Глава пятнадцатая

– Она могла разбиться насмерть!

Бен даже на следующее утро продолжал мусолить эту очевидную истину. Он лежал на постели в черном шелковом халате, мрачная складка на лбу слегка портила образ героя-любовника, но в целом он выглядел так, словно сошел с обложки журнала.

– Да, любимый.

– Просто чудо, что ты оказалась там вовремя.

– Именно.

– Ты говоришь, она вышла покурить, потеряла ориентацию и чуть не рухнула в пропасть?

– Да, дорогой.

– Просто счастье, что она удержалась на выступе.

– Совершенно справедливо.

– Одно неверное движение – и все было бы кончено! – поведал Бен своим скрещенным щиколоткам, пока я соображала, почему надела брюки задом наперед, а блузку наизнанку. – Несчастная женщина!

Его вздох так меня рассердил, что на моих штанах заело «молнию». Вот и говори потом, что мужья учатся общаться со своими женами. В кои-то веки я не горела желанием поболтать, а моего ненаглядного можно заткнуть разве что подушкой! Тьфу ты, пропасть! Я же поклялась никогда в жизни не питать убийственных мыслей.

При словах «несчастная женщина» я вспомнила Эвдору. Когда я постучала в дверь дома викария и сообщила, что свекровь висит над пропастью, по перепуганному лицу Эвдоры нетрудно было угадать ее мысли. Она наверняка решила, что кара Господня обрушилась на нее за нечестивые мысли. Мы даже не стали говорить о том, что убийственный план насчет Бриджет, выношенный в пивнушке, едва не исполнился тютелька в тютельку. Но мы долго будем помнить, как бежали к обрыву с бельевой веревкой и потом тянули Бриджет наверх. Из-за тумана я почти не видела лица Эвдоры, но понимала, что она почувствовала, когда взяла Бриджет за локоть и повела к дому. Свекровь викарисы скорчилась от боли, хотя и уверяла, что не очень ушиблась при падении.

Эвдора – человек рассудительный и скоро сама поймет, что ни в коей мере не виновата в случившемся. Весь вечер я боролась с искушением позвонить ей и напомнить, что сценарий изощренного убийства Бриджет придумала я, а помогала мне Памела. И только случайно наши фантазии воплотились в жизнь. Однако по зрелом размышлении я пришла к выводу, что лучше дать всей истории помереть естественной смертью, каковая судьба, к счастью, ждет теперь и Бриджет Шип.

– Элли! – Бен соскользнул с кровати и нежно обнял меня за плечи. – У меня для тебя совершенно особенный сюрприз!

– Правда? – Я только что застегнула блузку и теперь думала, что зря потратила время…

– Я решил не ходить утром в ресторан. После всех переживаний тебе требуется крепкое мужское плечо. Поэтому, любимая, я приготовлю тебе эпохальный завтрак: картофель gateau с поджаристой золотистой корочкой, острый сметанный соус и копченого лосося. А потом мы с тобой спокойно погуляем в саду.

– Сад занят.

Я ткнула в окно, за которым фланировали Мамуля и Джонас в компании наших деток.

– Они радуют глаз, – заметил Бен.

– Очень милая пара, – согласилась я. – Ни дать ни взять бабуля с дедулей наслаждаются мирной прогулкой с внуками.

– И своей негаснущей любовью.

– Но это нечестно, они не подходят друг другу! – Я едва не затопала ногами.

– По-твоему, это просто юношеская влюбленность?

– Придется положить этому конец, и немедленно.

– Хочешь, чтобы я снова надрал Папуле уши? – поинтересовался Бен, пока я копалась в шкафу в поисках куртки.

– Предпочитаю сделать это сама. Быть может, женское коварство скорее принесет плоды. Тебе стыдно будет заливаться слезами посреди улицы, а мне нет. А ты оставайся на боевом посту и поддерживай огонь в домашнем очаге.

– Лучше уж поступлю как подлый трус и пойду на работу.

Я послала мужу воздушный поцелуй и побежала вниз, не сказав Бену, как сильно мечтаю, чтобы мой дом вернулся к заведенному порядку до того, как меня свезут на кладбище. Мало того, все мои подруги оказались в том же положении. Сердце мое изболелось за Фриззи, которой теперь приходилось в придачу к Резвушке терпеть еще и тетушку Этель; за Эвдору, которая наверняка в этот самый момент сжигает все свои таблички с надписью «Не курить»; но Памела, конечно, самая беспомощная среди нас. На ее месте я бы восстала против леди Китти, нашла работу и обрела независимость. Но я сама много лет буквально за волосы тащила себя из болота лишнего веса и комплексов неполноценности, поэтому прекрасно ее понимала.

Мамуля, Джонас и близняшки, должно быть, вернулись в дом, потому что в саду я их не встретила. С моей стороны совершенно безответственно было уйти, не попрощавшись с малышами, но я не хотела говорить Магдалине, куда направляюсь. Когда Папуля вернется, у нее не должно быть никаких подозрений, что он сделал это под давлением внешних сил. Бен объяснит, что меня куда-нибудь внезапно вызвали.

В такое прекрасное утро трудно не быть оптимистом. Небо синее, как глазки моих детишек, запах травы – по пятьдесят фунтов за грамм, теплый ветерок ласкает щеки. Проезжая то место, где Бриджет едва не простилась с жизнью, я поежилась, но, увидев саму Бриджет на автобусной остановке в четверти мили от дома, едва не хлопнулась в обморок. Даже после отважных ее заверений в полном здравии я была уверена, что Бриджет Шип лежит в постели, обложенная грелками и пузырями со льдом. Ей нельзя выходить из дому без посторонней помощи!

Едва не отдавив ей ноги, я затормозила и высунула голову, собираясь предложить подвезти. В этот момент, как сказала бы миссис Маллой, я чуть не окочурилась, потому что рука Бриджет сжимала чемоданчик. Будь миссис Шип знаменитой авиатеррористкой, я и то испугалась бы меньше.

– Ей-богу, очень мило с вашей стороны, но я не хочу причинять вам хлопот, – хрипло прошептала свекровь Эвдоры. – Спасибо за все, что вы вчера для меня сделали.

– Следующий автобус придет только через полчаса, – объяснила я, вылезая из машины и запихивая ее чемодан на заднее сиденье. – Садитесь и устраивайтесь поудобнее.

– Хорошая вы девочка. – Она влезла в машину. – Но я не хочу сеять дрязги между вами и Дорой. Она прилегла, а Глэдстон отправился к мяснику, так что я улизнула, ни с кем не попрощавшись.

– Они, наверное, очень огорчатся.

– Да уж! Прошлой ночью Дора уговаривала меня поселиться у них, но очень уж я соскучилась по своим двум комнаткам, где могу смолить сколько влезет, никого не беспокоя.

– Вы уверены? А то я могу подвезти вас назад к дому.

– Ну уж нет! – Бриджет схватилась за ручку дверцы. – У вас своих хлопот хватает. Я им оставила записку с такими нежными словечками, что ангелы в небесах и те разрыдаются от умиления!

– Вы не передумаете?

– Да раньше воскресенья в целый месяц сложатся!

Бриджет осунулась, нос ее торчал сильнее, чем раньше. Было ясно как день, что свекровь викарисы мечтает зарыться в собственную нору, поближе к личному врачу и любимым сигаретам. По ее вороватым взглядам в заднее стекло я видела, что ей не по себе.

– А вам случайно не на автовокзал? – умоляюще прошептала Бриджет.

– Конечно!

Я думала, что соврала, но, как оказалось, никогда еще не была столь правдива. Остановив машину возле площади, заполненной красными и зелеными двухэтажными автобусами, я обнаружила объект своих поисков возле цветочного магазина.

– Не провожайте меня! – Бриджет порылась в сумочке и выудила банку варенья. – Вот вам маленький подарок за всю вашу доброту, а я вернусь восвояси к своей грешной жизни.

Невзирая на ее протесты, я отнесла чемодан к кассе. Обняв Бриджет на прощание, я ушла с тяжелым сердцем. Варенье показалось мне взяткой за пособничество в побеге, и я ломала голову, как объяснить все это Эвдоре.

К счастью, у меня имелись более серьезные поводы для беспокойства. Мой свекор стоял перед цветочным магазином, под мышкой у него была зажата кисть бананов. Мистера Дика видно не было, но до него очередь дойдет…

– Вот я вас и поймала!

Я издалека погрозила ему пальцем. Ветерок ерошил бороду Папули. Ветреный! Это слово как нельзя лучше подходило сейчас к родителю Бена. Это уж слишком!

– Прости, Элли, я не знал, что загораживаю тебе дорогу! – взревел Папуля на всю площадь.

Несколько пешеходов чуть не выскочили из плащей… ну да, пошел ленивый дождик, выдавливая с неба капли, словно капризный ребенок – слезы.

– Цветы меня не интересуют, – холодно сообщила я.

– А куда ж ты направляешься? – Папуля кокетливо сморщил нос. – Самое время прикупить цветочков.

– Это еще зачем?

Я воззрилась на ведра с чайными розами и маргаритками, выставленные в витрине, и подумала, что сказал бы Джонас, заплати я живые деньги за крохотный букетик в целлофане, когда клумбы в Мерлин-корте так и кишат цветами.

– Ну что ты на меня окрысилась? – Папуля сиял светом невинности, как Пуся в самом ее подлизушном настроении. – Я-то, старый дурень, решил, что Магдалина послала тебя купить букетик и преподнести мне с извинениями за то, что она вела себя, как… – он задумчиво закусил губу.

– Как настоящая женщина?

– Именно! – Папуля галантно отступил и пропустил счастливую пару морщинистых божьих одуванчиков, чьи тросточки в унисон стучали по тротуару. – Все вы, женщины, одинаковы! Рыдаете и скандалите по сущим пустякам. Но я одно скажу, Элли: твоя свекровь знает, когда надо выкинуть дурь из головы и извиниться. Если она не велела купить цветов – тем лучше. Ей пришлось бы выкраивать деньги из хозяйственных, а мне и без того надо будет неделю жить на воде и хлебе, пока дела в лавке наладятся. Самое главное, она послала тебя сказать, что вела себя, как форменная дура, и хочет, чтобы я вернулся.

– Ничего подобного она не говорила. Папуля и ухом не повел. Он был свеж и бодр, в руках сжимал дары природы, а мир лежал у его ног.

– Элли, я не из тех мужей, что долго помнят обиды. Бог свидетель, я человек мягкий и кроткий. Горек был тот день, когда меня выгнали на улицу за то, что я искупался вместе со старинной знакомой.

– В полночь! Нагишом!

С тем же успехом я могла взывать к фонарному столбу. Пока мы беседовали, бананы перезрели. Я начала бояться, что близняшки станут подростками, а Бен превратит мою часть постели в национальную святыню, прежде чем наша беседа с Папулей подойдет к концу.

– Мамуля меня не посылала! – решительно объявила я. – Но я пришла просить вас вернуться и сделать ее порядочной женщиной, то есть жениться на ней!

– Она меня бросила.

– Какое это имеет значение?

– После сорока лет совместной жизни!

– Мамуля уверена, что вы мечтаете вдоволь нашалиться с Резвушкой. Неужели вам это безразлично?

Слезы на моих щеках мешались с дождем.

– Чушь!

Папуля словно вырос вдвое. Бросив взгляд на его насупившуюся физиономию и кустистые брови, молодая мамаша бегом кинулась на другую сторону улицы, таща за собой коляску.

– Я кое-что тебе скажу, Элли! Если я окажусь в объятиях другой женщины, то исключительно потому, что она меня туда толкнула!

Какое счастье, что у меня есть туз в рукаве! Пора им воспользоваться.

– Не хочу вас пугать, Папуля, – соврала я, – но дело в том, что Мамуля чувствует себя отвергнутой, а Джонас у нее под рукой: крепкий мужчина во цвете лет, привыкший бороться со стихиями. Он спит и видит, как бы окольцевать Мамулю.

– Да он же ее совсем не знает!

– Бывает и так. Но я боюсь, что Мамуля с минуты на минуту примет предложение Джонаса.

– Да она впала в детство!

Физиономия Папули побагровела, как светофор. От его рева треснул асфальт под ногами, но я устояла.

– Мамуля собирается покрасить волосы.

– Магдалина?!

– Вчера она накрасила глаза.

– И ты этому попустительствуешь?!

– А что я могу сделать, если она соберется замуж за Джонаса? Она одинока, оба они свободны… – Я выдержала паузу, чтобы до Папули наконец дошло. – Вы, должно быть, забыли, что Мамуля – женщина весьма привлекательная. А за последние дни она просто расцвела.

– Магдалина бывает очень даже ничего, – ворчливо согласился Папуля. – Например, когда накладывает мясной пудинг с двумя гарнирами. Знаешь, Элли, ступай домой и скажи ей, что я готов все забыть и простить, если она признает, что была не права, и попросит меня вернуться.

– Не собираюсь делать ничего подобного! – сердито огрызнулась я. – Это вам надо спрятать гордость в карман и вернуться к ней с непокрытой головой! К счастью для вас, сегодня у вас с мистером Диком не очень-то много благодарных слушателей.

– Питер решил сегодня отлежаться в постели.

– С ним что-нибудь не так?

– Стер пальцы о гитарные струны.

– На его месте я бросила бы избранное дело за профнепригодностью, – холодно ответила я. – А вам стоит подумать о мрачном будущем в качестве неустроенного одинокого холостяка.

Оставив Папулю в сомнительной компании бананов, я ринулась к своей машине, не ожидая разрешения светофора и полицейского. Упрямый старый осел, нечего его жалеть! Домой я мчалась в состоянии слепой ярости и, только входя в родную кухню, с трудом натянула на лицо улыбку. Я боялась, что Мамуля сидит там и вяжет, но единственной живой душой оказалась миссис Корнишон. Она задумчиво стояла над чайником, а тот пыхтел как сумасшедший.

– Неужели это вы, миссис Хаскелл? – Она так старательно притворялась занятой, что даже бигуди вспотели. – А я как раз чищу чайник от накипи.

– Замечательно! – одобрила я, стараясь не смотреть на чашку с заваркой и куском имбирной коврижки на тарелочке. – Совсем забыла, что вы должны прийти.

– Я и сама не знала, по каким дням смогу к вам забегать. – Миссис Корнишон неторопливо протирала чайник. – Но вы не волнуйтесь, ваша свекровь уже распорядилась, чего надо делать, а чего не надо. Она ушла наверх с малышами, благослови их Господь.

– Тогда я поднимусь к ним.

Только я положила сумочку на стол, как в кухню просунулись усищи Джонаса.

– У телефона скоро инфаркт будет: звонит и звонит все утро.

– Да ведь меня не было чуть больше часа!

– Зато миссис Шип трезвонит каждую минуту.

– Можешь не говорить, что ей надо…

На подгибающихся ногах я поплелась в холл и набрала номер викария. Может, доктор обнаружил в венах Бриджет коварный тромб, который вот-вот оторвется и закупорит ее сердце? В таком случае, помогая ей сбежать, я подписала несчастной смертный приговор.

– Эвдора?

– Да, Элли, огромное спасибо, что перезвонили!

– Я понимаю, как вы волновались.

– Так вы уже знаете?

– Я встретила вашу свекровь на остановке и подвезла ее на автовокзал. Она говорила, что оставила вам с Глэдстоном записку, но я понимаю ваши чувства.

– Это не по поводу Бриджет, хотя мы и о ней потом поговорим. Элли, то, что я собираюсь сказать, будет для вас ударом…

– Да-да?

Я покосилась на Джонаса, который никак не желал уходить.

– Сегодня утром скончалась леди Китти Помрой.

– Господи!

Я покрепче ухватилась за телефонную трубку, чтобы не упасть.

– Сэр Роберт позвонил мне утром насчет похорон и панихиды и сказал, что причиной cмepти явился обширный инфаркт.

– Она скончалась во сне?

– То-то и оно, что нет, Элли. Она поехала на велосипеде купить яиц на ближайшей ферме. Сэр Роберт наблюдал за ней в окно и увидел, что она не может затормозить, съезжая по крутому склону холма. Леди Китти кувыркнулась через руль в пруд. Когда они с Памелой добежали до нее и вытащили, она уже не дышала.

– Не могу поверить!

– Нам нужно поговорить, Элли. Могу я зайти к вам сегодня во второй половине дня?

– В любое время.

На том мы и распрощались.

– Что-нибудь не так, Элли? Ты побелела как простыня!

Кустистые брови Джонаса сошлись к переносице: он явно встревожился.

– Да нет, ничего особенного. – Я на миг прислонилась головой к его плечу. – Просто одна из прихожанок Эвдоры внезапно скончалась.

– Ты ее знала?

– Знала, это леди Китти.

– Не она ли приходила третьего дня на чай?

– Да, а вчера я была у нее в Помрой-Мэнор. Хотя мы не были близки с леди Китти, все равно…

– Больно уж ты мягкосердечная, в этом твоя беда, детка.

– Чья бы корова мычала! – огрызнулась я шепотом. – Почему бы тебе не пойти в сад и не заняться цветочками, пока я приведу свои мысли в порядок?

– Принести тебе чашечку валерьянки?

– Попозже…

Я одарила Джонаса вымученной улыбкой. Только за ним захлопнулась дверь, как я рухнула на вышитую банкетку и постаралась собрать волю в кулак. Происшествие с Бриджет Шип было просто причудливой игрой случая – я никак не могла заподозрить Эвдору в том, что она столкнула свою свекровь с обрыва в полном соответствии с пьяной болтовней в «Темной лошадке». Но Памела – другое дело.

Памела всем сердцем ненавидела леди Китти. К тому же она попала в когти шантажиста, который вполне мог окончательно превратить ее жизнь в кромешный ад. Вчера Памела поклялась, что найдет выход из положения. Похоже, именно так она и поступила. Но ведь не настолько же она глупа, чтобы не понимать: шантажист непременно доберется и до нее, если уж начал доить меня в связи с нашим дурацким заговором. До сих пор он был просто патологически ленив, потому и не намекал ей на «Темную лошадку».

Что оставалось делать нам с Эвдорой? Даже если Памела действительно испортила велосипед и предоставила завершить начатое крутому склону и случаю, то вряд ли можно обвинить ее в убийстве. Скорее уж в мстительных мечтах. Разве загнанная девушка с печальными карими глазами и поникшими хвостиками заслуживает такой страшной участи – окончить свои дни в камере за свекровеубийство?

В самом мрачном настроении я поднялась наверх. Заглянула в детскую, но Мамули и деток там не оказалось. Вся троица обнаружилась в спальне Магдалины. Эбби и Тэм весело швыряли бабушкины туфли на кровать, а Мамуля молча перебирала вещи на комоде. Похоже, мысли ее были заняты чем-то другим. Как только ее отсутствующий взгляд наткнулся на меня, она проговорила:

– Никак не могу найти мантильку.

– Это такую черную кружевную тряпочку, в которой вы ходите в церковь?

Свекровь поджала губы, продолжая тасовать подсвечники и салфетки.

– Я тебя ни в чем не обвиняю, Элли, но мантилька была в чемодане, когда я приехала. Теперь ее там нет.

– Но кому она могла понадобиться? – изумилась я, глядя, как Тэм ковыляет ко мне, улыбаясь от уха до уха. – Дети никогда не бывали в вашей комнате без присмотра.

– Боюсь, ее стащил твой кот. – Смирившись с поражением, Мамуля поправила пудреницу на туалетном столике. – Пуся не стала бы так кощунствовать.

Неужели мы говорим о той самой собаке, которая два дня назад уволокла в зубах святого Франциска? Я не сомневалась, что мантилька найдется где-нибудь на дне комода и доброе имя Тобиаса будет восстановлено. Мой кот не без грехов, но любви к дамским тряпкам за ним не водится.

– Ты хорошо прогулялась по магазинам, Элли?

Мамуля отняла у Эбби ботинок, который та собиралась надеть себе на голову.

– Надо было кое-что утрясти в связи с ярмаркой. А теперь я собираюсь выпить чаю. Не хотите присоединиться?

– Не сейчас, если ты не возражаешь. – Магдалина расправила хрупкие плечики и подняла подбородок. – Мне необходимо сделать миллион разных дел, прежде чем я смогу присесть. Но ты не обращай внимания, отдыхай.

– Тогда я заберу детишек, чтобы не путались под ногами. – Я взяла Тэма за руку и потянулась к Эбби. – Мы будем внизу.

– Очень приятно. – Мамуля постаралась улыбнуться. – Прости, пожалуйста, Элли, но пора что-нибудь решить с той лестницей, которую мойщик окон оставил у стены. Дом она не украшает, к тому же доходит прямо до моего окна.

– Я позвоню мистеру Уткинсу.

– И еще одно, Элли. – Она открыла гардероб и спрятала туфли. – Не могли бы мы с тобой сегодня днем, когда близнецы уснут, заняться одним очень полезным и приятным делом?

– Конечно, все, что угодно!

– Я могла бы научить тебя печь пирожки с вареньем.

– Чудесно!

И почему жизнь не всегда бывает так прекрасна! Спускаясь с Тэмом и Эбби в кухню, где сияли медные сковородки, а качалка уютно притулилась у камина, я печально подумала, что вот-вот в дверь позвонит Эвдора. И придется признать, что факты – вещь упрямая и Памела действительно провинилась. Меня ничуть не впечатлило ни то, что Мамуля нарумянилась и довольно ловко подкрасила веки зелеными тенями, ни то, что Тобиас и Пуся заключили перемирие и уютным лохматым клубком дремали у валлийского комодика. Жизнь потеряла свои краски.

Нет смысла сожалеть, что Памела и леди Китти не смогли уподобиться Пусе с Тобиасом и подписать пакт о ненападении. Равно как о моем визите в «Темную лошадку», где квартет несчастных невесток нес пьяную чушь. Что сделано – то сделано, не исправишь. Я вслух твердила все это самой себе, к вящему удивлению близняшек, пока не сообразила, что глаза мои слезятся не только от горестей, но и по причине какой-то гадости, которую миссис Корнишон оставила кипеть в старой помятой сковородке.

Что же такое она там варит? Судя по запаху – мощную дозу нюхательных солей. Пока я соображала, месиво уварилось до белой плотной корочки. Я осторожно сняла его с плиты, и тут в кухню почти вбежала миссис Корнишон.

– Надо же! Я пылесосила салфетки в гостиной, а тут уже все выкипело! – Она уставилась на лепешку, которая закаменела, как гипс.

– А что это? – полюбопытствовала я.

– Сода и нашатырь, – ответила миссис Корнишон с плохо скрытой гордостью. – Замечательно счищает накипь с посуды.

– Сколько вы всего знаете!

Какая же я идиотка! На миг мне почудилось, что эта современная поденщица в цветастом фартуке и бигуди занимается в моей кухоньке колдовством. И все потому, что какая-то там ее тетка бог знает когда окончила свои дни на костре.

Я собиралась попросить миссис Корнишон приготовить чай, пока я дам Эбби и Тэму по стакану молока, когда сверху донесся чудовищный грохот и пронзительный вопль Мамули.

– Побудьте с детьми! – бросила я миссис Корнишон и опрометью кинулась наверх.

Сердце билось у самого горла, ноги подкашивались, я думала, что никогда не доберусь до спальни в башенке. Сомнений нет: чудовищный комод рухнул, а из-под него торчат только кончики пальцев Мамули. Надо было убрать его из спальни, изрубить в щепки! Вместо этого я жила в праздной безмятежности, уверенная, что проклятая мебель незыблема, как Гибралтарская скала.

Ладони мои так сильно вспотели, что пришлось ухватиться за ручку двери краем блузки. Оказавшись наконец в спальне, я сама едва не рухнула. Убийственный комод мирно покоился на своем месте, а Мамуля стояла живая, хотя и не совсем здоровая, возле опрокинутого стула и разбитого зеркала.

– С вами все в порядке? – еле выговорила я.

– Я испугалась, – жалобно пискнула Магдалина, и слезы хлынули из ее глаз.

– Понимаю! – Я порывисто обняла ее, и свекровь прижалась ко мне, словно Тэм или Эбби. – Давайте сядем на кровать.

– У меня, кажется, ноги отнялись…

– Тогда постоим тут.

– Не думай, Элли, что я тебя критикую, но я увидела пыль на самом верху комода. Я подставила стул, залезла на этот выступ посередине, и там я нашла… – Она задрожала.

– Что вы нашли?

– Эту страшную штуку… она там, у камина. Я уронила ее вместе с метелкой, падая со стула, и разбила зеркало на туалетном столике.

– Давайте я посмотрю. – Я подошла к камину.

– Не трогай ее, Элли! – Магдалина заломила руки. – Не хочу, чтобы эта зараза коснулась тебя. Я уже отжила свое, но надо думать о Бене и детях.

Меня сковал ледяной страх при мысли о том, что же такое я могу там обнаружить. На первом месте в списке ужасов была дохлая мышь, но, увидев, что лежало под метелкой из перьев, я испытала настоящий, добротный шок.

– Кукла! – Я подняла ее. – Кукла Барби!

– Но ты посмотри, во что она одета!

– В платье из вашей мантильки, – прошептала я.

– И маленький беретик, совсем как у меня.

– Кошмар!

Я провела пальцем по волосам куклы. Их обкорнали до жалких косм и покрасили в мышино-седой цвет. Ужаснее всего было то, что из груди куклы торчал шампур.

– Это я!

– Ну что вы, сходство только отдаленное. Это было почти правдой, потому что из них двоих Мамуля была меньше. Я чуть не ляпнула в утешение, что шаманство – не точная наука, но тут Магдалина задала единственный правильный вопрос:

– Кто мог это сделать?

– Миссис Корнишон.

Коллекция красоток Барби, принадлежавшая юной Доун Таффер, пропала вчера, и владелица обвинила в краже именно миссис Корнишон. К тому же миссис Корнишон принесла свое вино из одуванчиков как раз в тот день, когда приехала Мамуля. И Магдалина тогда была точно в такой беретке.

– Но почему, Элли?! – Страх Мамули сменился гневом. – Эта женщина меня почти не знает, и я с ней не ссорилась, не то что с миссис Маллой!

– Возможно, в этом-то все и дело.

– То есть?

– Миссис Корнишон мстит за свою подругу. Вместо того чтобы стоять здесь, надо спуститься и поговорить с ведьмой начистоту.

– Прежде чем мы уйдем, Элли, – Магдалина изо всех сил старалась говорить спокойно, – будь добра, вынь шампур из груди куклы. Зло очень могущественно, Элли. Ты бы это знала, если бы ходила в католическую церковь. Не хочу тебя попусту волновать, но сердце у меня что-то начинает пошаливать.

Я надеялась, что у миссис Корнишон сердце тоже начнет пошаливать, когда она поймет, что ее поймали на месте преступления. Однако на кухне запаниковала я. Близнецов нигде не было.

Миссис Корнишон угадала мои мысли:

– Да вы не волнуйтесь, миссис Хаскелл, Джонас пришел и забрал их в сад.

– Хорошо, одну загадку мы выяснили, теперь объясните нам вот это!

Чувствуя за спиной дыхание Мамули, я показала искалеченную куклу.

– Как это вы ее нашли? – Миссис Корнишон опустилась в качалку и принялась нервно теребить фартук. – Я же засунула ее повыше.

– Зачем вы это сделали?

– Из-за Джонаса. – Она понурила голову. – Я уж столько лет надеюсь, что у нас с ним сладится… А тут узнала, что он собрался окрутиться с красоткой из Лондона, вот и рассердилась.

– Так вы его ревновали? – ошеломленно прошептала Мамуля.

– Джонас даже не заметил, что у меня новые бигуди!

– Это не основание для столь мерзкого поступка. К тому же хотелось бы узнать, – я скрестила руки на груди, – почему вы похитили всех кукол Доун Таффер!

– Ничего подобного! – возмутилась миссис Корнишон. – Эта девчонка врет! Несносное создание. Вы бы слышали, как она разговаривает с бабкой!

Ответить мне не дала Магдалина. Голос ее был полон меда:

– По-моему, Элли, ты очень строга к миссис Корнишон. Ревность – зеленоглазое чудовище. Она хватает человека за горло и душит, она способна перевернуть все твое мировоззрение, она сводит с ума…

«Не может быть!» – думала я, глядя на шаманскую куклу. Колдовство, видимо, пошло наперекосяк и вместо порчи получилось настоящее чудо – кротости и человеколюбия.

Загрузка...