Как ни крути - помрешь

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться, и повыше натянула перчатки, чтобы закрыть запястья. Среду переноса к этому низкому разбитому надгробию я притащила, стараясь не пролить по дороге, не в самом большом своем горшке, но тоже достаточно увесистом, и сейчас не чувствовала пальцев. Стоял мороз, и дыхание клубилось паром в свете дешевой белой свечи, купленной на распродаже неделю назад.

Капнув воском на верх надгробия, я укрепила свечу, потом глянула на занимающуюся на горизонте дымку, едва отличимую от зарева над городом, и у меня живот стянуло узлом. Скоро взойдет луна – в последней четверти, на ущербе. Не лучшее время для вызова демона, но если я его не вызову, он сам заявится. Лучше уж я встречусь с Алгалиарептом на своих условиях – до полуночи.

Я поморщилась, глянув через плечо на ярко освещенную церковь, на наш с Айви дом. Айви бегала где-то по делам, понятия не имея, что мне пришло время расплачиваться с демоном. Она вообще не знала, что я заключила с ним сделку. Конечно, расплатиться можно было бы и в доме, в тепле – на моей замечательной, суперсовременной кухне, где хранятся все мои колдовские припасы, но в вызове демона посреди кладбища есть что-то извращенно правильное, пусть даже в снег и мороз.

И лучше я с ним встречусь здесь, чтобы завтра Айви не пришлось полдня отмывать потолок от крови.

От чьей крови – еще вопрос, и хорошо бы мне не пришлось на него отвечать. Я не дам затащить себя в безвременье на службу Алгалиарепту. Мне нельзя проиграть. Я его один раз ранила – у него кровь текла. А если у него может идти кровь, то и сдохнуть он может. Господи, помоги мне. Охрани меня, Господи, и наставь на путь.

Пальто противно захрустело, когда я обхватила себя за плечи, проковыривая ботинком шестидюймовый кружок в смерзшемся снегу до красноватой цементной плиты, в которой кто-то когда-то выбил большой круг. Квадратная плита размером с комнату отмечала место, где Господня благодать отступила и верх взял хаос. Кладбищенские служители когда-то давно прикрыли оскверненную землю плитой – то ли для того, чтобы никого там не похоронили ненароком, то ли хотели создать опору для искусно сделанной скульптуры – изнемогшего в битве, почти упавшего на колени ангела. Имя на монументальной надгробной плите сбили, остались только даты. Тот, кто под ней лежал, умер в 1852 году, в возрасте двадцати четырех лет. Я понадеялась, что это не предзнаменование.

Залить могилу цементом, чтобы покойник или покойница больше не встали… такое случалось, это помогало, – впрочем, иногда и нет, но в любом случае эта земля уже неосвященная. А поскольку вокруг земля оставалась освященной, место как нельзя лучше подходило для вызова демона. Если дойдет до самого худшего, я всегда смогу прыгнуть на освященную землю и дождаться восхода, когда Алгалиарепта утащит в безвременье.

Дрожащими пальцами я выудила из кармана белый шелковый пакетик с солью; я наскребла ее дома из двадцатипятифунтового мешка. Соли было больше обычного, но круг мне нужен мощный, да еще часть соли растает в снегу. Я глянула на небо, прикидывая, в какой стороне север, и убедилась, что отметина на выбитом в камне круге находится именно там, где и ожидалось. То что круг уже использовали для вызова демонов, нисколько не прибавило мне уверенности. Не то чтобы вызывать демонов противно закону или морали, но это просто-таки адски глупо.

Я медленно пошла от севера по часовой стрелке, насыпая с внешней стороны цепочки своих следов дорожку из соли. В круг я замыкала статую ангела с пьедесталом и большую часть оскверненной земли. Круг будет футов пятнадцать в поперечнике – немаленький вообще-то. В норме нужно не меньше трех ведьм, чтобы создать и удерживать такой круг, но я такое количество лей-силы могу каналировать в одиночку. Не исключено, что именно это и вызвало у демона такое желание заполучить меня в качестве нового фамилиара.

Сегодня выяснится, насколько хорошо я сформулировала условия заключенной три месяца назад сделки, и хватит ли их, чтобы сохранить мне жизнь и свободу по эту сторону лей-линий. Я обещала стать Алгалиарепту добровольной слугой, если он даст свидетельские показания против Пискари – при условии, что я сохраню свою душу.

Суд закончился сегодня, через два часа после заката, так что демон свои обязательства выполнил, а мне придется исполнять спои. Бессмертного вампира – практически правившего преступным миром Цинциннати – приговорили к пяти сотням лет тюрьмы за убийство лучших лей-колдуний города, но сейчас это как-то особенно важным не казалось. Тем более что при его адвокатах он вряд ли даже какую-то вшивую сотню отсидит.

Все головы – по обе стороны закона – сейчас занимал вопрос, удастся ли Кистену, его прежнему наследнику, удержать все на плаву, пока бессмертный не выйдет на свободу. Ведь Айви этого делать вовсе не собиралась, наследник она там или кто. Если мне удастся дожить до утра – и притом сберечь свою душу, я стану самую чуточку больше беспокоиться о своей соседке и меньше о себе, но мне бы сперва с демоном разобраться.

От напряжения уже плечи болели, но я достала из кармана пальто бледно-зеленые свечи и расставила их по кругу, отмечая углы пентаграммы. Рисовать я ее не буду. Зажгла я их от той же белой свечи, которую использовала для изготовления среды переноса. Крохотные огоньки затрепетали, и я подождала минутку: надо ведь убедиться, что они не погаснут, пока не прилеплю свечу на прежнее место за пределами круга.

На несколько секунд меня отвлек приглушенный шум машин за высокой стеной кладбища. Встав поровней и нащупывая ближайшую лей-линию, я стащила с макушки вязаную шапочку, отряхнула с джинсов снег и еще раз проверила, все ли у меня с собой. Дольше тянуть не получалось.

Еще один медленный вдох, и я коснулась маленькой лей-линии, проходившей через кладбище при церкви. Дыхание перехватило, я вся сжалась и чуть не упала, потеряв равновесие. Лей-линия словно пропиталась зимним холодом и резанула по мне колкими льдинками. Рукой в перчатке я оперлась на освещенное пламенем надгробие. Энергия все росла.

Как только силы придут в равновесие, лишняя энергия уйдет обратно в линию – а пока придется стиснуть зубы и терпеть покалывание, стремящееся в воображаемые вершины, соответствовавшие в моем разуме реальным пальцам рук и ног. Раз от разу все хуже. Раз от разу быстрей. И ощутимее.

Энергия уравновесилась в какое-то мгновение, хоть оно и показалось вечностью. Ладони стали потеть, меня охватило противное ощущение озноба и жара одновременно, как в лихорадке. Я сняла перчатки и затолкала их в карман. Амулеты на запястье отчетливо звякнули в морозно-тихом воздухе. Амулеты мне не помогут. Даже крест не поможет.

Надо поскорей замкнуть круг. Алгалиарепт как-то умудрялся узнавать, когда я нащупывала линию. Так что надо его вызвать, прежде чем он появится сам и отберет у меня призрачную власть, которую я получала как вызвавшая. Медный горшок со средой переноса совсем остыл, когда я подняла его и сделала то, чего еще не делала ни одна ведьма – из тех, кто выжил, чтобы рассказать. Я шагнула вперед, в тот самый круг, где должен был появиться Алгалиарепт.

Встав напротив зацементированного в землю памятника, я выдохнула. Монолит в мой рост почернел от времени и городской грязи, так что ангел выглядел скорее падшим ангелом. Стоял он, склонившись в рыданиях, в руках держит меч, будто приносит этот меч в жертву – от этого еще сильнее жуть пробирала. Под крылом у ангела прилепилось птичье гнездо, а лицо выглядело как-то ненормально. И руки слишком длинные для человека или внутриземельца. Дженкс даже детишкам своим не разрешал здесь играть.

– Не дай мне ошибиться, – прошептала я статуе, мысленно перемещая белое соляное кольцо из этой реальности в безвременье.

Я пошатнулась, когда скопившаяся во мне энергия хлынула наружу, обеспечивая перенос. Зелье в горшке плеснуло, и я поспешила поставить его в снег, пока ничего не пролилось. Глянула на зеленые свечи: перенесенные солью в безвременье, они стали прозрачными, призрачными. Только пламя существовало и обоих мирах, освещая ночь сиянием.

Линия снова начала источать энергию – когда она растет медленно, это точно так же неприятно, как мгновенный выброс, но солевую дорожку уже заменило равное количество матери и безвременья, выгнувшейся аркой над моей головой. Ничего материальнее воздуха не пройдет сквозь переплетенные слои реальности, а поскольку круг поставила я, только я и смогу его разрушить – разумеется, если все сделано правильно.

– Вызываю тебя, Алгалиарепт, – прошептала я.

Сердце колотилось как бешеное. Каких только ловушек и приманок не придумали, чтобы вызвать и поймать демона, но у меня уже имеется с ним соглашение, так что достаточно просто позвать его и пожелать его присутствия – и его сюда притянет. Во как мне повезло.

У меня внутри что-то дрогнуло, когда где-то посередине между мной и ангелом с мечом вытаял клочок земли. Снег испарился, красноватое облачко поднялось вверх, очерчивая тело, еще не принявшее определенную форму. Я ждала, все больше холодея. Алгалиарепт всегда принимал разные формы, без моего ведома роясь у меня в мозгу: искал образ, который для меня всего страшнее. Одно время это была Айви. Потом Кистен – пока я не прижала его в лифте в дурацком приступе страсти, наведенной вампирскими феромонами. Трудно бояться того, с кем целовалась взасос. К Нику, моему бойфренду, всегда являлась исходящая слюной собака размером с пони.

Впрочем, на этот раз туман принимал явно человеческие очертания, и я решила, что эта пакость покажется либо в виде Пискари – того вампира, которого я только что засадила в тюрягу, – либо в более привычном образе молодого английского джентльмена в зеленом сюртуке с фалдами.

– Надо же, ничем ее не пронять.

Я вскинула голову на прозвучавший из тумана голос. Мой голос.

– Вот сволочь! – ругнулась я, подхватывая горшок и пятясь до самой границы круга.

Оно принимало мой облик. Самое противное из всего.

– Я себя не боюсь! – крикнула я, не дожидаясь завершения материализации.

– Еще как боишься.

Тембр был верный, а интонации и произношение – нет. Я зачарованно смотрела, как Алгалиарепт принимает мой облик, как оценивающе проводит по себе руками, приглаживая грудь до моей слабой претензии на женственность и придавая бедрам несколько больший изгиб, чем я того заслуживала. Облекся он в черные кожаные штаны, красный топ и черные босоножки на высоких каблуках, которые посреди зимнего кладбища смотрелись несколько странновато.

Прикрыв глаза и приоткрыв губы, тварь встряхнула головой, формируя из туманной дымки безвременья рыжие мелкие кудряшки до плеч. Веснушек столько у меня никогда не бывало, и глаза у меня не красные, как оказались у нее, когда она их открыла, а зеленые. И зрачки у меня не горизонтальные.

– Глаза не те, – сказала я, ставя горшок на краю круга. И скривилась в досаде на явственно задрожавший голос. Качнув бедром, демон выставил вперед ногу в босоножке и прищелкнул пальцами. В руке у него материализовалась пара солнечных очков, и тварь тут же их нацепила, спрятав глаза.

– Готово, – сказала тварюга, и я вздрогнула – так точно демон сымитировал мой голос.

– И близко не похожа.

Даже не знала, что я так похудела. Надо опять начать есть булочки и картошку.

Алгалиарепт улыбнулся.

– Может, волосы поднять? – издевательски спросил демон, собирая и придерживая густую массу над моей… э-э… над своей головой. Тварь прикусила губы, чтобы стали порумяней, и застонала, раскачиваясь – как будто руки связаны над головой. Сеанс бондажа изобразила. А потом откинулась на меч в руках ангела, расставившись точно шлюха.

Я поплотнее закуталась в свое пальтишко с воротником из искусственного меха. С улицы, вдалеке донесся шум медленно едущей машины.

– Хватит, а? У меня ноги мерзнут. Демон поднял голову и улыбнулся.

– Вечно ты игру портишь, Рэйчел Морган, – сказал он моим голосом, но с обычным своим британским акцентом. – Зато играть с тобой интересно. Не дать мне затащить тебя в безвременье – это требует немалой силы разума. Мне доставит удовольствие тебя сломать.

Я вздрогнула, когда на него полилась энергия безвременья. Он опять менял форму. Но мне стало полегче, когда показался привычный наряд: кружева и зеленый бархат. Прорисовались длинные черные волосы и круглые очки с темными стеклами, а потом бледное мужественное лицо, вполне соответствующее элегантной, подтянутой фигуре. Сапоги на высоких каблуках и прекрасно сшитый плащ завершили преображение демона в обаятельного молодого негоцианта восемнадцатого столетия, богатого и с положением в обществе.

У меня в мыслях всплыла жуткая картина места преступления, которую я видела осенью, когда пыталась навесить убийства лучших лей-колдунов Цинциннати на Трента Каламака. Их убивал Ал – для Пискари. Все его жертвы умерли в муках – к удовольствию демона. Ал садист, как бы симпатично он ни выглядел.

– В самом деле, пойдем дальше, – сказал демон, доставая табакерку с черным порошком и нюхая щепотку. Порошок припахивал «бримстоном». Ал потер нос и потыкал в мой круг носком сапога. Я моргнула от неожиданности.

– Славненький плотный кружок. Только холодновато тут. Кери любит, когда тепло.

Кери? Это еще кто такой ? Снег внутри круга мгновенно превратился в клубы пара. Запах мокрого бетона ударил в ноздри и тут же исчез; плита просохла до бледно-красноватого оттенка.

– Кери, – позвал Алгалиарепт. Голос у него какой-то стал странный – тихий, одновременно соблазняющий и требовательный. – Поди сюда.

Я во все глаза уставилась на женщину, словно ниоткуда возникшую за спиной Алгалиарепта. Тоненькая, треугольное личико осунулось и скулы проступили слишком заметно. Намного ниже меня ростом, кажется просто крошкой, почти ребенком. Голова опущена, светлые, почти бесцветные прямые волосы доходят до пояса. На ней роскошное бальное платье, а ноги босые. 11латье великолепное – дорогой шелк насыщенных фиолетовых, зеленых и золотистых тонов – и облегает ее округлые формы как нарисованное. Хоть она и маленькая, но сложена хорошо, разве что немного слишком хрупкая.

– Кери, – сказал Алгалиарепт, приподняв ее подбородок рукой в белой перчатке. Глаза у женщины оказались зеленые, широко открытые и лишенные всякого выражения. – Я же говорил тебе не ходить босиком?

По ее лицу пробежала тень раздражения, глухого и отдаленного, где-то за той пустотой, в которой она пребывала. На ногах у нее материализовались вышитые домашние тапочки, и я невольно глянула на них.

– Так лучше.

Алгалиарепт отвел от нее взгляд, и я поразилась, насколько красивую пару они составляют в этих нарядах. Женщина выглядела настоящей красавицей, но разум у нее был настолько же пуст, насколько она была красива – она обезумела от сырой магии, которую демон заставлял ее удерживать, фильтруя энергию лей-линий через ее разум, чтобы уберечь собственный. У меня кишки свело от ужаса.

– Не убивай ее, – прошептала я пересохшими губами. – Она тебе уже не нужна. Отпусти ее.

Алгалиарепт взглянул на меня поверх темных очков, вперился красными глазищами.

– Тебе она нравится? – спросил демон. – Красивая, правда? Ей тысяча с лишним, а она не состарилась ни на секунду с того дня, когда я забрал ее душу. Если честно, то именно из-за нее меня приглашают на вечеринки. Она ложится по первому знаку. Хотя, конечно, первую сотню лет были сплошные слезы и стенания. Что тоже забавно, но утомляет. Ну, так ты будешь драться со мной?

У меня челюсти сжались.

– Верни ей душу, раз тебе она уже не нужна. Алгалиарепт засмеялся.

– Ох! Ты просто прелесть! – сказал демон и даже в ладоши хлопнул, один раз. – Но я в любом случае верну ей душу. Я ее замарал сверх всяких пределов, осмотрительно держа свою в чистоте. И я убью ее прежде, чем она успеет вымолить прощение у своего бога. – Пухлые губы разъехались в противной ухмылке. – Нес равно это все сказки, про бога.

Женщина рухнула к его ногам. Я похолодела. Лучше я умру, чем позволю затащить меня в безвременье на… на такое вот.

– Скотина… – прошептала я.

Ал махнул рукой, словно говоря: «И что из того?», повернулся к Кери, нащупал ее маленькую руку в складках ткани и помог подняться. Она опять оказалась босой.

– Кери, – позвал демон и покосился на меня. – Мне надо было заменить ее лет сорок назад, но из-за Поворота все осложнилось. Она даже не слышит, что ей говорят, пока не позовешь ее по имени.

Демон опять повернулся к ней:

– Кери, будь лапочкой, доставь сюда среду переноса, которую ты изготовила нынче вечером.

У меня аж живот заболел.

– Я ее уже приготовила, – сказала я, и Кери моргнула – в глазах мелькнула тень понимания происходящего.

Она посмотрела на меня так, словно впервые увидела, большие глаза были серьезны и непроницаемы. Потом она переключилась на горшок с зельем у моих ног и молочно-зеленые свечки по кругу. В глазах плеснулся ужас – похоже, до нее только в этот миг дошло, что происходит.

– Восхитительно, – оценил Алгалиарепт. – Ты уже приступила к своим обязанностям. Но я хочу, чтобы Кери принесла свою. – Он повернулся к Кери, приоткрывшей рот с мелкими белыми зубами: – Да, любовь моя, тебе пора в отставку. Принеси мой котел со средой.

Нехотя, вся сжавшись, Кери взмахнула рукой, и в кругу между нами возник медный котел со стенками толще моего запястья, уже наполненный янтарной жидкостью с повисшими словно в геле стебельками дикой герани.

Воздух становился все теплей и сильно пахло озоном. Я расстегнула пальто. Алгалиарепт что-то мурлыкал себе под нос, явно довольный собой. Он поманил меня поближе, и я шагнула вперед, нащупывая в рукаве припрятанный серебряный нож. Сердце застучало чаще. Хватит ли условий сделки для моего спасения? От ножа помощь вряд ли будет.

Демон ухмыльнулся, продемонстрировав ровные частые зубы и махнул Керн рукой.

– Мое зеркало, – потребовал он, и маленькая женщина наклонилась и взяла магическое зеркало с того места, где секунду назад его еще не было.

Она протянула зеркало Алгалиарепту будто поднос.

Я поежилась, вспомнив мерзкое ощущение, когда я снимала собственную ауру и заталкивала ее в мое магическое зеркало. Демон – палец за пальцем – стащил перчатки, положил красные, с крупными суставами руки на стекло и широко развел длинные пальцы.

Он вздрогнул и закрыл глаза, когда его аура стала просачиваться в зеркало, стекая с рук будто чернила, завиваясь и растекаясь в его отражении.

– В жидкость ее, Кери, любовь моя. Поторопись.

Она едва донесла это зеркало с аурой Алгалиарепта до котла. Не из-за тяжести стекла – из-за тяжести происходящего. Я понимала, что она снова переживает ночь, когда стояла на моем месте, глядя на свою предшественницу, как я теперь смотрю на нее. Она наверняка знает, что будет дальше, но настолько оглушена, что способна делать только то, что от нее требуют. И по ее откровенному, безнадежному ужасу я видела, что в ней еще осталось что-то, достойное спасения.

– Освободи ее, – сказала я, кутаясь в свое уродливое пальтишко и глядя то на Кери, то на Алгалиарепта. – Сначала освободи ее.

– Зачем? – Демон лениво осмотрел свои ногти, прежде чем снова натянуть перчатки.

– Я тебя скорее убью, чем дам затащить себя в безвременье, и хочу, чтобы ты сначала освободил ее.

На это Алгалиарепт расхохотался: долго и искренне. Он чуть ли не вдвое сложился, опершись на ангела. Каменный пьедестал треснул со звуком ружейного выстрела, удар эхом отдался у меня в ногах. Кери уставилась на меня, бледные губы раздвинулись, глаза так и бегали по мне. Что-то в ней просыпалось, давно задавленные мысли и чувства.

– Ты будешь сопротивляться, – восхитился Алгалиарепт. – Я так на это надеялся!

Он поймал мой взгляд и ухмыльнулся, коснувшись рукой оправы очков.

– Adsmulo calefaco.

Припрятанный кинжал вспыхнул огнем. Взвизгнув, я скинула пальто – оно шмякнулось в стенку круга и сползло на землю. Демон вперился в меня взором.

– Рэйчел Мариана Морган, прекрати испытывать мое терпение. Иди сюда и читай это чертово заклятие!

Что мне оставалось делать? Не подчинюсь – он заявит, что я нарушила договор, затащит в безвременье и отнимет у меня душу в возмещение. Единственный мой шанс – играть до конца. Я покосилась на Кери, мысленно желая, чтобы она отошла в сторону от Алгалиарепта, но она ощупывала выбитые в камне даты, и ее изголодавшееся по солнцу лицо казалось еще бледнее. – Слова помнишь? – спросил Алгалиарепт, когда я поравнялась с котлом.

Бросив быстрый взгляд в котел, я нисколько не удивилась, что аура у демона черная. Я кивнула, и мне стало худо при воспоминании о том, как я случайно сделала Ника своим фамилиа-ром. Неужели всего три месяца прошло?

– Могу повторить по-английски, – прошептала я. Ник… О господи, я с ним не попрощалась! Он стал в последнее время такой чужой, что я не отважилась ему рассказать. Я вообще никому не рассказала.

– Пойдет.

Очки исчезли, мерзкие козьи глаза уставились на меня. Сердце бешено заколотилось, но я сама себе судьбу выбрала. Выживу или умру.

Низкий и звучный, пробравший меня до самых печенок голос Алгалиарепта раздался из его губ. Он говорил на латыни, слова как будто знакомые, но непонятные, как во сне.

– Pars tb, totит mh. Vnctus vnculs, precefacts. – – Пусть часть тебе, – повторила я по-английски, по памяти воспроизводя слова, – но целое – мне. Связанный узами просьбы творитель.

Демон улыбался так широко и уверенно, что меня пробрала дрожь.

– Luna servata, lux sanata. Chaos statutum, pejus mnutum.

Демон ухмыльнулся, продемонстрировав ровные частые зубы и махнул Кери рукой.

– Мое зеркало, – потребовал он, и маленькая женщина наклонилась и взяла магическое зеркало с того места, где секунду назад его еще не было.

Она протянула зеркало Алгалиарепту будто поднос.

Я поежилась, вспомнив мерзкое ощущение, когда я снимала собственную ауру и заталкивала ее в мое магическое зеркало. Демон – палец за пальцем – стащил перчатки, положил красные, с крупными суставами руки на стекло и широко развел длинные пальцы.

Он вздрогнул и закрыл глаза, когда его аура стала просачиваться в зеркало, стекая с рук будто чернила, завиваясь и растекаясь в его отражении.

– В жидкость ее, Кери, любовь моя. Поторопись.

Она едва донесла это зеркало с аурой Алгалиарепта до котла. Не из-за тяжести стекла – из-за тяжести происходящего. Я понимала, что она снова переживает ночь, когда стояла на моем месте, глядя на свою предшественницу, как я теперь смотрю на нее. Она наверняка знает, что будет дальше, но настолько оглушена, что способна делать только то, что от нее требуют. И по ее откровенному, безнадежному ужасу я видела, что в ней еще осталось что-то, достойное спасения.

– Освободи ее, – сказала я, кутаясь в свое уродливое пальтишко и глядя то на Кери, то на Алгалиарепта. – Сначала освободи ее.

– Зачем? – Демон лениво осмотрел свои ногти, прежде чем снова натянуть перчатки.

– Я тебя скорее убью, чем дам затащить себя в безвременье, и хочу, чтобы ты сначала освободил ее.

На это Алгалиарепт расхохотался: долго и искренне. Он чуть ли не вдвое сложился, опершись на ангела. Каменный пьедестал треснул со звуком ружейного выстрела, удар эхом отдался у меня в ногах. Кери уставилась на меня, бледные губы раздвинулись, глаза так и бегали по мне. Что-то в ней просыпалось, давно задавленные мысли и чувства.

– Ты будешь сопротивляться, – восхитился Алгалиарепт. – Я так на это надеялся!

Он поймал мой взгляд и ухмыльнулся, коснувшись рукой оправы очков.

– Adsmulo calefaco.

Припрятанный кинжал вспыхнул огнем. Взвизгнув, я скинула пальто – оно шмякнулось в стенку круга и сползло на землю. Демон вперился в меня взором.

– Рэйчел Мариана Морган, преврати испытывать мое терпение. Иди сюда и читай это чертово заклятие!

Что мне оставалось делать? Не подчинюсь – он заявит, что я нарушила договор, затащит в безвременье и отнимет у меня душу в возмещение. Единственный мой шанс – играть до конца. Я покосилась на Кери, мысленно желая, чтобы она отошла в сторону от Алгалиарепта, но она ощупывала выбитые в камне даты, и ее изголодавшееся по солнцу лицо казалось еще бледнее.

– Слова помнишь? – спросил Алгалиарепт, когда я поравнялась с котлом.

Бросив быстрый взгляд в котел, я нисколько не удивилась, что аура у демона черная. Я кивнула, и мне стало худо при воспоминании о том, как я случайно сделала Ника своим фамилиаром. Неужели всего три месяца прошло?

– Могу повторить по-английски, – прошептала я.

Ник… О господи, я с ним не попрощалась! Он стал в последнее время такой чужой, что я не отважилась ему рассказать. Я вообще никому не рассказала.

– Пойдет.

Очки исчезли, мерзкие козьи глаза уставились на меня. Сердце бешено заколотилось, но я сама себе судьбу выбрала. Выживу или умру.

Низкий и звучный, пробравший меня до самых печенок голос Алгалиарепта раздался из его губ. Он говорил на латыни, слова как будто знакомые, но непонятные, как во сне.

– Pars tb, totит mh. Vnctus vnculs, precefacts.

– Пусть часть тебе, – повторили я по-английски, по памяти воспроизводя слова, – но целое – мне. Связанный узами просьбы творитель.

Демон улыбался так широко и уверенно, что меня пробрала дрожь.

– Luna servata, lux sanata. Chaos statutum, pejus mnutum.

Я с трудом сглотнула.

– Луна сохраняет, день просвещает, – шептала я. – Злобой людскою Хаос взрастает.

Алгалиарепт в возбуждении так вцепился в котел, что пальцы побелели.

– Mentem tegens, malum ferens. Semper servus dum cluret mundus, – сказал он, и Керн захныкала, будто котенок, но скоро затихла. – Продолжай, – велел Алгалиарепт, в таком нетерпении, что очертания его псевдотела смазались. – Договори и клади сюда руки.

Я медлила, глаза у меня не отрывались от скорченной фигурки Кери у надгробия, в цветной лужице бального платья.

– Сначала освободи меня от одного из моих долгов.

– Ну и напористая ты стерва, Рэйчел Мариана Морган.

– Давай! – потребовала я. – Ты обещал. Сними одну метку, как договаривались.

Он так низко наклонился над горшком, что я разглядела у него в очках собственное отражение, перепуганное, с вытаращенными глазами.

– Какая тебе разница? Договори проклятие и покончим с этим.

– Хочешь сказать, ты отказываешься выполнять условия сделки? – возмутилась я, и он рассмеялся.

– Нет, конечно, нет. Если ты надеешься так увильнуть от исполнения уговора, то ты ужасно глупа. Одну метку я сниму, но ты все равно останешься мне должна. – Он облизан губы. – А как мой фамилиар ты принадлежишь мне.

Колени у меня задрожали от тошнотворной комбинации страха и облегчения; пришлось задержать дыхание, меня чуть не вырвало. Но мне придется выполнить мою часть сделки, прежде чем я узнаю, насколько верно рассчитала: смогу ли я выскользнуть из демонской западни через маленькую дырочку, что зовется выбором.

– Разума сторож, – дрожа, сказала я, – боли носитель, будь мне рабом до скончания дней.

Алгалиарепт довольно хмыкнул. Сжав зубы, я сунула руки в котел. Меня обожгло морозом, руки сразу занемели, и я их выдернула. В ужасе на них уставившись, я ничего особенного, впрочем, не заметила – все те же ногти в красном лаке.

И тут аура Алгалиарепта просочилась в меня глубже, коснувшись моего ци.

У меня глаза на лоб полезли от боли. Я набрала полную грудь воздуха, намереваясь заорать, но не смогла крикнуть. Краем глаза я заметила Кери, зажмурившуюся от воспоминаний. Алгалиарепт ухмылялся над котлом. Разевая рот, я силилась дышать в загустевшем будто масло воздухе. Ноги подкосились, и я упала па четвереньки, больно стукнувшись о бетон. На лицо мне упали волосы; я пыталась удержаться от рвоты. Я не могла дышать. Я думать не могла!

Аура демона меня душила, окутывала мокрым одеялом, сочащимся кислотой. Она одела меня изнутри и снаружи, моя сила оказалась перекрыта его мощью. Он выдавил из меня волю до капли. Сердце мое стукнуло раз, другой. Я сумела сделать вдох, проглотила слюну с едким привкусом рвоты. Кажется, жить буду. Одной своей аурой он меня не убьет. Я смогу!… Смогу…

Дрожа всем телом, я подняла голову; шок проходил, уменьшался до переносимых пределов. Котел исчез куда-то, Кери почти целиком спряталась за надгробием возле Алгалиарепта. Еще вдох, но сквозь ауру демона не ощутила вкуса воздуха. Поползла, но не почувствовала поверхность бетона, царапавшую пальцы. Все онемело. Все было глухо, как ватой окутано.

Все, кроме энергии ближайшей лей-линии. Она звенела высоковольтным проводом ярдах в тридцати от меня. С трудом дыша, я поднялась на ноги и поняла, в остолбенении, что я ее вижу. Я видела все так, словно включила второе зрение – а я его не включала. В животе у меня все перевернулось, когда я увидела, что круг, прежде окрашенный в солнечно-золотистый цвет моей ауры, теперь подернулся чернотой.

Я повернулась к демону: его окружала густая черная аура. Теперь немалая доля этой черноты покрывала мою ауру. Потом взглянула на Кери и едва разглядела ее лицо, с такой густотой лежала на ней аура Алгалиарепта. Ауры, чтобы сопротивляться демонской, у нее не осталось, когда она отдала ему свою душу. Вот на этот момент я все и поставила.

Если моя душа останется при мне, то и аура останется, хоть и под демонской. А где есть душа, там есть свободная воля. В отличие от Керн я смогу сказать «нет». И сейчас я понемногу припоминала, как.

– Освободи ее, – выдавила я. – Я взяла твою чертову ауру. Освободи ее.

– Да пожалуйста, – хохотнул демон, потирая руки. – Ее убийство станет недурным началом твоего обучения. Кери?

Маленькая фигурка выбралась из-за камня: голова высоко поднята, на треугольном личике ужас.

– Керидвен Мерриам Дульчиэйт, – сказал Алгалиарепт. – Я возвращаю тебе душу, прежде чем убить тебя. Скажи спасибо Рэйчел.

Я опешила. Рэйчел? Он всегда звал меня Рэйчел Мариана Морган. Видимо, став фамилиаром, я потеряла право на полное имя. Меня это взбесило.

Кери застонала и пошатнулась. Своим новым зрением я увидела, как с нее спали наложенные Алгалиарептом узы. Тончайший, едва заметный небесно-голубой ободок окружил ее – вернувшаяся душа уже стремилась окутать ее, защитить, – и тут же исчез под тысячелетними напластованиями черноты, которыми демон замарал ее душу, пока она была в его власти. Губы у нее шевелились, но не произносили ни слова. Глаза помутились, она ловила воздух ртом, дыша слишком часто, и я бросилась вперед и успела ее подхватить, с трудом подтащила к своей стороне круга.

Алгалиарепт потянулся к ней. Адреналин плеснул мне в вены, я уронила Кери на землю, подскочила и провела в воздухе линию.

– Ромбус! – крикнула я.

Ключевое слово заклинания. Я три месяца тренировалась ставить круг, не рисуя его на земле.

С силой, выбившей воздух из моих легких, рванулся вверх новый круг, мгновенно отгородивший меня и Кери – круг поменьше внутри первого круга. У него не было физического объекта для фокуса, так что избыток энергии не вернулся в лей-линию, а рванулся в стороны. Демона сдуло к границе большого круга – он с ругательствами спиной впечатался в его стенку, еще не успев оторваться от земли. Со звоном, отдавшимся у меня в костях, первый круг лопнул, и Алгалиарепт шлепнулся на спину. Я согнулась, с трудом переводя дыхание, уперлась руками в коленки. Алгалиарепт ошарашенно моргнул с бетона, а потом a его лицо вползла злобная ухмылка.

– У нас теперь общая аура, любовь моя. Твой круг меня уже не остановит. – Ухмылка расползлась шире. – Сюрприз! – промурлыкал он, вставая и тщательно отряхивая бархатный плащ.

О Господи!… Если его не удержал первый круг, то и второй не удержит. Было у меня такое подозрение…

– Кери?… – прошептала я. – Вставай. Двигать пора. Взгляд Алгалиарепта метнулся мне за спину, на освященную землю, нас окружавшую. У меня напряглись мышцы.

Демон прыгнул. Взвизгнув, я схватила Кери и бросилась назад. Выплеск энергии безвременья из разрушенного круга я едва отметила. Мы рухнули на землю, я внизу, Кери на меня, и из меня вышибло дух. Только я о дыхании не заботилась, я уперлась каблуками, скребя ими по снегу, и отодвинула себя и ее еще подальше. Я тащила ее, чувствуя пальцами жесткую золотую отделку платья, пока мы обе уж точно не оказались на освященной земле.

– Чтоб вам обеим в ад провалиться! – в бешенстве заорал Алгалиарепт с края плиты.

Меня трясло, но хоть дыхание наладилось. Я поднялась, глядя на разъяренного демона.

– Кери! – крикнул он, попытался шагнуть сквозь невидимый барьер и тут же отдернул ногу. Запахло жженым янтарем. – Толкни ее сюда! Или я так зачерню твою душу, что твой бог тебя не примет, сколько ни молись!

Кери застонала, уцепилась за мою ногу и скорчилась, пряча лицо, в попытке противостоять тысячелетней привычке повиноваться. У меня от злости скулы свело. На ее месте могла быть я. И все еще могу на ее месте оказаться.

– Я не дам ему тебя обижать, – сказала я, положив руку ей на плечо. – Если только смогу, не дам.

Вцепившиеся в меня руки задрожали. Будто побитый ребенок, подумала я.

– Ты мой фамилиар! – проорал демон, брызгая слюной. – Иди сюда, Рэйчел!

Я покачала головой с видом холоднее снега.

– Нет, – попросту сказала я. – Я в безвременье не пойду. Ты меня не заставишь.

Алгалиарепт аж подавился от неожиданности.

– Пойдешь, конечно! – проревел он, и Керн еще сильней вцепилась мне в ногу. – Я твой хозяин! Ты мой фамилиар, блин! Я тебе свою ауру дал, у тебя больше нет своей воли!

– Есть, – сказала я с внутренней дрожью.

Получилось… Бог ты мой, получилось! В глазах у меня потеплело, я поняла, что почти плачу от облегчения. Он не может мной овладеть. Фамилиаром его я, может, и буду, но душу мою он не получит. Я могу сказать «нет», если что.

– Ты мой фамилиар! – проорал он, и мы с Кери дружно вскрикнули: он опять попытался шагнуть на освященную землю, и опять шарахнулся прочь.

– Я твой фамилиар! – в испуге крикнула я. – И я говорю: «Нет!». Я обещала стать твоим фамилиаром и стала, но в безвременье не пойду, и ты меня не заставишь!

Алгалиарепт сощурил свои козьи глаза, шагнул назад, и я насторожилась: так быстро остыла его злость.

– Ты согласилась стать моим фамилиаром, – тихо сказал он. Его сияющие башмаки с пряжками дымились, задевая границу освященной земли. – Иди сюда, или нашему соглашению конец, а твоя душа уходит мне в возмещение.

Ага, не мытьем так катаньем. Я знала, что до этого дойдет. Кери задрожала.

– Да я вся в твоей вонючей ауре, – возмутилась я. – Я твой фамилиар. Если ты считаешь, что я нарушила уговор, тебе нужно до рассвета найти кого-то третьего, кто нас рассудит. И сними с меня на фиг одну метку! – потребовала я, протягивая вперед запястье.

Рука у меня тряслась, и Алгалиарепт противно хмыкнул. Я вся дрожала от долгого перенапряжения. Кери отважилась глянуть на демона уголком глаза.

– Мне от тебя нет толку как от фамилиара, пока ты с той стороны линий, – проговорился демон. – Узы не настолько сильны…

– Не моя забота, – отрезала я, чувствуя, как трясутся коленки.

– Не твоя, – согласился Алгалиарепт. Он заложил руки в белых перчатках за спину и глянул на Кери. Густая ярость в его глазах напугала меня до чертиков. – Но будет твоей. Ты украла у меня фамилиара и оставила ни с чем. Ты схитрила, уговорив меня отложить расчеты. Если мне не удастся затащить тебя сюда, я найду способ использовать тебя там. А умереть тебе я не позволю. Спроси у нее. Спроси, что такое вечность в аду. А тебя это ждет, Рэйчел. Я терпением не отличаюсь, а ты не сможешь всю жизнь прятаться на освященной земле.

– Убирайся, – сказала я дрожащим голосом. – Я тебя прятала, и я велю тебе уходить. Сними с меня метку и уходи. Не тяни время.

Я его вызвала, а значит, он должен был подчиняться обычным правилам – пусть даже я его фамилиар.

Он медленно выдохнул – мне показалось, земля покачнулась. Глаза у него почернели. Черней, черней. Совсем черные и еще черней. Ох, черт.

– Я придумаю, как укрепить узы. Я достану тебя и за линиями, – проговорил он. – И притащу тебя сюда, не тронув душу. Каждый день, что ты там гуляешь, ты одалживаешь у безвременья.

– Да скорей я сдохну, – сказала я. – И запомни, меня зовут Рэйчел Мариана Морган. Так и называй. И сними с меня метку, или потеряешь все.

Кажется, получилось. Я перехитрила демона. Осознание победы – это круто, только я слишком перепугана была, чтобы радоваться.

Алгалиарепт смерил меня леденящим взглядом, потом глянул на Кери. И исчез.

Я не удержалась от вскрика, когда запястье занялось огнем, но я только радовалась боли, корчась и сжимая руку другой рукой. Больно было, словно адские псы в руку вцепились, но когда в глазах опять просветлело, багровый круг пересекала одна жуткая линия, а не две.

Задыхаясь от уходящей уже боли, я согнулась в три погибели, сжалась в комок, потом, подняв голову и вдохнув чистого воздуха, попыталась расслабить скрученные мышцы. Демон не сможет меня использовать, пока я не на его стороне лей-линий. Я остаюсь сама собой, хоть и под аурой Алгалиарепта. Второе зрение медленно поблекло, лей-линии уже не светились красным. Тяжесть ауры Алгалиарепта ослабла, когда демон исчез – осталось почти незаметное ощущение.

Керн отпустила мои ноги. Вспомнив о ней, я протянула ей руку – помочь встать. Женщина посмотрела на нее с удивлением. Будто вспоминая и продумывая каждое движение, взяла мою ладонь тонкой бледной рукой и, не вставая, поцеловала в знак благодарности.

– Не надо, – сказала я, перехватывая ее руки и поднимая ее из снега.

Слезы наполнили глаза Кери и полились через край. Она тихо плакала, радуясь свободе – роскошно одетая, измученная женщина, прекрасная в своей молчаливой, заплаканной радости. Я обняла ее за плечи, утешая, как могла. Кери согнулась и затряслась сильней.

Бросив все как было, оставив свечи догорать, я повела ее к церкви. Я не отрывала глаз от снега, глядела, как поверх моих прежних следов отпечатываются в обратную сторону две цепочки новых, и думала: что же, черт возьми, мне теперь с ней делать?