Как Homo стали sapiens.Происхождение и ранняя история нашего вида

11. Самый интересный вопрос

Самый интересный вопрос, который волнует почему-то очень многих, включая и людей далеких от палеоантропологии и от науки вообще, я специально оставил напоследок. Если сформулировать его прямо и простыми словами, не прибегая к таким терминам, как интрогрессия, интербридинг или гибридизация, то звучать он будет так: вступали ли сапиенсы в сексуальные отношения с другими гоминидами и могли ли у них после этого рождаться дети? Чтобы ответить на него, проведем сначала инвентаризацию этих "других", поскольку о большинстве из них в этой книге пока не упоминалось. Единственное исключение - неандертальцы, но ведь кроме них нашими современниками были еще несколько видов рода гомо, которые также исчезли с лица земли.

Люди современного анатомического типа и неандертальцы, безусловно, составляли большинство населения Земли в позднем плейстоцене. Первые, как мы установили, изначально жили в Африке, но к середине позднего плейстоцена их ареал включал уже всю тропическую и субтропическую зону восточного полушария вплоть до Австралии. Вторые появились в Европе, но впоследствии тоже расселились далеко за пределы своей прародины, колонизировав западную и центральную Азию до Алтая включительно. Вместе с тем неандертальцы и гомо сапиенс не были единственными представителями рода людского, обитавшими на нашей планете в рассматриваемый период. Просто другие их современники, не столь многочисленные и жившие, видимо, в относительной изоляции на задворках тогдашней ойкумены, изучены пока гораздо хуже.

До сих пор остаётся неясной видовая принадлежность гоминид южной и восточной Азии, занимающих в анатомическом и хронологическом отношении промежуточное положение между гомо эректус и гомо сапиенс этих двух регионов. Они представлены немногочисленными и фрагментарными находками, а определения их возраста получены в основном путем геологических и фаунистических корреляций, в большинстве своем довольно спорных. Весьма специфический характер культурных адаптаций в Восточной Азии на протяжении почти всего палеолита позволяет предполагать, что и биологическая эволюция здесь могла идти несколько иными путями, нежели в Африке и Европе. Однако, ввиду скудости антропологических материалов и их недостаточной изученности, сколько-нибудь точно определить направление развития и степень обособленности местных гоминид в рассматриваемый период сейчас вряд ли возможно.

На юго-восточных окраинах ойкумены в середине позднего плейстоцена сохранялись ещё реликтовые популяции гомо эректус. Судя по сериям дат, полученных разными методами для образцов с яванских местонахождений Нгандонг и Самбунгмакан, поздние представители этого вида могли обитать здесь еще 50 тысяч лет назад. Недавние прямые (то есть полученные не по сопровождающим материалам, а непосредственно по костям самих гоминид) датировки, сделанные по изотопам тория, урана и протактиния методом гамма-лучевой спектрометрии, позволяющим избежать разрушения образцов, укладываются в интервал от 40 до 70 тысяч лет назад.

Кроме того, вполне вероятно, что современниками последних гомо эректус в юго-восточной Азии были ещё какие-то неизвестные до сих пор формы гоминид, останки которых пока либо не найдены, либо не идентифицированы в качестве таковых. Продолжение исследований в этом регионе может принести немало неожиданностей, подтверждением чему служит нашумевшее открытие в пещере Лианг Буа на острове Флорес (Индонезия) останков карликового гоминида, жившего здесь в самом конце плейстоцена (примерно 20 тыс. лет назад) и принадлежавшего, по мнению большинства антропологов, к особому, ранее неизвестному виду, который было предложено именовать гомо флорезиенсис (Homo floresiensis). В просторечии это существо чаще называют хоббитом (в шутку, конечно), и в настоящее время вопрос о его месте на нашем генеалогическом древе активно обсуждается.

В начале нынешнего столетия следы существования еще одного вероятного современника сапиенсов и неандертальцев были обнаружены в самом центре Азии - на Алтае. Фрагменты ДНК, полученной из сначала из фаланги мизинца, а затем и из зуба, найденных в одном из позднеплейстоценовых слоев Денисовой пещеры на Алтае, оказались, к огромному удивлению всего научного мира, непохожими ни на современные, ни на неандертальские. Если бы не было генетических данных, то, конечно, никому из антропологов и в голову не пришло бы выделять по этим осколкам новый вид человека, но генетические данные есть, они получены независимо в нескольких лабораториях, и с ними приходится считаться.

Более чем вероятно, что в будущем, возможно, уже самом близком где-нибудь в Азии или даже в Африке (особенно в западной и центральной ее частях) будут найдены свидетельства существования еще каких-то биологических вариантов человечества, с представителями которых могли встречаться и контактировать анатомически современные люди, когда они расселялись по Земле.

Теперь вернемся к вопросу о том, происходило ли в результате таких встреч и контактов смешение автохтонного (то есть местного, коренного) и пришлого населения. Антропологи по сей день расходятся во мнениях на этот счёт. Тем не менее, в последнее время явно наблюдается сближение позиций сторонников противоборствующих точек зрения. С одной стороны, лишь очень немногие (самые упорные полицентристы) продолжают утверждать, что гоминиды, предшествовавшие гомо сапиенс в Европе и Азии, сыграли такую же роль в происхождении современного населения этих континентов, как сами сапиенсы, а с другой, сейчас уже мало кто отстаивает тезис об абсолютной невозможности даже минимального обмена генами между нашим и другими видами рода гомо.

Косвенным образом в пользу возможности - по крайней мере, потенциальной - такого обмена свидетельствует то обстоятельство, что все эти виды отделились от общего ствола относительно недавно. Эволюционные пути неандертальцев и гомо сапиенс, например, разошлись никак не раньше среднего плейстоцена. Иными словами, наш с ними последний общий предок жил всего-навсего каких-то пятьсот-шестьсот, ну или от силы семьсот-восемьсот тысяч лет назад. Как показывает пример целого ряда других видов и родов приматов, да и иных млекопитающих, этого времени недостаточно, чтобы между разошедшимися группами возник непреодолимый барьер репродуктивной изоляции, т.е. образовались поведенческие, анатомические и генетические препятствия для взаимного скрещивания и гибридизации. Неизвестно ни одного случая, чтобы репродуктивная изоляция у приматов образовалась за столь короткое время. Линия бонобо, например, ответвилась от линии обыкновенных шимпанзе примерно 800 тысяч лет назад, но два этих вида могут давать плодовитое потомство. По некоторым оценкам, репродуктивная изоляция образуется лишь по прошествии двух, а то и трех миллионов лет с момента расхождения от общего предка, и не случайно для обезьян не редкость не только межвидовые, но и межродовые гибриды.

В написанном в середине прошлого века романе французского писателя Веркора "Люди или животные" главный герой вступает в любовные отношения с "дамой"-питекантропом (или правильно будет сказать питекантропшей?), пойманной незадолго до этого в джунглях юго-восточной Азии. Доходит до того, что она от него беременеет. На замысел романа повлияли труды некоторых ученых, всерьез обсуждавших возможность проведения опытов по скрещиванию людей с обезьянами. В 1900 г. немец Ганс Фриденталь, проанализировав клетки крови шимпанзе, гориллы, орангутанга и человека пришел к выводу, что серологически эти виды они гораздо ближе между собой, чем считалось ранее. На этом основании он предположил, что и половые клетки у перечисленных видов могут оказаться достаточно близкими для того, чтобы была возможна гибридизация между человеком и человекообразными обезьянами. Вскоре в Голландии (в лице зоолога Германа Моэнса) и Германии (сексолог Герман Роледер) нашлись исследователи, решившие на практике проверить эту гипотезу путем осеменения самки шимпанзе человеческой спермой, но дальше заявлений о намерениях и разработки планов дело ни в одном случае, насколько это сейчас известно, не пошло (а Моэнса, когда его планы дошли до начальства) даже уволили с работы. Единственным документально подтвержденным исключением стали опыты русского ученого Ильи Иванова, но и ему не удалось довести их до конца. Сначала поддержанный советским правительством и рядом зарубежных коллег Иванов отправился для проведения экспериментов в Африку, потом основал обезьяний питомник под Сухуми, но настороения "наверху" изменились и кончилось все плохо: высылкой в Алма-Ату, безвременной смертью и долгим забвением.²⁷

Предпринимались ли подобные попытки в последующие времена неизвестно. Зато есть основания предполагать, что ненаучные "эксперименты" такого рода имеют гораздо более длительную историю, уходящую во времена, когда ни биологических лабораторий, ни самой науки биологии еще и в помине не было. Опыты, если это можно так назвать, проводились иногда в естественных условиях, а иногда в монастырских кельях, намек на что можно усмотреть, например, в уставе Клюнийского монастыря, написанном его знаменитым настоятелем Петром Благочестивым. Ряд пунктов этого устава касается монашеского обета безбрачия. Автор полагает необходимым запретить монахам «оставаться с молодыми женщинам и в ночные часы», «уединяться в кельях с послушниками под предлогом обучения их молитвам» и «брать на воспитание обезьян». Как заметил И.В. Можейко, комментируя эти правила, «изобретательность тоскующей монашеской плоти была неисчерпаема».²⁸

Однако вернемся в наши дни. Наиболее активно проблема гибридизации между поздними видами гоминид изучается сейчас применительно к неандертальцам. Могли ли они скрещиваться с гомо сапиенс? И внесли ли хоть какой-то вклад в генофонд современного человечества? Эти вопросы давно занимают не только учёных, но и всех любознательных людей, в том числе и писателей. И они, как и учёные, тоже расходятся во мнениях на этот счёт.

Герберт Уэллс, например, неандертальцам явно не благоволил. Он и мысли не допускал, что эти «жуткие создания» могли вызывать у «подлинных людей» какие-либо иные эмоции, кроме страха и отвращения, и какое-либо иное желание, кроме желания побыстрее привести их к ногтю. Ещё бы! Ведь неандертальцы, как было доподлинно известно английскому фантасту, охотились на человеческих детей, считая их «честной добычей и вкусным кушаньем». А посему, когда «человек, подлинный человек, вторгся во владения неандертальца, они должны были сойтись в битве». И таки сошлись. «Поколение за поколением, век за веком продолжалась упорная борьба за существование между этими людьми, которые были не вполне людьми, и людьми - нашими предками, пришедшими в западную Европу с юга. Пещеры и дебри холодного и ветряного мира позднеледниковья были свидетелями тысяч схваток и погонь, убийств из засады и панических бегств. И так продолжалось до тех пор, пока, наконец, последний несчастный нелюдь, загнанный преследователями в тупик, не увидел перед собой, в ярости и отчаянии, их копья». Это всё из рассказа «Люди-нелюди».

А вот Джин Ауэл, писавшая свой «Клан пещерного медведя» много позже, чем творил Уэллс, и очень хорошо знакомая с новыми веяниями в антропологии и археологии палеолита, смотрела на вещи несколько иначе.

Большой любви между неандертальцами и гомо сапиенс она тоже не предполагала, но вот случайные связи допускала. И даже попыталась представить, как могли бы выглядеть дети, родившиеся от таких связей. У одного из них, неандертальца по отцу и сапиенса по матери, «были выступающие надбровные дуги, но высокий выпуклый лоб разительно отличал его от соплеменников. Затылок его тоже словно был срезан и скруглен самым странным образом, нос казался необычно маленьким. Челюсти развиты хуже, чем у младенцев, рождённых в клане, к тому же ниже рта выступала какая-то кость ...».

Но это - беллетристика. А что же говорит наука? А наука однозначного ответа на вопрос о возможности гибридизации между неандертальцами и гомо сапиенс пока не даёт, но чем больше появляется новых данных, тем более реалистичной начинает казаться картина, нарисованная Ауэл.

Особенно часто обращаются сейчас к этой теме палеогенетики. Палеогенетике от роду - четверть века. Первая успешная попытка извлечь, реконструировать и проанализировать ДНК из мёртвых тканей была осуществлена в США в 1984 г., причём «тканям» этим - шкуре вымершей к тому времени разновидности зебры под названием квагга - было всего-то 140 лет. Прорыв стал возможен благодаря методу, именуемому полимеразной цепной реакцией. Этот метод, изобретённый американским биохимиком К. Маллисом в 1983 г., позволяет получить неограниченное количество пригодных для анализа копий фрагментов ДНК - как современной, так и древней. Сопоставляя последовательность нуклеотидов во фрагментах ДНК, добытых из костей (или, скажем, слюны, если речь идет о доселе здравствующих представителях животного мира) разных индивидов и/или видов, можно оценить генетическое расстояние между ними и определить, кто из сравниваемых друг другу близкая родня, а кто - седьмая вода на киселе.

После квагги пришёл черед египетских мумий и палеоиндейских скелетов возрастом в несколько тысяч лет, а сегодня вполне обычным делом стало уже изучение генов людей и животных, живших десятки тысяч лет назад. Чуть ли не каждую неделю в специальных журналах появляются статьи с новой информацией о ДНК мамонтов, пещерных медведей и прочих экзотических существ. С 1997 г. в число этих прочих входят и неандертальцы.

Первоначально, когда исследования ограничивались сопоставлением последовательностей нуклеотидов только митохондриальной ДНК неандертальцев и современных людей, возможность гибридизации между ними отвергалась. Затем от чересчур поспешных и категоричных заявлений, сделанных сразу после появления первых результатов изучения неандертальской ДНК, пришлось отказаться - стали говорить о том, что гибридизация, видимо, все же происходила, но вклад ископаемых гоминид в генофонд гомо сапиенс был весьма ограничен. мало кто при этом вспоминал о том, что митохондриальная ДНК наследуется исключительно по материнской линии и, следовательно, если от связей мужчин-неандертальцев и женщин-сапиенсов рождались дети, отцовский вклад в их наследственность в мтДНК не отражался. Результаты анализа ядерного генома, опубликованные в 2010 г., резко изменили общий баланс данных в пользу признания гибридизации. Оказалось, что генетическая дистанция, отделяющая неандертальцев от современного населения Европы и Азии, несколько меньше дистанции, отделяющей их от африканцев. При этом выяснилось также (к всеобщему удивлению), что они одинаково удалены от всех неафриканских групп, от папуасов до французов. Проще всего объяснить такую картину позволяет предположение, что скрещивание между неандертальцами и сапиенсами имело место, когда последние только начали расселяться за пределы Африки и ещё не успели разделиться на разные популяции. Недавно изучение 6000 генетических образцов показало что один из участков Х хромосомы современных людей (кроме африканцев) содержит до 9% неандертальской ДНК!

Впрочем, и в геноме африканцев тоже прослеживаются "архаичные" примеси. Так, изучение последовательностей ДНК из 61 некодирующего региона аутосомного генома трех популяций из западной (манденка), центральной (пигмеи биака) и южной (бушмены) частей Африки показало, что в них содержится около 2% древнего генетического материала, который был получен примерно 35 тысяч лет назад от неизвестной африканской популяции, предки которой отделились от нашей эволюционной линии примерно 700 тысяч лет назад. В общем, получается, как пишет К. Стрингер, что "в то время как некоторые архаичные гены, безусловно, были получены в результате интербридинга за пределами Африки, другие были приобретены еще до исхода, а какие-то могли даже добавиться в Африке и после него".²⁹

А что говорят на этот счёт ископаемые кости? Начнем опять с неандертальцев.

Доказать присутствие сапиентного компонента в анатомии поздних неандертальцев, живших в период, когда в Европе уже появились люди современного анатомического типа, очень трудно, хотя попыток такого рода было немало. В некоторых случаях наличие «промежуточных» анатомических признаков на неандертальских черепах кажется вполне очевидным³⁰, но при желании это можно объяснить не межвидовым скрещиванием, а, скажем, либо большой вариабельностью морфологии неандертальцев, либо их адаптацией к меняющимся условиям существования. Например, целый ряд необычных («прогрессивных») черт выявлен на костях из пещеры Виндия в Хорватии (сглаженность надбровных дуг, относительная тонкость свода черепа, наличие слабого подбородочного выступа, отсутствие шиньона и др.). Однако, по мнению оппонентов гипотезы гибридизации, их вовсе не обязательно рассматривать как следствие смешения поздних неандертальцев с гомо сапиенс. Возможно, они просто отражают специфику облика обитателей присредиземноморского юга, отличавшихся от представителей северных внутриконтинентальных популяций. Столь же по-разному объясняют разные авторы и наличие отдельных «прогрессивных» признаков на неандертальском черепе из Сен-Сезер (рис. 11.6).

Рис. 10.1. Череп неандертальца со стоянки Сен-Сезер (источник: Tattersall 1995).

Непросто и продемонстрировать наличие неандертальского «вклада» в анатомию верхнепалеолитических гомо сапиенс. Бесспорно гибридных черепов или целых скелетов среди имеющихся антропологических находок пока нет, да и непонятно, как бы они должны были выглядеть, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений в их смешанном происхождении. Скажем, костяк ребенка, похороненного около 25 тыс. лет назад в Лагар Вельо в Португалии (рис. 11.7), обладает рядом особенностей, более свойственных неандертальцам, чем гомо сапиенс. У него укороченные берцовые кости, подбородочный выступ почти незаметен, а на сохранившихся фрагментах затылочной кости просматривается небольшое углубление, типичное для неандертальцев и обычно отсутствующее у сапиенсов. Однако по большинству остальных анатомических характеристик он не отличается от современных людей. Одни антропологи охотно признают, что такое сочетание признаков могло быть последствием гибридизации (пусть даже отдалённым во времени от неё самой), другие с этим не согласны, полагая, что мальчик из Лагар Вельо по всем анатомическим параметрам вполне вписывается в обычные для нашего вида рамки вариабельности.

Рис. 10.2. Скелет ребёнка из граветтского погребения в Лагар Вельо, Португалия (источник: Duarte et al. 2002).

Давно замечено также, что на черепах гомо сапиенс из Центральной Европы, датируемых началом верхнего палеолита, нередко встречаются признаки, отсутствующие у их африканских и ближневосточных сородичей, но обычные для неандертальцев. Факты такого рода свидетельствуют, как будто, в пользу присутствия неандертальского анатомического компонента у части европейцев ранней поры верхнего палеолита, а наиболее простым и правдоподобным объяснением такого присутствия является гибридизация. По мнению американского антрополога Э. Тринкэуса, вообще все скелетные останки первых гомо сапиенс в большинстве районов земли, идет ли речь о Северной Африке, Центральной Европе, Западной Европе, или Восточной Азии с Австралией, несут те или иные архаичные черты. Понять особенности морфологии ранних людей современного анатомического типа, полагает Тринкэус, можно, лишь допустив ту или иную степень смешения c автохтонными популяциями более «архаичных» гоминид. Оппонентов, однако, эти аргументы не убеждают. Они твёрдо стоят на своём, на каждый довод отвечая контрдоводом, или отбиваясь афоризмами. Например: «Как одна случайная ласточка совсем ещё не делает лета, так и выступающий затылок на черепе кроманьонца (или германца исторического времени) не делает и никогда не сделает из него гибрида с неандертальцем».³¹

Возразить на это, в общем-то, нечего, но коль скоро уж речь зашла о германцах с неандертальским затылком, было бы грешно не упомянуть то редко упоминаемое обстоятельство, что иногда отдельные анатомические особенности, свойственные в гораздо большей степени неандертальцам, нежели гомо сапиенс, действительно, довольно чётко прослеживаются даже на антропологических находках голоценового возраста (напомню, что голоценом называют последние 10 тысяч лет геологической истории Земли). Наиболее известный пример тому - лобная кость из Ханёферзанда на севере Германии, найденная в 1973 г. вне археологического контекста и по ошибке или в результате фальсификации получившая радиоуглеродную дату порядка 36 тыс. лет (здесь потрудился не кто иной, как уже хорошо знакомый нам Райнер Протш - провозвестник теории африканского происхождения гомо сапиенс). Последующая проверка показала, что действительный возраст этой находки составляет около 7500 лет, но неандерталоидные черты, включая массивность, сильно развитый надглазничный рельеф и ряд метрических характеристик, которые первоначально послужили основанием для интерпретации её как «переходной» или «гибридной», от передатирования никуда не исчезли. Эти же черты, усугубляемые ещё и сильно выступающими носовыми костями, зафиксированы на найденном в 1997 г. неолитическом черепе из грота Рипаро делла Росса в центральной части Италии. Среди антропологических находок с неолитической стоянки Стржелице в Южной Моравии выделяется своей не совсем обычной морфологией обломок затылочной кости взрослого мужчины. Кроме очень большой толщины, он характеризуется ещё и наличием хорошо выраженного затылочного валика. По словам чешского антрополога Я. Елинека, «если бы этот фрагмент был найден сам по себе [т.е. вне неолитического контекста. Л.В.], его, несомненно, определили бы как неандерталоидный».³² В той же работе Елинек упоминает ещё ряд похожих находок из Центральной и Восточной Европы, и в том числе голоценовый череп из Риинды в Германии, который первоначально рассматривался как неандертальский.

Небольшой раздел, посвящённый подобным находкам, есть в книге Г. Вейнерта «Происхождение человечества», вышедшей еще в 1932 г. Этот раздел так и называется: «Современные неандертальские формы». Вейнерт упоминает, в частности, лобную кость из Подкумка под Ростовом-на-Дону («здесь налицо не неандертальский период, но конечно неандертальская форма») и ряд находок из Германии предположительно послеледникового возраста, но с развитыми надбровными дугами. Он заключает, что «на сегодняшний день всё же приходится признать, что признаки неандертальцев ещё не окончательно исчезли. И хотя сам неандерталец исчез ещё до окончания ледникового периода, он всё же должен был принимать участие в развитии современного человечества». Ещё до Вейнерта, в самом начале прошлого века, о неандерталоидных признаках на голоценовых - и в том числе современных - черепах много писал польский антрополог К. Столыгво, считавший наличие таких черт свидетельством видового единства двух форм гоминид.

Я вспоминаю всё это вовсе не для того, чтобы намекнуть читателю, что, мол, неандертальцы ещё могут быть среди нас, и призвать его к бдительности.³³ Я также далёк от мысли, будто лобная кость из Ханёферзанда или затылочная из Стржелице являются «железными» доказательствами гибридизации. Тяжёлые надбровья, толстые кости свода черепа и прочие черты, кажущиеся нам архаичными, вполне могли появиться у современных людей независимо, тем более, что и встречаются они не только там, где сапиенсы могли сосуществовать и скрещиваться с неандертальцами, но и в регионах, никогда не являвшихся частью ареала последних, например, в Австралии. И всё же факты такого рода заслуживают внимания.

Кстати, об Австралии. На этом континенте, насколько можно судить по имеющимся сейчас ископаемым материалам, неандертальцев никогда не было, но зато по соседству с ним, на Яве, очень долго сохранялись реликтовые популяции гомо эректус. Возможно, они жили здесь еще в середине позднего плейстоцена. Путь современных людей в Австралию наверняка пролегал через Яву и сопредельные с ней острова, составлявшие тогда одно целое. Там гомо сапиенс вполне могли встречаться странные, но все же очень похожие на них самих существа, непременно вызывавшие, помимо прочих чувств, еще и любопытство. Не исключено, что попытки удовлетворить это любопытство имели далеко идущие последствия, и именно ими объясняется то обстоятельство, что многие (но не все) древние человеческие костные остатки, находимые в Австралии, имеют хорошо выраженные архаичные черты, в целом не свойственные современным людям. Особенно интересны в этом плане черепа из Вилландры и Коу Свомп. Помимо ряда других признаков, они отличаются массивностью, большой толщиной костей, выступающим надбровьем, относительно низким сводом (рис. ). Их возраст составляет от 30 до 20 тысяч лет назад.

Рис. 10.3. Череп Вилландра 50. Вид спереди и сбоку (источник: Curnoe, Green 2013)

Рис. 10.4. Череп Коу Свомп 1 (источник: Cartmill, Smith 2009)

Некоторые антропологи полагают, что своим своеобразием обладатели этих черепов были обязаны, прежде всего, связям между их сапиентными предками и яванскими (или какими-то еще) эректусами (рис. 10.5). Большинство исследователей, однако, склонно объяснять необычные черты в анатомии части ранних австралийцев иначе: адаптацией к каким-то необычайно суровым условиям, или патологией, или искусственной деформацией. Обычай искусственной деформации черепов и других частей тела действительно существовал и существует во многих обществах, и люди из Коу Свомп, похоже, и правда были подвержены этой моде, но это может объяснить лишь часть присущих их костям особенностей.

Рис. 10.5. Возможно, внешний архаизм ряда ископаемых австралийских черепов объясняется близкими контактами между ранними сапиенсами и поздними эректусами в период заселения первыми юго-восточной Азии (источник: Cartmill, Smith 2009)

Из других регионов тоже все чаще и чаще поступают сообщения об открытии хронологически очень поздних человеческих костей с различными несвойственными гомо сапиенс особенностями. Иногда их обнаруживают в результате новых раскопок, а иногда в ходе повторного изучения старых материалов. В числе наиболее интересных и важных находок такого рода череп из пещеры Лонглин и челюсти с местонахождения Малудонг на юге Китая, древность которых всего 12-14 тысяч лет, череп и челюсть из грота Иво Элеру в Нигерии, имеющие примерно такой же возраст (рис. 10.6), и многочисленные человеческие останки из Ишанго в Конго, близкие к материалам из Элеру не только хронологически, но и по наличию в строению черепов, челюстей и костей посткраниального скелета на удивление архаичных черт.

Рис. 10.6. Череп и челюсть из грота Иво Элеру (Нигерия). Обращают на себя низкий свод мозговой коробки, отсутствие на челюсти подбородочного выступа и асимметричность верхнечелюстной вырезки.

В последние 3-4 года число публикаций, посвященных находкам такого рода, резко выросло. Возможно, дело здесь исключительно в том, что археологические и антропологические исследования приобретают все больший размах, и в поле зрения ученых попадают памятники и материалы, ранее пребывавшие в забвении. А может быть, причина хотя бы отчасти еще и в том, что теперь, когда европейцы признали наличие неандертальских генов в своем геноме и едва ли не гордятся этим, даже самые рьяные приверженцы политкорректности перестали, наконец, видеть в обсуждении вопроса о возможной роли гибридизации в биологической истории австралийцев, африканцев и иных географических групп человечества призрак расизма.