Камень нерушимый

ДОРОГА

Верес все лежал в больнице. Врач говорил мальчикам, что инженер скоро поправится, но выписывать из больницы его не собирался.

В последнее время Павлик часто бывал в алмазном карьере у мониторщика Озерова. Иногда вместе с ним отправлялся и Зуфар.

Но сегодня Зуфар ушел в лес за малиной для Вереса. Павлик послонялся было по двору, а потом по привычке отправился в карьер, к Озерову. Проходя обрывистым берегом Кинжая, он увидел Митьку-голыша_г сидевшего на корточках у самой воды. Заметив, что Павлик остановился, Митька поднялся и пошел к нему.

— Гуляешь? — спросил он, сплевывая сквозь зубы далеко в сторону. — Повезло вам… А напрасно вы тогда не согласились расколоть камень.

— Ты что, алмазы искал? — спросил Павлик. Он едва удерживался от смеха, потому что видел: Митька прячет за спиной осколок корундового круга. — Напрасно ты…

— Да, не нашел пока, — вздохнув, сознался Митька. — Все лето ищу, и ничего… А как ты думаешь, если бы я нашел алмаз, управляющий выдал бы мне награду?

— Не знаю…

— А-а… Все равно прииск завтра-послезавтра закроют! Будем переезжать на это ваше озеро. Фабрику всю на слом, а на озере поставят драгу. Ей, говорят, в пять раз выгоднее алмазы мыть. Это я подслушал, когда инженеры разговаривали в чайной.

Павлик ничего не ответил и пошел дальше. Он и сам знал, что придется скоро уезжать.

Гафитулла почти каждый вечер приходил с работы хмурый и неразговорчивый. Раз Гафитулла вечером молчит и делает вид, что читает газету, значит, он за всю смену не снял с ленты ни одного карата. За последний месяц Павлик помнил только один случай, когда абый пришел с работы веселый. Он рассказал тогда, что сделали пробный разрез восточной стены карьера, промыли сотню тонн грунта и нашли несколько крупных алмазов. За одну смену выполнили план двух месяцев — такая была большая удача. Но радость была короткой: с этого разреза не взяли больше ни одного алмаза. Удача оказалась случайной.

Озеров сидел и курил, а его мощный монитор стоял тихий и безмолвный. Увидев Павлика, Григорий улыбнулся.

— Буду работать бульдозеристом, прокладывать дорогу к твоему озеру Чер, — сообщил он. — Воротилась вчера оттуда экспедиция. Говорят, что можно работать на озере драгой. Вереса обрадовали…

Григорий замолчал и стал теребить вихор волос на лбу. Павлик тоже молчал. Они привыкли сидеть так рядом молча, и обоим это нравилось.

Издалека донесся приглушенный гул. Григорий встал и прислушался.

— Ого! Машины идут, — быстро заговорил он, хватая Павлика за плечо. — Айда в поселок!

По дороге, что вела в поселок со станции, подходили один за другим тяжелые самосвалы. На капоте у каждой маленькие лобастые фигурки зубров. Машины спускались к реке, переезжали Кинжай вброд. Оглушительно ревя моторами, они медленно поднимались по крутой дороге к поселку, похожие на чудовищных зверей. Одна, другая, третья… Машины все подходили и подходили.

Навстречу сначала выбежали ребятишки. Потом стали подходить взрослые. Шоферы поставили могучие машины в ряд, загородили всю улицу. Это были молодые стройные люди, подтянутые и молчаливые. Они собрались вместе и пошли к конторе прииска.

— Ну, эти молодцы горы свернут, — сказал Григорий. — Они гравий будут возить на дорогу. А я завтра на бульдозер сяду. Слышь-ка, Павло, не сходишь ли ты со мной в одно место?

Григорий привел Павлика в промтоварный магазин. Он долго смотрел на полки, соображая что-то, потом решительно потребовал костюм. Это был хороший светлый костюм, и Павлику он пришелся как раз по плечу. Было неудобно принимать такой подарок, но у Озерова было умоляющее лицо, Павлик не решался отказаться, взял тугой сверток и стал торопливо прощаться.

С этого дня жизнь в поселке изменилась. Прииск замер. И Гафитулла не ходил теперь на дежурство. Решили в самый короткий срок перебраться к озеру Чер, чтобы еще этой осенью добыть там первые алмазы, а с будущей весны сразу давать полную добычу. Григорий пояснил Павлику, что обычно на переход с одного месторождения на другое требуется, по крайней мере, год. Но сейчас очень нужны алмазы для промышленности, и поэтому руководству прииска дали хорошую помощь, чтобы можно было за два месяца построить дорогу к озеру Чер и поставить на озере драгу, а потом перевезти и дома поселка к озеру.

Павлик стал все чаще и чаще бывать в лесу с Григорием, у его бульдозера. Обычно все бульдозеристы оставляли ночью машины на трассе, а сами отправлялись в поселок. Но Григорий любил лес. Ночи стояли еще не холодные, и провести вечер у костра было приятно. А еще приятней завернуться в плащ и заснуть под посвист ночных птиц.

Трасса уходила все дальше. В авангарде бульдозеристы разравнивали землю. Потом канавокопатель прорезал кюветы. После этого МАЗы один за другим сыпали гравий, и другие бульдозеры разравнивали его. Получалась широкая дорога, такая, что по ней могли идти рядом три-четыре автомобиля.

Однажды Григорий долго ждал Павлика. Уже давно окончен рабочий день, уже догорал костер. Даже ужин казался Григорию не вкусным без Павлика. Он неохотно доел борщ и потянулся за плащом, собираясь спать. В лесу было пусто и неприветливо. Только огонь костра очерчивал светлый круг, а дальше темень вставала стеной. В это время на трассе показался неяркий огонек. На велосипеде подъехал Павлик. Он соскочил с машины у самого костра.

— Что долго сегодня? — спросил Григорий, стараясь, чтобы голос его звучал как можно равнодушнее.

— Абый ругается, не пускает. И за костюм наругал, говорит, что не надо было брать, мы, дескать, не нищие…

— М-да… Невеселые дела, — задумчиво сказал Григорий, вороша догорающие головешки. — А он прав, пожалуй. Не надо было мне дарить тебе этот костюм. Ну, дело сделано, не переделывать же… В Казань надо ехать, Павло, да некогда.

Костер догорел. Григорий побросал головешки в канаву, смел в сторону и затоптал тлеющие угли. Затем на кострище настелили мягких пихтовых лапок.

— Ну, постель готова, — сказал Григорий. — Тепло, как на печке. До самого утра хватит тепла. Боюсь, прохладная будет сегодня ночь.

Они легли на «постель». Действительно, земля от костра нагрелась, и теперь тепло ощущалось сквозь толстую подстилку хвои. Укрывшись плащом, оба стали смотреть в темное ночное небо. Красивые звезды, напоминавшие свет алмаза под лучами Рентгена, образовывали почти правильный квадрат — на каждой стороне по три звезды. К одному углу квадрата пристроились еще три звездочки. Павлик давно приметил это созвездие, оно нравилось ему, но он не знал, как его называют.

— Это Орион, — пояснил Григорий. — Самое красивое созвездие в северных широтах… Только этот квадратик — еще не весь Орион. Над ним две звезды и под ним две — они тоже относятся к Ориону. Вверху справа желтую звезду видишь? Это «краснорожая» Бетельгейзе. Она, говорят, в тысячи раз больше нашего Солнца. Только вещество в ней редкое-редкое.

Павлику казалось, что нет на свете ничего, что бы не знал и не умел делать Григорий.

— А вы откуда знаете астрономию? — спросил он.

— В войну довелось в авиации служить. Штурманом. Так что звезды надо было знать все наперечет. Вон, прямо над нами синяя ВВега, а над Орионом, видишь, Альдебаран горит в созвездии Тельца. Или вот, пять ярких звезд над нами в круг встали — это созвездие называется Возничий…

Григорий уснул, а Павлик долго лежал с открытыми глазами. В низинах уже начинал скапливаться холодный ночной туман, белевший при неярком свете звезд.

— Эка крепко спишь! — будил его утром Григорий. — Я уже кашу сварил… Давай завтракать.

Павлик потянулся. Как это незаметно пролетела ночь? Солнце поднялось над лесом и высушило ночную росу на полянах. Павлик вскочил на ноги и побежал к оврагу, где под старыми корягами в вымоинах застоялась синеватая лесная вода. Умылся — и сонливость сразу прошла.

— Никак Зуфар катит, — сказал Григорий.

И верно, из-за поворота выскочил на велосипеде Зуфар.

— Абый сердится! — закричал он. — Говорит, пускай Павлик сейчас же едет домой.

— Поедет, поедет, — спокойно отозвался Григорий. — А сейчас давайте завтракать.

Зуфар достал сверток. Это тетушка Савдана прислала Павлику поесть. Чего только не было в этом свертке! Кусок холодного мяса, сыр, огурцы и, конечно же, прославленные лепешки. Добрая тетушка Савдана!

Только успели позавтракать, подошли первые маг шины. Рабочий день начался. И Зуфар остался, не поехал домой. Да разве можно было уехать?

Прокладывал дорогу тяжелый трактор, у которого впереди были приделаны крепкие стальные клыки. Он легко вырывал деревья с корнями и отбрасывал их в сторону.

— У-у, сильный! — восхищался Зуфар.

За этим трактором шел бульдозер Озерова. Его машина имела впереди широкий нож. Он сравнивал землю, и получалась широкая дорога. Попадет на пути косогор — Григорий срежет его, попадет овраг — засыплет.

Потом шел канавокопатель. После него оставались глубокие кюветы. А уж после канавокопателя подходили один за другим самосвалы, привозили гравий.

— Эгей, хлопцы! — закричал Зуфару и Павлику прораб, который руководил работами. — А ну-ка, не болтайтесь без дела, зажигайте кустарники!

Он был суматошный и крикливый, этот прораб. Его звали не по имени, а «Давайте, поторопимся». Он как-то сразу понравился мальчикам.

Они стали сбрасывать ветки и кустарники в кучу подожгли ее, и получился большой веселый костер. Но вскоре они устали таскать перепачканные в грязи, измятые гусеницами машин ветки.

— Знаешь что? — сказал Зуфар, останавливаясь. — Поедем в поселок, скажем всем школьникам, что надо помогать, правда?

Прорабу эта идея понравилась.

— Ничего, головы у вас варят, — сказал он Давайте, катите, да побыстрей.

Вверх и вниз, вверх и вниз, перевалами бежала новая дорога. Навстречу мальчикам шли и шли, поднимая белую пыль, тяжелые самосвалы, нагруженные гравием. Шоферы высовывались из окошек высоких кабин и что-то весело кричали. Не заходя домой, Павлик и Зуфар стали собирать школьников. Никто не отказывался. На трассу? Сейчас! И выходили с лопатами. Когда собрались у околицы, стали подходить старики. Узнавали, в чем дело, приносили лопаты и пристраивались. Павлик и Зуфар даже не ожидали, что соберется столько народу.

Отправлялись группами на попутных машинах. Прораб едва успевал расстанавливать людей по участкам. Одни стали равнять гравий на дороге, другие — подчищать кюветы, третьи — сжигать кустарник.

К вечеру из школы привезли палатки, походную кухню и постели: школьники решили не уходить с трассы. Что тут поделаешь? Павлик и в эту ночь не ночевал дома. И Зуфара тетушка Савдана в этот вечер тоже не дождалась.

Утром приехал встревоженный Гафитулла. Он долго смотрел на палаточный городок, увидел в стороне огонек и пошел к нему. Там у костра сидел Григорий. А под плащом крепко спали Павлик и Зуфар.

— Однако ты рано встаешь, приятель, — сказал Гафитулла.

— Мотор надо отрегулировать. Вот и поднялся пораньше. А утро какое!

Над долиной клубился редкий туман, и видно было далеко.

Солнце еще не взошло, но, небо на востоке уже пылало багряным жаром. В этом багрянце купалась большая утренняя звезда.

— Однако, ты переманил малаек к себе, — осторожно начал разговор Гафитулла.

Он помолчал, поворошил угли в костре.

— Зачем даришь Павлику костюм? Разве ты уже был в Казани? Разве ты точно знаешь, что он — сын тебе?

Григорий виновато улыбнулся и наклонил голову. Сказать ему было нечего.

— Мне пора…

Гафитулла не стал его задерживать.

Оглушительный гул мотора нарушил тишину. Мальчики проснулись.

— Абый? — удивился Зуфар. — Ты тоже будешь работать с нами?

Старик растерянно ответил:

— Я? Да, да, тоже буду работать. Конечно, буду.

— Завтра за всеми нами приедет тетушка Савдана, — сказал Павлик, и все трое весело рассмеялись.

Каждый день лагерь приходилось переносить на три-четыре километра — так быстро продвигалась трасса, уходя все дальше от Алмазного к озеру Чер. Строители уже вышли в долину реки Светлой и прокладывали дорогу по берегу.

— До озера осталось только шесть километров, — сказал вечером Григорий.

— Надо сходить на озеро, посмотреть шалаш, — предложил Зуфар.

— Зачем так торопиться? — укоризненно покачал головой Гафитулла. — Надо спать и набираться сил. Работали еще два дня. Приезжал управляющий и просил поторопиться. Завтра-послезавтра прибудут со станции первые части плавучей алмазной фабрики — драги. Надо их как можно скорее доставить на озеро, чтобы начать сборку. А для этого нужна дорога.

После беседы с управляющим рабочие и школьники стали трудиться еще быстрее. Уже наступила темнота, а Григорий Озеров все не выключал мотор.

— Поднажмем! Теперь недалеко! — крикнул он другому бульдозеристу, и тот в ответ только кивнул головой.

Горрдок школьников шумел. Ребята отдыхали, жгли костры, ужинали, пели песни. Надо бы спать, да разве уснешь в такую ночь? Павлик и Зуфар пошли к трактору Озерова и забрались в кабину.

Григорий просчитался немного. Работы оказалось больше, чем он предполагал, и к озеру бульдозеристы вышли только на рассвете. Увлеченный работой, Григорий забыл о мальчиках, а когда посмотрел на них, не мог удержаться от улыбки. Павлик и Зуфар крепко спали. Когда трактор наклонялся влево, Павлик наваливался на Зуфара, когда трактор клонился вправо, на Павлика всем телом налегал Зуфар.

— Эка, умучились, — прошептал Григорий и направил машину к разлапистой ели, под которой стоял шалаш. Впереди синело в блеклом утреннем свете озеро Чер.

Работа была закончена. Григорий выключил мотор. Хотел разбудить мальчиков, чтобы шли в шалаш, и пожалел — уж очень сладко спали.

Прикрыв ребят плащом, он ушел к берегу озера и долго сидел там, любуясь.

Оно было необычайно красиво при раннем рассвете, это большое, спокойное, чистое озеро. Дальний берёг его сливался с утренним туманом, а ближе водная гладь светилась ровным ласковым блеском. Григорий долго сидел так, подперев голову натруженными за ночь ладонями. Из-за дымки тумана пробились первые багровые лучи солнца, и к голубому свету водной глади примешались розовые краски. Надо было отмыть руки от мазута, сполоснуть с себя рабочую пыль, но Григорию не хотелось нарушать безмятежное спокойствие утреннего озера, и он не шевелился.

— Мечтаете? — заговорил, подходя, оборванный грязный человек. — Разрешите присесть?

Григорий невольно отодвинулся.

— Присаживайтесь, — неуверенно пробормотал он. Ему было досадно, что этот человек помешал ему.

— Разрешите представиться, — наигранно весело заговорил снова человек, — Дмитрий Яковлевич, человек без определенных занятий, к тому же тоскующий…

Григорий вспомнил, что есть на прииске какой-то спившийся Митька-голыш. Но неужели…

— Что ж, Дмитрий Яковлевич, присаживайтесь, — как можно спокойнее ответил Григорий. — Что это вы пожаловали сюда в такую рань?

— Да как-то не сидится дома. Работают все, а я… ну, в стороне оказался, как отрезанный ломоть. На душе нехорошо.

Григорию казалось, что Он давно-давно знаком с этим человеком. Но где и когда видел его — он никак не мог вспомнить.

— А тебя по фамилии-то как?

— Голиков моя фамилия. Голиков, — с готовностью ответил собеседник. — Неужели не узнаете?

Григорий даже приподнялся с камня.

— Вот как нам привелось встретиться, Дмитрий Яковлевич, — удивленно сказал он.

Митька сконфузился. Он не знал, как вести теперь себя и стал сосредоточенно рассматривать носки своих разорванных брезентовых туфель и заплаты на коленях. Когда-то летали в одном экипаже. Озеров — штурманом, Голиков — стрелком-радистом…

Перед ним быстра промелькнула в памяти вся его непутевая жизнь за последние годы. Он — шофер автобуса. Сначала добросовестно раздавал пассажирам билеты, а потом просто стал брать деньги за проезд, оставляя билеты при себе. Появились лишние деньги, начал пить, бросил работу…

— Скажи-ка мне вот что, — с усилием заговорил Озеров. — Когда тебя ранило, и ты поехал домой, наказывал я тебе поискать мою семью — жену, сына…

— Так я искал! А как узнал все, так и решил, что не буду тебе писать ничего до конца войны, чтобы не расстраивать. Думаю, кончится война, тогда напишу… Убили ее… Эшелон бомбили…

— Так… А сын?

— Его не нашел. Только на след нападал. Показали мне старушку, которая, дескать, сдала малыша в детдом. А какой детдом — не помнит старая, не знает даже, в каком городе. Узнал я от нее только, что назвали мальчика, поскольку никто не знал его, тут же выдуманным именем. Павлик Ганин назвали — вот как.

Митька обернулся. Григория уже не было рядом — он мчался к трактору, крича:

— Павлушка! Вставай, Павлушка! Эх, ты, сынок!