ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

– Боже мой, – прошептала я, чувствуя, как хриплые слова обдирают воспаленное горло. И ощущаются и звучат, как гравий в жестяном сите. – Не очень-то мне хорошо.

Холодная рука Кери коснулась моей щеки.

– Неудивительно, – сказала она с иронией. – Не открывай глаза. Я тебе компресс сменю.

Рядом со мной слышалось тихое дыхание двоих людей и очень большой собаки. Я смутно помнила, как меня вносили, и я почти теряла сознание, но так и не получилось, как я ни старалась. По запаху духов я поняла, что Кизли отнес меня в мою комнату, да и подушка под головой ощущалась знакомо и уютно. Тяжелый плед, который у меня лежит в ногах кровати, был заботливо под меня подоткнут. Значит, я жива осталась. Смотри ты.

Кери сняла с меня мокрую тряпку, и я, вопреки ее предупреждению, приоткрыла веки.

– Ой! – простонала я, потому что луч от свечи на комоде ударил в глаза, в череп, и там срикошетировал, заметался внутри. Голова заболела втрое сильнее.

– Она же тебе сказала не открывать глаза, – язвительно произнес Дженкс, но с явным облегчением в голосе.

Послышался стук когтей Дэвида, потом теплый выдох мне в ухо.

– Все нормально с ней, – тихо сказала Кери, и он отошел. Нормально? Я стараясь дышать ровно, пока прыгающий в голове свет не утратит инерцию и не утихомирится. Это называется нормально?

Звон в голове успокоился до терпимой муки, и когда я услышала легкое дуновение и запах погашенной свечи, то снова открыла глаза.

В пробивающемся сквозь шторы свете я увидела Кери на кухонном стуле рядом с моей кроватью. У нее на коленях стояла кастрюля с водой, и я вздрогнула мысленно, когда она поставила ее на вампирское руководство Айви насчет поведения на свидании, выложенное всем напоказ. С другой стороны от меня тенью ссутулился Кизли. На спинке кровати сидел Дженкс и светился тускло-желтым, а в глубине затаился Дэвид, заняв своей волчьей тушей половину свободного пола.

– Кажется, мы вернулись в Канзас, Тотошка, – пробормотала я, и Кизли фыркнул.

Сквозняк от разбитой двери холодил мокрое лицо, а из отдушины отопления несло затхлым теплом.

– Дженкс! – воскликнула я хрипло, когда вспомнила, как в пикси ударил зимний воздух. – Как там твои детишки?

– Нормально, – ответил он, и я рухнула обратно на подушку, схватившись рукой за горло. Такое было чувство, что оно изнутри кровоточит.

– Дэвид, а с тобой что? – спросила я тише.

Он задышал сильнее, оттолкнул слегка Кизли с дороги и выдохнул мне в ухо тепло и влажно. Потом открыл пасть, и Кери ахнула, когда эта пасть накрыла мне лицо полностью.

Адреналин прорезал боль.

– Эй! – воскликнула я, отбиваясь, а он осторожно меня встряхнул и отпустил. С бьющимся сердцем я застыла, а он тихо зарычал и ткнулся мне в щеку мокрым носом. Потом, фыркнув по-собачьи, процокал когтями в коридор.

Дженкс взмыл вверх в струе пыльцы, от которой я прищурилась. Не так уж она ярка была, но глаза сильно болели.

– Он рад, что ты уже оправилась, – сказал он с серьезным выражением личика.

– Это называется оправилась? – возмутилась я, и из святилища донесся странный подвывающий то ли смех, то ли лай.

У меня дико болело горло, я держалась за него рукой, пока садилась. На лице остались брызги слюны оборотня, и я их стерла мокрым полотенцем и перебросила его через край кастрюли. Мышцы болели. Черт, вообще все болело. А в пасти у Дэвида мне совсем, совсем не понравилось.

Стук наманикюренных когтей по половицам привлек мое внимание к темному коридору, когда Дэвид пробежал мимо, в глубь церкви. В зубах он держал свой рюкзак и одежду, и пальто волочилось по полу, как убитое животное.

– Дженкс, – тихо сказала Кери, – посмотри, он собирается перекидываться здесь, или хотел бы, чтобы ему помогли вещи в сумку упаковать?

Дженкс взлетел и отпрянул, услышав короткий отрицательный лай из гостиной.

Стиснув зубы из-за головной боли размером с Техас, я решила, что он скорее всего перекинется обратно перед выходом. Перекидываться публично разрешалось законом только в три дня до полнолуния и три дня после. Когда-то это ограничение было всего лишь традицией, сейчас стало законом – из уважения к нормалам. А что вервольфы делают у себя дома – это их личное дело. Я была уверена, что никто слова не скажет из-за того, что он перекинулся ради спасения меня от демона, но в таком виде он машину вести не сможет, а автобус его точно не подберет. – Так-так, – сказал Кизли, присаживаясь на край кровати, – дай-ка на тебя взглянуть.

– Ой-й! – не удержалась я, когда он тронул меня за плечо, и ушибленный мускул ударил все тело болью.

Я оттолкнула руку Кизли, и он придвинулся ближе.

– Я и забыл, какая ты хлопотная пациентка, – сказал он, снова протягивая руку. – Мне нужно знать, где у тебя болит.

– Стоп! – прохрипела я, пытаясь отбить его узловатые от артрита руки. – Болит плечо, где Ал вцепился. Руки болят поцарапанные, подбородок и живот, ободранные об асфальт. Колени… – я задумалась, – от падения на дорогу. И лицо болит, где он мне дал пощечину. – Я посмотрела на Кери: – Синяк под глазом есть?

– Утром будет, – ответила она сочувственно.

– И губа рассечена, – добавила я, касаясь этой губы.

К запаху снега примешался едва заметный запах дури. Дэвид перекидывался обратно, неспешно и мирно. Ему придется снимать последствия быстрого первого превращения, и хорошо, что у него при себе дурь нашлась. Травка – легкое обезболивающее, и седативным действием тоже обладает. Единственное, что жаль – действует только на вервольфов.

Кизли со стоном поднялся.

– Принесу тебе амулет от боли, – сказал он, направляясь в сторону коридора. – Не возражаешь, если я кофе сделаю? Побуду, пока вернется твоя соседка.

– Два амулета возьми, – попросила я, не зная, поможет ли это моей головной боли.

Они только от физической боли помогают, а у меня было скорее эхо, оставшееся от каналирования избыточной силы лей-линий. Это вот такое я устроила Нику? Неудивительно, что он уехал.

Я прищурилась, когда в кухне включился свет, и лучик его пробился ко мне в комнату. Кери внимательно на меня смотрела, и я ей кивнула, что все в порядке. Потрепав меня по лежащей на одеяле руке, она тихо сказала:

– Чай для твоего желудка сейчас был бы лучше, чем кофе. – Серьезные зеленые глаза обратились к Дженксу: – Ты с ней останешься?

– Ага. – Он шевельнул крыльями. – Быть у Рэйчел нянькой – третье из занятий, которые я лучше всего умею делать.

Я фыркнула, а Кери заколебалась. Потом сказала:

– Я недолго.

Она встала, вышла, тихо ступая по половицам босыми ногами.

Из кухни донесся уютный ритм разговора, и я неуклюже натянула плед на плечи повыше. Все мышцы ныли, как при лихорадке. Ноги мерзли в мокрых носках, и наверняка моя промокшая от снега одежда оставила на постели мокрое пятно. Мрачная и разбитая, я остановила взгляд на Дженксе, сидевшем на спинке кровати в ногах.

– Спасибо, что пытался помочь. Ты точно в порядке? Он же просто высадил дверь.

– Надо было мне быстрее амулет тот притащить. – Крылья У него стали синими – цвет подавленности.

Я пожала плечами и тут же об этом пожалела – ушибленное плечо отозвалось болью. Где там Кизли с моими амулетами?

На демонов они могут вообще не действовать. Дженкс подлетел ближе, приземлился мне на колено.

– Черт возьми, Рэйчел, как ты хреново выглядишь.

– Спасибо.

К затхлости обогревателя вдруг примешался небесный запах кофе. Чья-то тень закрыла свет из коридора, и я со скрипом повернулась: Кери.

– Съешь вот это, пока чай заваривается, – сказала она, поставив передо мной тарелку с тремя печеньями Айви.

Я скривилась.

– А это обязательно? – жалобно спросила я. – Где мой амулет?

– Где мой амуле-ет, – фальцетом передразнил меня Дженкс. – Рэйчел, кончай скулить!

– Заткнись, – устало буркнула я. – Вот попробуй каналировать лей-линию демона, и посмотрим, останешься ли ты жив. Наверняка взорвешься облачком пыльцы, дурило.

Он засмеялся, и Кери нахмурилась на нас, как на детей.

– Вот он, у меня, – сказала она, и я наклонилась вперед, чтобы она надела шнурок мне на шею. Благословенное облегчение стало пропитывать мышцы – Кизли активировал амулет, – но головная боль осталась, и хуже того – сейчас ничего не отвлекало меня от нее.

– Прости, – сказала Кери. – Это добрый день займет. Я ничего не сказала, и она двинулась к двери, добавив:

– Сейчас принесу тебе чай.

Она вышла, и чьи-то шаркающие шаги заставили меня поднять глаза.

– Извини, – сказала Кери, чуть не налетев в дверях на Дэвида. У вервольфа был усталый вид, он казался старше своих лет. Щетина стала гуще, от него несло тяжелым пряным запахом дури. – Чаю не хочешь? – спросила она, и я приподняла брови, увидев, что ее обычная уверенность сменилась почтительной робостью.

Дэвид покачал головой, принимая ее подчиненную манеру с изяществом почти дворянским. Она, все так же со склоненной головой, протиснулась мимо него в кухню. Мы с Дженксом обменялись удивленными взглядами, а Дэвид вошел и поставил рюкзак. Кивнув Дженксу, он отодвинул стул подальше от меня и сел, откинувшись на спинку, скрестив руки на груди и задумчиво глядя на меня из-под ковбойской шляпы.

– Не хочешь сказать перед моим уходом, в чем тут было дело? – спросил он. – Начинаю понимать, почему тебя никто страховать не хочет.

Я смущенно взяла печенье:

– Помнишь того демона, который на процессе свидетельствовал, когда Пискари за решетку посадили?

У него глаза на лоб вылезли:

– Твою Бога гроба душу мать!

Дженкс засмеялся, и голос его звенел как ветровые колокольчики:

– Чертовски глупо с ее стороны было, как по-моему.

Не обращая внимания на Дженкса, я посмотрела в глаза Дэвиду. В них смешались тревога, страдание и недоверие.

– Он пришел получить за оказанные услуги, – сказала я. – И получил. Я – его фамилиар, но сохранила при себе душу, так что он не может отволочь меня в безвременье, если я сама ему не позволю.

Я посмотрела на потолок, думая, какой же из меня, к черту, агент будет, если я не могу после заката полезть в линию, не навлекая на себя демонов. Дэвид присвистнул:

– Ничья поимка такого не стоит. Я поглядела на него:

– В обычных обстоятельствах – согласна, но в тот момент Пискари пытался меня убить, и мысль о помощи демона показалась мне разумной.

– Ага, разумной. Чертовски глупой она была, – буркнул Дженкс, явно убежденный, что если бы он со мной там был, дело бы не дошло до таких крайностей. Может, он и прав.

С ощущением как с похмелья я откусила кусок печенья. От его сухости у меня проснулся голод и одновременно затошнило.

– Спасибо тебе за помощь, – сказала я, сметая крошки. – Он бы меня уволок, если бы ты ничего не предпринял. Ты скоро оправишься? Никогда не видела, чтобы кто-нибудь так быстро перекидывался.

Он наклонился вперед, поставил рюкзак у ног. Глаза его смотрели на дверь, и я знала, что он хочет уйти.

– Плечо болит, но все будет нормально.

– Ты прости, что так вышло. – Я доела первое печенье, взялась за второе. Оно будто начинало во мне петь. – Если тебе что-нибудь будет нужно, ты только скажи. Я у тебя в большом долгу, я знаю, как это больно. В прошлом году я за три секунды из ведьмы становилась норкой. Два раза за одну неделю.

Он с шипением втянул воздух, на лбу появились морщины.

– Ой-ой, – сказал он, уважительно на меня глянув. Я улыбнулась, чувствуя, как во мне растет теплота:

– Ага, не до шуток было. Но знаешь что? Наверное, это был единственный раз, когда я была худая и в норковой шубе.

Он улыбнулся едва заметно: – А куда вообще уходит лишняя масса? Осталось только одно печенье, и я заставила себя съесть его медленно.

– В какую-нибудь лей-линию. Он кивнул:

– Мы так не умеем.

– Заметила. Из тебя чертовски большой волк получается, Дэвид.

Он улыбнулся шире:

– Знаешь, что я тебе скажу? Я передумал. Если даже захочешь заняться страхованием, не обращайся ко мне.

Дженкс опустился на пустую тарелку, и мне не приходилось вертеть головой, чтобы видеть их обоих.

– Вот был бы номер, – фыркнул он. – Могу себе представить Рэйчел в сером деловом костюме, с кейсом в руке, волосами в пучок и с очками на носу.

Я засмеялась – и тут же судорожно закашлялась, обхватила себя руками. Приступы кашля трясли все тело, горло вспыхнуло огнем, потом появилась боль в голове, взрывающаяся при каждом движении. Болтающийся на шее амулет от боли мало помогал.

Дэвид заботливо потрепал меня по спине. Боль от плеча пробила амулет, и живот скрутило судорогой. Со слезящимися глазами я отвела руку Дэвида прочь. Вошла Кери, тихо хлопоча, поставила чашку чая и положила руку мне на плечо. Ее прикосновение успокоило спазм, и я, тяжело дыша, позволила ей положить меня на подушки, которые она подставила мне сзади. Наконец кашель отпустил меня, и я посмотрела ей в глаза.

Затененное лицо осунулось от тревоги. Из-за ее спины глядели Дженкс и Дэвид. Мне не нравилось, что Дэвид видит меня в таком состоянии, но выбирать не приходилось.

– Выпей чай, – сказала Кери, протягивая мне чашку и вкладывая ее в руку.

– Голова болит, – пожаловалась я, отпивая слабый настой. Это был не настоящий чай, а что-то из цветов и трав. Мне бы чашечку того кофе, но не хотелось ранить чувства Кери.

– Чувствую себя, как перееханное машиной дерьмо, – сказала я.

– И выглядишь как перееханное машиной дерьмо, – подтвердил Дженкс. – Пей чай.

Отвар был безвкусный, но успокаивал. Я сделала еще глоток, сумела улыбнуться Кери.

– М-мм… отлично, – соврала я.

Она выпрямилась, явно польщенная, взяла умывальный таз.

– Выпей все. Не возражаешь, если Кизли завесит твою дверь одеялом, чтобы прекратить сквозняк?

– Это будет отлично, спасибо, – сказала я, но она не вышла, пока я не сделала еще глоток.

Ее тень растворилась в коридоре, и я скривилась.

– Совершенно безвкусное пойло, – шепнула я. – Почему все полезное так невкусно?

Дэвид глянул на пустую дверь, на льющийся в нее свет. Дженкс приземлился ему на плечо, когда он расстегнул рюкзак.

– Есть у меня тут кое-что такое, что может помочь, – сказал Дэвид. – Мой прежний партнер на эту штуку молился. Всегда просил, если переберет накануне.

– Тьфу! – Дженкс метнулся вверх, зажимая рукой нос. – Сколько ты туда дури натолкал, Джонни Яблочное Зерно?

Дэвид хитро улыбнулся:

– О чем ты? – спросил он с невинным взглядом карих глаз. – Ничего незаконного. Чистая органика. И без углеводов даже.

Знакомый пряный запах дури заполнил комнату, и я не удивилась, когда Дэвид вытащил целлофановый пакет с застегивающимся верхом. И узнала название: «Вулфс хед органик».

– Вот, – сказал он, вынимая у меня из руки чашку и ставя ее на прикроватный столик.

Встав так, чтобы не видно было из коридора, он всыпал мне в питье добрую столовую ложку порошка. Глянув на меня оценивающим глазом, добавил еще чуть-чуть.

– Попробуй теперь, – сказал он.

Я вздохнула. Почему мне все пытаются впихнуть какую-нибудь гадость? Мне только и нужно сейчас, что сонные чары или, может, этот непонятный аспирин капитана Эддена. Но у Дэвида был такой полный надежды взгляд, и запах дури манил сильнее запаха роз, так что я мизинцем помешала порошок в чашке. Растертые листья погрузились в жидкость, окрасив ее чуть ярче.

– А что мне в этом толку? – спросила я, делая первый глоток. – Я же не вервольф.

Дэвид положил пакет в рюкзак и застегнул молнию.

– Толку? Не очень много. У колдунов метаболизм не настолько быстрый, чтобы это действовало по-настоящему. Но мой прежний партнер был колдуном и говорил, что ему помогает с похмелья. И вкус будет получше в любом случае. Он встал, собираясь уходить, и я сделала еще один глоток, согласившись с его аргументами. Челюстные мышцы расслабились, а я даже не замечала, что стискиваю зубы. Тепло и мягко чай с дурью скользил в горло, оставляя смешанный вкус яблок и супа с ветчиной. Отпускало завязавшиеся узлами мышцы, как после стопки текилы. Я вздохнула, потом, ощутив легкий вес приземлившегося на руку Дженкса, посмотрела на него.

– Привет, Рэйч! Живая?

Я улыбнулась и сделала еще глоток.

– Привет, Дженкс. Весь искришься.

У Дженкса лицо потеряло выражение, а Дэвид посмотрел на меня вопрошающе, застегивая пальто.

– Спасибо, Дэвид, – сказала я и услышала, что говорю медленно, аккуратно и низким голосом. – Я у тебя в долгу.

– Сочтемся. – Он поднял рюкзак. – Береги себя.

– Обязательно. – Я выпила залпом половину чашки, и жидкость потекла вниз, согревая тело. – Прямо сейчас мне уже не так плохо. И это хорошо, потому что завтра у меня деловое свидание с Трентом, и если я не пойду, начальник его охраны меня убьет.

Дэвид дернулся и остановился на пороге. У него из-за спины доносился стук молотка Кизли, заколачивающего дверь одеялом.

– Трент Каламак? – спросил оборотень.

– Ага. – Я сделала еще глоток, помешала чай мизинцем, чтобы трава образовала водоворот, и отвар стал еще темнее. – Он будет говорить с Саладаном. Его начальник охраны заставляет меня идти с ним.

Я прищурилась на Дэвида. Свет из коридора был ярким, но уже не резал глаза. Интересно, где татуировки у Дэвида. У вервольфов всегда есть татуировки. Почему – понятия не имею.

– Ты с ним знаком? – спросила я.

– С мистером Каламаком? – Дэвид шагнул обратно в комнату. – Нет.

Я свернулась под пледом и посмотрела на чашку внимательно. Партнер Дэвида был прав – отличная штука. У меня уже нигде ничего не болело.

– Трент – зараза, – сказала я, вспоминая тему разговора. – Я его держу за шкирку, а он меня. А на его начальника охраны у меня ничего нет, и если я этого не сделаю, он расскажет.

Дженкс повис в воздухе, неуверенно смещаясь от двери к Дэвиду и от Дэвида ко мне. Дэвид посмотрел на него, потом спросил:

– Что расскажет?

Я наклонилась поближе, подняв бровь, когда чай чуть не выплеснулся – я двигалась, оказывается, быстрее, чем сама думала. Допила чай, не обращая внимания на попадающие в рот листья. Подалась совсем близко, с наслаждением обоняя запах мускуса и дури.

– Секрет, – шепнула я, гадая, позволит ли мне Дэвид поискать его татуировки, если я попрошу. Для пожилого мужика он классно выглядел. – У меня есть секрет, но тебе я его не расскажу.

– Сейчас вернусь, – сказал Дженкс, подлетая ближе. – Хочу знать, что она положила в этот чай.

Он вылетел, и я заморгала, глядя на оседающую пыльцу. Никогда ее столько не видела, и разноцветная, как радуга. Встревожился, значит, Дженкс.

– Секрет? – напомнил Дэвид, но я покачала головой, и свет будто стал ярче.

– Не скажу. Не люблю, когда холодно.

Дэвид положил мне руки на плечи и опустил меня на подушки. Я улыбнулась ему, а тут и Дженкс вернулся.

– Дженкс, – тихо спросил Дэвид, – ее никогда не кусал вервольф?

– Нет! – возмущенно отозвался Дженкс. – Разве что до знакомства со мной.

У меня закрывались глаза, но открылись, когда Дэвид меня встряхнул.

– Чего? – возмутилась я и оттолкнула его, а он глядел на меня очень близко, яркими карими глазами.

Он показался мне похожим на папу, и я ему улыбнулась.

– Рэйчел, милая, тебя когда-нибудь кусал вервольф? Я вздохнула:

– Не-а. Ни ты, ни Айви. Никто меня не кусает, кроме комаров. А их я хлопаю, гадов.

Дженкс отлетел чуть-чуть назад, и Дэвид отодвинулся. Я закрыла глаза, слыша их дыхание – чертовски громкое.

– Тсс! – зашипела я на них. – Потише. – Может, я ей слишком много дал, – сказал Дэвид. Очень громко прошелестели босые ноги Кери.

– Что ты ей дал? – спросила она так резко, что я тут же открыла глаза.

– Ничего! – протестующе вскричал Дэвид и сгорбился. – Немножко дури. Так не должно было быть. Никогда не видел, чтобы колдун так на нее реагировал!

– Кери, – сказала я. – Мне спать хочется. Можно мне спать? Она поджала губы, только я видела, что она на меня не сердится.

– Да, – сказала она и подоткнула мне одеяло. – Спи.

Я уткнулась в подушку, не обращая внимания на мокрую одежду. Я дико, дико устала. И мне было тепло. И кожу покалывало. И такое было чувство, что я могу неделю проспать.

– Спросить надо было сперва, – резко сказала Кери, шепотом, но очень отчетливо. – Она и без того на «бримстоне»! Он в печенье был.

Я знала! – подумала я, пытаясь открыть глаза. Видит Бог, я уже Айви поговорю, когда она придет.

Но ее не было, а я так устала и потому пальцем не шевельнула. Сколько терпеть, что меня против воли накачивают всякой дрянью? Я поклялась про себя, что никогда больше не буду есть ничего, что не сама готовила.

От Дэвидова смешка у меня пробежали мурашки по коже, не прикрытой одеялом.

– Теперь понял, – сказал он. – «Бримстон» подстегнул ее метаболизм до такой степени, когда дурь действительно идет на пользу. Она теперь три дня проспит – я ей столько дал, что можно было бы вырубить вервольфа в полнолуние.

Меня дернуло тревогой, глаза раскрылись:

– Нет! – сказала я, пытаясь сесть, но Кери толкнула меня обратно на подушки. – Я должна пойти на тот прием. Иначе Квен расскажет!

Дэвид помог ей, вместе они удержали мне голову на подушке и ноги под пледом.

– Не надо упираться, Рэйчел, – сказал он, и мне противно было, что он сильнее меня. – Не сопротивляйся, а то потом хуже выйдет. Будь послушной ведьмочкой и дай дури выветриться самой.

– Если я не пойду, он расскажет! – заговорила я, слушая, как кровь шумит в ушах. – Единственное, что у меня на Трента есть, это что я знаю, кто он. А если я расскажу, Квен убьет меня на фиг!

– Что?! – Дженкс взлетел, треща крыльями.

Я поняла, что сказала, но было поздно. А, черт.

Я смотрела на Дженкса, чувствуя, что бледнею. В комнате воцарилась мертвая тишина. В круглых глазах Кери застыл вопрос, а Дэвид таращился недоверчиво. Слово вылетело, не поймаешь.

– Ты знала! – крикнул Дженкс. – Ты знала, кто он, и не сказала мне? Ах ты ведьма! Знала! Знала! Рэйчел, ты… ты…

В глазах Дэвида читалось явное неодобрение, а Кери глядела со страхом. Пиксенята выглядывали из дверной рамы.

– Ты знала! – орал Дженкс, и пыльца с него плыла в солнечном золотом луче.

Детки его разлетелись с испуганным звенящим звуком. Я рывком села.

– Дженкс… – начала я и тут же согнулась от судороги в желудке.

– Заткнись! – крикнул он. – Заткнись, чтоб я тебя не слышал! Мы же партнерами считаемся!

– Дженкс!

Я протянула к нему руку. Сон с меня сдуло, живот сводило судорогой.

– Нет! – крикнул он, и облако пыльцы озарило полумрак комнаты. – Ты мне не доверяешь? Отлично. Все, меня здесь больше нет. Мне только надо позвонить. Дэвид, могу я попросить тебя подвезти меня с семейством?

– Дженкс! – Я отбросила одеяло в сторону. – Прости, я не могла тебе сказать!

Боже мой, надо было мне довериться Дженксу.

– Да заткнись ты! – воскликнул он и вылетел, оставив красный след пыльцы.

Я встала бежать за ним, сделала шаг – и схватилась за дверь. Голова кружилась при взгляде на пол, глаза туманились, меня шатало. Я прижала руку к животу.

– Сейчас стошнит, – сказала я. – Боже мой, меня сейчас стошнит. Рука Дэвида тяжело легла мне на плечо. Твердым уверенным движением он вывел меня в коридор.

– Я же тебе сказал, что хуже будет, – сказал он, заталкивая меня в ванную и локтем включая свет. – Не надо было садиться. Что вы за народ, колдуны? Всегда все лучше всех знаете и никогда никого не слушаете.

Излишне говорить, что он был прав. Зажимая рот рукой, я едва добежала до унитаза, и тут меня вывернуло. Печенье, чай, двухнедельной давности ужин. Дэвид вышел после первой моей судороги, оставив меня одну откашливаться и пережидать последние сухие спазмы.

Наконец я овладела собой. На трясущихся ногах встала, спустила воду. Не решаясь взглянуть в зеркало, прополоскала рот, глотая воду прямо из-под крана. Амулет я заблевала и потому сняла его и прополоскала под струей, потом положила рядом с раковиной. Все травмы тут же заболели снова, и я чувствовала, что заслужила эту боль.

С сердцебиением и слабостью я стряхнула воду с лица и подняла глаза. Рядом с моим мерзопакостным отражением стояла в дверях Керн, обхватив себя руками. В церкви царила жуткая тишина.

– Где Дженкс? – прохрипела я. Она отвела глаза, и я обернулась.

– Мне очень жаль, Рэйчел. Он уехал с Дэвидом.

Уехал? Не мог он уехать! На улице, блин, двадцать градусов! Послышался шорох, и подошел шаркающей походкой Кизли.

– Куда он уехал? – спросила я, дрожа от бушующих во мне дури с «бримстоном».

Кери опустила голову.

– Он попросил Дэвида отвезти его в дом его друга, и весь сидх уехал с ним в коробке. Сказал, что больше не может рисковать своей семьей, и… – Она посмотрела на Кизли, в ее глазах мелькнуло отражение света. – Сказал, что выходит из дела.

Он уехал?

Я дернулась к телефону. Семьей рисковать не хочет – ага, так я и поверила. Он этой весной убил двух наемных убийц фейри, а третьему оставил жизнь в назидание остальным. И не в холоде дело – – дверь починят, а до этого времени можно было бы жить у меня или у Айви в комнате. Он уехал, потому что я ему соврала. Понятно было по мрачному морщинистому лицу Кизли у Кери за плечом. Дженкс еще чего-то им наговорил без меня.

Шатаясь, я вышла в гостиную, разыскивая телефон. Он мог поехать только в одно место: к тому вервольфу, что снимал осенью заклятия с моего барахла. Мне надо поговорить с Дженксом, сказать, что мне очень жаль. Что я была полной идиоткой, что надо было ему верить. Что у него есть право на меня злиться, и что я виновата.

Но Кизли остановил меня, и я отступила от его старческой руки. Я глазела на него, дрожа: единственной защитой от холода ночи было тонкое одеяло, прибитое им над дверью.

– Рэйчел, – сказал он, и Кери печально остановилась в коридоре. – Я думаю… мне кажется, дай ему хотя бы день.

Кери дернулась и глянула в конец коридора. Я услышала далекий звук открываемой передней двери, одеяло шевельнулось от ветра.

– Рэйчел? – донесся голос Айви. – Где Дженкс? И какого черта у нас перед домом с грузовика сваливают лист фанеры?

Я села на стул, чтобы не упасть. Поставила локти на колени, уронила голову на руки. Во мне все еще воевали «бримстон» с дурью, вызывая слабость и дрожь. Черт побери, что же я теперь Айви скажу?

Загрузка...