздо сильнее и опытнее.

Я потёрла запястье. Я даже не видела, что сделал Фабиано. Фабиано покачал головой.

— Жизнь несправедлива, Леона. Ты должна знать. Твой нападавший не будет стофунтовой женщиной с тонкими чувствами. Он будет двухсотфунтовым ублюдком, который любит обижать женщин с нежными чувствами.

А потом он снова навис надо мной, весь мускулистый, сильный и властный, и мне захотелось поцеловать его, а не бороться с ним.

— Этот нож, — сказал он низким угрожающим голосом, протягивая лезвие между нами. — Это может быть твоим спасением или падением.

Он схватил меня за руку и развернул к себе. Моя спина столкнулась с его грудью, когда он прижал меня к себе. Я застыла от шока. Он коснулся кончиком лезвия кожи между моих грудей, затем медленно провел им вниз к моему животу. Давления было недостаточным, чтобы оставить след, но мой желудок скрутило при мысли о том, что я почувствовала бы, если бы это было так.

— Этот нож может дать твоему противнику еще одно преимущество над тобой. Если ты не можешь справиться с ножом, ты не должна использовать его.

Он отпустил меня, и я, шатаясь, вышла из его объятий. Мое сердце колотилось в груди, когда я посмотрела на себя. Я все еще чувствовала прикосновение лезвия к своей коже. Я закрыла глаза, пытаясь остановить нарастающую панику и, что еще хуже, возбуждение.

Фабиано был прав. Если нападавший завладеет моим ножом, он использует его против меня. Нож давал мне чувство безопасности, но теперь и оно исчезло.

Я повернулась к Фабиано, который пристально смотрел на меня. Он протянул мне нож. Я медленно подошла к нему и взяла его.

— Порежь меня, — сказал он.

— Прошу прощения? — спросила я.

— Режь меня. Я хочу посмотреть, есть ли у тебя все необходимое, чтобы причинить кому-то боль. Режь меня.

Я покачала головой, делая шаг назад.

— Не буду. Это глупо.

Фабиано раздраженно покачал головой и выхватил у меня нож. Его глаза встретились с моими, когда он прижал лезвие к ладони и полоснул.

Я отшатнулась, но не от хлынувшей крови, а от его действий. Он бросил нож на землю. Кровь капала на серый пол. Он сжал окровавленную руку в кулак, и еще больше крови покрыло костяшки пальцев.

— Я вижу, что ты боишься. Страх никогда не бывает хорошим товарищем в бою, — сказал Фабиано, выглядя совершенно непринужденно в боевой клетке. И никаких признаков боли.

Для него это была знакомая земля, место, где он чувствовал себя как дома. Для меня высокая клетка, казалось, возвышается надо мной грозно. Даже роскошная обстановка не могла этого изменить. И то, что я должна была драться с Фабиано, не очень-то помогло. С его твердым как камень животом, мускулистыми руками и острым взглядом он выглядел уже бойцом. И я видела, как он сражался. Сравнивать было не с чем. Его скорость. Его сила. Его решимость.

Я, однако, чувствовала себя не в своей тарелке.

Фабиано развел руки ладонями наружу. Мой взгляд задержался на ране на его ладони, которую он, казалось, не замечал.

— Ударить меня. Это все, что ты можешь сделать, верно? — я шагнула к нему.

— Сожми руки в кулаки. Даже не думай ударить меня открытой ладонью. Ты не прихлопываешь муху.

Он смеялся надо мной. Я сжала кулаки, как он приказал, и сделала еще один шаг к нему. Я даже не знала, куда его ударить. Он сделал неожиданный шаг ко мне, напугав меня, и я попятилась.

— Ударь меня, — снова приказал он.

Я двинула кулаком вперед и ударила его в живот. За секунду до удара я увидела, как его шесть кубиков превратились в восемь, когда он напряг мышцы. Мои костяшки столкнулись с его твердым животом, и я вздрогнула. Я немедленно отстранилась.

— Это был твой самый сильный удар? — спросил он.

Я нахмурилась.

— Да. Почему? Неужели все так плохо?

Выражение его лица дало мне однозначный ответ.

— А теперь пни меня изо всех сил и целься как можно выше.

Ударить уже было странно, но пнуть кого-то было совершенно не в моей зоне комфорта. Я размахнулась и ударила его ногой по ребрам. Он покачал головой.

— Это никуда не годится. Я даже не двигаюсь, а твоя цель и сила уже плохи.

Он сказал что-нибудь приятное? Я начала раздражаться. Он принял боевую стойку и отвернулся от меня. Затем он ударил ногой по клетке. Грохот заставил меня подпрыгнуть, и земля задрожала под моими босыми ногами от силы удара Фабиано. Все еще трудно было поверить, как высоко он мог поднять ногу и как сильно мог ударить ею. Моя нога отвалилась бы, если бы я попыталась поднять ее так высоко.

— Возможно, у тебя нет подходящего стимула. Большинство женщин осмеливаются сильно ударить, только когда загнаны в угол. Давай притворимся, что я нападаю на тебя.

Эта мысль одновременно взволновала и ужаснула меня. Я кивнула, стараясь выглядеть готовой к этому. Его голубые глаза бесстыдно скользнули по моему телу.

— Делай, что должна, чтобы вырваться из моих рук. Сделай мне больно.

Как будто у меня был хоть малейший шанс. И без предупреждения он бросился вперед, схватил меня за плечи и прижал к клетке. Зажатая между холодным металлом и его теплой мускулистой грудью, я никак не могла попасть в него. Я вывернулась, но его хватка не дрогнула.

— Борись, Леона. Представь, что я хочу причинить тебе боль, изнасиловать тебя, убить тебя, — сказал он темным шепотом, от которого у меня волосы встали дыбом.

Я снова попыталась оттолкнуться от клетки, но Фабиано не сдвинулся с места. Он был неподвижен, как клетка.

— Тебе нужно приложить намного больше усилий, чем сейчас, — прошептал он мне на ухо и слизнул струйку пота с моего горла.

По спине у меня побежали мурашки. Без предупреждения он отпустил меня, и я быстро повернулась к нему, надеясь, что он не видит, что этот жест сделал с моим телом.

Он откинул волосы назад, самодовольно улыбаясь.

— Возьми себя в руки. Надеюсь, на этот раз у тебя получится лучше.

Я была готова запротестовать, когда он прыгнул вперед. Прежде чем я поняла, что происходит, он пнул меня под ноги. Я задохнулась, упала назад и приготовилась к удару. Но этого не произошло. Вместо этого рука Фабиано обвилась вокруг моей талии, и он опустил меня на землю.

Конечно, это еще не конец. Он опустился на колени и прижал мои запястья к земле над моей головой. Его ладонь скользила по моей коже. Одно его колено втиснулось между моих ног, раздвигая их.

Мое сердце заколотилось в груди, когда я посмотрела ему в лицо. Это все еще игра? Он выглядел таким сосредоточенным и… нетерпеливым. Но потом улыбка медленно расползлась по его лицу, и дыхание стало легче.

— Надеюсь, ты не очень старалась, — сказал он. — Теперь нападающий может поступить с тобой по-своему. Было бы не очень трудно сорвать с тебя одежду и навязаться тебе.

— Ты убьешь любого, кто это сделает, — сказала я.

Это были ужасные слова. И я не знала, почему это сказала. Я не знала, зайдет ли Фабиано так далеко. Он полностью опустился на меня, и почему-то его теплый вес казался идеальным.

— Думаешь? — пробормотал он. — Зачем мне это делать?

Его глаза остановили меня. Какое-то время я не могла ничего сказать. Внезапно я почувствовала себя глупо дерзкой.

— Потому что тебе не нравится делить меня.

Собственническое выражение появилось на его лице. Он прижался бедрами к моей промежности, и мои глаза широко распахнулись. Он был тверд. Меня затопило жаром. Я должна была оттолкнуть его, но была слишком удивлена и очарована. Он наклонился и лизнул мою ключицу.

— Больше всего я хочу трахнуть тебя прямо здесь, посреди этой клетки.

Мои мышцы напряглись. Это было слишком быстро. Я все еще не была уверена, стоит ли продолжать это с Фабиано. И я определенно не хотела, чтобы меня трахали в клетке, как животное, даже если крошечная часть моего тела не соглашалась.

У меня не было возможности оттолкнуть его, потому что он оттолкнулся от земли и приземлился на ноги одним изящным движением.

Я присел над ней на корточки, глядя на ее широко раскрытые от шока глаза и растрепанные локоны. Она приподнялась на локтях, но не двинулась с места. Ее взгляд упал на мои боксеры, прежде чем она быстро отвернулась. Я знал, что она покраснела бы, если бы ее лицо не было красным от напряжения. Меня охватил трепет, как всегда, когда ее невинность просвечивала сквозь меня. Я выпрямился, и она тоже медленно поднялась на ноги.

Она была ужасным бойцом. Не в ее характере причинять людям боль. Возможно, я мог бы заставить ее ударить сильнее, если бы причинил ей боль. Боль была сильным катализатором, но причинять ей боль не было тем, что я имел в виду. Я хотел заставить ее кричать, но не от боли.

Она сжала руки в кулаки. Ее запястья были покрыты кровавыми отпечатками пальцев, но рана на моей ладони была лишь слабой пульсацией.

— Попробуем еще раз?

Я ухмыльнулся. Она пыталась избежать ситуации. Я наклонил голову, затем изобразил атаку. Она подняла руки, словно защищаясь, и закрыла глаза.

— Никогда не закрывай глаза перед врагом.

Она посмотрела на меня и попыталась ударить в живот. Я увернулся от ее тщетной попытки и схватил ее сзади. Я обхватил ее руками и прижался бедрами к ее ягодицам. Я двигал ее вперед, пока она не прижалась к клетке, а моя эрекция не прижалась к ее упругой заднице. Она издала звук протеста.

— Фабиано, — прохрипела она, чувствуя, как в ней закипает гнев.

— Остановись.

— Заставь меня, — бросил я вызов, затем слегка прикусил изгиб ее шеи и засосал кожу в рот. Она застонала, успокоившись начала извиваться всерьез. Когда я отпустил ее мягкую кожу, я оставил свой след. Она попыталась пнуть меня в спину, но лишь слегка задела мою голень. — Ты можешь сделать лучше, — сказал я.

Она попыталась оттолкнуть меня, но снова не смогла. Возможно, это было несправедливо. Даже лучшие бойцы недолго продержались в бою против меня. Но то, что я делал с Леоной, даже близко не подходило к бою. Больше похоже на игру.

Внезапно она обмякла под моими прикосновениями и прижалась задом к моей эрекции. Если она думала, что это сбьет меня с толку, то глубоко ошибалась. В отличие от нее, у меня было более чем достаточно опыта, и я не был расстроен прикладом к моему члену. Единственной неприятной вещью была одежда, отделяющая ее задницу от моего члена.

— Играешь с огнем? — тихо спросил я.

— Это ты начал, — пробормотала она, негодование вспыхнуло в ее глазах. Наконец-то в них была какая-то борьба.

— И я готов играть до конца. — сказал я с намеком. — А ты? — я снова уперся своей эрекцией в ее задницу.

Она замерла.

— Нет. Я нет.

Ее голос больше не был игривым или сердитым. Я посмотрел на мягкие веснушки на ее носу и щеке. Ее глаза встретились с моими. Ей было не по себе, она нервничала, но не боялась. Она доверяла мне уважать ее границы. Леона может меня погубить.

Я ослабил хватку на ее руках, позволяя ей повернуться. Она подняла голову, изучая мое лицо. Интересно, когда она перестанет искать то, чего нет?

Я прижал ладони к клетке рядом с ее головой, позволяя моей голове упасть вперед, пока наши губы не оказались менее чем в дюйме друг от друга. Ее глаза метнулись вниз, и она удивила меня, когда поднялась на цыпочки и сократила расстояние.

Ее поцелуй был мягким и сдержанным. Мое тело кричало о чем-то другом. Я углубил поцелуй, затем схватил ее за ягодицы и приподнял, пока ее ноги не обвились вокруг моей талии. Прижавшись спиной к клетке, я упивался ее ртом. Она вцепилась мне в плечи, впиваясь ногтями в кожу и пятками в ягодицы. Когда она отстранилась, у нее перехватило дыхание.

— Ты не умеешь устанавливать границы. — сказал я ей.

Она прислонилась головой к клетке.

— Я знаю, — виновато сказала она.

— Так вот что ты называешь борьбой? — протянул Нино, входя в комнату со спортивной сумкой на плече.

Его внимательный взгляд остановился на Леоне. Каждый мускул во мне напрягся. Я опустил Леону и положил руку ей на спину.

Нино проследил за жестом. Выражение его лица не изменилось. В отличие от Римо, он не был склонен к эмоциональным вспышкам. Это делало его более трудным для чтения, определенно не менее опасным. Высокий, стройный, с безукоризненной бородой и темными волосами, собранными в короткий хвост, Нино выглядел как модель на подиуме. Женщины влюблялись в него, пока не понимали, что его бесстрастное выражение лица не было маской. Нино не нужно было скрывать свои эмоции. У него их не было.

— Мы закончили, — сказал я.

Я подтолкнул Леону к двери клетки, открыл ее, затем вылез первым, прежде чем опустить Леону вниз. Она стояла рядом со мной. Она опасалась Нино, как и следовало ожидать. Ее инстинкты не могли полностью отключиться, если она распознала в нем опасность.

Я поприветствовал его коротким объятием и хлопком по плечу.

— С кем ты тренируешься?

— Адамо, если он решит появится.

Я закатил глаза.

— Удачи.

Его взгляд снова скользнул за мою спину к Леоне. И что-то защитное и свирепое набухло в моей груди. Больше он ничего не сказал. Я сомневался, что он действительно интересовался ею. Ему было любопытно, потому что я проявлял к ней интерес.

Я повел Леону в раздевалку, но только взял наши сумки.

— Разве мы не переоденемся? — спросила она.

Я покачал головой. Я хотел увести ее от Нино. Будет безопаснее, если Римо и его братья не будут слишком часто видеться с Леоной.

Я вывел ее на улицу и повел к своей машине. Напряжение спало с меня, когда мы отошли от Нино. Римо и его братья были мне как родные, но я не доверял им Леону. Леона искоса взглянула на меня.

— Кто это был?

— Нино. Один из братьев Римо.

— Тебе не нравилось находиться рядом с ним, — сказала она.

Если бы она догадалась, Нино бы тоже догадался. Это было нехорошо.

— Я практически вырос с ним. Он как мой брат, но мне не нравится, что ты рядом с ним. Лучше не вмешивайся в эту часть моей жизни.

— Хорошо, — просто сказала она.

Когда мы подъехали к ее дому, я повернулся к ней, желая снова поцеловать ее. Я вел себя хладнокровно с момента нашего первого поцелуя, но я устал сдерживаться, особенно после того, что случилось в клетке.

— Ты празднуешь Рождество с Римо и его братьями? — спросила она.

Я напрягся. Я не ожидал такого вопроса.

— Я не праздную Рождество.

Уже несколько лет. С тех пор, как мои сестры уехали в Нью-Йорк. Мне не нравились праздники, но теперь, когда она упомянула об этом, я понял, что до Рождества осталась всего неделя.

— Я тоже. Я наверное, буду работать, — сказала она, слегка пожав плечами.

— Ты не хочешь отпраздновать с отцом или матерью?

Она смотрела в ветровое стекло, теребя шорты.

— Я привыкла. Давным давно. Когда я была маленькой, у нас было два или три прекрасных рождественских вечера. Остальные были в беспорядке. — она вздохнула. — После того как отец бросил нас, мама все время работала, чтобы достать денег на кристалл. Она забыла о таких вещах, как Рождество или мой день рождения. Они не были важны для нее. А мой отец… — она пожала плечами. — Я думаю, он был рад, что ушел от нас и ответственности.

Она все еще не упоминала, что ее мать шлюха, но я позволил ей эту небольшую отсрочку.

— Вот почему ты не должна чувствовать ответственность за своего отца. Он не благородный человек. Он должен защищать свою плоть и кровь, а не предлагать ее кому-то в обмен на долг.

Она покраснела.

— Ты знаешь об этом?

— Сото сказал мне.

— Не легко отказаться от него. Я все еще люблю его, несмотря на его недостатки, я ничего не могу с собой поделать.

Я поморщился.

— Любовь это слабость, болезнь. Вот увидишь, к чему это приведет.

Ее голубые глаза смотрели на меня, все еще глядя, все еще надеясь.

— Ты не можешь так думать. Любовь это то, что делает нас людьми, ради чего стоит жить. Любовь безусловна.

Она сказала это с таким пылом, что я понял: она пытается убедить не только меня, но и себя.

— Ты действительно в это веришь? Как ты думаешь, это превратило тебя в человека, которым ты являешься сегодня? Потому что любовь определенно не сделала меня тем, кто я есть. Кровь, ненависть и жажда мести поддерживали меня. Они все еще это делают, и так же делают, как честь, гордость и верность. Так скажи мне, Леона, любовь сформировала тебя?

Леона прижала рюкзак к груди.

— Не меня. Но никто никогда не любил меня так, — тихо сказала она. — Мои родители всегда любили свою зависимость больше, чем меня, и никогда не было никого другого. Значит, любовь не сформировала меня.

Она с вызовом посмотрела мне прямо в глаза. Ожидала ли она жалости? Ей не стоило волноваться. Жалость была эмоцией, от которой я давно отказался. Я был в ярости. В ярости от ее признания.

— Тогда что? — спросил я.