Сталин и Надежда Сергеевна

Ведется много разговоров о взаимоотношениях Иосифа Виссарионовича Сталина и его жены Надежды Сергеевны. Рассуждают и говорят об этом люди, которые ни разу в жизни не видели ни того, ни другого в кругу семьи и об отношени­ях их как супругов (а именно это больше всего и интересует нынешних «исследователей») не мо­гут знать в принципе. В очередной беседе с Арте­мом Федоровичем мы затрагиваем и эту тему.

Е. Г.: Каковы были отношения в семье, как бы вы охарактеризовали взаимоотношения Стали­на с женой?

А. С.: Мы были детьми и не все могли понять, но нам казалось, что относился он к ней очень хорошо: никаких повышенных тонов, споров, пререканий. Мы чувствовали, что это были от­ношения людей, которые очень близки, людей, понимающих друг друга. По воспоминаниям и от­зывам моей матери, знавшей их хорошо, дружив­шей с Надеждой Сергеевной, Сталин её безумно любил! Она его тоже очень сильно любила. Её смерть стала для него сильнейшим ударом. После её смерти он жил вдовцом, и домашнего очага, се­мейного дома как такового не было, были казенные квартиры.

Е. Г.: Какой вам запомнилась Надежда Сергеевна?

А. С.: До сих пор считаю, что это самая краси­вая, самая элегантная женщина, каких я видел и знал. Но она не была фотогеничной, и фотогра­фии не передают её красоты. В жизни деле она была несравненно красивее.

Мы о Надежде Сергеевне много говорили с моей матерью, и она отмечала, что Надя и Сталин были людьми очень разными. Он был человеком широкой натуры. Любил находиться среди людей, любил шутку, юмор и, как кавказец, любил застольные компании, любил посмеяться, иногда и крепкого слова не гнушался.

Однако все у него было подчинено делу, работе. В быту, пище, одежде был большим аскетом. Не терпел роскоши, украшательства и загранич­ных вещей. Он всегда работал. Даже находясь на отдыхе на даче или на юге, он все равно работал.

Надежда Сергеевна была другой. Может, влияли немецкие корни её матери — Ольги Евгеньев­ны. Видимо, отсюда — педантичность, некоторая сухость, строгость и постоянная собранность. У нее все было расписано по времени и по местам.

К Васе и даже к Светлане она была строга, предписывала им определенный режим дня. С обслугой была более официальна, чем муж, однако очень корректна и даже деликатна.

Е. Г.: Кто больше занимался воспитанием детей: Сталин или Надежда Сергеевна?

А. С.: Конечно, Надежда Сергеевна. Она не была домохозяйкой, училась, работала, но времени у нее для занятий с детьми оставалось всё-таки больше. Но если Сталин приходил домой пораньше, пока де­ти не спали, он обязательно с нами занимался. На­до сказать, что Надежда Сергеевна была строже и требовательнее. Сталин часто действовал методом убеждения. А она сказала — надо выполнять.

У моей матери осталось много писем и теле­грамм от Надежды Сергеевны. Они относились, главным образом, ко времени, когда Надежда Сергеевна и Сталин или мать уезжали из Моск­вы, когда Вася оставался у нас или я был у них. Письма и телеграммы, как правило, коротки, чет­ки и конкретны. Вообще, она была очень пункту­альна во всем, аккуратна и обязательна. Ну и в работе, когда они занимались нашим детским до­мом, она всегда была деловита, точна.

Когда Надежда Сергеевна еще работала в Секретариате Ленина, «старики» вспоминали об этих её качествах. В послевоенное время Елена Дмитриевна Стасова об этом вспоминала. А уж она-то была «абсолют». Её организованность и требовательность были беспредельны. Потому её похвала дорогого стоила.

За домашним хозяйством Надежда Сергеевна наблюдала зорко, но, главным образом, за тем, чтобы не было излишеств в расходе казенных средств. Своих личных средств было совсем не­много. Тогда существовал жесткий и очень огра­ниченный «партмаксимум». Ведь подхалимы и нечестные люди, пусть в меньшем количестве, чем теперь, но все равно были. Да и наверняка имелись недруги, которым нужна была компро­метация Сталина.

Сама Надежда Сергеевна была очень скромна, даже аскетична. Парфюмерии практически не употребляла. Лишь чуть-чуть — духи или одеко­лон. Не пудрилась, не красилась. Причесывалась просто, всегда одинаково: на прямой пробор, сза­ди с пучком. И никаких украшений: бус, сережек, колец, перстней, ожерелий — никаких.

Одевалась строго, просто. Как правило, темно-синяя юбка, такая же жакетка, белая блузка, черные туфли-лодочки, пальто темное, строгое, с небольшим меховым воротничком. Шляпа стро­гая, простая, в виде чалмы, или черный берет.

Никакого обширного гардероба у нее не было, все в одном небольшом платяном шкафу, и ника­ких шкатулочек с драгоценностями. Она прекрас­но держалась, всегда была собрана, никогда не распускалась, не ныла, не жаловалась, а если ей было тяжело или даже невмоготу, то не показы­вала вида. Она была сильным, очень деятельным, абсолютно честным, бескорыстным, лишенным меркантильности, верным, и при этом довольно скрытным и чуть-чуть суховатым человеком. В об­щем, не было в ней большой женской теплоты.

В 16 лет она вышла замуж и разделила с мужем все тяготы и успехи работы и борьбы. Четыре года революции и гражданской войны, которых она была не просто свидетелем, но непосредст­венным участником. Шла борьба не на жизнь, а на смерть: с Троцким, троцкизмом, с левой и пра­вой оппозицией; индустриализация, коллективи­зация — все это не обходило её стороной. Она всегда находилась в гуще событий. Многое реша­лось при ней, в её доме, в её квартире.

У революции и Советской власти всегда бы­ло много недругов. Они вели борьбу на всех воз­можных для них фронтах и во всех формах, в том числе не гнушались и нанесением персональных ударов. Надежду Сергеевну и её старшего брата Павла в свое время исключили из партии якобы «за пассивность». Да, в то время Надежда Серге­евна не занимала официальной должности, не со­стояла на службе. Но она была помощницей Ста­лина не только в быту, не только создавала ему условия для работы, но в значительной мере вела секретарскую работу. А тут еще дети, они тоже требовали немало времени. Кроме того, нередко прямо на квартире собирались члены Политбюро, секретари ЦК, наркомы. Заседания шли долго, заполночь, а зачастую до утра. Надо было ор­ганизовать ужин, а то и обед. В те времена при тех условиях это было тоже не просто. При этом официальных должностей она не занимала, не числилась «работающим» членом партии. А Па­вел вообще очень много и активно работал.

Но нашлись «особо принципиальные партейцы», они исключили Надежду Сергеевну из партии «за пассивность», за то, что «не вела активной партийной работы», а была якобы только женой своего мужа. На Сталина это произвело очень тяжелое впечатление. Он, естественно, видел, что дело тут было не в «партийной принципиальности» дураков, а во внутрипартийной борьбе.

В дело вмешался Ленин. Он написал письмо-характеристику Надежде Сергеевне. Самую лучшую характеристику. Ленин хорошо её знал, она работала в его секретариате.

Её восстановили, но факт остается фактом. Это борьба — классовая, внутрипартийная борьба, а не простой идиотизм. Это один, может, просто яркий пример. А сколько мелких уколов, подбрасываемых сплетен; и жестокой, жесткой, принципиальной внутрипартийной борьбы.

Может быть, и из-за такой напряженной работы усиливались приступы головной боли. Последние пару лет Надежда Сергеевна училась в Промышленной Академии. При её добросовестности, трудолюбии и большой общей нагрузке это могло усугубить головные боли, которые её изнуряли и, в конечном счете, могли довести до отчаяния.

Появилось много версий, сплетен, домыслов и заказных «причин», как то: грубость мужа, до­машние раздоры и последнее оскорбление: «Ну, ты»! Все это надумано. Возможно, и случались какие-то мелкие неурядицы, почти неизбежные в каждой семье, но не они определяли семейный климат.

Сталин после трагедии очень изменился. Стал менее веселым, а когда смеялся, то казалось, буд­то что-то в нем сидит и давит изнутри. Раньше он смеялся чаще и более открыто, шутил от всей ду­ши, свободно, а не так, словно что-то его удержи­вает. Часто и неожиданно мрачнел.

Смерть Надежды Сергеевны была для Сталина страшным, непоправимым ударом. Он, по мнению моей матери, давно его знавшей и много наблюдав­шей, изменился, стал менее открыт, более замкнут. После смерти Надежды Сергеевны мать реже видела Сталина, но произошедшая с ним перемена все же бросилась ей в глаза. Сталин остался один. Одиночество и духовное, и семейное не могло не оставить отпечатка в его душе. Сталин ведь не только великий вождь великого народа, глава великого государства, ведь он еще и Человек.

Е. Г.: О Сталине существует много мифов. Разные разговоры велись о его происхождении, что — сын Пржевальского, например.

А. С.: Еще были разговоры, что Сталин — сын виноторговца Игнатошвили. Но в Гори сделали хорошую вещь: повесили две фотографии — Виссарион Иванович Джугашвили и Василий Иосифович Джугашвили. Как две капли воды. А почему Игнатошвили привязали ? Потому что мать Стали­на ходила к виноторговцу Игнатошвили стирать белье как прачка. А сын этого Игнатошвили стал генералом НКВД, начальником хозяйственного управления. Вот и увязали.

Е. Г.: Такие разговоры — оскорбление матери.

А. С.: Безусловно! Это безобразие. Подобные домыслы — явно за гранью приличия. А сколько безобразного творится сегодня? Сколько грязи льют на Василия! Недавно прочитал я в одной из газет, мол, закончилось какое-то мероприятие в любимом духе Сталина — потребовал, чтобы сдернули скатерть с накрытой посудой и недоеденной едой на пол и ползли бы... Такого быть просто не могло! При его-то аккуратности, чтобы сдернуть что-то? И я даже написал свои воспоминания об аккуратности Сталина на конкретных примерах.

Е. Г.: Как Сталин относился к Хрущеву?

А. С.: Шельменко-денщик. Так он его называл.

Е. Г.: Непонятно, почему тогда приблизил.

А. С.: Знаете, был непростой момент. А Хрущев — чрезвычайно энергичный исполнительный человек. Он испытывал, как говорят, животный страх перед Сталиным и выполнял те указания, что были даны, беспрекословно, так, как написа­но в уставе внутренней службы. Готов был расши­бить лоб, исполняя эти приказы. Что случилось? Жданова не стало. А в политбюро стоял вопрос — на чьей стороне большинство. Говорят: ах, Сталин диктатор! Нет, все вопросы решались голосова­нием, и делом Сталина было создать большинство себе. И он знал, что Хрущев при всех условиях будет за него голосовать. Итак, не стало Жданова. Сумели убрать Кузнецова, которого высоко ценил Сталин, сумели убрать Вознесенского.

Лишившись своих верных сторонников, Сталин оказался в меньшинстве. И ему срочно нужно было формировать большинство в Секретариате, в Президиуме и Политбюро, в Центральном комитете. И тогда взят был Хрущев при всех его известных недостатках. Потому что, будучи хорошим исполнителем, он мог выполнять приказы и задания.

Загрузка...