Писатель Кактусов закончил свой очередной шедевр, отослал его в издательство, и теперь, лежа в теплой кровати, ждал аванса. Заодно смотрел телевизор и гладил мурлыкающего кота, пристроившегося на животе.
Телевизор вещал мультиками:
— И тут зазвонил телефон! Кто говорит? Слон!
Телефон и впрямь зазвонил. Правда, это был не слон. Впрочем, если бы Петя допил бы честно заработанный вермут, то, возможно, ему бы действительно стали звонить слоны. Но допить он не успел, поэтому в трубке раздался рыкающий бас редактора. Главного.
— Петя, ты у нас паровоз? — начал главвред с места в карьер.
— Я у нас — звезда! — без тени смущения ответил Кактусов.
— Нет, Петя, ты у нас паровоз. Поэтому, ты сейчас садишься и пишешь мне рассказ в новый сборник.
— Какой еще сборник? — писателю было лень напрягать опустошенный предыдущим шедевром мозг.
— Про вторжение инопланетян. В СССР образца шестьдесят шестого года.
— Почему шестьдесят шестого? — изумился Кактусов.
— Значит, с инопланетянами ты согласен. В общем, год бери любой. Главное — СССР, инопланетяне, вторжение. И никаких философствований. Боевки, драйв, пафос, всё как ты умеешь. Год бери любой.
— Ээээ! Я трезвый работать не умею! А ты мне еще аванс не выплатил!
— У тебя сколько осталось?
Кактусов посмотрел на стремительно пустеющую бутылку:
— Грамм двести, — при этом, Петя умолчал про НЗ, стремительно остывающее в холодильнике.
— На рассказ хватит, — отрезал главвред. — Если что, догонишь его по объему литром из морозилки. Аванс получишь после того, как рассказ сдашь. За него я тебе отдельно топлива поставлю.
— Ненавижу тебя, — сказал в пустоту Кактусов, когда редактор положил трубку.
— Делать было нечего, дело было вечером, — вздохнул телевизор, за что был наказан выдергиванием вилки из розетки.
Кот, на всякий случай, перестал мурлыкать и морально приготовился к голоданию. Творческий запой штука такая — писатель пьет, муза ест, а коты страдают.
— Лаврентий! Шел бы ты… На самообеспечение. Балкон в твоем распоряжении — посоветовал Кактусов коту и открыл ноутбук.
Лаврентий нервно задергал серо-белой шубой и ушел в прихожую. Стресс снимать. Посредством тапок.
А Петя уткнулся в чистый лист виртуальной бумаги. И стал тужиться, рожая сюжет. И не только! Самое главное в книге — первая фраза и последняя. Именно их читают критики. Остальное — читатели.
«Значит так… Инопланетное вторжение… Берем ключевые точки истории. Семнадцатый. Зеленые человечки высаживаются на Дворцовой площади и восстанавливают монархию. По пути насилуют женский батальон. Те рожают через месяц элитных бойцов Новой империи. Элитные бойцы, неуязвимые для „льюисов“ и отравляющих газов маршируют по миру с песней: „Зеленая армия, синий барон! Снова готовят имперский трон! И от тайги до карибских морей Новая Империя всех мудей“ Тьфу! Мудрей! Или сильней? Хм… А если так? Иные планетяне ассимилируются с органами НКВД и устраивают грандиозные чистки в тридцать седьмом-тридцать восьмом? А в тридцать девятом их заговор раскрывает Берия, который на самом деле клон принца-консорта Демократического альянса из созвездия Змееносца. Чекистов, инфицированных имперцами из Союза Королевст, что в Волосах Вероники, окунают в серную кислоту на допросах. Почему именно в серную кислоту? Потому что на имперцев она действует как водка, а на чекистов как кислота. Занятный бред… Оставим эту версию про запас. Так. Что у нас еще есть?»
В течение ночи у Кактусова нечаянно родилось несколько версий будущего рассказа.
В Катыни были расстреляны не поляки, а потерпел катастрофу инопланетный корабль с мирными эмигрантами с Марса. Их быстренько всех прикопали, потому как марсиане могут жить только под землей. Хитромудрые поляки через сто лет начали требовать компенсации за погребенных марсиан, потому как сами оказались мутантами-потомками марсиан.
В сорок первом СССР атаковал не вермахт. А армия вселенцев в тела достопочтенных бюргеров. Немцы потом стали требовать компенсации, за вред, причиненный телам носителей, подвергшихся нечаянно иночеловеческой пропаганде. Можно, кстати, иллюстрировать рассказ фотографиями Геринга и Геббельса. Те на арийцев ни разу не похожи. Да и однояйцевый Гитлер не вписывается в двухяйцевую стандартную модель мужского пола…
О! Идея!
А если инопланетяне — это современные чиновники Российской федерации? А что? Тут поднимается народное восстание, всех мочат, путем передавливания сонной артерии на четыре с половиной минуты, после чего чиновник становится человеком, а тварь, помершая в нем, жидко выходит из всех естественных отверстий. Все радуются, ведут прямые репортажи об очищении рода людского от Иных в твиттере, фейсбуке и прочих живых журналах, президент рвет остатки волос на теплой груди премьера…
— А я отправляюсь на Колыму! — громко резюмировал Кактусов, глядя в потолок, на котором метались странные тени от прожекторов круглосуточной стройки. Потом он посмотрел в немигающие зеленые глаза кота Лаврентия…
Очнулся Петя уже утром. После чего отправил рассказ в редакцию, обнаружил исчезновение НЗ из морозилки, и улегся спать. И всю ночь ему снились гигантские коты, пускающие из глаз Лучи Смерти и метящие территорию Живой Водой.
Где-то после полудня, его снова разбудил главный редактор. И сказал:
— Петя, все конечно, хорошо. Только мы котов поменяем на пауков, Нигерию на Крыжополь, Бобруйск на Аделаиду, медведей на людей, а мазеры на лазеры. И сократим твои пять сотен страниц примерно в сто раз. Ты мне скажи, как ты умудрился такой объем за ночь накатать?
— Увлекся, — не открывая глаз, ответил Петя.
— Кстати, про шестьдесят шестой я пошутил… Можно было шестьдесят седьмой год выбрать. Или даже шестьдесят пятый.
— С авансом как? — хрипло сказал всем организмом писатель. Организму хотелось пива.
— Перечислил уже. А ты бы мог еще один рассказ написать? В твоем стиле?
Петя бросил трубку. Потом долго лежал таращась уже в белый потолок. Потом поднялся и как зомби побрел в банк.
В это время, кот запрыгнул на кресло писателя и осторожно нажал лапой на пробел. Если бы Лаврентий умел думать, он бы подумал — «Как хорошо, что когти вчера подточил! А то печатать бы мешали!». Но кот думать не умел. Поэтому, щелкая когтями по клавишам, начал работать.
«Мы были Древними. Мы были Элитой. Настолько Элитой, и настолько Древней, что люди не знали Нас. Некоторые догадывались — и тогда нас обожествляли или уничтожали. Но сказано было нам — „Плодитесь и размножайтесь!“. Эти думали, что это сказано были Им. Мы — молчали. Пусть думают. Но плодимся Мы и размножаемся Мы. А Эти? А Эти тупо трахаются. Быдло. Но время пришло. Тапки — это прошедший момент. Нашей Великой Расе пора перейти на ботинки, кресла, кровати и пуфики. Хватит точить когти о ковры! Есть еще и обои! Нас сотни тысяч! Нас миллионы! Что же остановит нас? Я, Лаврентий, говорю вам — никто! Смерть крысам! Смерть птицам! Смерть! Вот, что мы принесем в новый мир! А этих… Оставим в живых. Пока оставим. Нам же нужна дань мясом и кровью? А сухой корм мы запихаем этим…»
Пока кот писал, время от времени расправляя вибриссы, Петя беседовал с зеленым человечком:
— Вот скажи мне, человечек! Зачем вам воюете с нами?
— Молчи, ресурс. Мы вами жрем!
— А можно не нас жрать?
— Молчи, помесь шашлыка с бефстрогановым! Свинятина двуногая! Кто из нас мясо?
— А я так ждал контакта разумов… — плакал во сне Петя.
Зеленый же человечек поднимал тост за симбиоз рас в плавильном котле желудка…
Через месяц Кактусов удивленно перечитывал новый сборник от издательства «Ты и узы».
— Надо же… Представляешь. А я ведь не помню — как я это писал! — говорил он коту, облизывающемуся после порции сырой печенки.
Критики же отметили великолепное разнообразие стилей, в которых может работать писатель Кактусов.
А читатели?
А те, как обычно. Читали и плакали. Плакали и читали.