Как я был вундеркиндом

КАК Я УВИДЕЛ БЕЛЫЙ СВЕТ

Больше всех я люблю дедушку. Сам не знаю даже почему. Я редко его вижу, он меньше других бывает со мной. Да и когда вижу, он сидит, уткнувшись в свои блёсны, крючки, лески и перекладывает их из коробки в коробку.

Нет, всё-таки я знаю, почему люблю дедушку. Он единственный, кто меня ничему не учит. Ну абсолютно ничему, даже рыбной ловле.

А вдруг дедушка мне поможет?

Когда я рассказал дедушке, что из-за этих занятий я света белого не вижу, он заскрежетал зубами. Я ждал, что дедушка отпустит сейчас какое-нибудь словечко, вроде "эксплуататоры". Но неожиданно спокойно дедушка произнёс:

— Завтра увидишь.

— Что? — не понял я.

— Свет белый, — пояснил дедушка и покосился на дверь кухни, где бабушка мыла посуду. — Ты умеешь держать язык за зубами?

Это было уже ни на что не похоже, и я кивнул, мол, умею, не сомневайся.

— Завтра утром наденешь шерстяные носки и захватишь тёплый свитер, и вместо школы поезжай на вокзал. Я тебя буду ждать там. Задачу уяснил?

— Уяснил, — кивнул я, ошарашенный. — А куда мы собираемся?

Дедушка не ответил, только часто-часто заморгал.

— А куда вы собираетесь?

Услышав мой вопрос, из кухни вышла бабушка и теперь подозрительно поглядывала на нас.

Но дедушка недаром был когда-то военным. Он сразу сообразил, что надо ответить.

— Мы собираемся в бассейн, — сказал дедушка и, повернувшись ко мне, добавил: — Поторапливайся.

На улице я пытался расспросить дедушку, куда мы завтра отправляемся. Но мне не удалось вытянуть из него ни полслова. Дедушка решил, что и так наговорил липшего, а потому всю дорогу до бассейна молчал.

У бассейна мы распрощались до завтра, и дедушка предупредил, чтобы я вёл себя осторожнее, как бы родители ничего не заподозрили.

Насчёт родителей дедушка зря беспокоился. Они спали, когда я, как велел дедушка, надел шерстяные носки и, сунув свитер в портфель, вышел из дома.

Я ахнул, когда проезжал мимо школы. До меня только теперь дошло, что я пропускаю уроки. Но что было делать? Дедушка сказал мне вместо школы ехать на вокзал. А я всегда слушаюсь старших.

На вокзале я с трудом узнал дедушку. Просто таким я его ещё не видел. Дедушка был в чёрном тулупе и валенках. Через плечо на ремне у него висел железный ящик. В руке он держал штуку, похожую на отбойный молоток или на электродрель, которая была у моего папы.

— Скорее, — крикнул дедушка, когда я с ним поздоровался. — Электричка отходит.

Едва мы вошли в вагон, как поезд тронулся.

— Носки надел? — строго спросил дедушка.

— Надел, — сказал я.

— А свитер?

— Он тут, — похлопал я по портфелю.

— Надень, — приказал дедушка.

Я натянул свитер, а поверх него надел пиджак. А потом, само собой, зимнее пальто и шапку-ушанку. Дед оглядел меня с ног до головы и, видимо, остался доволен, потому что проговорил:

— Должен выдержать.

— Дедушка, а ведь я школу пропускаю… — сказал я о том, что с самого утра мучило меня.

Наверное, дедушка не знал, как мне ответить, поэтому сам спросил:

— Ты говорил, что света белого не видишь?

— Не вижу, — подтвердил я.

— Так гляди, — дедушка показал на окно.

Я поглядел. За окном ничего не было видно — сплошная темень.

— Скоро рассветёт, — пообещал дедушка.

Но рассвело не скоро. В темноте мы вылезли на станции. Начало светать, когда мы добрались до замёрзшего озера.

Дедушка разложил на льду рыбацкие причиндалы.

— Не замёрз? — спросил он.

— Не-а, — помотал я головой.

— Сегодня мороз даст нам жару.

Дедушка показал на багровое солнце, которое медленно всходило. Вот это да! Даже солнце замёрзло. У солнца был вид пловца, который поплескался в проруби.

Дедушка, наверное, не поверил, что мне не холодно. Он вручил мне штуку, похожую на отбойный молоток, и показал, что ею делать. Оказалось, что это коловорот. Им пробивают, просверливают лёд, делают лунку и вот в этой лунке ловят рыбу.

Дедушка вытащил из ящика коротенькую удочку, настоящую удочку для дошкольников и младших школьников, и закинул её в лунку.

Вскоре первый ёршик трепыхался на льду, а потом второй, третий… Ёршики недолго шевелились, мороз был такой сильный, что они сразу застывали.

Дедушка как сел над лункой, так и забыл обо всём на свете. И обо мне забыл. Я подёргал его за рукав, он пробормотал:

— Погоди.

И снова уткнулся в лунку. Я понял, что ему не до меня. Дедушка тягал ершей одного за другим. Мне наскучило глазеть на это, и я стал смотреть на белый свет.

А он и вправду был белый. Белое застывшее озеро, белые в снегу берега. Лишь кое-где на льду темнели фигурки рыбаков да чёрные деревья, как часовые, стояли на берегу.

Вдруг я почувствовал, что весь дрожу. Дрожь начиналась в ногах, проходила по всему телу и добиралась до зубов. Зубы уже отбивали чечётку.

— Ты чего стучишь зубами? — спросил дедушка.

— Это не я, это они сами, — выдавил я из себя.

Дедушка оторвался от лунки и с ног до головы оглядел меня.

— Пока я буду собираться, — сказал он, — ты беги к берегу, а потом назад. Ну, бегом марш!

Я кивнул и побежал. Замёрзшие ноги с трудом слушались меня. Ботинки по льду скользили. Я шлёпнулся, но быстро встал и побежал дальше.

А тем временем дома у бабушки происходило вот что. Через неделю после описанных событий бабушка мне во всех подробностях поведала о том злополучном дне.

К положенному часу, когда внук (то есть я) должен был приехать из школы, бабушка приготовила обед. Но внука не было. Бабушка удивилась, но не встревожилась. Со внуком ничего случиться не может. Бабушка накинула ещё пятнадцать минут на то, что троллейбус неожиданно поломался и внук пересел на другой. Когда пролетела и эта четверть часа, бабушка снова не встревожилась, а решила, что выключили ток, и все троллейбусы встали, и внук пошёл пешком.

Бабушка поставила на плиту разогревать обед. Но внук не появился и тогда, когда, по расчётам бабушки, истекло добавочное время.

Бабушка уже не удивлялась, а растерялась. Она не знала, что и подумать.

Бабушка подошла к окну и выглянула на улицу. По улице преспокойно плыли троллейбусы, останавливались, выпускали и впускали людей и вновь мчались дальше.

Вот тут уже бабушка встревожилась по-настоящему. Значит, её внук опаздывает на обед не потому, что троллейбусы не ходят…

Как бывает в такие минуты, резко зазвонил телефон. Бабушка торопливо подняла трубку. Сейчас она узнает всё.

— Здравствуйте, — послышалось в трубке. — С вами говорит Клавдия Васильевна. Как себя чувствует Сева?

— А что с ним случилось? — вот тут уже бабушка испугалась.

— Я не знаю, — настала очередь учительницы удивляться. — Но Севы сегодня не было в школе, и я решила, что он болен…

То, о чём сообщила учительница, было настолько невероятным, что бабушка переспросила:

— Кого не было в школе?

— Вашего Севы, — сказала Клавдия Васильевна. — А вы этого не знали?

— Не знала, — пробормотала бабушка. — Я сейчас позвоню ему домой и всё выясню…

— Передайте Севе, чтобы он поскорее поправлялся, — сказала Клавдия Васильевна.

Бабушка поблагодарила учительницу и тут же набрала номер телефона нашей квартиры. Телефон, само собой, молчал. Тогда бабушка позвонила маме на работу и узнала, что я утром как обычно (то есть когда родители только просыпались) отправился в школу.

— Но его там не было! — воскликнула бабушка. — Мне только что звонила Клавдия Васильевна.

Мама на секунду замолкла, а потом с досадой сказала:

— Всё-таки успел…

— Что успел? — не поняла бабушка. — Кто успел?

— Гриша, — ответила мама. — Я уверена была, что он плохо влияет на Севу, но не могла предположить, что дело зашло так далеко и они уже начали пропускать уроки.

Мама сказала, что сейчас поедет домой, разыщет меня у Гриши, а бабушке велела спокойно сидеть и ждать от неё звонка.

Но бабушка спокойно сидеть не умела. Она обзвонила всех моих учителей и, конечно, ничего не узнала.

Тогда бабушка заметалась по квартире. Как ей не хватало дедушки — было бы на ком разрядить накопившееся напряжение. Но дедушка, словно угадал, взял да уехал на рыбалку. Бабушке ни на мгновение не приходило в голову, что я мог отправиться вместе с дедушкой.

Наконец позвонила мама. Она нашла Гришу и допросила его с пристрастием.

— Он клянётся, что уже целую вечность не видел "вашего вундеркинда", — сказала мама. — Я думаю, что он говорит правду, — он действительно не знает, где Сева.

— Так где же он? — закричала бабушка.

— Будем обзванивать больницы, — мама не теряла присутствия духа.

И мама с бабушкой по очереди стали звонить в больницы, пытаясь узнать, не попал ли к ним очень симпатичный мальчик по имени Сева, а по фамилии Соколов. Но во всех больницах отвечали, что сегодня попадали к ним, к сожалению, очень симпатичные мальчики, но среди них не было, к счастью, Севы Соколова.

Оставалось последнее — милиция. Бабушка позвонила туда и рассказала всё.

Но бравые милиционеры не успели сесть в патрульные машины, чтобы мчаться на поиски Севы Соколова, потому что он (то есть я) вместе с дедушкой вошёл в дом.

Бабушка обняла, расцеловала меня, а потом зашумела:

— Меня не удивляет, что он (красноречивый жест в сторону дедушки) может совершить глупость, но чтобы ты, такой взрослый, такой самостоятельный, мог не пойти в школу, а поехать на рыбалку, такое у меня в голове не укладывается…

— У мальчика ноги замёрзли, — перебил дедушка. — Надо их растереть, а не болтать…

Бабушка величественно повернулась к дедушке:

— Если он заболеет, я не знаю, что с тобой сделаю.

Тут как раз появилась моя мама, которой успела позвонить бабушка, и они вдвоём раздели и разули меня, уложили в кровать, стали растирать ноги, давать горячее питьё…

Я испугался за дедушку, которому бабушка так сильно пригрозила, и решил — во что бы то ни стало не заболеть. Я старался изо всех сил. Я глотал все таблетки, какие мне давали. Я пил самое невкусное питьё, какое мне предлагали. Я, стиснув зубы, терпел, пока бабушка по очереди с мамой натирали мне свиным жиром пятки, чуть не сдирая с них кожу…

Но ничего не вышло. К вечеру у меня подскочила температура, и я заболел.

Через три дня, когда температура спала и я немного ожил, ко мне подошёл дедушка. Мне страшно хотелось узнать, а что же с ним сделала бабушка.

— Попало тебе за меня? — сочувственно спросил я.

— Переживём, — подмигнул он мне. — Другой раз валенки обуешь, и будет всё в порядке…

Я рассмеялся. Ах, лучше моего дедушки нет никого на свете.