Ты можешь убежать от одних проблем, но тогда ты увязнешь в других
Я медленно зашла в дом и заглянула внутрь. Кухня расположена прямо передо мной. Повернув вместе с Роном налево, я увидела женщину, сидящую на кресле–качалке около окна. У нее светлые волосы с темными прядями.
Она смотрела на меня яркими, как бриллианты, голубыми глазами. В тот миг, когда наши взгляды встретились, я почувствовала, что смотрю в отражение собственных глаз. Все это выше моих сил, поэтому я едва ли не задыхаюсь. Здесь спертый воздух? Я начала медленно вдыхать, пытаясь вздохнуть полной грудью.
Моя бабушка.
Моя больная бабушка.
Она казалась маленькой и слабой. Она умирает?
Возвращаясь к остальным членам семьи, я осознаю, что все они смотрят на меня. Такое впечатление, будто меня судят в какой–то теле–передаче, которую они все вместе смотрят. Закадровый голос телеведущего прозвучал в моей голове: «Совершит ли Эми ошибку, разрушившую первую встречу? Смотрите на следующей неделе новую серию «Внебрачных детей» и узнайте, примет ли Эми или наоборот отвергнет ее больная бабушка на глазах у тридцати миллионов телезрителей…»
Не успев осознать своих действий, я развернулась и быстро выбежала из дома, что бы никто из окружающих не заметил моих слез. Я бежала до тех пор, пока мои ноги не устали. Я прошла ряд домов, амбаров с лошадьми, коровами и овцами, такое впечатление, будто я нахожусь на ферме, расположенной в Голливуде.
Перейдя на шаг, я подумала, что София, должно быть, решила, что я глупая. Я хотела ее обнять, по правде хотела. Но не на глазах у всей семьи. Я чувствую, что они анализируют каждое мое движение.
Я иду, рассерженна на ДС из–за того, что он превратил нашу первую встречу с Софией в спектакль. Маленькая проволока преградила мне дорогу. Я уже было собралась перешагнуть через нее, когда меня остановил чей–то голос:
–Ты не можешь туда пройти.
Я замерла и обернулась к резкому голосу. Это опять тот парень без рубашки, стоявший около стога сена размером с три этажа. От пота его грудь блестела на солнце, поэтому я попыталась не обращать на это внимания. Вместо этого я пытаюсь думать о чем–то более отвратительном. Например, от него пахнет овцами и потом и ему немедленно нужно принять душ. Но, с другой стороны, он мне тоже необходим. Кончиками пальцев я смахнула со щеки слезы.
– Разве это не свободная страна? – обороняясь, спросила я.
Последнее, что мне нужно – это презрение от подростка, который считает меня слабой.
Развернувшись, он кинул тюк сена в загон овцам.
– На табличке говорится, что за забором находится минное поле. Если ты хочешь подвергнуть себя опасности, я тебя не помешаю, – сказал красивый–идиот–без–рубашки, заходя в загон к овцам.
Я все еще нахожусь рядом с ограждением. Черт. Это военная территория. Я посмотрела под ноги на другую сторону проволоки, благодаря удачу, что не подорвалась. Медленно подняв ногу, я отошла от проволоки, отгораживающей меня от минного поля.
– Ты не знаешь, где находишься, верно? – грубо спросил он, беря новый тюк сена.
– Конечно же, знаю. Я нахожусь на горной вершине в центре Израиля,– ух!
– На самом деле, ты находишься в северной части Израиля, а не в центре. Голанские высоты.
– И?
– Американцы, – пробормотал он, медленно качая головой, выражая свое отвращение.
– Хорошо и что же необычного в Голанских высотах?
– Скажу только, что Сирия находится в десяти милях отсюда, – сказал он, показывая, – для еврейской девушки ты не слишком много знаешь о своей родине.
Да, но я не еврейка. Я не скажу ему это. Возможно, он скажет мне что–то, что испугает меня. Я обрадовалась, когда он развернулся и снова направился к загону овец.
– Арг!
Услышав шум под ногами, я от страха подпрыгнула. Пушистый и перепачкавшийся щеночек, у которого когда–то была белая шерстка, весело вилял хвостом. Когда я посмотрела на него, он упал на землю и замахал в воздухе лапками.
–Извини, – сказала я песику,– я не люблю собак.
Найди другого дурака, который дотронется до твоего грязного и блохастого живота. Но я и не кошатница. По правде говоря, я вообще не люблю животных. У меня зуд от того, что я нахожусь на ферме с животными.
Я иду обратно. К сожалению, песик последовал за мной.
– Арг!
Я продолжаю идти.
– Ты что, не знаешь, собаки говорят "Аф", а не "Арг"? Ты что, пытаешься быть пиратом?
Собака снова повторила «Арг», на этот раз более грубо, будто бы она специально пытается меня разозлить. Послушайте, после сегодняшнего дня я даже не сомневаюсь в этом.
– Аф! Аф! Аф!
Можно подумать, что эта собака издевается надо мной, не так ли? Но пока я шла обратно, громкий лай подсказал мне, что у маленького паразита были друзья. Много друзей.
Обернувшись, я увидела пять несущихся на меня собак. Во–первых, я была не права, посчитав эту собаку грязной. Такое впечатление, будто бы пять собак искупались в грязи и, безусловно, они были намного грязней щенка–вредителя. Так же (и во–первых), эти собаки были очень, очень большими.
Они с лаем бежали на меня, будто бы я похитила их маленького ребенка.
Паника – это не то слово, которое может описать мое состояние в данный момент. Пока вся моя жизнь проходила перед моими глазами, я быстро взвешивала имевшиеся варианты. Я могу побежать к минному полю или прыгнуть в загон овец.
У меня не было времени на раздумье, поэтому я бежала так быстро, насколько позволяли мои потные и уставшие ноги. Побежав, я даже не осознала, какой вариант выбрала.
Я бежала все быстрей и быстрей, едва ли различая под ногами «арг» и неутомимый лай позади меня. «Еще немного» – сказал мой затуманенный разум. Думаю, я визжала и выкрикивала непристойности, но я не уверена, потому что слишком беспокоилась тем, что делают мои ноги и к тому же, в тот момент меня не беспокоила цензура.
Кажется, прошло много времени, прежде чем я добежала до загона, и, не останавливаясь, перепрыгнула через него. Мой учитель гимназии, мистер Хардсон, гордился бы моим прыжком. В том году я была далека от получения президентской премии за спортивные достижения, но сейчас, кажется, я побила мировой рекорд.
Перед моими глазами все расплывалось, и я не заметила, куда падаю. Приземлившись, я зажмурилась. Надеюсь, совершив свою аварийную посадку, я не раздавила овцу.
Но вместо того, чтобы столкнуться с овцами, что–то твердое и жесткое смягчило мое падение.
Я боюсь открыть глаза, поэтому я ничего не вижу, но мое обоняние усилилось. Запах мужского пота окружает меня.
Это не отвратительный запах тела, просто мускусный аромат. Я глубже вдохнула.
Хорошо, сейчас я полностью отдаю себе отчет в том, что делаю, где нахожусь и кого нюхаю – как будто он был чертовым бутоном розы – но это был всего лишь мальчик. Я широко раскрыла глаза.
Не спрашивай меня, как я оказалась на идиоте–без–рубашки. Его руки были на мне. Уточняю: одна была на пояснице, а другая на бедре. Его глаза, цвета кофе, которые могли любого ввести в транс, удивленно смотрели на меня.
Я уже собиралась оттолкнуть его, когда услышала приближающиеся шаги по траве рядом с загоном овец. Я повернулась, что бы узнать кто это. Я прекрасно осознаю свое положение: я непристойно выгляжу и, вероятней всего, у меня будет куча проблем.
Отстранившись от него, я увидела свидетеля моего фиаско. И это был последний человек, которого я бы хотела видеть.
О’Снат
Увидев, как ее губы сложились в тонкую линию, а руки осуждающе уперлись в бедра, я пришла к единственному возможному выводу.
Милый–идиот–без–футболки был парнем моей двоюродной сестры О’Снат.
О, черт.