Камень, жнец и мандрагора (СИ)

Глава 3

К рискованной теме физического контакта, пусть бы совершенно невинного, обыденного, я не вернулась ни в тот день, ни на следующий. На всякий случай старалась вообще не касаться жнеца, даже частей тела, прикрытых явно не одним слоем ткани. Курьер из довольно известного в Алансонском королевстве модного дома, выпускающего сравнительно недорогую одежду для среднего класса, привёз большой заказ, по несколько размеров каждой модели, и мы с Алессандро потратили не меньше двух часов, споря о нужности той или иной вещи в моём гардеробе. Я почти от всего отказывалась, жнец настаивал, всё-таки перепутав меня с добродетельной девицей из хорошей человеческой семьи. Наконец консенсус был достигнут, заказ оплачен, курьер с невостребованными моделями отпущен восвояси и Алессандро вновь ушёл, оставив меня разбирать и заново мерить выбранные вещи.

К ужину вернулся.

И да, готовил опять сам.

Я не удержалась, выбралась через окно спальни в палисадник, обошла дом и подглядела через окно кухни. Алессандро действительно готовил, а не разогревал заказанные на вынос блюда из ресторации. Перчатки при том снял. Балахон тоже, оставшись в брюках и чёрной рубашке непривычного фасона, с тем самым воротником-стойкой. Впрочем, рукава Алессандро закатал и в процессе занятия, не самого распространённого среди мужчин, профессиональными поварами не являющихся, выглядел более увлечённым и оживлённым, нежели прежде.

И ведь вкусно готовил. Я несколько минут постояла в тени кроны дерева, наблюдая через приоткрытое окно за хлопочущим на кухне собирателем душ, подышала тянущимися оттуда манящими ароматами и сбежала, опасаясь, что меня выдаст голодное ворчание желудка.

За ужином — вместо вина в моём распоряжении был сок, — мы обсудили основные детали нашей легенды и финансовые вопросы. Поцелуев и иже с ними не касались, аванс я выбила, жнец даже не спорил и заверил, что деньги переведут на указанный мной счёт уже завтра. Сумма приятно впечатляла и примеряла с действительностью, ради такого вознаграждения можно и потерпеть небольшое представление для моих сородичей и их самих некоторое время. Почему бы и не поучаствовать в авантюре жнецов, раз платят? В возможность кражи камня я не верила, неловкости и стыда от предстоящего обмана не испытывала. Если подумать, легенда Алессандро звучала даже лучше для слуха родителей, чем правда обо мне. Ну а что в качестве партнёра не сородич, так то не самое худшее, что могло со мной приключиться.

И заодно можно поесть не хуже, чем в какой-нибудь дорогущей популярной ресторации.

На следующий день был дан приказ на сборы, чем я и занялась. Алессандро почти привычно помельтешил передо мной с утра и исчез на день, вернувшись только к вечеру. Третий ужин мы провели за необременительной беседой на отвлечённые темы, лёгкой и на удивление приятной. Стол выступал надёжной разделительной преградой и хватать меня без нужды Алессандро не собирался, поэтому я окончательно успокоилась и расслабилась.

Подъём был ранний и оттого изрядно раздражающий любителей поспать с утра подольше, то есть меня. Но делать нечего, накануне я получила подтверждение о поступлении на счёт аванса, так что хочешь не хочешь, а отрабатывать гонорар надо. Добираться до поселения, где несколько веков назад обосновался род Пепельного гранита, предстояло по стежкам через изнанку пространства. Как объяснил Алессандро, дабы быстро попасть в нужную точку, жнецы представляли конечную цель — если речь шла о душе, то требуемый образ возникал сам, ниспосылаемый Смертью, — и двигались по изнанке пространства, словно по стежкам на ткани, то появляясь на лицевой её стороне, то будто исчезая из мира, то возникая вновь в другом месте. При этом срезались большие куски пути и за дюжину шагов можно было преодолеть половину королевства. Памятуя о предыдущем путешествии, я отказалась от завтрака и ограничилась чашкой кофе.

Маленькой чашкой.

Стиль одежды — добропорядочная жительница большого города, пользующаяся услугами общественного и частного транспорта, но никак не собственными крыльями. Я и берет нахлобучила на закрученные в пучок волосы, и в туфли на умеренном каблучке влезла, и с брючным костюмом маркого белого цвета смирилась. Закончив одеваться, подхватила саквояж, заменивший обычную мою сумку непрезентабельного вида, и вышла в коридор. В поисках Алессандро заглянула в гостиную да так и застыла на пороге.

Ночевал Алессандро в доме — то ли меня сторожил, то ли жильё жнецам не выделяли и потому возвращаться ему было некуда. Спал или нет, сказать я не могла, поскольку я-то по ночам спала точно, и к моему пробуждению в гостиной всегда царил идеальный порядок, без малейших следов ночёвки хотя бы на диване. И сам Алессандро по утрам выглядел так, словно если и встал, то задолго до меня: неизменные балахон с перчатками, волосы причёсаны тщательнее, чем у меня, лицо невозмутимо и ни капли не помято.

Однако сегодня жнец ещё не показывался мне на глаза и оттого нынешний его вид поверг в состояние изумления.

Во-первых, балахона не было.

И одежды, которую Алессандро носил под ним, тоже.

Её заменили ботинки с высоким голенищем, чёрные кожаные штаны, неприлично обтягивающие всё, что только можно обтянуть до пояса, и белая рубашка. Кудри до плеч исчезли вместе с форменным жнеческим одеянием, уступив место короткой современной стрижке.

Во-вторых, стоял Алессандро спиной ко мне и, склонившись, перебирал содержимое невесть откуда взявшейся сумки, водружённой на выдвинутый стул. Стоит уточнять, какой дивный вид мне открылся?

В-третьих, когда жнец закрыл сумку и выпрямился, то перчаток я не заметила.

— Готова? — спросил, не оборачиваясь.

— Д-да… — взгляд мой судорожно метался между тем, что брюки особенно вызывающе обтягивали сзади, и открытыми кистями рук.

— Хорошо, — Алессандро снял со спинки кресла чёрную куртку с вышивкой, надел, взял сумку, набросил её ремень на плечо и направился к выходу. Приблизился, глянул недоумённо на замершую в дверном проёме меня. — Что-то не так?

— А-а… — вот теперь я не могла смотреть ни на что другое, кроме как на руки.

И на среднем пальце правой появился перстень тёмного золота с каким-то непонятным знаком. Кажется, некромантский, мне с их братией сотрудничать не доводилось, да и пересекалась я с ними редко.

— Нам пора, Халциона, — напомнил Алессандро.

На плохо гнущихся ногах я развернулась и вышла во двор, под лучи утреннего солнца.

Ладно, мне прикосновение жнеца не повредит.

Не должно повредить.

Наверное.

Я почти что каменная и куда крепче, чем кажусь. Я справлюсь, я сумею, я выдержу…

Но сейчас я хрупкая девушка и перспектива получения ожога серьёзно напрягала! Даже несильного. Даже с компенсацией в виде эмпатического отката.

Алессандро вышел следом за мной, встал рядом и подал руку.

По-прежнему без перчатки.

Я в панике уставилась на предложенную длань. И почему я-то не додумалась надеть перчатки? Приличные леди, вон, вообще с голыми кистями рук нигде не показываются.

— Халциона?

— А-а? — словно заворожённая, я всё таращилась на мужскую ладонь.

— Тебе не повредит, — озвучил жнец мои мысли.

— А-а… ты уверен? То есть вы проверяли? Следственные эксперименты проводили?

Вместо ответа Алессандро взял меня за руку, холодные пальцы сомкнулись вокруг моих, и я зажмурилась в ожидании боли.

Ожидала.

И ожидала.

— Теперь мы можем начать путь? — нетерпеливо вопросил Алессандро.

Осторожно приоткрыла один глаз.

Жнец держал меня за руку, но ничего не происходило, кожа не краснела, не воспалялась и боли я не чувствовала.

Открыла второй и тут мир вокруг подпрыгнул мячиком и завернулся в грязно-зелёную накидку. Пришлось отвлечься от предположительных ожогов и последовать за шагнувшим вперёд Алессандро.

На сей раз перемещались мы по стежкам дольше, и когда наконец мир вернул себе нормальную цветовую гамму, меня штормило, подташнивало и вовсе хотелось лечь и поваляться в покое с полчаса.

— Дыши глубоко, — Алессандро отпустил мою руку и приобнял меня за плечи, привлёк к себе. — Сейчас пройдёт.

Да я и так дышу… и чувствую едва уловимое эхо пены для бритья, нотку мяты и слабый запах дыма, накрепко впитавшийся в куртку жнеца. Она ведь неновая, явно ношенная не единожды, куртка эта… и брюки тоже. Только рубашка современного фасона, а брюки с курткой будто из старой эпохи вышли, задолго до моего рождения. И сидят они на жнеце как влитые, значит, наверняка носились не кем-то там, а конкретно им, Алессандро. Выходит, это его собственная одежда?

И уж точно не из регламентированной жнеческой униформы.

Стоим мы… даже не знаю где, освещение рассеянное и вокруг каменные стены… в обнимку, словно влюблённая парочка. Алессандро меня по руке выше локтя поглаживает, я дышу, как велено, щёку на его плечо положив… голова кружится, дурацкий саквояж всю руку оттянул, гад… однако объятия не вызывают ни раздражения, ни брезгливости, ни страха… чего нельзя сказать о шуме неподалёку.

Характерном таком шуме.

Знакомом до боли.

— Лучше? — заботливо осведомился Алессандро.

— Наверное, — я пригляделась повнимательнее к окружающей обстановке.

Стояли мы в узком переулке между домами, а шум доносился с улицы. Я высвободилась из объятий, вышла из переулка, осмотрелась. Ещё бы мне не узнать шум…

В стародавние времена горгульи предпочитали жить в Скарро, и редко какой род решался поселиться вдали от надёжных стен древней обители. Однако мало-помалу в городе становилось всё теснее и сложнее с прокормом, а развивающийся внешний мир всё сильнее манил подрастающие поколения новыми возможностями и год от года всё больше представителей разных родов покидали Скарро. Постепенно большая часть нашего народа разбрелась по королевствам, основала маленькие поселения недалеко от гор, позже разросшиеся до размеров городов. Горгульи занимались добычей и обработкой всевозможных камней, строили сами и поставляли строительные материалы. Хватало среди нашего народа и талантливых скульпторов, и искусных ювелиров. У каждого рода свой город, где представители других видов если и жили, то таковых было немного. Зато многие охотно приезжали на местные рынки, закупиться без участия лишних посредников или продать самим, благо что горгульи, как и все, предпочитали приобретать необходимые товары без дополнительного вылета за тридевять земель.

В связи с грядущим отбытием большинства горожан на праздник город Пепельного гранита закрывался для посещения чужеземцев и здешний рынок, несмотря на ранний час, гудел растревоженным осиным ульем, прекращая торговлю. Кто-то собирал и укладывал товар, кто-то ещё пытался под шумок распродать остатки, хотя всех посторонних к вечеру из города выпроводят в любом случае, ворота запрут и защитный контур активируют. Разумеется, внутри останутся и охрана, и те, кто по разным причинам праздник посетить не сможет, детей включая, и один из старейшин рода — начальство какое-никакое, а быть должно.

Я догадывалась, почему Алессандро торопился прибыть на мою малую родину пораньше. Запертые ворота и даже контур вряд ли серьёзная помеха для перемещения по стежкам, однако появление в закрытом полупустом городе двух незнакомых лиц выглядело подозрительно. Да и моя семья могла уже улететь на праздник, особенно зная мамину нелюбовью к опозданиям куда-либо.

— Дом, милый дом, — пробормотала я, оглядывая гомонящие торговые ряды, пёстрые палатки, заметно оскудевшие прилавки и снующих между ними посетителей рынка.

Вокруг поднималось кольцо высоких зданий с плоскими крышами, круглыми окнами и балконами с низкими перилами. Безбрежное голубое небо нет-нет да пересекали стремительные крылатые тени городской стражи.

— И давно ты здесь не была? — спросил Алессандро, поравнявшись со мной.

— Почти пять лет.

— Немалый срок.

— Сбежать отсюда было непросто, — я повернулась и пошла прочь от торговой площади, углубилась в переплетение узких улиц.

— Не похоже, чтобы город настолько хорошо охранялся.

— Дело не в охране, а в факте бегства. Старейшины крайне неодобрительно относятся к попыткам улететь и больше сюда не возвращаться и ещё неодобрительнее — когда улетевший не торопится славить свой род за пределами городских стен и приносить ему пользу. Проще говоря, улететь-то можно, но о родине забывать нельзя, как и регулярно перечислять ей… небольшие взносы.

— То есть платить налоги родовому городу, живя и работая при том совершенно в другом месте, возможно даже, в другой стране?

— Примерно. Как тебе объяснить… можно улететь куда-то на заработки, но заниматься надо лишь теми ремеслами, которыми испокон веков занимается наш народ… продавать то, что производит твой город и шахты… заключать договора от его имени и с его разрешения… сотрудничать с другими родами… и так далее. Нельзя упорхнуть в большой город и работать там курьером — по местным меркам это возмутительно, унизительно и вообще большой позор. А если ты девушка, то вовсе не должна покидать родовых стен. Заниматься чем-то вне дома можно, но только в своём городе и желательно после замужества оставить эту деятельность и посвятить всё своё время и внимание супругу и детям.

— Незаконный укоп мандрагоры не одобрили бы и тут.

— Законный тоже. И зачастую замужество означает переезд к супругу в другой родовой город.

А я не хотела менять одну клетку на другую и вообще мечтала жить, как сама сочту нужным.

И в результате вернулась в эту клетку. Не бесплатно, конечно, но ощущения всё равно мерзкие, как бывало, когда сознательно, с полным пониманием ситуации лезешь в насквозь сомнительную, очевидно провальную авантюру. Хотя о чём это я? Провальная авантюра это и есть.

Наш семейный дом располагался в стороне от рынка, на тихой улочке, узкой и извилистой, подобно большинству городских улиц. В черте города горгульи предпочитали летать, пешком ходили только на маленькие расстояния, а гуляли по крышам да на зелёных площадках, специально отведённых для отдыха и оздоровительных занятий спортом. Не было у нас ни широких проспектов, ни наземных садов при домах, ни общественного транспорта. Зато полно площадок разной высоты для посадки и палисадники разбивались на крышах, превращая верхушки зданий в пышные изумрудные шапки и пестреющие всеми оттенками цветочные короны.

Наш дом не изменился — всё та же стрела цвета речного песка, не отличающаяся от соседних зданий, всё та же зелень на крыше и кружевные занавески на окнах. Поднявшись на высокое — куда выше, чем в традиционных человеческих домах, — крыльцо, я помедлила, не решаясь вот так сразу тронуть бронзовый дверной молоток в виде раскинувшего крылья дракона.

Глубоко вдохнула.

Выдохнула.

Я взрослая девочка, совершеннолетняя даже по меркам моего народа, и удержать меня здесь они не смогут.

Больше не смогут.

— Всё в порядке? — каплю обеспокоенно уточнил замерший рядом Алессандро.

— В полном, — я ухватилась за драконий хвост.

Дверь открыли не сразу, зато я успела ещё раз-другой вдохнуть и выдохнуть, собраться с мыслями и, когда створка распахнулась, улыбнуться максимально дружелюбно, с должным восторгом по поводу воссоединения семьи.

— Ма, здравствуй! — воскликнула я и застывшая по другую сторону порога мама вздрогнула, глядя на меня с растерянным недоумением. — Я вернулась!

Мама моргнула и появившееся было в светлых глазах выражение искреннего непонимания сменилось настороженным недоверием. И даже хуже — судя по маминому лицу, она только что узрела не родную и живую дочь во плоти, а поднятого мертвяка и теперь испытывала острое желание поскорее захлопнуть перед носом нежданного визитёра дверь, забаррикадировать её и вызвать городскую стражу.

— Мама? — признаться, растерялась и я.

Не настолько же долго я отсутствовала, чтобы родная мать забыла, как выглядит её старшая дочь?

— Халциона? — выдавила родительница. — Ты вернулась?

— Да, — подтвердила я.

— А-а… — мамин мятущийся взгляд суетливо пробежался по мне, явно не оценив по достоинству ни костюм, ни берет. — Ты вернулась…

— Да, — повторила я.

— И не предупредила…

— Хотела сделать подарок к празднику.

— Да, я вижу, — родительский взор отчего-то задержался на моём животе. — Ты беременна?

— Что?! — опешила я.

— Пять лет назад ты улетела тайком, никого не спросив и ни с кем не попрощавшись, пропадала все эти годы невесть где, занималась неизвестно чем, не писала… — мамин глас стал тихим, печальным и трагичным, а нижняя губа задрожала.

— Писала!

— Невразумительная записка раз в год — это, по-твоему, писала? А теперь вдруг возвращаешься в родное гнездо без предупреждения… нагуляла, поди, а податься некуда?

Вот так встреча! А где объятия и слёзы радости?

— Мама!

— Добрый день, меня зовут Алессандро Винтле, и я партнёр и жених вашей прекрасной дочери Халционы, — вмешался жнец. — Смею вас заверить, что Халциона не беременна, хотя мы намерены пополнить нашу семью сразу после свадьбы.

Мама наконец удостоила жнеца подозрительным взглядом, нахмурилась.

— Алессандро Винтле? Вы человек.

— Я некромант.

— И человек, — прозвучало приговором. — И желаете жениться на Халционе?

— Да.

— Но вы человек.

— Не возражаете, если мы продолжим внутри? — Алессандро мягко подтолкнул меня в спину, я шагнула вперёд, и маме волей-неволей пришлось отступить, пропуская гостей в дом.

Алессандро закрыл дверь, я поставила саквояж на пол, мама отошла к лестнице, ведущей и на верхние этажи, и в подземные.

— Посмотрите, кого ветер принёс! — крикнула мама.

В этот момент я лучше, глубже прочувствовала всю степень своего попадания. Причём того попадания, когда кажется, что всё, уже и так крупно вляпалась, дальше просто некуда, ан нет, это ещё не предел, всегда есть куда попадать.

Первыми по лестнице сбежали наперегонки младшие брат и сестра, похожие на меня, как положено близким кровным родственникам. Это старший брат и Лита уродились в маму, блондинами со светлыми синими очами и более утончёнными чертами лица, а нам троим достались папин тёмный каштан шевелюр и непроницаемо карие глаза.

Младшенькие замерли у подножья лестницы, глядя на меня со странной смесью благоговейного восхищения и настороженного удивления, с какой, пожалуй, можно встречать своего монарха, нежданно-негаданно явившегося в гости к простому подданному. Следом степенно, неспешно спустился папа — всё-таки ему бегать уже как-то не по возрасту и статусу.

— Так-так, и что тут произошло? — спросил с середины лестницы, неторопливо преодолевая ступеньку за ступенькой.

— Халциона… — мама заново оглядела мой костюм, убеждаясь, что быстрой и лёгкой смены ипостаси наряд не предусматривает, и вынесла закономерный вердикт: — Приехала. С человеком, который зовёт себя её женихом. Кто-нибудь знал, что она собирается вернуться?

Младшенькие синхронно замотали головами, отрицая любое участие в возможном сговоре.

— Похоже, никто не знал, — констатировал папа и так очевидное. Вышел вперёд, осмотрел пристально сначала меня, затем Алессандро и улыбнулся доброжелательно. — Какой сюрприз… но приятный.

— Неужели? — не согласилась мама.

— Я всегда приветствую возвращение птенцов в гнездо, — папа смерил супругу предостерегающим взглядом и повернулся к нам. — Ты же вернулась, Халциона?

— Ну-у… — соврать, глядя отцу в глаза, отчего-то оказалось труднее, чем я предполагала. Пришлось воспользоваться старым, добрым и проверенным способом уйти от прямого ответа — сменить тему и переключить внимание. Схватила жнеца за руку и притянула ближе к себе. — Алессандро, мои родители, самая младшая сестра Киана и младший брат Азур. Мой жених, Алессандро Винтле, человек и некромант.

Младшенькие покивали, с живым любопытством изучая потенциального будущего родственника. Мама скривилась про слове «человек», словно смысл оно имело самый что ни есть неприличный. Папа по-простому подал Алессандро руку, и жнец её пожал. На всякий случай я присмотрелась к отцу, но ничего не произошло, ладонь его осталась целой и невредимой.

— Значит, молодой человек, вы маг? — уточнил папа.

— Некромант, — поправил Алессандро.

— Практикуете?

— Частное агентство по оказанию магуслуг в столице Алансонского королевства.

— А-а… где Фиан? — спохватилась я.

— Он давно заключил союз с хорошей юной горгульей из рода Охряного гранита и живёт своим домом, — пояснил папа с гордостью. — Работает в нашей мастерской, продолжает семейное дело.

Тут я не удивилась. Наши мужчины с браком не затягивали и, согласно традиции, старшие сыновья старались построить или приобрести собственный дом как символ образования новой ветви рода и личной состоятельности. Родительский же кров наследовал младший сын как дольше остающийся под крышей отчего дома.

— А Литка… Хризалита?

— Твоя младшая сестра вступила в союз с молодым горгулом из рода Чёрного кремния и ожидает первенца, — сообщила мама обвиняющим тоном, сделав ударение на слове «младшая». — Мы встретимся с ними на празднике.

А вот здесь я удивилась. Именно что Лита младшая, а уже успела и замуж выскочить, и зале… тьфу, то есть забеременеть?

— Здорово, — попыталась я изобразить восторг, хотя чем дальше, тем хуже получалось. — Буду рада увидеть сестру на празднике…

— Ты собираешься на праздник?

— Да.

— С человеком?!

— Да, — я вопросительно покосилась на счастливого женишка.

— Согласно решению совета старейшин всех родов от пятого века нашей эры, допускается присутствие на празднике Жизни представителя любого другого вида в случае, если оный представитель состоит в постоянном союзе с представителем каменного народа либо собирается получить одобрение сего союза как от родных своего партнёра, так и от старейшин, — выдал Алессандро.

И ни разу не запнулся при том.

Папа откровенно растерялся. Мама уставилась на жнеца так, будто точно знала, что тот врёт.

— Первый раз слышу о таком решении, — всплеснула она руками.

— В пятом веке было принято несколько решений, касающихся взаимодействия с другими видами, и каждое было одобрено большинством голосов и внесено в книгу Старейшин, — буднично пояснил Алессандро. — Можете проверить, если сомневаетесь. Другое дело, что неприязненное отношение к смешанным бракам за следующие века укрепилось настолько, что если кто-то из вашего народа и вступает в союз с представителем другого вида, то ему не приходит в голову идея вести партнёра на праздник Жизни или тем более испрашивать благословения у совета старейшин.

Да что на праздник, чужака в родовой город не приведут, ибо себе дороже.

Мама насупилась, однако на сей раз промолчала, только глянула возмущённо на мужа. Разумеется, всех решений, внесённых в вышеупомянутый талмуд изрядной толщины, она не знала — вряд ли кто-то вообще читал сей опус полностью, кроме, разве что, книжников и законников, — но верить на слово какому-то некроманту не собиралась.

— Я сегодня же спрошу у старейшин, — отозвался папа примирительно. — А пока добро пожаловать, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Впрочем, Халциона, ты и так наконец дома, — отец ласково потрепал меня по щеке, как делал в детстве.

— Мы собирались отправиться в Скарро завтра на рассвете, чтобы успеть занять достойные места, а не довольствоваться жалкими остатками, — вставила мама.

— И отправимся. К старейшинам я полечу немедленно, а для Халционы и господина Винтле не составит труда подняться пораньше. К тому же им, в отличие от нас, не надо собирать вещи, — и папа отступил в сторону, открывая проход к лестнице.

— Увы, Халциона, твою прежнюю комнату пришлось переделать в гостевую, — мама определённо задалась целью утопить все, даже самые крошечные, ложки мёда в дёгте. — Гости к нам заглядывают чаще, нежели старшая дочь.

— Не волнуйся, ма, нам и гостевой достаточно, тем более это ненадолго, — я подхватила саквояж и поторопилась воспользоваться отцовским приглашением, пока он не передумал.

Или мама не сказанула что-то такое, после чего я точно сорвусь, и мы с ней поругаемся.