Как жил, работал и воспитывал детей И. В. Сталин. Свидетельства очевидца

День Вождя

К очередному дню рождения Иосифа Виссарионовича Сталина в прессе была раздута пасквильная истерия по поводу жизни и деятельности юбиляра. Я поинтересовалась у Артёма Фёдоровича, а как отмечал Сталин свои дни рождения? Как они проходили в кругу семьи? И сегодня мы беседуем о том, как в семье Сталина отмечались дни рождения членов семьи и самого Иосифа Виссарионовича.

А. С.: Больших празднований дома по пово­ду дней рождения кого бы то ни было не устраивалось. В 1928 году, когда мне исполни­лось семь лет, Сталин пришел с работы домой в день моего рождения и сказал: «Есть книга «Робинзон Крузо», написал её Даниэль Дефо. Там говорится, как человек после кораблекру­шения попал на необитаемый остров и жил один. Он был сильным, не пал духом, многому сам научился, потом научил другого. А если бы он пал духом, распустил нюни, то погиб бы». И подарил мне эту книгу. В 1929 и 1930 году он подарил мне деревянный письменный прибор и книгу Киплинга «Маугли». Рассказал при этом, как мальчик попал в лес к животным, и они стали его друзьями. Добавил: «Друзья могут быть разные. Если ты их любишь и уважа­ешь, то они тебе всегда помогут, защитят. Если у тебя нет друзей, ты никого не любишь, и тебя никто не любит, то ты погибнешь в трудную минуту». В 1933 году он мне на день рождения подарил портативный патефон с пластинка­ми. Это были записи классики, русская народная музыка, арии из оперетты «Граф Люксембург», военные марши, музыка Вагнера, вальс «Благодарность цветов» на немецком, песни «На сопках Маньчжурии», «Варяг».

Е. Г.: Он сам покупал эти пластинки специаль­но Вам в подарок?

А. С.: Этого я не знаю. Патефон и пластинки были уложены в чемоданчик, который и сейчас у меня цел, как и патефон.

В 1930 году Васин и мой день рождения справляли в городе. Нам с Василием дни рождения от­мечали в один день: как правило, 24 марта, в день рождения Васи. Надежда Сергеевна где-то за год до этого пригласила заниматься с нами Алек­сандра Фёдоровича Лушина, он закончил биоло­гический факультет университета, но очень лю­бил театр и прекрасно рисовал. Потом окончил академию художеств и более 30 лет работал глав­ным художником театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, стал заслуженным деятелем искусств, народным художником. Он нам объяснил, как сделать театр теней. Теневой театр устроили так: соорудили экран из кальки, вырезали фигурки — персонажей сказки Пуш­кина «О попе и работнике его Балде». Василий был хороший рукодел, нам удалось все фигурки изготовить. И в наш день рождения мы осущест­вили эту постановку.

Зрителями были все домашние, ребятишки и родственники, в том числе отец Василия. Я читал текст, а Василий сзади за экраном показывал эти фигурки. Отец его очень смеялся, ему понрави­лось, он комментировал эту сказку.

Вообще Сталин никогда ничего плохого не го­ворил о религии, никогда ни одного камушка в сторону религии не бросил, а здесь говорил о жад­ности и скупости этого попа и о силе и ловкости Балды. И сказал, что за жадность наказывают, а за смелость и труд полагается награда.

Е. Г.: Велись ли дома разговоры о религии? Ка­ким было отношение Сталина к религии: может, Пасху отмечали?

А. С.: Нет, ни Пасхи, ни других религиозных праздников дома не отмечали, не видел. А выра­жения с упоминанием Бога дома употреблялись. «Слава Богу», «Не дай Бог», «Прости, Господи», например, и Сталин сам нередко говорил. Я вооб­ще не слышал от Сталина ни одного плохого слова в адрес церкви и веры. Помню такой случай году в 1931-м или 32-м. Напротив школы, где учился Василий, в 2-м Обыденском переулке, был храм. Как-то, когда там шла служба, мальчишки возле церкви пробовали стрелять из пугача. Василий в этом участия не принимал, а рассказывал отцу об этом случае. Отец спрашивает: «Зачем они это де­лали? Они же, молящиеся, вам учиться не мешают. Почему же вы им мешаете молиться? » Далее спросил Василия: «Ты бабушку любишь, уважаешь?» Тот отвечает, мол, да, очень, ведь это твоя мама. Сталин говорит: «Она тоже молится». Василий: «Почему?» Отец отвечает ему: «Потому что она, может, знает то, чего ты не знаешь».

Е. Г.: А Василий у бабушки, матери Иосифа Виссарионовича, гостил?

А. С.: Да. Василий и Светлана в 1935 году ездили в Тбилиси к бабушке — Екатерине Георгиевне Джугашвили.

Сам Сталин хорошо знал вопросы религии, книг у него было немало, в том числе по вопро­сам и истории религии. И сам он писал важные работы на эту тему. Например, в статье «Про­тив разрушения храмов» он говорит, что хра­мы — это памятники культуры нашей Родины. И разрушать их — значит разрушать культуру. В статье «О запрещении преследования за ве­ру» он говорит о необходимости прекратить преследования людей за веру.

Е. Г.: На похоронах Сталина были служители церкви?

А. С.: Я был на похоронах Сталина «от и до», и среди людей, пришедших с ним попрощаться, было немало церковных служителей. Они в своих одеяниях проходили мимо гроба и крестились. Крестились, проходя мимо гроба, и простые люди.

Но мы говорили о подарках детям. Когда Светлане исполнялось семь лет, Надежды Сер­геевны уже не было. Собрались дома родные и некоторые дети. Родственник Екатерины Семеновны[15], Сванидзе Александр Семенович, был торгпредом в Германии. Он принес Светлане за­граничные немецкие подарки, в том числе кукол. Отец Светланы очень возмутился, сказал: «Что ты привез?! Зачем это? Надо свои игруш­ки производить и покупать, на чужих игрушках не надо воспитывать детей». Велел ему забрать эти игрушки и уходить.

Еще как-то на нашем с Василием дне рожде­ния (я уже говорил, что нам его отмечали в один день) в Зубалово собрались родственники и дети. Сын Сванидзе, которого звали Джоник (ему лет десять было), очень много говорил о вещах, со­всем не свойственных его возрасту: долго и нудно под управлением своей мамаши Марии Анисимовны рассказывал что-то об астрономии. Слушать надоело. Однако Сталин его не перебивал. А если он не перебивал, то и другие тоже. Но в паузе отец Светланы спросил: «Джоник, а кем ты хочешь быть, когда вырастешь? » Тот тут же ответил: «Я буду астрономом». А Сталин со скрытым юмором сказал: «Это хорошо. Пищу надо уметь готовить, гастрономом быть очень хорошо. Лю­дей надо вкусно кормить».

Мама Джоника, Марья Анисимовна: «Что Вы, что Вы, Иосиф, он хочет быть астрономом. Звезды изучать». А Сталин, словно не слыша, расхвали­вал гастрономическую профессию, затем посо­ветовал Джонику: «Ты это нашему дорогому Анастасу Ивановичу Микояну скажи, он этим вопро­сом — пищевой промышленностью — серьезно занимается». Мама Джоника опять: «Да нет, он астрономией хочет заниматься, звезды изучать». Сталин продолжил: «Да, в океане есть морские звезды, их надо уметь ловить и хорошо готовить». Тогда до мамаши дошло, и тирада об астрономии прекратилась, слава Богу. Когда они ушли, отец Светланы говорит: «Вот граммофон! Его завели, и он так долго играет!»

Е. Г.: А дни рождения самого Сталина дома как отмечались?

А. С.: Все проходило обыденно, без торжественности. К этой обыденности что-то добавлялось, какая-то деталь, краска, и разговоры были не­сколько иные. Но ничего особенного. И потому в памяти не сохранилось чего-то яркого — рядовой день. Много пели обычно. Под пластинки в том числе. Кроме народной музыки были пластинки Лещенко и Вертинского, как я уже говорил, под них пели. Однажды кто-то критично отозвался о песнях Вертинского. Мол, зачем он нам нужен? Уехал, поёт какие-то грустные непонятные песни. Это не наше, ни рабочим, ни крестьянам это не нужно.

На что Сталин ответил: «В России есть не только пролетарии и буржуи. Есть и другие, их много».

Даже в 1934 году, когда Сталину 55 лет исполнялось, не было особых приготовлений, не чувствовалось организованного праздника. Просто в Волынском собралось побольше людей. Были родственники, Лакоба. Много смеялись, пели, не­много плясали. Там для пляски места не было, чтобы разойтись вовсю.

Е. Г.: А Сталин сам танцевал?

А. С.: Приплясывал немножко. Но чтобы в три колена — нет.

Был, как всегда, Буденный. Он играл на гармошке или баяне. Жданов играл на рояле. После того, как он стал приезжать, на даче поставили ма­ленький кабинетный рояль красного дерева. Он и сейчас там стоит. Песни пели и кавказские, но главным образом пели наши народные, русские песни — «Коробейники», «На Муромской дороге», песню ямщика. Танцевали тоже кавказские и русские народные танцы. Кстати, говорят, что «Сулико» была любимой песней Сталина. А вот «Сулико» я там ни разу не слышал.

Е. Г.: На празднествах Сталин якобы позволял себе ухаживать за женами соратников.

А. С.: Он был за столом очень общительным, живо вёл застолья. Тосты все время произносил деловые или с подвохом в чей-то адрес, с иронией иногда. Но чтобы было заметно какое-то особен­ное ухаживание за кем-то — я этого не видел и не чувствовал.

Е. Г.: Были ли на столе особенные яства? Люби­мое блюдо именинника, может, готовили?

А. С.: Когда гостей не было, стол был самый простой. При гостях кое-какие блюда прибавлялись, что-то кавказское подавалось. Сталин не был гурманом. Пища была в доме самая обычная. Он любил щи с капустой и отварное мясо — это да, это он любил. Он сначала наливал из супницы себе щи, а потом вилкой вынимал мясо, резал и ел. Фрукты и сухое вино любил. Обычно разбавлял его холодной водой. У него глотка была не в порядке. Даже на выступлениях можно видеть, что он все время «Боржоми» наливает в стакан. И еду он обычно запивал.

Блюда с орехами любил. Сациви с орехами, например. Какие-то кавказские острые блюда. Любил очень варенье из недозрелых грецких орехов: такое раньше ему присылала его мать. Правда, происходило это нечасто и всегда становилось событием. Нам раскладывали каждому по одному ореху, подливали сироп. Это было очень вкусно. И не было у него такого: вот он это любит, и обязательно должны это готовить, это тан­цевать, это петь. Нет — простота и невзыскательность всегда и во всем, что касается его быта.

Е. Г.: Он работал в свой день рождения?

А. С.: Он всегда работал. И даже за праздничным столом разговоры были в основном деловые. Ничем день рождения не отличался от обычного застолья, обеда. В «круглые» юбилеи собиралось больше людей, стол был обильнее, но и тогда раз­говоры шли в основном по делу.

Е. Г.: В его честь звучали тосты?

А. С.: Звучали. Но когда начинали говорить выспренно, его захваливать, он тут же отвечал с юмором, подтрунивал. Надо отметить, что вся­кую похвалу в свой адрес он принимал с юмором. И отвечал на это с юмором. Он обычно и сам говорил тосты. В свой день рождения он благода­рил за сказанное в его адрес и тоже — тост. Его тосты были со смыслом. В адрес каждого у него находилось какое-то особенное слово. Не назидательное, а деловое, простое и приятное человеку, иногда с юмором подмечал недостатки человека, но необидно.

Е. Г.: На дни рождения гостей приглашали, или они сами приходили? Кроме Лакобы, Буденного, Жданова кого Вы ещё помните?

А. С.: Народу иногда было очень мало — всего несколько человек. Члены семьи были, зачастую члены Политбюро приходили. Я не знаю, прихо­дили они сами или были приглашены, но думаю, что в какой-то форме приглашение было получе­но. Непосредственно я это не слышал.

Е. Г.: Дарили пришедшие подарки Сталину?

А. С.: Подарков не было никаких! Никаких! Он подарки не любил, и это знали. Он понимал: на подарок должен быть отдарок, да и все ли эти подарки — от чистого сердца. Я не видел, чтобы на день рождения приносили и дарили подарки.

Е. Г.: А вы, дети, готовили подарки Сталину?

А. С.: Пьесу как-то подготовили на день рож­дения. Мастерили поделки. Из кусочка бамбука сделали трубку ему, рисовали рисунки. Василий брал старые книжки, их переплетал, и это тоже было подарком отцу — сделанное своими рука­ми. С Василием мы пытались сделать модель авто­мобиля в подарок.

Е. Г.: А в стране как дни рождения Сталина отмечались? В прессе были поздравления? Он не считал день рождения праздником для себя и страны?

А. С.: Да, были. Поздравления в газетах он чи­тал, с юмором комментировал. Он не упивался превозношением себя, а наоборот, принимал это как неизбежный ритуал, как вынужденное дей­ствие, не доставлявшее ему большого удовольствия. И ни в коем случае он не считал свой день рождения праздником даже и своим, а не то, что всей страны.

Был такой случай: 23 февраля 1948 года отме­чался юбилей Красной Армии. Проходило торжественное собрание в Большом театре. Многие пришедшие на этот юбилей больше говорили о Сталине и приветствовали его. Сталин никого не перебивал, но в коротком перерыве между высту­плениями он поднялся и сказал: «Товарищи, мне кажется, вы забыли, куда и зачем вы пришли. У меня сегодня нет юбилея. Вы пришли на юби­лей Красной Армии. Так, пожалуйста, и говорите о Красной Армии. Я говорю это тем, кто перепутал, забыл, чей сегодня юбилей. Юбиляр сегодня Красная Армия, а не товарищ Сталин».

Е. Г.: Может, в праздничный день он нарядно одевался, выходя к застолью?

А. С.: Одежда всегда та же самая, что и обычно. Мягкие сапоги, брюки прямые, заправленные в сапоги, закрытая курточка или френч. Все простое, просторное, удобное.

У Берии, например, были сапоги, у которых носок как будто обрубленный, квадратный. А у Сталина — не острый, не фасонный, просто немно­го закругленный. Кто-то любит высокий каблук, кто-то ещё какие-то фасоны. У него все — обычное, не вычурное, не кричащее. У Сталина все в личном обиходе было усредненно, неброско.

Е. Г.: А гости приходили празднично одетые или, как и хозяин, не наряжались?

А. С.: Ничего специально не надевалось. И Светлану специально не наряжали. Часто ведь девочку наряжают куклой. У Сталина в семье нет, все как обычно.

Е. Г.: В преддверии дня рождения и у нас, простых людей, некие хлопоты, радостное возбуждение.

А. С.: Не было этого, не ощущалось совершен­но. Все буднично. Никаких особых ритуалов, все как всегда. Дни рождения у всех членов семьи от­мечали очень скромно. Ну, вот дети ставили пье­су на его день рождения. Это запомнилось. Уст­роили как-то детское представление: Светлана читала стишки, под эти стишки ребятишки подыг­рывали ей в каких-то костюмах, немудряще изго­товленных. Вроде как инсценировка. Когда-то у нее на дне рождения играли в разных зверюшек, должны были их изображать. На меня накинули медвежью полость (шкуру), и я изображал медведя.

Е. Г.: А других людей, друзей? Любимых писате­лей, артистов он сам поздравлял с днем рождения?

А. С.: Думаю, да. Но этого мы не видели, и нам об этом он не говорил. Обслуживающий персо­нал он всегда старался поздравить, сделать пода­рок, следил за этим, помнил. Это я видел и слы­шал: как он житейские пожелания адресовал, очень тепло. Он был внимателен к людям.

Е. Г.: А после смерти Сталина Вы отмечали дни рождения Иосифа Виссарионовича? Может, с Василием? Сейчас отмечаете?

А. С.: С Василием отмечать дни рождения отца после его смерти мы не могли, поскольку самого Василия почти сразу арестовали. А дома мы у се­бя всегда, во все годы, обязательно отмечали день рождения Сталина. С моими товарищами фрон­товыми, которые его очень уважали, с кем служи­ли, воевали, если они были в Москве, и там, где я служил — отмечали всегда. И даже когда имя Сталина усердно замалчивали — обязательно и неизменно отмечали и день его рождения, и день кончины. Сейчас всегда отмечаем с моей доро­гой женой Еленой Юрьевной. И на его могиле у Кремлёвской стены, когда можем, кладём цветы.