Как я был вундеркиндом

Как я стал вундеркиндом

Моя бабушка долго не признавалась, что она бабушка. Не подумайте, что она не обрадовалась, когда я родился. Нет, бабушка очень обрадовалась и принесла мне в подарок огромного плюшевого мишку с чёрными пуговицами-глазами, которые смотрели кто куда. Взглянув на зверя, я, по воспоминаниям очевидцев, отчаянно заревел. Тогда медведя убрали в кладовку, чтобы он не расстраивал ребёнка, то есть меня.

Как я теперь понимаю, бабушка обиделась на моих родителей. Какая же она бабушка, если у неё нет ни одного седого волоса?

Бабушка изредка приходила, чтобы повозить меня в коляске, а растили меня родители. И это, по их словам, отняло у них столько сил, что я уже не мог мечтать не только о маленьком братике, но даже о крошечной плаксе сестричке.

Но когда мне стукнуло семь лет, бабушке ужасно захотелось стать бабушкой. Я пошёл в школу, а бабушка пошла на пенсию.

И оказалось, что у меня совершенно нет времени – в школе сидишь четыре часа, а потом столько же учишь уроки. У бабушки получилось наоборот – у неё оказалась уйма свободного времени.

Каждый день из школы она забирала меня к себе. У неё я обедал и под присмотром бабушки или дедушки готовил уроки.

Честно говоря, я любил делать уроки, когда за мной следил дедушка. Он не придирался даже тогда, когда я ставил кляксы.

А бабушка ничего не спускала мне. Некоторые упражнения я переписывал по десять раз.

И бабушка добилась своего. В нашем втором «А» было пять круглых отличников – четыре девчонки и я.

Но бабушке было этого мало. Время от времени в нашем доме заговаривали о том, что хорошо бы ребёнка отдать в музыкальную школу, а то вон соседская Катя с утра до вечера барабанит на пианино, нет от неё никакого житья. А наш такой одарённый – это по лицу видно – никуда не пристроен. Ребёнок, то есть я, замирал. Потому что не было у меня никакой охоты играть на пианино. Но страхи оказывались напрасными. Поговорив, бабушка и родители на другой день забывали о своих намерениях.

А через месяц вдруг начинались разговоры о том, что хорошо бы ребёнка отдать в какую-нибудь спортивную секцию…

– Лучше всего в хоккей, – провозглашал папа. – Это спорт космических скоростей, спорт мужественных, смелых…

– Ты с ума сошёл, – ужасалась мама. – Нагляделся телевизора, ребёнка же искалечить могут…

– В хоккей играют настоящие мужчины, – не сдавался папа. – Между прочим, самого Третьяка привела за руку мама и поставила в ворота, и он там до сих пор лучше всех стоит…

– Не надо спорить, – мирила папу с мамой бабушка. – Если уж отдавать, то в фигурное катание.

Папа и мама соглашались с бабушкой, потому что фигурное катание нравилось всем, а возможность увидеть по телевизору любимого ребёнка вызывала всеобщий восторг.

Как обычно, всё испортил дедушка.

– Лучше рыбалки спорта нет, – проворчал он, – и телу и душе польза.

Тут все напали на дедушку и на его рыбалку, где он пропадал целыми днями, а про меня забыли.

Так случалось много раз. Но теперь я понял, что мне не отвертеться. После знакомства бабушки с молодым академиком я должен был повторить его путь.

Однажды вечером меня везли домой не только дедушка, но и бабушка. А после ужина состоялся семейный совет.

Первой говорила бабушка. Она начала издалека. Бабушка сказала, что в наш век научно-технической революции, в век акселерации (это когда дети растут, как грибы после дождя – в час по сантиметру), в век информации (телик, радио, кино, книга) ребёнку недостаточно одной школы.

– Мне хватает, – подал я голос, потому что своим развитым умом понял, чем грозит мне бабушкина затея. – Тем более что школа у меня специализированная – с углублённым изучением английского языка…

– Спасибо, что ты мне напомнил об английском языке, – поблагодарила меня бабушка. – Я в своей программе его упустила…

Я прикусил язык и весь семейный совет просидел, словно набрав в рот воды. Я понял, что скажешь слово – себе хуже сделаешь.

Бабушкина программа была обширна. Три раза в неделю я должен был заниматься музыкой – игрой на фортепиано. У мамы была знакомая, а у той, в свою очередь, знакомая, которая давала уроки игры на фортепиано. Правда, жила она у чёрта на куличках, то есть на другом конце города, но зато была прекрасной учительницей, и все её ученики в два счёта овладевали искусством игры на фортепиано.

Из видов спорта отдали предпочтение фигурному катанию и плаванию. Фигурное катание любили все, ну, а плавание просто полезно для здоровья.

Молодой академик должен был учить меня физике и математике. Бабушка с ним ещё не договорилась, молодой академик уехал в командировку.

– Но я думаю, – уверенно произнесла бабушка, – что он не будет против. Он заинтересован, чтобы у него была надёжная смена.

В английском я должен был совершенствоваться под руководством старого знакомого бабушки. Он был дипломатом, объездил чуть не весь мир, знает уйму языков.

– Неужели он не знает английского? – вопрошала бабушка. – Я завтра же с ним переговорю.

Теперь надо было составить расписание, когда и к кому из учителей ездить. Все повернулись к папе. Папа приосанился.

Он мечтал составить календарь игр футбольного чемпионата. Каждый год папа посылал свои предложения в федерацию футбола и каждый раз получал уклончивый ответ – мол, благодарим вас за внимание и заботу о развитии самого массового вида спорта – футбола, постараемся учесть ваши пожелания. Но календарь выходил, а папины пожелания не учитывались.

Папа вынул план нашего города и стал выбирать наиболее удобные маршруты для моих поездок. Пока мама с бабушкой предавались розовым мечтам о моём будущем, папа сидел над планом. Он был очень похож на полководца, который определяет, куда лучше двинуть свои войска, чтобы застать врасплох неприятеля. Иногда папа делал выписки на листке бумаги, задумчиво производил вычисления на логарифмической линейке. Таким увлечённым я его видел лишь тогда, когда он вычерчивал таблицу игр очередного футбольного или хоккейного чемпионата.

Пропыхтев весь вечер, папа признался:

– Фигурное катание никуда не лезет. Придётся от него отказаться.

– Отлично, – поддакнул дедушка. – Хватит с ребёнка одного плавания.

Бабушка вынуждена была согласиться:

– Плавание тоже иногда показывают по телевизору.

– А без фигурного получается очень здорово, – потирал руки папа.

Получалось и вправду здорово. Утром – поездка на троллейбусе в школу. После школы – тоже на троллейбусе к бабушке, у бабушки обед, приготовление уроков и потом занятия с молодым академиком. Набравшись ума-разума у академика, я отправлялся в бассейн. После бассейна мой маршрут раздваивался. В один день я ехал на трамвае к учительнице музыки. В другой день я на автобусе направлялся к учителю английского. Ну, а потом? А потом возвращался домой…

– Среднее расстояние, которое предстоит покрыть нашему ребёнку за день – 16 километров, средняя продолжительность занятий, включая школу и приготовление уроков, 9 часов 30 минут, – так закончил папа своё сообщение.

– Придётся ребёнку купить проездной билет на все виды транспорта, – добавила мама.

Все поздравляли папу, который так удачно составил маршруты моих поездок.

Но, как обычно, всё испортил дедушка.

– Вы что, сбесились? – побагровел он. – Десять часов – рабочий день ребёнка, да два часа на дорогу… Мальчишку пожалейте, эксплуататоры…

Эксплуататоры, как я потом узнал, это буржуи. А я, выходит, рабочий класс?

– Наука требует жертв, – парировала бабушка. – Ты бы, конечно, хотел, чтобы твой внук всю жизнь перебирал крючки и блёсны…

– Я хочу, чтобы мой внук был человеком, – дедушка встал и хлопнул дверью.

Никогда ещё мой дедушка не произносил за раз столько слов. Теперь я понимаю, что он изо всех сил боролся за меня.

Неловкое молчание прервала бабушка:

– Потеряна масса времени, но не всё ещё потеряно. Всё ещё можно наверстать. Если мы возьмёмся как следует…

Тут только взрослые обратили на меня внимание.

– Ты почему сидишь? – зашумела мама. – Детям давно пора спать. А ну, раздевайся и ложись!

Я не знал тогда, что это был последний день, когда я был маленький. Последний день моего детства.

Если б знал, то, может, поплакал бы напоследок. Ведь у детей есть одно преимущество перед взрослыми – они могут, когда захотят, поплакать. А взрослые стесняются, не плачут, даже если им очень плохо.