Парень на пирсе был прав – особняк, стоявший на возвышенности, был виден с края утеса, хотя находился на расстоянии длинны футбольного поля19. Я даже мог видеть крышу и верхний этаж соседнего дома где-то совсем в отдалении. Участки между особняками тут и правда были большими, что позволяло владельцам жить в некотором уединении. Однако на Тире, как и на всех калифорнийских островах, почти не было растительности, кроме кустарников, редких пальм и скрюченных деревьев, как-то сумевших зацепиться за продуваемые ветрами скалы.
Утес производил странное и пугающее впечатление. Если стоять наверху, то казалось, будто в море устремляется отвесный неприступный склон. Местами так оно и было: прогулявшись вдоль края, я осторожно поглядывал вниз, увидев только острые скалы, о которые бились злобные волны. Но по большей части за крутым обрывом следовал достаточно пологий спуск. Как, например, тот, по которому я поднялся из бухты. Мне было видно, как Тед закончил переговоры с парнями на причале и направил свой катер в сторону океана.
Интересно, наверное Обината довольно долго гулял вдоль берега, пока не обнаружил самый удобный выступ, с которого сподручнее прыгнуть прямо в море.
Я повернулся спиной к воде, отошел от опасного края и направился в сторону дома в поисках дорожки со ступенями. Похоже, Блэквуд решил не обновлять потрескавшийся бетон, ограничившись лишь тем, что выдернул вокруг ступеней сорняки и заново покрасил их.
Мне стало неожиданно холодно, несмотря на полуденный зной. Особняк на холме на краю пустынного утеса и белая лестница напомнили мне один из готических романов, о которых болтал Маркус по дороге.
Правда, подойдя ближе к отелю, я с удивлением обнаружил ухоженный сад, лужайку для крокета и даже апельсиновые деревья, явно посаженные здесь насильно, поскольку апельсины никак не могут произрастать в этом климате. Садовник в соломенной шляпе лениво утюжил живую изгородь.
Сам дом не произвел на меня впечатление чего-то зловещего или величественного. Фактически, как и сказал Блэквуд, это был типичный колониальный особняк с широкой террасой вдоль первого этажа и черепичной крышей, ощерившейся мансардными окнами. Единственный диссонанс в ровную прямоугольную конструкцию вносила отдельная башенка, зачем-то примостившаяся с правого торца здания. Башенка была круглой, трехэтажной, а ее высокий шпиль венчала мачта с флюгером. Дом как раз был обращен правой стороной в сторону моря, так что, скорее всего, первый этаж башни, представляющий собой застекленную террасу, служил гостям чем-то вроде летней гостиной или оранжереи.
Двери в дом со стороны террасы были широко распахнуты, и войдя в них, я оказался в просторном холле.
– А вот и вы, Стин, – откуда-то сбоку вынырнул Блэквуд. – Я вас ждал примерно в это время. – Как видите, у нас тут нет конторки регистратора, ничего такого. Мой кабинет прямо за этой дверью. Я позову кого-нибудь, чтобы проводили вас в комнату, потом спускайтесь вниз. Если хотите перекусить с дороги, то накрыт ленч. Это вон туда и направо по коридору. Ну, то есть это не совсем ленч… так, разные закуски, сэндвичи и свежие фрукты. Большинство наших гостей не утруждает себя ранними подъемами, кроме завзятых рыболовов. А многие только к полудню спускаются к завтраку. Вот моя дочь и предложила объединить завтрак и ленч в общий стол с закусками. Она где-то прочитала, что сейчас в моду входят так называемые «континентальные завтраки», когда вы сами кладете на тарелку себе все, что хотите…
– У вас очень предприимчивая дочь. Ей приходит в голову множество идей.
– О, да, – глаза Блэквуда вспыхнули от гордости. – Она с отличием закончила женский колледж Уэллсли20. Не знаю, уж чему ее там научили, но идей в голове теперь масса. Прочитывает по пять газет и три журнала за день. Правда, на Тире с этим проблематично, всю почту доставляют с Санта-Каталины с задержкой.
– Вы говорите обо мне?
В холле показалась девушка, точнее молодая женщина лет двадцати пяти-тридцати. Блондинка с угольно-черными глазами и красным ртом.
Я едва не разжал пальцы и не уронил саквояж, настолько она была красива. Это была яркая, эффектная, бьющая наповал красота, и девушка прекрасно отдавала себе в этом отчет. Наверняка когда она шла по тротуару, ее преследовал звон разбитых фонарных столбов и визг покрышек, вызванный водителями, которые с отвисшей челюстью пялились ей вслед, а не на дорогу.
При этом Мэри Энн Блэквуд не пользовалась никакими косметическими ухищрениями. Ее губы алели сами по себе, как и совершенно натуральным был розовый румянец, слегка проступающий на фарфоровой коже. Белокурые волосы длиной до середины шеи были гладко расчесаны и разделены на косой пробор со взбитой челкой. А демонические глаза подчеркивали длинные черные брови, распахнувшиеся на широком лбу подобно птичьим крыльям – опять же, насколько я мог судить, самой естественной формы без помощи щипчиков и карандашей.
Одета она была тоже в монохромную гамму. Белое платье с пышной юбкой, кружевным воротником и длинными рукавами перехватывал черный корсет на шнуровке, облегающий осиную талию девушки.
– Вы и есть Дуглас Стин, частный детектив, которого нанял папа? – спросила она меня деловитым тоном. – А я Мэри Блэквуд. Пойдемте, я сама провожу вас до комнаты и все тут покажу.
Девушка смотрела на меня чуть снисходительно, словно была опытной медсестрой, а я новым пациентом, только что поступившим в ее клинику.
Это привело меня в чувство. Сглотнув слюну, я поспешил за ней по лестнице.
– Вот ваш номер, – сказала Мэри, пропуская меня во вполне современную просторную комнату, отделанную в фермерском стиле, показавшимся мне фальшивым. Стены были выкрашены новой белой краской, а балки мореного дуба выглядели декоративными.
Тем не менее, номер был светлым и просторным, а широкие окна открывали вид на сад и край утеса, за которым полоской угадывался океан. Над одним из окон я с удивлением увидел кондиционер – довольно редкое явление даже для Лос-Анджелеса, не говоря уже о сельской гостинице на забытом богом острове.
– За этой дверью – ванная комната, – пояснила девушка. – У каждого постояльца она своя.
– Очень милый номер, – пробормотал я.
– Вам правда нравится? Конечно, нам пришлось многое переделать. Тут был обычный старый особняк. Спальня хозяина, хозяйки, будуар хозяйки, детская комната… Пришлось сломать все внутренние перекрытия, чтобы сделать уютные одинаковые номера и ванные комнаты. Даже пришлось переделать каминные дымоходы. Особняк не очень большой, как вы могли заметить. Здесь всего восемь комнат для постояльцев. В мансарде еще пять комнатушек для прислуги. Мы с отцом живем в башне. У него спальня на этом этаже, дверь в там, в конце коридора, а ко мне надо подняться наверх по винтовой лестнице.
– Вы живете наверху башни? – осоловело переспросил я.
– Да. Я сама выбрала эту комнату. У меня на чердаке есть телескоп, люблю изучать летом звездное небо. Да перестаньте вы на меня так смотреть, будто я зачарованная принцесса из сказки! – топнула она ногой. – Я не виновата, что родилась с такой внешностью. Волосы мне достались от папы, пока он не облысел, а глаза от мамы. Так бывает, если бы вы читали новейшие генетические исследования.
– Отец упоминал, что вы блестяще закончили колледж, мисс Блэквуд.
Девушка скривила красные губки, будто моя реплика не стоила внимания.
– Пожалуйста, зовите меня Мэри.
– Не Мэри Энн?
– Так меня называет только папа. Это как будто в память о моей покойной матери, она из Северной Каролины, в ее краях было принято всех называть сразу двумя именами. Впрочем, я ее совсем не помню, она умерла, когда мне было два года. Мне больше нравится Мэри. Мэри Энн звучит… слишком провинциально. Наверное вам надо распаковать вещи и привести себя в порядок. У вас есть какие-то вопросы, мистер Стин?
– Вы сами видели этого загадочного призрака, из-за которого ваш отец меня нанял?
– Я? Нет. Вечера я предпочитаю проводить в своей комнате с интересной книгой.
– Вы же сказали, что любите смотреть на звезды. Неужели ни разу не направляли свой телескоп на лужайку перед домой или в сторону утеса?
– Мой телескоп – тонкое устройство, – холодно ответила Мэри Блэквуд. – Он отрегулирован, чтобы наблюдать Плеяды.
Я не рискнул спрашивать, какое отношение имеет ее тонкое устройство к греческим нимфами21. Чары Мэри Блэквуд окончательно развеялись. Может, она и казалась мне вначале красивейшей женщиной на земле, но ее заносчивость и подчеркнутая деловитость портили все впечатление. Теперь я заметил, что ее глаза-сливы смотрят на меня строго и оценивающе, а царственные брови так и норовят сойтись вместе, образуя на лбу дрезденской куклы суровую складку. Видимо, девушка привыкла всю жизнь бороться за то, чтобы окружающие ценили не только ее внешность, но и ум, и в этой борьбе слегка переборщила.
– Тем не менее, мистер Блэквуд упомянул, что это изначально была ваша идея – превратить семейный пансион в отель с призраками. Вас интересует потусторонний мир?
– Правда? Он так сказал? – Мэри закусила губу. – Может, так оно и было. Помню, что отец жаловался, что от нас бегут все постояльцы, узнав о неудачном ритуале Обинаты и убийстве супругов Фэншоу. И я сказала ему, что мы можем повернуть все историю, если сами сделаем на этом рекламу. Это же азы экономики. Я думала, что удачно пошутила, но папа воспринял мои слова как сигнал к действию. Конечно, ему было обидно, ведь мы уже столько вложили в этот отель… но я не думала, что он развернет такую кипучую деятельность. Пригласит этих шарлатанов из цирка и специалистов по спецэффектам. Не могу сказать, что мне это нравится. Я думала найти на острове… друзей. А теперь местные жители с нами практически не разговаривают. Половина считает папу мошенником, а другая половина – сумасшедшим.
– Вы думаете, что появление человека, одетого в костюм Обинаты – дело рук местных?
– Ну а кого еще? Кого-то из поселка или наших соседей. Фэншоу мог кого-то нанять, чтобы мы перестали эксплуатировать трагедию его родителей. Старые рыбаки считают, что мы зря потревожили злого духа Обинаты. Мисс Кеннеди с соседней виллы тоже не очень довольна, что к ней ломятся туристы, ведь она купила особняк Аннет Доран, а та упомянута в буклете. Хотя это не мешает старой кошелке подбивать клинья к отцу, – мрачно усмехнулась Мэри. – Ну и Джерри Бордони. Он был просто в бешенстве, когда мой папа вновь начал трепать имя его отца. Но я не думаю, что он… мог бы…
Теперь голос Мэри звучал по-настоящему зло, поднявшись на целую октаву. Я пожалел, что не успел достать блокнот, чтобы записать всю новую информацию и имена.
– Папа разозлился из-за этого шутника в японском костюме, а я по-настоящему испугалась, – добавила девушка. – Мне совсем не нравится эта история, особенно после того, как напали на Эмилио. Это не просто розыгрыш. Кто-то здесь нас по-настоящему не любит. Именно поэтому я попросила папу нанять профессионала, а не рыскать ночью по кустам. Надеюсь, вы справитесь со своей работой.
После минутной слабости к ней вернулась привычная заносчивость.
– Почему вы просто не уедете с острова? – спросил я. – Если вам и так не нравится затея вашего отца с «отелем призраков».
Любая крашенная блондинка из Бербанка, даже чуть более натуральная блондинка из Западного Голливуда бросила бы мне в ответ что-то вроде «не ваше дело». Но Мэри Блэквуд просто улыбнулась одними красными губами, при этом ее глаза цвета перезрелой вишни остались печальными.
– Если вам что-то будет нужно, я почти все время в отеле, мистер Стин, – сказала она. – Вы знаете, где найти мои апартаменты.
Я заметил, что даже о своем отце Мэри Блэквуд говорила довольно отстраненно, почти холодно. Только один раз во время разговора она проявила какие-то эмоции по отношению к другому человеку. Неужели причину, почему девушка отказывается покинуть проклятый остров, зовут Джерри Бордони?