К чему снится Император?

Глава 10

Кавказ…Невероятно красивое место. Я здесь был трижды. Два раза во время Первой и Второй Чеченской компании в составе спецподразделения ГРУ, а третий — в 2022 году как обычный турист. И каждый раз у меня просто захватывало дух от красоты гор. Ощущение восторга и полноты жизни прямо переполняло. Неважно в каких обстоятельствах ты оказался там, — величие природы гор чувствуется всегда. Кавказ меня будоражит и физически, и духовно. Его красота безжалостная в своей чистой наготе, — её могут понять лишь сильные духом люди. Когда стоишь над обрывом пропасти или переходишь горные реки, ты чувствуешь себя по-настоящему живым… И вот снова я тут, — и прежние эмоции хлынули на меня потоком. В октябре папенька направил меня на Кавказ в качестве командующего гвардейским и гренадерским корпусами…

Освоившись на месте, я с небольшим отрядом выехал на разведку. Местность была сложная, труднопроходимая — как двигаться большим силам, было не до конца понятно.

— Ваше Высочество, необходимо срочно отходить. Впереди отряд горцев, — втрое больше нашего. Непонятно как сумели пройти незамеченными наши заставы, — встревоженно доложил адъютант.

— Втрое больше, говоришь. Артиллерии я так понимаю, у них нет, огнестрельного оружия мало. Отходить мы сейчас не можем. Если узнают, что гоняли сына императора как зайца, авторитет России рухнет, а Кавказ уважает только силу. Надо выступать навстречу.

Бой произошёл стремительно. Столкновение отрядов было бешеным. Мелькали сабли, звучали звуки выстрелов. Я в этот момент словно погрузился в транс. Время будто замедлилось для меня, — я уклонялся от клинков вражеских шашек, стрелял из пистолета и наносил удары кинжалом. Патроны быстро кончились, и я в каком-то словно наваждении швырнул его прочь и просто начал прыгать с лошади на лошадь, нанося удары ножом и кулаком. Бородатый здоровый воин налетел на меня с кинжалом, — и я, перехватив его руку, просто в запале оторвал её и понёсся дальше.

— Шайтан, шайтан!!! — испуганно кричали оставшиеся воины.

Разгром был жестокий. Противник был полностью деморализован. А мы продолжили свой путь, уже гнав перед собой со связанными руками, шокированного противника.

Позже, Николай попытался выяснить, что всё-таки произошло в этом бою у главнокомандующего русскими войсками на Кавказе графа Воронцова.

— Так что же там произошло, Михаил Семёнович? До меня доходят совершенно непонятные сведения.

— Боюсь, Ваше Величество, это непонятность связана с характером данного события. Дело в том, что произошедший бой немыслимо описать с позиции разумного объяснения.

— Поясните свои слова.

— Достоверно известно, что когда наследнику передали, что впереди превосходящий, по численности враг и необходимо срочно отступать, тот заявил, что Кавказ уважает только силу, и если горцы узнают, что гнали самого сына императора, то всякий к нам страх и уважение потеряют. После этих слов бой и состоялся. А то, что произошло потом, уже не поддаётся никакому логическому описанию. По словам офицеров-участников сражения, Александр поначалу стрелял из пистолета, а потом стал на дикой скорости прыгать и носиться между горцев, убивая всех ножом. Слышались только крики «шайтан», «шайтан» и стояла какая-то атмосфера дикого ужаса и обречённости. Когда всё закончилось, он вышел из боя весь в крови горцев, держа чью-то оторванную руку. Там даже часть наших новобранцев, к стыду, надо сказать, буквально обмочилась. Горцы же просто скулили от страха, многие поседели от ужаса. Офицеры признаются, что даже у них в это время коленки дрожали, — наследник вызывал какой-то дикий страх. Вообще, в войсках сейчас об этом стараются не говорить, потому что это не вписывается ни в какие рамки.

Николай шокированно слушал доклад и никак не мог переварить услышанное. Сила наследника, о которой так часто говорили его воспитатели, оказалась даже сильно преуменьшена.

За действия на Кавказе меня предоставили к боевому ордену — Св. Георгию 4-й степени. Честно говоря, я был рад, так как данная награда даётся не по должности или званию, а только за личную храбрость. Это было приятно и потому, что младший Константин к этому времени уже получил Георгиевский крест за боевые отличия в Венгерской компании.

Государь послал навстречу Александру Паткуля, бывшего соученика Саши. Николай предупредил того: «Прежде чем вручишь крест, скажи, что я очень недоволен им: наследник русского престола не имеет права рисковать, как он изволил это сделать — чуть не попал к горцам в плен».

В России тем временем назревали опасные общественные тенденции. Под влиянием революций в Европе тематика народного освобождения принимала всё более отчётливый характер. Власть отвечала по большей части силой, так как не могла найти другого способа реакции.

Главным орудием политической стабильности было III Отделение, которое после смерти Бенкендорфа возглавил граф Алексей Орлов. Последний тем не менее отличался большой ленью и стремлением лишь к светским удовольствиям, что фактически привело к передаче всех его дел по политической полиции Л. В. Дубельту. Этот товарищ не пользовался большим авторитетом ввиду своего небольшого ума, но был довольно хитрым, пронырливым, лицемерным, а главное, крайне жадным. Его умение проделывать свои дела поражало общественность того времени. Не беря взяток как высокое должностное лицо, он одновременно был крупным пайщиком в игорном деле. Дубельт также массово скупал имения и земли на имя своей жены. По словам знакомых чиновника, по отношению к подчинённым наш товарищ был груб, к посторонним — учтив, к равным себе — дружелюбен, а иногда насмешлив.

Как мог вести работу III Отделения такой человек? Ответ вытекает из его характера. Должно быть много фальши, гротеска и огромного лицемерия! В точь-в-точь как у многих наших современных чиновников. Имитировать бурную деятельность, ничего не делая, брать деньги на чьё-то имя за оказание преступных услуг…

Работать с общественным настроением, революционерами — сложно. Требуется недюжинный ум и умение анализировать меняющуюся ситуацию. Как быть, если этого нет в наличии, а работу тайной полиции надо показывать? Всё просто. Надо «найти» революционеров, «обнаружить» заговор, и ты станешь героем, а заодно оправдаешь своё высокое положение. Так, в России начался развиваться мелочный полицейский гнёт, который приводил к всё большему ухудшению отношения к власти.

В это же время мой братишка Константин донимал меня своим либерализмом.

— Смотри же Саша, всё цивилизованное общество идёт по пути принятия конституции. Мы же остались одни в целом мире!

— И что ты предлагаешь?

— Ввести конституцию, которая бы гарантировала свободу слова, собраний, союзов, неприкосновенность частной собственности. Необходимо созвать Учредительное собрание и решить все эти вопросы.

— Тебе не кажется, что наше общество ещё не готово к таким переменам? Подавляющее большинство населения Российской империи просто неграмотны. Они ничего не понимают в политике и этим могут воспользоваться и обязательно это сделают нечистые на руку популисты, желающие за счёт красивых лозунгов достичь лично для себя власти и богатства.

— Ты, как всегда, несносен Александр. Всё ты сводишь к образованию. Если бы не знал тебя всю жизнь, то, ей-богу, подумал бы что ты какой-нибудь преподаватель. Скажу так, народ всё поймёт и без образования. Он у нас мудр в своей простой жизни, его ничем не обманешь. К тому же в конституции можно прописать незыблемость монархической власти «Божьей милостью».

Я настоятельно рекомендовал Константину остерегаться от подобных высказываний, так как наше положение пока неустойчиво, но брат был всегда слишком импульсивным…И, разумеется, в обществе постепенно распространялось мнение о прогрессивном либерале Константине и крайне консервативном наследнике. Дальнейший эпизод истории усилил подобную мысль… Дубельт внезапно «обнаружил» заговор петрашевцев. Молодёжь собиралась на негласные встречи у русского мыслителя и общественного деятеля Михаила Буташевича-Петрашевского. Эти ребята не имели революционных замыслов, в основном они занимались изучением и пропагандой социально-утопических идей Сен-Симона, Фурье и других философов. Узнав об этих встречах, Дубельт решил, что это его шанс, и дело было раздуто до необыкновенного характера. Государю было прямо доложено, что члены кружка готовят революцию в стране. Добавился сюда и крайне неприятный момент. Председатель следственной комиссии, князь П. П. Гагарин на допросе предложил от подследственного Львова сообщить следствию, что великий князь Константин предупреждал их о возможности задержания. Львов отказался. Брат, конечно, знал их и даже общался, но чтобы вот так прямо влезать, — этого не было, однако нехорошие слухи упорно ходили. И все же либералы явно надеялись на Константина. Известно было, что он добился снятия опалы с сочинений Гоголя, Хомякова, растрогался, прочитав тургеневские «Записки охотника» и даже небезуспешно просил освободить Николая целый ряд оппозиционеров.

Либералы были недовольны лишь наследником, который не выказывал никакого к ним расположения, и даже, по слухам, просил своего папеньку расстрела некоторых декабристов или отправления их на Камчатку. — Это будет настоящий тиран, хуже самого Николая, — уверенно заявлял среди своих приятелей-социалистов В. С. Курочкин. — В молодые годы все говорят о свободе и прогрессе, а этот уже в таком возрасте не только не высказывает никакого сочувствия, а действует ровно наоборот. Россия при Александре падёт в пропасть. Как же не везёт нашей стране на правителей, — тираны да мучители, а наследник будет явно одним из самых жестоких из них.

Голубые мундиры жандармов в то время были ненавистны всем. Их презирало и ненавидело всё общество, и даже высшая аристократия смотрела на них с плохо скрываемым чувством брезгливости. В это время быть оппозиционером становилось модным, прогрессивным. Ими восхищалась вся молодёжь, таких любили девушки.

Но это все внутренние дела. Русские императоры традиционно интересуются в основном лишь внешней политикой, пренебрегая внутренними проблемами.

В январе 1853 года в Михайловском дворце был балл. Принимала гостей великая княгиня Елена Павловна. Обстановка была великолепна. Колонная галерея, скульптурная лепка по стенам, огромный ослепительный зал. Съехалась вся элита петербургской аристократии, дипломатический корпус, послы зарубежных стран. Все разговаривали на французском, — такова была реальность. Лучшие слои российского общества презирали свой родной язык, считая его варварским, мужицким.

Николай зашёл во дворец своим обычным надменным видом и пристальным взглядом, от которого как можно скорее хотелось спрятаться подальше. Поздоровавшись с хозяйкой, государь уточнил здесь ли английский посол, и услышав утвердительный ответ, направился прямо к нему.

После коротких обменов приветствий с видными аристократами он задержался у посла, пригласив его для приватного разговора в отдельный кабинет. Беседа…Сэймур был человек опытным и прекрасно знал характер императора, а вот Николай…тот — был наивен. Парадоксально, но государь в это время серьёзно полагал, что посол от него в восхищении, а сама Англия для России является союзницей. Николай твёрдо был уверен в том, что Лондон поддержит его при решении Восточного вопроса, а именно при разделе Османской империи. При этом он считал, что Франция сюда вообще влезать не будет, так как у той не было явных интересов на Ближнем Востоке, а в союз вечных противников Англии и Франции просто представить не мог. Более того, по мнению Николая, Австро-Венгрия и Пруссия вообще должны были быть надёжными союзниками России, так как последняя помогла им при подавлении недавних революций в этих странах.

— Турция — это словно больной человек! Надо решать с ней, — с ходу заявил государь.

— Не совсем понимаю, Ваше Величество.

— Буду говорить прямо. Молдавия, Валахия, Сербия, Болгария должны стать самостоятельными от Османской империи государствами под уже нашим протекторатом. Если в ходе конфликта, так случится, Константинополь также окажется в наших руках, то мы там водворяться не будем, если только в качестве временного охранителя.

— Это значительные притязания Российской империи, Ваше Величество.

— Послушайте, взамен я готов отдать Англии Египет и Крит. Считаю это вполне достойным обменом. Желаю обменяться с вашим правительством соответствующими свободными мнениями.

Николай обладал удивительной способностью игнорировать ту реальность, которая его не устраивала. К тому времени у него были в наличии и данные разведки, и данные дипломатического корпуса, которые однозначно говорили о том, что для России внешнеполитическая ситуация резко ухудшилась. Особенно в этом плане Николая раздражала разведка, так как туда по просьбе наследника были впихнуты несколько кадров, которые давали сведения просто оскорбительного характера. — Зря только пошёл навстречу сыну. Вечно просит за кого-то из друзей своих. Уже кучу людей своих запихал и в разведку, и в III Отделение, и в правительство. Нельзя же так, в конце концов. И ладно бы, нормальными, как все, были. Нет ведь вечно что-то мутят, выявляют какие-то придуманные ими же недостатки. Всё влияние сына…Он у меня тоже критик какой-то, словно учитель. То надо исправить, это не так. Невозможно быть всему идеальным, — будешь исправлять часто, так поломается. А Александр всё своё талдычит: «Папенька, устрой его, пожалуйста. Он послужить хочет». И ведь приходится принимать, а то потом скажет, что я его позорю перед друзьями, которым он обещал'. Но всё равно, как приходится иметь дело с его друзьями, так хоть волком вой. И ведь в отставку отправлять их сразу нельзя, — сын сразу примчится и начнёт оправдывать дурость товарищей. Неприятные люди. Вот и этот дружок сына из разведки Яков Толстой написал вдруг, что ему достоверно известно, что Англия имеет планы «уничтожить русский флот и сжечь Севастополь». Откуда он такую глупость вообще вытащил? А этот его Паскаль из Франции, — тот вообще прямо доносит, что против нас настроены ещё Австро-Венгрия, Франция и Пруссия. — В мусор их донесения, — настроения только портят своим бредом. Вот с кем работать приходится из-за наследника, — не умеет подбирать нормальных людей. Государь в это время даже не осознавал, что Александру в данный момент было не до карьеры своих друзей, и тем более не до внешней политики. Он вообще ничего не хотел слышать и знать.

Наследник получил тяжёлый удар в семье и горевал… Умерла от менингита Александра, его первый ребёнок и единственная дочь, не дожившая до своих десяти лет. Дочурка была его отрадой и главной любимицей. Я называл её Линой. Моя красавица с голубыми глазами и золотистыми локонами часами молча сидела у меня в кабинете просто для того, чтобы побыть рядом. Она была так похожа на свою мать, такая же чистая, светлая душа. Когда я освобождался от дел, мы с Линой и маленьким Николаем вместе играли, а ещё я им читал сказки. Дочка в этот момент держала мою руку и никак не хотела её отпускать. Она очень любила ездить с нами на прогулку в открытой коляске, присутствовать на смотрах и возиться с младшим братом. Лина была ласковым и подвижным ребёнком, и просто обожала своего папу, целуя не только его, но даже его портрет, стоявший у столика на кровати. Болезнь забрала её стремительно. Супруга бесконечно плакала, а у меня на душе была словно огромная дыра. Боль, ужасная боль…Я поместил засушенный цветок из её похоронного венка в свой дневник. Моего ангела больше не было со мной…