2

Арль — старый город в центре Прованса — был построен на берегу реки Роны много столетий назад. Когда-то здесь находилось большое римское поселение, и местечко называлось «маленький Рим». До сих пор там сохранились почти нетронутыми старые римские строения. Среди них — дворец, возведенный Константином, амфитеатр и арена.

Для Роуланда из Монтвиля Арль был новым городом. Незнакомое место не пугало молодого рыцаря. Оставив свой родной дом в Нормандии шесть лет назад, Роуланд встретил на своем пути немало препятствий, и одно из них — его воспитание.

Роуланд знал азбуку, чего многие из его сословия не знали, слыл искусным воином. Но даже необразованные французские дворяне называли Роуланда неотесанной деревенщиной — изящные манеры ему, казалось, неведомы. Роуланд походил на своего отца, который был и до смерти останется грубым феодалом. Роуланда беспокоило отсутствие ласки.

Много раз клял он своего отца, Лютера де Монтвиля, что тот ничему его не научил по части манер. Дамы оскорбляли его, рыцари ниже рангом смеялись над ним, что всегда служило поводом к ссоре.

Роуланд старался, у него был сквайр, обучавший его правилам поведения. Но манеры, которые он осваивал, не становились для него естественными. Он чувствовал себя неловко. Как же избавиться от грубости, которая въелась в него за все восемнадцать лет домашней жизни?

В Арле Роуланда удивили неожиданные встречи. Первая — с Роджером из Мезидона, человеком с такой темной душой, что поискать. Он обучался у Лютера. Не успел он прийти в себя от этой встречи, как его приветствовал Гай из Кале. Оказалось, он приехал в Арль с приказом найти Роуланда.

— Приказ твоего отца, как всегда, очень четок, — сказал Гай после того, как они выпустили друг друга из объятий и обменялись новостями.

Они не виделись шесть лет, а прежде были самыми близкими друзьями.

— Если бы я не нашел тебя, то не мог бы вернуться домой.

— В таком случае, считай, ты не выполнил приказа своего хозяина, — сухо ответил Роуланд.

Ему стало неприятно, что Гай поклялся в верности его отцу. Но он понимал, что Гай не знает Лютера так хорошо, как Роуланд.

— Да, найти тебя — это лишь половина моей миссии, — признался Гай. — Другая половина — вернуть тебя домой.

Роуланд был поражен и еле сдержался, чтобы не показать этого.

— Почему? — коротко спросил он. — Неужели мой отец помягчел к старости? И забыл, что сам выгнал меня из дома?

— Ты все еще обижаешься, Роуланд? — в зеленых глазах Гая появилось беспокойство.

— Ты не знаешь, единственное, чего я хотел, — это бороться за короля Франции. Но Лютер не разрешил. Он вырастил меня сильным воином и никогда не разрешал проявить мое искусство. Мой отец хотел привязать меня к дому, спеленать, как младенца. Это невозможно выдержать.

— Но Лютер вел с тобой честный бой — лицом к лицу.

Голубые глаза Роуланда потемнели.

— Да, ты многое видел, но не слышал, что он говорил потом. Он всегда меня подначивал, мол, он никогда не проиграет, даже на краю могилы. Если бы он не хвастался перед своей женой и дочерьми, тогда я и не сказал бы, что не нуждаюсь в его разрешении уехать и что никогда не вернусь. Но я это сказал в гневе. А он ответил: «Убирайся, и будь проклят! Я никогда не позову тебя обратно!»

— Я не знал. Но, Роуланд, прошло шесть лет. И слова, сказанные в гневе, нельзя помнить вечно!

— Но он сказал это. А мой отец никогда не отказывается от своих слов. Даже если неправ и сам понимает, что неправ. Он все равно не откажется.

Роуланд нахмурился.

— Жаль, Роуланд. Я не знал, что ваша ссора столь серьезна. Когда ты уехал, я чувствовал, что у тебя с Лютером были нелады. Но теперь-то я понимаю, почему Лютер не был уверен — вернешься ли ты домой. Старый вояка скучает по тебе. Это точно. И я уверен, что он послал бы за тобой раньше, если бы знал, как это сделать, чтобы не унизиться. Ты же знаешь Лютера. Он сама гордыня.

— Но объясни мне причину, с чего это он сменил гнев на милость?

— Отец хочет, чтобы ты был рядом и вступил во владение поместьем, если он умрет, — сообщил Гай.

Лицо Роуланда побелело:

— Лютер при смерти?

— Нет. Я не это имел в виду. Но есть из-за чего беспокоиться. Твоя сводная сестра Бренда вышла замуж.

— Значит, эта стерва нашла себе, наконец, мужа, — хмыкнул Роуланд. — Видимо, парень совсем олух.

— Нет, Роуланд, он не олух. Это Торстон из Мезидона.

— Брат Роджера! — воскликнул Роуланд.

— Он самый.

— На что она ему? Торстон — красивый парень и всегда нравился дамам. С чего это ему захотелось Бренду? Не из-за того же, что она такая сварливая, как ее мать, и страшна, как смертный грех.

— Я думаю, его привлекло приданое, — неуверенно предположил Гай.

— Но у нее приданое совсем небольшое.

— Я слыхал, будто она убедила его в обратном. Бренда сильно влюбилась в Торстона. Поговаривают, что он чуть не убил ее в первую брачную ночь, когда узнал, что приданое вдвое меньше, чем он ожидал.

— Она и того не заслуживает, — рассеянно проворчал Роуланд.

Не было ни для кого секретом, что Роуланд и две старшие сводные сестры терпеть не могли друг друга. С раннего детства ему доставалось от них и некому было его защитить. И сейчас он не испытывал к ним никаких чувств, даже жалости.

— А сестра Ильзе? — спросил Роуланд. — Они с мужем все еще живут вместе с Лютером?

— Да. Джофри никогда не расстанется с мечтой построить свой домик, — презрительно сказал Гай. — Но есть и большие перемены. Джофри вдруг очень подружился с Торстоном.

— И?

— Это злит Лютера. Один зять бесится из-за приданого Бренды и хочет откусить кусок побольше от Монтвиля, а другой зять живет в его доме и дружит с первым. Лютер чувствует, что ему надо защищать свои тылы — зятья могут объединиться против него.

— А чего Лютеру бояться? У него достаточно людей.

— Ты недооцениваешь Торстона. Его жадности и амбиций хватит на десяток человек. Он хорошо прошелся по Британии и Мейну, у него достаточно людей, и Лютеру не помешает укрепить Монтвиль. Наверняка произойдет схватка, если до этого Лютера просто не убьют.

— Ты думаешь, Торстон способен на это?

— Да, Роуланд. Уже был один случай, который трудно объяснить. И если вдруг Лютер умрет, а тебя не будет в Монтвиле, Торстон и Джофри заявят права на имение, и тебе понадобится армия не меньше королевской, чтобы отвоевать его обратно.

— А если я не захочу?

— Не говори так, Роуланд. Отдать лошадей, которых ты любишь, отдать землю, которую Лютер хочет оставить тебе?

Роуланд запустил пальцы в густые вьющиеся волосы. Для чего притворяться?

— Да, ты прав. Я хочу. И это единственное, чего я хочу от Лютера.

— Так ты вернешься домой? — с надеждой спросил Гай. — Несмотря на то, что сначала не хотел возвращаться?

— Я во многом похож на своего отца, Гай. Но если я скажу какую-то глупость, то не стану держаться за нее до могилы. Несколько лет буду, может быть, но не вечно, — усмехнулся Роуланд. — Хотя, похоже, Лютер тоже смягчился, или так кажется.

— Ты изменился, старина. Я помню, как ты дрался с Роджером из Мезидона, дрался из-за того, что никогда не отказывался от своих слов. Кстати, ты не встречал этого подлеца во время своих странствий?

— Здесь он. С графом из Лимузина.

Гай удивился.

— Мы наслышаны о доблестях Роджера. Он собрал много земли по всей стране. Удивляюсь, откуда у него время, чтобы служить такому числу землевладельцев.

— Он такой же скопидом, как и его старший братец Торстон.

— А ты говорил с Роджером? — спросил Гай.

Роуланд кивнул.

— Да, я видел его. Он не кидается на меня, как раньше. Он уже не так уверен в своей непобедимости.

— Ты еще больше вырос, мускулов прибавилось. Держу пари, что теперь ты выше Лютера. А такого поискать, кто посмотрел бы на него сверху вниз.

Роуланд улыбнулся.

— Да, я уже перерос Роджера.

— А в других смыслах ты изменился? — озорно подмигнув, поинтересовался Гай. — Франки смягчили твой нрав?

Гай увернулся от пинка, которого он и ждал от Роуланда.

— Нет? Ну тогда у нас в доме будет два Лютера.

Роуланд хмыкнул.

— По крайней мере я дерусь только тогда, когда на меня кто-то нападает, чего не могу сказать об отце.

Это было правдой. Лютер де Монтвиль был тяжелый, грубый человек, которому другие землевладельцы отдавали своих сыновей на выучку, чтобы они вернулись бесстрашными воинами.

Роуланд был единственным сыном Лютера, его внебрачным ребенком. Лютер не обращал внимания на этот факт. Но Роуланд презирал свое положение. Его мать выросла в соседней деревне, без положения, без родных. Она умерла во время родов — так по крайней мере говорили Роуланду. Другая женщина кормила его и растила. Лютер не вспоминал о сыне, пока ему не исполнилось полтора года. Старуха, растившая Роуланда, находилась при смерти, и тогда послали за Лютером.

У Лютера больше не было сыновей, и он принес Роуланда домой, отдал жене Хедде, над которой все время издевался из-за того, что она рожала только дочерей. Хедда возненавидела Роуланда с первой секунды. Она не занималась им, а только по малейшему поводу била, так же поступали и ее дочери.

Лютер не останавливал их, он сам вырос в суровых условиях и знал, что своей силой обязан тяжелой жизни.

У Лютера Роуланд научился контролировать все свои чувства, кроме гнева. Его научили бегать, прыгать, плавать, скакать на лошади, точно попадать копьем в цель, владеть мечом, умело и жестоко. Лютер щедро награждал мальчика тумаками за ошибки, хвалил редко и нехотя.

В детстве Роуланду доставалось не только от домашних. Сыновья представителей высших сословий, которых присылали Лютеру на выучку, были очень злобные, особенно Роджер из Мезидона, на два года старше Роуланда. Он приехал в Монтвиль, когда Роуланду исполнилось пять лет. Били мальчика до тех пор, пока он не набрался силы, чтобы защищаться. И поскольку Лютер не останавливал Хедду и дочерей, когда они наказывали Роуланда в детстве, он не стал останавливать и его, когда он вырос и мог давать сдачи.

Жить стало легче после того, как Роуланд впервые ответил на удар. Но потом он никогда не поднимал руку на женщин в доме. Он их просто не замечал. Ему уже не надо было бояться их, а приходилось защищаться только от старших мальчиков и Лютера.

— Отправимся утром? — спросил Гай, как только они вошли в палатку Роуланда на окраине Арля. В городе праздновали выигранную битву, и здесь незачем было оставаться. — Чем скорее мы поедем, тем лучше, я почти полгода ищу тебя.

— Асчего ты решил, что я здесь? — спросил Роуланд.

— Я всегда знал, что ты там, где битва, — улыбнулся Гай. — У тебя наверное уже много наделов земли, не меньше, чем у Роджера, после этих сражений?

Роуланд засмеялся, и глаза его засияли точно синие сапфиры.

— Я сражаюсь за золото, а не за землю. За землей надо ухаживать. А я люблю свободу.

— Значит, у тебя полные карманы золота?

Роуланд покачал головой.

— Увы. Женщины, выпивка… Но кое-что есть.

— А добыча от сарацинов?

— И это тоже. У них были шелка, разные стеклянные штуки, золотые блюда и лампы, всякие побрякушки.

— А битва?

— Их было много. Сарацины устроили свои лагеря по всему побережью. Но они дрались без оружия и под ударами рыцарей падали, как крестьяне. Некоторые удрали морем, мы перетряхнули их лагеря, а потом сожгли.

— Я думаю, что появился вовремя.

— Да. Моя служба герцогу Бургундии как раз закончилась. Утром мы можем отправляться. А сегодня вечером развлечемся, мой друг. Я знаю одну пивнушку у северных ворот, там варят острейшую похлебку и сладкое пиво. — Роуланд вдруг рассмеялся. — Ты даже не можешь представить, как я соскучился по отцовскому элю. Француз может утонуть в своем проклятом вине, а я с крестьянами каждый день пью пиво.

Роуланд вложил палаш в ножны и накинул на плечи длинную шерстяную накидку. Кольчугу и доспехи не взял. Оценивающе глянув на него, Гай подумал — какая прекрасная у Роуланда фигура. Тяжелый, сильный, плотный Роуланд был настоящим воином. Лютер может гордиться таким сыном.

Гай вздохнул. Роуланда никто не любил, когда он рос. Вот откуда его угрюмость, его тяжелый характер. Он не мог стать другим. Но Роуланд обладал и хорошими качествами — он мог быть очень преданным, не лишен чувства юмора. Откровенно говоря, он хороший человек.

— Я должен предупредить тебя, Гай, — сказал Роуланд, когда они вошли в город. — Роджер из Мезидона тоже полюбил ту пивную, куда мы идем. Одна девица в ней очень его интересует.

— И тебя тоже, не сомневаюсь, — заметил Гай. — Ты и он всегда увлекались одними и теми же женщинами. А сейчас вы соперничаете из-за нее?

Роуланд скорчил гримасу, вспомнив что-то.

— Да, мы тут как-то подрались. Этот хитрый мошенник зацепил меня неожиданно, после того, как я хорошо набрался.

— И ты проиграл?

— А разве я не сказал? Но это в последний раз, когда я схватился с ним по такой дурацкой причине. Все женщины одинаковы. У нас с ним есть достаточно поводов драться, кроме женщин.

— Ты ничего не спросил об Амелии.

— Да, не спросил.

— Тебе не интересно?

— Нет, — сказал Роуланд. — Я выбросил ее из головы, когда уехал. Если она будет свободна, может, я опять вернусь к ней. Если нет… — он пожал плечами, — найду другую. Эти дела мало что для меня значат.

— Она свободна, Роуланд. И преданно ждет тебя все шесть лет.

— А я не просил ее об этом.

— Тем не менее она ждет. И надеется выйти за тебя замуж. Даже Лютер не против. Он относится к ней как к дочери.

Роуланд остановился и нахмурился.

— Она знает, что я не собираюсь жениться. Что дала женитьба моему отцу, кроме двух вечно ноющих дочерей и сварливой жены?

— Нельзя же всех женщин мерить меркой своей мачехи, — заметил Гай. — В путешествиях по Франции, я уверен, ты понял, что женщины отличаются друг от друга.

— Наоборот. Я теперь знаю, что любая женщина, когда чего-то хочет, говорит о-очень сладкие слова, а сама, пардон, настоящая дрянь. Нет, я не хочу, чтобы меня пилила жена, я скорее в аду сгорю, чем женюсь.

— Глупо, Роуланд, — сказал Гай. — Я помню, ты так же говорил и раньше. Но я думал, ты переменил свое мнение. Жениться стоит. Когда-нибудь, в один прекрасный день, ты захочешь иметь сына. Кому-то ты должен оставить Монтвиль?

— У меня, конечно, будет внебрачный ребенок. Может и два. А для этого не надо жениться.

— Но…

Темно-голубые глаза Роуланда сузились.

— Я знаю, что говорю, Гай, и кончай ты эту тему.

— Хорошо, — вздохнул он. — Но как быть с Амелией?

— Я ей все сказал, когда она прыгнула ко мне в кровать. И она дура, если надеется, что я передумал.

Они шли дальше. И тон Роуланда стал мягче.

— Кроме того, она — последняя из тех, кто мог бы стать моей женой. Да, Амелия хорошенькая, и фигура ничего, но непостоянна. До меня у нее был Роджер, а до него — куча других. Может, и ты ее попробовал? Ну, давай, признавайся!

Гай покраснел и тотчас сменил тему разговора.

— Далеко еще до пивной?

Роуланд расхохотался от души над смущением Гая, шлепнул его по спине:

— Расслабься. Никакая женщина не достойна того, чтобы из-за нее ссорились друзья. Ты можешь поиметь любую из тех, кого я поимел. На то тебе мое благословение. Я повторяю, они — все одинаковы и доступны, включая Амелию. А что до твоего вопроса — пивная, вон, впереди.

Роуланд указал на строение в конце улицы. Два рыцаря как раз вышли оттуда и помахали рукой Роуланду.

— Мы вместе дрались в последней битве, — объяснил он. — Бургундцы из Лиона. Похоже, вся страна изгоняла сарацинов. Саксонцы и те прислали своих рыцарей.

— Мне надо было появиться раньше! — воскликнул Гай.

Роуланд хмыкнул.

— А ты уже почувствовал вкус битвы? Я думаю, все эти годы Лютер не простаивал.

— Да, но только в схватках с бандитами.

— Тогда ты наверняка хотел бы сразиться с Торстоном.

Гай засмеялся.

— Честно говоря, я об этом не думал. Единственное, о чем я думал, уезжая из дома, что мне делать, если ты откажешься вернуться, потому что тогда и я не смогу…

— Значит, сейчас ты испытываешь большое облегчение?

— Конечно, — засмеялся Гай. — Уж лучше предстать перед самим дьяволом, чем перед разгневанным Лютером!

Они вошли в пивную, битком набитую народом. Рыцари и их сквайры пили пиво. Пивнушка оказалась довольно вместительной, не меньше двухсот квадратных футов, сложена из камня. Мужчины окружили очаг, где жарилось мясо. В пивной стояло двадцать столов, вытесанных из тяжелого дерева, вдоль них тянулись каменные скамейки, без единого свободного места. Несмотря на сквозняк, было накурено и жарко. Почти все рыцари одеты в кожу и кольчуги, а сквайры — в кожу.

Дома, вдали от битв, Гай, Роджер, Торстон, Джофри — все любили носить мягкие удобные подшлемники, спускавшиеся на плечи. Они не сковывали движение руки, выхватывающей меч. Роуланд так никогда и не привык носить его, он казался ему слишком женственным.

Роджер из Мезидона сидел в пивной с двумя вассалами и их сквайрами. Гай приехал один, сквайр Роуланда пал в бою с сарацинами, и он его пока никем не заменил.

Роуланд знал одного из вассалов Роджера, сэра Магнуса, подопечного отца Роджера. Сэру Магнусу, как и Роуланду, было двадцать четыре, и он обучался вместе с Гаем, Роджером и Роуландом.

Роджеру уже исполнилось двадцать шесть, он самый старший, и с первых дней всеми верховодил. Это был достаточно мрачный молодой человек — и ясно отчего — он, как второй сын в семье, должен сам пробиваться в жизни. Он завидовал Роуланду, уверенному, что в один прекрасный день получит Монтвиль, несмотря на внебрачное происхождение. Почему это бастард получит наследство, а он, Роджер, благородных кровей — ничего? Это отравляло ему жизнь.

Роуланд и Роджер соперничали всегда и во всем. Как старший и потому более сильный, Роджер обычно побеждал. И всякий раз тайно злорадствовал. Всю юность они ссорились и дрались чаще, чем полагалось даже родным братьям. С годами их отношения не изменились.

Роджер заметил Роуланда первым и решил не подавать виду. Но сэр Магнус увидел Гая и, вскочив, бросился навстречу.

— Мой Бог, Гай из Кале! Коротышка! — приветствовал Магнус. — Я не видел тебя целую вечность!

Гай ощетинился, услышав прозвище юных лет, которое он не забыл и по сию пору, — коротышка. Да, он был невысок. Его рост делал его мишенью для шуток таких людей, как Роджер и Магнус. Роуланд всегда пытался защитить его, не раз вступая в драку на его стороне. И это крепко связало Гая и Роуланда. Гай чувствовал себя обязанным Роуланду за его верность.

— И что же привело вассала Лютера в Арль? — задал вопрос Роджер.

— Дело в том, что…

Прежде чем Гай успел закончить фразу, Роуланд, толкнув его локтем в бок, перебил:

— Отец по мне соскучился, — бросил он небрежно, отчего Магнус чуть не поперхнулся пивом.

Это заявление звучало смешно для тех, кто знал Лютера и его сына. Роджер нахмурился, и Роуланд подумал, что Гай прав — дома его ждет битва, и гораздо скорее, чем он думает.

Роуланд уселся на каменную скамейку напротив Роджера. Служанка, та самая, из-за которой у них с Роджером были стычки, принесла пиво и вертелась поблизости, наслаждаясь напряженной атмосферой, которая возникла в ее присутствии. Из-за нее и прежде дрались, но впервые соперничали столь грубые и столь желанные ей мужчины.

Гай встал позади Роуланда, его насторожила мрачность Роджера. Роджер всегда отличался красотой — голубоглазый, с мягкими, как у всех норманнов волосами. Но сейчас его лицо перерезали глубокие сердитые складки, а улыбка больше походила на ухмылку. Роуланд и Роджер были похожи по сложению, оба мускулистые, высокие. Но Роуланд, красивый по всем канонам, обладал чувством юмора, и в его облике сквозила доброта.

— Значит, твой отец по тебе соскучился? — переспросил Роджер. — А для чего посылать рыцаря, чтобы позвать сына домой? Любой лакей мог тебя отыскать.

— Что-то ты слишком вникаешь в мои дела, — произнес Роуланд бесстрастно.

Лицо Роджера скривилось в саркастической усмешке.

— Мой брат женился на твоей сестре, — сказал он, притягивая служанку и усаживая к себе на колени. — Плохая партия.

— Надеюсь, ты не думаешь, что этот брак делает нас родственниками, — проворчал Роуланд.

— Я не претендую на родство с незаконнорожденными, — бросил Роджер.

Нависла тяжелая тишина. Потом раздался издевательский смех Роджера.

— Ну что? Что же ты не отвечаешь, Роуланд? — подначивал его Роджер и, крепко прижимая девицу, сидящую у него на коленях, добавил: — Ублюдок оробел. Я сразил его наповал.

В глазах Роуланда вспыхнуло пламя такой силы, что, казалось, взрыв неминуем. Но он спокойно сказал:

— То, что я внебрачный сын, всем хорошо известно. Но ведь не трус, Роджер? А тебя я начинаю в этом подозревать. В последний раз, когда ты на меня напал, ты ведь сначала убедился, что я пьян. И только потом начал драку.

Роджер стал подниматься, столкнул со своих колен девицу, но Роуланд пронзил его острым взглядом.

— Хотя нет, я не прав, Роджер, ты не трус. Ты, наоборот, спешишь приблизить смерть своими речами.

— Роуланд, нет! — воскликнул Гай и попытался удержать друга на скамейке.

Но вулкан уже бушевал внутри Роуланда, и не существовало силы, способной остановить его. Он оттолкнул Гая, поднялся, вынул меч и сделал это так резко, что каменная скамейка рухнула, опрокинув всех, сидевших на ней.

Вся пивная смотрела только на них, но Роуланд и Роджер никого не видели, кроме друг друга. Роджер смахнул со стола кубки с элем, и брызги попали на какого-то пьяного рыцаря. Тот кинулся на Роджера, прежде чем Роуланд успел сделать хотя бы одно движение.

Роуланд сгорал от нетерпения, его гнев закипал. Ждать пришлось недолго. Вся пивная превратилась в поле битвы. Пьяные атаковали, трезвые защищались. Два солдата без всякой причины бросились на Роуланда, и в этом хаосе он потерял из виду Роджера. Гай подоспел на помощь другу, и вдвоем они быстро раскидали напавших.

Роуланд, желая отыскать Роджера, обернулся и в этот момент услышал звук стали. За его спиной стоял Роджер, и из его рук падал меч. Его выбил незнакомый рыцарь. Незнакомец хотел что-то сказать Роуланду, но Роджер подхватил меч и проткнул им незнакомца.

Потрясенный Роуланд не мог сделать ни шагу в сторону своего заклятого врага. Прежде чем он успел прийти в себя, обезумевший сквайр кинулся на Роджера и плашмя ударил его мечом по голове. Роджер кубарем покатился к ногам Роуланда и замер рядом с рыцарем, которого только что ранил.

— Оставь его, Роуланд, — удерживал Гай друга за руку.

Роуланд уставился на него.

— Разве ты не видел? Он же хотел проткнуть меня сзади, а этот добрый человек ему помешал!

— Я видел, как Роджер приближался к тебе, Роуланд, но он, конечно, предупредил бы тебя, прежде чем ударить.

— Я знаю Роджера лучше, чем ты, Гай. И я тебе говорю — он собирался меня убить, — прорычал Роуланд.

— Тогда вызови его, когда он очнется! — с жаром умолял его Гай. — Но не совершай убийства.

Роуланд никогда не убивал беспомощного человека и поэтому убрал меч. Он склонился над рыцарем, спасшим его.

— Он еще жив, Гай! — воскликнул Роуланд. — Давай отнесем его в мой лагерь к врачу.

Гай колебался.

— А что с Роджером?

— Оставь его, — Роуланд отвернулся с отвращением. — Им займутся. Избавь меня от этого.

Загрузка...