Камов и Каминка

ГЛАВА 16 излагающая размышления в некотором роде значительного лица

Майор службы госбезопасности Н. Н. (имя, отчество и фамилию которого мы по понятным причинам опускаем) сидел в кухне своей трехкомнатной кооперативной квартиры и ел борщ. Ел обстоятельно, со вкусом. До борща жена, статная, волоокая брюнетка с родинкой у правой ноздри, подала ему селедку с лучком и вареной холодной картошкой в золотистой лужице подсолнечного масла. Под эту самую селедочку озябший Н. Н. выпил первую рюмку «Московской». Вторую он выпил под борщ и сейчас раздумывал: выпить ли третью под бифштекс, который жарился на плите, или же все-таки не стоит. Завтра с утра ему предстоял доклад на летучке у генерала и, хотя в принципе доклад был готов, он хотел еще раз его просмотреть, проверить, подкорректировать. Все, что он делал, он делал на совесть, не ограничивался очевидными рамками дела, но копал глубоко, рассматривая частный случай в широком, подчас и государственном контексте, приходя к выводам нестандартным и неожиданным. Вместе с тем, хорошо понимая свое начальство, Н. Н. строго соблюдал меру и кой-какие мысли и убеждения держал исключительно про себя. Всегда элегантно одетый, Н. Н. в свои тридцать с небольшим был уже майором. Попав в отдел, занимающийся евреями, диссидентами и интеллигенцией, он не только собрал хорошую коллекцию сам- и тамиздата, проштудировал таких авторов, как Бердяев, Франк, Белинков, но и закончил вечерний факультет истории искусств. Попадая за границу, ходил на выставки, привозил оттуда альбомы современного искусства и, сдавая их в букинистические магазины, способствовал образованию артистической публики.

Любимыми животными Н. Н. были муравьи. Он восхищался устройством муравьиной жизни, системой каст. Надо отметить, что к идее каст и старой как мир мысли о том, что есть люди, рожденные повелевать, и люди, рожденные повиноваться, Н. Н. пришел в свое время самостоятельно, и, как всякая самостоятельно надуманая идея, она прочно и надолго поселилась в его душе. Он был уверен, что человеческое общество может жизнеспособно функционировать лишь уподобившись системе, где каждый находится на своем месте и занимается своим делом. Но поскольку в людях кастовое устройство не было заложено генетически, то порой они пытались против него бунтовать. Бунт этот был бессмыслен, ибо в результате его бунтари (победив) всегда превращались в тех, кого победили. Система (все равно какая) была залогом нормального существования, ибо альтернативой ей был хаос, то есть гибель, смерть. Вреден каждый, кто вольно или невольно способствует расшатыванию, ослаблению системы. Это, впрочем, по мнению Н. Н., не означало, что сама система не могла эволюционировать: могла и должна была, как любой жизнеспособный организм, путем постоянных аккуратных, тактичных реформ. Другим вариантом сохранности системы были репрессии. И если система приходила к выводу о необходимости репрессий, они должны были быть тотальными, чтобы никто не мог помыслить голову приподнять. К сожалению, нынешняя власть не отваживалась ни на тотальные репрессии, ни на реформы, и будущее виделось Н. Н. в черном свете. А ведь можно действовать с умом, и это так просто! Взять хоть национальный вопрос, о котором он недавно прочитал у Амальрика. Умный парень, вместо того чтобы сажать, лучше бы прислушались. Ну зачем империи графа «Национальность» в паспорте? Убрать ее, навсегда убрать. И нет тебе никаких национальных трений — все советские. Нет еврея, нет еврейского вопроса. И Карабах принадлежит всем, поскольку нет ни армян, ни азербайджанцев. Конечно, кто-то сохранит этнографическую ностальгию, но будет это недолго, одно-два поколения, и гамбургер сотрет локальную кулинарию. Или взять эту вот выставку… Собственно, хороших художников среди них не так уж и много, а среди членов Союза художников больше, что ли? Большинство бездари, что там, что здесь. Но если членов Союза система прикармливает, то этим ни крошки не перепадает. Что было бы проще, как кинуть им свой кусок? Кому нужен мученический нимб, который мы сами им прилаживаем? Умная власть держится и палкой и морковкой, а мы только палкой, да и той вполсилы… Взял палку — лупи насмерть. Но зачем? Да кинь ты этим молодым волкам кусок! Динозавры, конечно, поначалу вой поднимут, но сглотнут, куда денутся. Более того, сами же и объяснят: Малевич и Филонов, товарищи, были наши, советские люди… И пусть они потом все вместе, всем скопом дружно грызутся в своем гадюшнике, системе одна только польза. А так? А так в жуткий мороз люди часами на улице в очереди стоят, чтобы на полчаса попасть в зал. А эти, ну чистые герои, разве что на руках их не носят, да, по мне, пусть носят, лишь бы лодку не раскачивали. Герои… Герои, потому что мы их героями делаем. Они, видите ли, свободные художники. Да неужели эти идиоты не понимают, что свободны они лишь потому, что им предоставляют возможность быть свободными? Что такая свобода гроша ломаного не стоит, что она лишь иллюзия свободы? А с другой стороны, если человек верит, что он свободен, то он свободен, не так ли? Н. Н. тяжело вздохнул и погладил будущую лысину. И имечко они себе придумали: нонконформисты. Как же. Так же продаются, только за другую валюту. Да и вообще, чем они отличаются от тех, против кого бунтуют? Дай им победить, они такое устроят, что предыдущее начальство образцом либерализма покажется. Вот ведь провозгласили абсолютную демократию, и что? Тут же, пары недель не прошло, для московской выставки предложили брать не от всех по работе, а от двадцати по четыре. Он хмыкнул, вспомнив, как один из вождей, Сашок Леонов, на собрании инициативного совета (заметим — в количестве двадцати человек), посвяшенном этому вопросу, громко заявил: «Я — за четыре от двадцати. Художника по одной работе представить себе нельзя. Ну, конечно, если есть у тебя такая, как „Явление Христа народу“, то можно». Сказал и в сторону отошел. А аппаратура-то у нас совсем неплохая, даже хорошая, как мышка пробежит, ловит. Дружки не расслышали, а мы шепотком добавленное «у меня-то она есть» прихватили. Ай да Сашок, ай да молодец! Этот от скромности не помрет. Впрочем, кто там у них себя гением не числит? Михаил Иванов, Болмат, Манусов, кто еще… А талантливые люди все-таки есть, и он с удовольствием стал припоминать работы Иванова, Горюнова, Дышленко, Гаврильчика, Рохлина, Некрасова, — эти настоящие. А Арефьев, ах, какой мастер! И пока, надо признать, наверху народ честный. Кроме Синявина, тот — чистый змей подколодный…

К полуночи докладная записка была отредактирована. Н. Н. внимательно перечитал предложения.

Первое: дискредитировать профессионально. На эту задачу следует мобилизовать левую фракцию Союза художников. Как им Крестовский на обсуждении выставки врезал! Эти ненавидят нонконформистов поболе динозавров, отработают не за страх, за совесть. И то сказать, ласковые телята, хорошо устроились: в светлых ризах отважных оппозиционеров у кормушки хрюкают, а тут их — раз! — слева обошли. Потеха… Нет, этого они не простят, в клочья порвут.

Второе: припугнуть. Начинать с самых активных, самых авторитетных, к примеру с Жарких, Арефьева, и с наиболее коммерчески активных, таких как Рухин, нечего с иностранцами вожжаться. Глядишь, остальные задумаются… Крикунов глупых и бесстрашных, вроде Пантелеймонова, заткнуть. Пара лет за решеткой способствует смягчению нрава.

Третье: расколоть. Рекомендовать принять в Союз художников несколько талантливых вменяемых людей, вроде Игоря Иванова, Афанасьева, Тюльпанова.

Н. Н. закрыл папку, потянулся, достал из кармана пиджака пачку «Мальборо лайт», щелкнул зажигалкой. Конечно, главное — это просто исключить самою возможность сопротивления системе, и тут выход простой: интегрировать протестантов в систему. Он выпустил струю дыма, встал, взял пепельницу и подошел к окну. На улице ветер безуспешно гонялся за пытающимся ускользнуть от него роем перепуганных снежинок. Он смотрел на улицу, пока огонек сигареты не приблизился к фильтру. Да, интегрировать в систему. Без этого все впустую. Н. Н. загасил сигарету, вернулся к столу, открыл папку, перелистал страницы доклада. Впустую. Такие решения не в компетенции комитета, а Москва на такой шаг нипочем не пойдет. И вообще: напиши такое — и сам в диссиденты попадешь. Н. Н. взглянул на часы, потянулся и захлопнул папку.