Камень нерушимый

В ПОХОД!

На рассвете к дому Гафитуллы подошла машина. В ней сидел инженер Верес и дремал. Без трубки он как-то не был похож на себя.

Ребята уселись, и «победа» понеслась. Когда совсем рассветало, они отъехали от прииска уже километров на тридцать. Лес кончился. Вдали виднелась железнодорожная станция, слышны были басовые гудки электровозов.

На станции Верес, выспавшийся за дорогу и посвежевший, велел мальчикам подождать, а сам направился в кассу. Вскоре подошел поезд. Шумя и толкаясь, пассажиры устремились к вагонам. Пришел Верес. Невозмутимо попыхивая трубкой, он подождал, когда все войдут в вагоны, и только после этого дал мальчикам команду заходить. Люди спешили и толкались напрасно — в вагоне места было много.

— Вы ложитесь да поспите хорошенько, — посоветовал Верес. — Сегодня рано встали.

Но разве можно спать, когда за окном вагона так много интересного, когда наступает день, просыпается земля. Павлик и Зуфар устроились у самого окна, облокотившись на жесткий вагонный столик, и смотрели, смотрели.

Поезд шел круто в гору. То и дело показывались заводы, виднелись громадные штабеля бревен. И всюду шли и шли люди в рабочей одежде.

— Просыпается наш Урал! — сказал Верес, глядя вместе с мальчиками в окно.

Все реже становился утренний туман, проглянуло среди низких туч солнышко. Даже хвойный лес на отдаленных увалах под веселыми лучами сразу посветлел.

— А что такое кимберлит? — спросил Павлик, вспомнив разговор с управляющим.

Верес улыбнулся.

— Есть в Африке такой город — Кимберли. Когда в Африке нашли алмазы, туда поехали десятки, сотни тысяч людей, искателей удачи из разных стран мира. Началась, как говорили тогда, алмазная лихорадка. Главные алмазные копи были в пустыне Карру. Возле них возникли целые города, построенные на скорую руку. Один из этих городов-лагерей и назывался Кимберли. В Карру тогда обнаружили что-то около двухсот алмазоносных трубок… Хотя, вы ничего, наверное, пока не знаете об этих трубках?

Мальчики кое-что знали, но далеко не все.

— Чему алмаз сродни, знаете? — спросил Верес.

— Углю и графиту…

— Правильно! Алмаз, графит и уголь — это одно и то же вещество — углерод. Сожги уголь, получится углекислый газ. Сожги графит или алмаз — тоже получишь углекислый газ и ничего больше.

— Алмаз горит? — изумился Павлик.

— Горит. На костре, конечно, нет. А при сильном нагревании в струе кислорода горит. Разница 30 между алмазом, углем и графитом во внутреннем строении кристаллов.

В угле они одни, в графите — другие, в алмазе — третьи. А получается алмаз так. В некоторых местах через толщу остывших земных пород прорывалась из глубины горячая магма — расплавленная масса. Иногда она бывала насыщена углеродом. Магма прорывалась к поверхности земли узкими каналами — трубками. При этом порой создавалось давление в тысячи атмосфер. При очень высоких температурах и громадном давлении углерод начинал кристаллизоваться и получались алмазы. Магма застыла, и получились трубки горной породы — кимберлита — с включениями алмазов. Они и у нас на Урале были, такие трубки. Только горы наши старые разрушились, а вместе с ними разрушились и кимберлитовые трубки, образовались россыпи алмазов. Вот в Якутии — там много кимберлитовых трубок.

— А если нарочно создать температуру и давление?

— Ого, куда ты метишь! — воскликнул, рассмеявшись, Верес. — Можно делать искусственные алмазы, да, можно… Только об этом рассказывать надо долго. Ведь это целая история… Эге, да мы приближаемся к водоразделу. Смотрите во все глаза — скоро мы будем на вершине Уральского хребта!

Поезд промчался по мосту над небольшой речушкой. Миновали станцию Усть-Тискос. После этого дорога пошла в гору еще круче. Мелькали, стремительно убегая назад, кусты и каменные придорожные осыпи. Порой путь проходил по краю отвесного обрыва, порой — по глубокой выемке, и тогда мимо окон вагона быстро проносились глыбы серого камня.

Еще раз остановился поезд. Это была станция Европейская. Молоденькая девушка в красной фуражке — дежурный по станции. Вот она подняла кв, ерху флажок, тотчас раздался гудок электровозу, и поезд снова пошел, оставил маленькую чистенькую станцию позади.

Заметно похолодало. Павлик смотрел на расстилавшееся слева море темно-зеленой тайги, и ему становилось немного не по себе перед этими бескрайними дикими просторами. Верес тоже молчал.

— Однако нам пора собираться, — вдруг проговорил он, словно очнувшись.

Поезд остановился ровно на одну минуту. Едва Верес и мальчики соскочили с подножки, вагоны снова тронулись.

Здесь чувствовалась высота — дул сильный ветер. По обеим сторонам железнодорожного полотна стояли ажурные белые вышки, на каждой из них было написано «Европа — Азия». Немного в стороне находился маленький красный домик путевого сторожа. Одна его половина расположилась в Европе, другая — в Азии.

— В эту сторону вся вода в конечном счете стекает в Каспийское море, — заговорил Верес, показывая трубкой направо, — а с этой стороны вся вода течет к сибирским рекам и дальше — в Северный Ледовитый океан… Водораздел! Смотрите и запоминайте — мы на водоразделе. Мы на границе Европы и Азии, двух частей света.

Верес, очевидно, бывал здесь не один раз. Он уверенно разыскал тропинку и пошел по ней, попыхивая трубкой. Мальчики зашагали следом, на ходу подтягивая рюкзаки.

Так они шли долго. Павлик почувствовал усталость. Но попросить Вереса сделать привал стеснялся. Зуфар тоже шел уныло. Вначале он насвистывал сквозь зубы простенькую татарскую мелодию. Он здорово умел насвистывать. А теперь замолчал и приуныл. А Верес и не думал останавливаться, шагал и шагал, словно усталость ему была неведома.

Лес стал редеть. Они выходили на опушку. Верес осторожно продвигался вперед, раздвигая руками кустарники. Ребята тоже насторожились. Еще десяток шагов. И вот перёд ними открылась изумительная по красоте картина. Они стояли над крутым обрывом, уходящим далеко вниз тремя гигантскими уступами. И видно было отсюда, с этой огромной высоты, на десятки километров вокруг.

Внизу расстилалась необъятная долина, ее склоны были изрезаны суходолами и каменными россыпями. Вокруг зеленела тайга.

— Сейчас мы сориентируемся, — сказал Верес. — Пожалуй, мы пройдем долиной реки Светлой, с нее перейдем на Вертинку, а оттуда прямиком пересечем тайгу и доберемся до озера Чер… Мне кажется, Павло, что свой камешек ты нашел именно там, на этом озере. Оно лежит как раз в долине бывшей древней реки. Вон, смотрите, — блестит ленточка. Это Светлая. Туда мы и направимся.

В тот день они не успели дойти до Вертинки. Мальчики очень устали. И когда вышли на Светлую, Верес наконец заметил, что мальчики приуныли.

— Устали, орлы? — спросил он.

— Да нет, — неуверенно протянул Павлик.

Верес захохотал.

— Нет, нет… А вид у вас, как у вареных рыб. Ну, ладно… Будем искать ночлег. Не возражаете, если мы переночуем у лесных людей?

Мальчики не стали расспрашивать, кто такие лесные люди. Лишь бы отдохнуть.

Лесными людьми оказались разведчики-геологи. Они жили в маленьком домике. Вблизи была буровая вышка. Круглые сутки крутился бур, а разведчики дежурили у него по очереди.

Неоштукатуренные стены домика вкусно пахли пихтовой смолой.

Геологи хорошо знали Вереса и обрадовались ему, как дорогому гостю.

— Ну, как обстоят дела? — спросил Верес начальника разведочной партии, молодого паренька.

— Неплохо. Мрамор нашли. Хороший — розовый, мелкозернистый. Получше уфалейского будет. Приблизительно прикинуть — запас его здесь миллиона два кубометров.

— Миллиона два? Порядочно, — одобрительно покачал головой Верес.

Геологи радушно показали Вересу и мальчикам свое хозяйство — буровую вышку, электростанцию, баню и даже огород, в котором росли лук и картошка. Потом стали осматривать керны — цилиндрические куски горных пород, добытые с больших глубин. Бур похож на трубу. Когда он, вращаясь, вгрызается в землю, внутри него остается столбик грунта. Этот столбик и называют керном. Его поднимают наверх. И по нему можно видеть, какие породы и на какой глубине залегают. Разведчики бурят скважины в разных местах, отовсюду достают керны и по ним узнают, где что лежит под землей.

— Медленно бурим, — пожаловался начальник партии. — Приходится экономить алмазные буры. А простыми что сделаешь? Скоблит, скоблит, а вглубь не идет — породы крепкие. Когда вы, алмазники, будете давать нам столько настоящих буров, сколько нам надо?

— Уповаем на Якутию, — попробовал отшутиться Верес, но шутка получилась невеселая.

— Вот единственный наш алмазный бур, — начальник разведки показал на коротенькую массивную трубу с резьбой на одном конце и четырьмя разрезами на другом. — Бережем его, как свой глаз. Сработается он — тогда закуривай… Да мы еще счастливцы, нам нынче новый дали.

Павлик с интересом рассматривал алмазный бур. Это была массивная стальная трубка с ровными краями. И только на торце ее по наружным и внутренним кромкам было прочно вделано восемь совсем маленьких алмазиков. Когда бур навинчивали на конец длинной трубы и начинали вращать, алмазики прорезали в грунте два кольца, и вся труба уходила в глубь земли. Попадись на пути хоть какой крепкий камень — алмазики все равно прорежут его.

Мальчики умылись холодной ключевой водой, которую притащили в ведре из ключа на берегу Светлой, и легли спать. Уже засыпая, Павлик слышал негромкий и неторопливый разговор Вереса и начальника партии.

— Они, видишь, то ли у озера Чер, то ли на Вертинке нашли алмаз в шесть каратов, — говорил Верес.

— Вон оно что!..

Мальчикам понравилось у буровиков-разведчиков, они казались Павлику и Зуфару людьми необыкновенными. Позже ребята побывали еще во многих разведочных партиях — ведь их буровые вышки повсюду встречаются в лесах Урала. И везде эти люди были одинаково приветливы. Только каждый из них искал свое. Вблизи поселка Сараны разведчики работали, чтобы определить запасы хромитовой руды, у поселка Половинка они показывали мальчикам керны каменного угля, а в одном месте разведчики усердно бурили землю в поисках… воды. Там намечено было построить большой цементный завод. А коль будет завод — будет и город, понадобится вода. Пока там не было ни завода, ни города, а они уже искали воду. Павлик завидовал этим интересным лесным людям. Он вообще многим завидовал. Ему хотелось быть таким, как инженер Верес, чтобы побывать в разных странах, или как Григорий Озеров, чтобы управлять могучим монитором, или даже таким, как Гафитулла-абый, чтобы брать пинцетом алмазы с ленты и складывать их в кассу. Интересная шла кругом жизнь, и Павлик еще не решил, кем он станет, когда вырастет. Хотелось быть одновременно всюду.

Понемногу втянулись в походную жизнь. Шагалось легко и весело, не заливал глаза соленый пот, не натирали ноги портянки и не беспокоил спину рюкзак.

. — Тогда мы шли как раз этой тропинкой, — сказал Павлик, оглядевшись. — До озера уже недалеко.

Верес проворчал что-то вроде «добре» или «добро», но даже не оглянулся. Он был как железный, этот пожилой инженер, шагал и шагал без остановки.

Заискрилось впереди озеро, и потянуло прохладой. Мальчики ускорили шаг.

— Сначала купаться! — заговорил Зуфар.

Так и сделали. Вода в озере была, пожалуй, холодновата, но зато светлая-светлая. Плывешь и видишь все песчинки на дне.

— Давайте-ка сооружать палатку! — распорядился Верес. — Что-то закат сегодня мне не нравится.

Палатку поставили вблизи высокой ели. Ребята надумали еще построить под елью шалаш. Верес одобрил их затею, сказав, что им придется провести здесь не один день, и поэтому надо устраиваться капитально. А когда ребята сделали шалаш из зеленых пихтовых веток, то Вересу так понравилось в нем, что он перенес сюда все свои вещи.

Пока работали, смерилось. Мальчики развели у входа в шалаш небольшой костер и принялись кипятить чай. В шалаше стало по-домашнему уютно.

Верес попыхивал трубкой, задумчиво глядя на закипавший чайник.

— Увидели бы нас сейчас ребята — позавидовали бы, — заметил Павлик.

— Пожалуй, — отозвался Верес. — Иной парнишка живет в пыльном городе, глотает мороженое, шлепает подметками по асфальту, и ему невдомек, что на свете бывает вот такая прелесть. М-да… Далековато мы все-таки забрались. Отсюда на сорок верст кругом — ни души.

Павлик тоже подумал об этом и даже почувствовал легкое беспокойство.

— Красивое озеро, места хорошие, — вновь тихо заговорил Верес, — только бы жить тут людям. Ан нет. Ни дорог сюда, ни тропинок. Губит нас это бездорожье. Южный Урал — тот уже освоен. А наш, средний — сколько в нем еще неведомого, неизведанного. Для вас, впрочем, это даже лучше — будет что открывать. Не правда ли?

Павлик подумал, что это, пожалуй, действительно хорошо.

— А что мы завтра будем делать? — спросил Зуфар. Ему не терпелось.

— Проверим старые копани, осмотрим окрестности, — отозвался Верес. — Я пока только ознакомлюсь с характером пород. Если найду что-нибудь утешительное — сюда придут другие люди. Они проведут детальную разведку, промоют пробы и скажут, есть ли здесь россыпь.

— А если есть россыпь, и хорошая, тогда что?

— Тогда в скором времени весь прииск перебазируется сюда…

Зуфар не отозвался. Он лежал, подперев черную вихрастую голову кулаком, и смотрел на угасающий огонек костра. Наверное, он думал о том, что не захочется уезжать с берегов студеного Кинжая. И словно отвечая его мыслям, Верес сказал:

— А чем дурное место для поселка? Положим, реки здесь нет. Зато какое озеро! Конфетка! И дорогу сюда проложат, только бы нам найти здесь алмазы.

— Эге, да тут кто-то не на шутку старался, — ворчал Верес, осматривая полуразвалившиеся колодцы. — Но что здесь промышляли — золотишко или платину?

Шурфы были совсем старые. Некогда их облицовывали деревом. Но оно почти совсем сгнило. Неподалеку от шурфов Зуфар нашел проржавевший ковш и остатки какого-то странного сооружения из досок.

— Не иначе — золото здесь мыли старатели, — повторил Верес уже уверенно. — А место вполне подходящее для алмазов. Видите, какая котловина? И всюду галька, песок.

С утра они обследовали северный берег озера. А к полудню добрались до этих старых шурфов. Начинал накрапывать собиравшийся еще со вчерашнего вечера дождь, но уходить не хотелось.

— Забраться бы туда, — сказал Верес.

— Давайте, я полезу, — с готовностью отозвался Зуфар.

— Нет, братцы, тут я сам, — сказал Верес. — Старый шурф опасное дело… Уж лучше я сам.

Он опустил в шахту длинный шест, взял ковш, и стал осторожно спускаться вниз. На дне шахты стояла вода. Верес нагнулся над водой и стал водить ковшом. Вот ему удалось зачерпнуть со дна грунт, и он полез вверх, опираясь ногами на полусгнившие кольца сруба.

Пошли к озеру. Там Верес долго промывал грунт в ковше. Под конец в нем остались только мелкие гальки и песок.

— Хорошо, — сказал наконец инженер. — Алмазное место. Вот бы захватить отсюда целую машину этого песку. Промыли бы его на фабрике… Ну, а ты, Павло, не вспомнишь, где брал камни для коллекции?

Павлик помнил. Они шли тогда северным берегом, и там, возле большого валуна на песчаной косе, он брал камни.

Пришли на косу, вдававшуюся далеко в озеро. Здесь Верес тоже долго промывал и рассматривал песок, удовлетворенно хмыкая.

— Ну, идите, ребята, в шалаш, — сказал он. — Дождь не на шутку расходится. А я слазаю еще в одну шахту…

Но мальчики не захотели отставать.

Верес снова спустил в шахту шест.

— Тут камень навис! — сказал Павлик, показывая на большой валун, прилепившийся на краю шахты.

Верес встал на валун и попрыгал на нем. Камень даже не шелохнулся.

— Черт его сдвинет с места, — сказал Верес. — Ничего, крепко сидит… Дайте-ка мне лопатку!

Он спустился по шесту в колодец. Все дно затянуло липкой глиной. Верес стал быстро и сноровисто отбрасывать ее лопаткой, добираясь до гравия.

Мальчики стояли наверху, затаив дыхание. Слышно было только шуршание дождевых капель потраве да ритмичное пришлепывание лопатки.

Верес все подкапывал и подкапывал стенку. Уже стал вылетать из-под лопатки гравий, а инженер никак не мог остановиться.

— Дайте-ка мне ковш! — закричал он, выпрямляясь, и осекся. Стенки шахты стали медленно оседать. Верес ухватился за шест и стал изо всех сил карабкаться вверх. Но стены колодца рушились все быстрее, и скоро ноги Вереса прихватило со всех сторон осыпающейся землей. Павлик видел, как Верес сделал последнее страшное усилие, но руки его, перепачканные жидкой глиной, только скользнули по шесту. В это время тяжелый валун, лежавший до этого неподвижно на краю шахты, лениво пополз вниз. Казалось, камень совсем легонько коснулся инженера и сразу остановился. А Верес бессильно откинулся назад.

— Дядя Верес! — отчаянно закричал Павлик.

— Ничего, ничего, ребята, — задыхаясь, пробормотал геолог. — Сейчас… Экая незадача получилась…

Он попробовал шевельнуться и застонал от боли.

Павлик схватил другую лопатку — она валялась на мокрой траве. Он скатился по ставшему теперь пологим склону и принялся торопливо отгребать глину от геолога.

— Так, так, сынок, — прохрипел Верес, слабо улыбаясь. — Копай! Только вот камень проклятый приналег… Ты, Павло, копай лучше за спиной у меня. Если тут выкопаешь, камень еще придвинется… Совсем раздавит…

— Мы подпорку поставим! — воскликнул Зуфар.

Он убежал к шалашу, принес топорик и пустой рюкзак. Вырубили короткий крепкий шест и подперли им камень. После этого начали быстро копать. Землю складывали в рюкзак и выносили наверх. Верес лежал, закрыв глаза. Дышал он тяжело и хрипло, со лба, щек и подбородка катились крупные капли пота.

— Ничего… Не торопитесь особенно, хлопче, — проговорил тихо инженер. — Чтоб было споро, но силы разом не кончились…

Копать стал Зуфар. Быстро стемнело. Пришлось разжечь наверху костер. Тогда тьма отступила, и копать стало веселее. Когда начало рассветать, у Вереса в земле оставались только ноги до колен.

Дождь к утру совсем перестал. На посветлевшем востоке стала видна яркая звездочка — Венера.

— Дайте-ка, попробую дернуться, — сказал тихо Верес. — Только вы пока идите наверх… Мало ли что…

Он сильно откинулся назад, побледнел, стиснул зубы. Вдруг одна нога — босая, белая — оказалась свободной. Верес уперся этой ногой в камень, напрягся. Его поза как-то внезапно изменилась: Верес лежал теперь на боку, а из уголка рта текла слабая струйка крови.

Мальчики вынесли его наверх.

Взошло, наконец, солнце. Геолог смотрел на него и улыбался, словно видел впервые.

— Босой я теперь, — прохрипел он. — Сапоги-то… Захоронены…

— Мы их откопаем, — пообещал Зуфар.

— Не смейте больше туда лазить, — заволновался Верес. — Довольно с нас!

Надо было перетащить пострадавшего в шалаш. Ребята приспособили для этого плащ — положили на него геолога и потащили по мягкому песку. Они уложили Вереса в шалаше и развели костер.

И только теперь мальчики поняли, в какое положение они попали. Еды оставалось на несколько дней. Вереса они не могли нести на себе — не хватило бы сил, да и сам он, наверное, не перенес бы такой дороги. А до людей — ближе всего к ним была та буровая, на которой они ночевали — сорок километров.

Верес стонал. Днем у него начался жар, и он впал в тяжелое полубредовое забытье.

— Что будем делать? — тихо спросил Павлик.

— Не знаю, — ответил Зуфар и поворошил костер, хотя огонь и без того горел хорошо.

— У него ноги целы. Ему только грудь сильно помяло…

— Да, грудь сильно помяло, — словно эхо, отозвался Зуфар.