Глава 17

— Итак, господа, задача перед нами поставлена самая простая — Владивостокскому отряду требуется как можно чаще выходить в море и тревожить коммуникации японцев, — Храбров оглядел собравшихся в каюте капитанов: Андреева с «России», Дабича с «Громобоя», Трусова с «Рюрика», Стеммана с «Богатыря» и Тундермана с «Лены». Так же здесь присутствовали старший офицер Харитонов и командир отряда миноносцев Подъяпольский. Во Владивостоке находился и десяток других кораблей, навроде транспортников «Алеут», «Якут», «Камчадал», ледохода «Надёжный» и парохода Добровольного флота «Москва», но их командиров на совещание приглашать не стали, так как будущий план напрямую касался лишь боевых вымпелов. По уму следовало позвать Гаупта, но Храбров расценил, что при адмирале не сможет проводить полностью независимую линию, авторитета и возраста ему все еще не хватало.

— А Камимуру, значит, побоку, — дернул губой Андреев. — Незадача-с.

Собравшиеся расположились за капитанским столом на «Наследнике». В каюте разливалось благодатное тепло, а сквозь приоткрытый иллюминатор ветер тянул свежий, отдающий весной, воздух. Слышалось, как где-то ближе к грот-мачте раздаются удары молотком, там ставили новые заклепки. Снизу же что-то булькало и переливалось — как всегда вовремя трюмные механики решили продуть трубы гальюнов.

— У нас полностью отсутствует боевое слаживание, я не знаю, как ваши крейсера покажут себя в сражении, так что пока рандеву с Камимурой искать не станем. Для начала нами с Эрастом Модестовичем запланирована акция в заливе Броутона[32], — спокойно возразил Храбров. — А раз вы начали, Андрей Парфёнович, то вам и продолжать — в каком состоянии ваша «Россия» и в какой срок она готова выйти из гавани?

— У «России» разбита ходовая рубка, вы сами её видели, Евгений Петрович. И котлы у меня плохо держат давление, приходится долго разводить пары.

— Сколько времени потребуется для подготовки корабля?

— Ориентировочно восемь дней, — Андреев не скрывал, что ему не нравится сухой деловой тон, заданный Храбровым.

— Пять, Андрей Парфёнович. За пять дней рубку ваши матросики восстановят лучше, чем была. Да и с котлами что-то придумают, если проблема в принципе решаема. Теперь вы, Александр Федорович. Что с «Богатырём»?

— «Богатырь» в порядке, — уверенно заверил Стемман, положив руки на стол и неторопливо вращая обручальное кольцо на пальце.

— Через пять дней выйти сможете?

— Смогу хоть завтра.

— Двадцать два узла хода дадите?

— Дам двадцать три, но на полтора часа. На двадцати двух смогу идти часа три.

— Прекрасно, — Храбров удовлетворенно сжал кулак. — Николай Дмитриевич, что с «Громобоем»?

— Небольшая течь по правому борту, справимся с ней за пару дней. В остальном полный порядок, есть лишь мелкие несущественные трудности, — Дабич говорил четко, спокойно.

— Сможет «Громобой» выдавать стабильный ход в двадцать узлов?

— Нет, я и девятнадцать больше часа поддерживать не смогу, — Дабич сразу же ухватил невысказанную мысль. — Если вы хотите идти эскадрой на полных парах, то в отношении меня рассчитывайте лишь на восемнадцать узлов. И дело тут не в моем желании или нежелании, а в конструктивных особенностях «Громобоя». Заявленные двадцать узлов хода были достигнуты в 1900 году. С тех поры машины и котлы моложе не стали.

— Чертовски жаль… — протянул Храбров. Услышанное его совершенно не обрадовало. В планируемой операции он рассчитывал на «Громобоя», но только на соответствующем ходу, иначе и смысла его брать не имелось. И вроде пустяк, погрешность между девятнадцатью и восемнадцатью узлами совершенна не критична, но так лишь казалось на якоре в гавани, да на бумаге. В походе один узел мог означать разницу между успешным отходом или тем, что самураи догонят и навяжут невыгодный бой. — Евгений Александрович, что «Рюрик»?

— Можете рассчитывать на семнадцать узлов.Но у меня сложности с холодильниками, да и покраску нескольких отсеков стоит закончить, — отчитался Трусов.

— Заканчивайте в пять суток, — Храбров переглянулся с Харитоновым. Все было ясно, для той операции, что они подготовили, подходил один лишь «Богатырь». «Громобоя», как они рассчитывали изначально, пришлось исключать.

Следом он задал несколько вопросов Тундерману, а Подъяпольский подробно отчитался по миноносцам. Их во Владивостоке насчитывалось десять вымпелов, поделенных на два отделения, все номерные, а не эскадренные. Благодаря своим характеристикам, они больше подходили для охраны побережья, чем, собственно, и занимались, а не для использования в морских операциях.

— Может, нам стоит все же искать шансы в бою против эскадры Камимуры? — осторожно поинтересовался Дабич. — С вашим «Наследником», который пойдет первым в роли флагмана, у нас появилась внушительная огневая мощь и хорошая броня, так что теперь и о победе имеет смысл задуматься.

— Вы, безусловно, правы, — одобрил Храбров. — Но тут есть два дополнительных фактора. Во-первых, мы еще не научились чувствовать друг друга и не можем понимать скорость, маневренность и огневую возможность всех крейсеров, сведенных в один отряд. Каковы наши возможности, недостатки, что нам по силам? Насколько можно рисковать, а? Да что говорить, если мы ни разу не выходили в море все вместе? Вы не знаете, каков в деле «Наследник», а я не видел ни ваших комендоров, ни штурманов.

— С контр-адмиралом Иссеном в море мы выходили, — напомнил Трусов.

— Да, но не со мной. Вам надо узнать меня, а мне — вас, это я говорю без всяких нелицеприятных намеков, имея в виду простое боевое слаживание. А во-вторых, японцы знают, что «Наследник» перешел во Владивосток и не стоит сомневаться в том, что они усилят эскадру Камимуры. Так что наш с Эрастом Модестовичем замысел такой — после сегодняшнего совещания по отряду объявляется приказ, что через пять дней мы идем проливом Лаперуза на восточное побережье Японии. Там много беззащитных и вкусных целей, мне там понравилось, так что подобное решение никого не удивит. Во Владивостоке полно шпионов, пусть они услышат нашу задачу и передадут по инстанции полученную информацию.

— Мы уверены, что они ухватятся за ложную цель, она вполне укладывается в логику наших возможных действий, — добавил Харитонов. — У японцев на восточном побережье ежедневно проходит добрая сотня различных транспортников и рыбацких шхун, всех их требуется защищать. Адмирал Того не сможет не отреагировать и обязательно кого-нибудь туда отправит.

— А что на самом деле? — Андреев снял и протер пенсне.

— А на самом деле отряд идет до Находки и прячется в заливе Америка[33]. В пути мы заодно посмотрим, как наши крейсера умеют ходить эскадрой в кильватерном строю. В бухте отряд встанет на якорь, а «Наследник» и «Богатырь» на всех порах отправятся на юг, в залив Броутона. До него двести двадцать миль, так что дойдем быстро. На тамошнем побережье полно удобных мест, где японцы высаживают пехоту. Вот её-то мы и попробуем подловить, заодно постараемся потопить или взять в качестве приза какие-нибудь транспортники.

— Таковы указания Степана Осиповича? — уточнил Андреев.

— Командующий Тихоокеанской эскадрой предоставил мне полную свободу действий в рамках оперативно-тактической ситуации. Вас подобное устраивает?

— Вполне, — каперанг «России» взгляда не выдержал и опустил глаза на стол.

— Толково придумано, — одобрил Стемман. — У двух быстрых крейсеров может многое получиться.

— Именно на это мы и рассчитываем, — согласился Храбров. — Только от вас, господа, я требую строжайшей тайны об наших истинных планах. Пусть весь город и все вражеские шпионы знают, что мы пойдем проливом Лаперуза. Уверен, именно там нас и будет ждать адмирал Камимура.

— Но в планы стоит посвятить хотя бы старших офицеров и штурманов, — деликатно заметил Трусов.

— Нет, больше никого посвящать не будем. Посвятите в Находке, Евгений Александрович. Мы подойдем туда к вечеру, чтобы ночью незаметно уйти, так что время у вас будет в избытке. Утром Андрей Парфёнович поведет вас обратно во Владивосток.

— Хорошо, — согласился Андреев.

— И привыкайте хранить разумное молчание, господа. К слову, это не моя инициатива, таковы требования Степана Осиповича, — акцентировал Храбров. Вновь началась старая песня о том, что между офицерами секретов быть не должно. В Порт-Артуре моряки начали медленно привыкать к новым порядкам, здесь же все приходилось организовывать с нуля. Но эта была не самая серьезная и важная задача.

Обсуждая будущий план, Храбров целенаправленно хотел проверить, насколько капитаны могут хранить секреты. Особого отдела во Владивостоке пока не было, но прибывшие на борту «Наследника» Дитц и Колчак уже получили задания начать работу в данном направлении. Естественно, за пять дней они никого выявить не смогут, и каких-то прорывов от них ждать не следовало, но уж найти осведомителей на всех крейсерах и в порту им трудностей не составит. А значит, они будут знать о всех тех разговорах, что циркулируют среди нижних чинов, докеров, рабочих и прочего, связанного с портом, ремонтного люда. В итоге, они поймут, произошла ли утечка о том, куда пойдет отряд — на восток Японии через пролив Лаперуза, либо на юг, в залив Броутона.

Теперь, когда основные вопросы прояснились, перешли к более мелким деталям, обсудив роль миноносцев и прочих транспортников, на которые по случаю войны поставили сколько-то пушек. Сейчас они теоретически могли ловить японских рыбаков и вносить хоть какой-то вклад в общее дело.

Совещание заняло больше двух часов. В окончании Храбров многих удивил, предложив выпить за успех будущего рейда. Он самолично достал из бара две пузатые бутылки и вызвал Егория Афанасьева. Заранее предупрежденный вестовой мигом расставил на столе все необходимое — бокалы, легкую закуску, шоколад и орехи с пряностями.

— И откуда у вас такой необычный виски? — Дабич ловко подхватил бутылку и прочитал надпись на этикетке. — «Банзай», надо же, интересное название.

— Собственно, виски у японцев пока так себе, ничего особенного. Они лишь налаживают его производство. Конкретно этот мы в количестве нескольких ящиков взяли на одном из пароходов в качестве приза. Для всех собравшихся я приготовил презент по паре бутылок. Но тут главное символизм! — Храбров дождался, когда Харитонов всем разлил и поднял бокал. — Банзай, господа!

— Банзай! — дружно откликнулись капитаны. Даже на лице вечно недовольного Андреева появился намек на подобие улыбки.

Следующие пять дней прошли в рабочем деловом режиме. Крейсера и миноносцы штатно готовились к выходу в море, исправляли мелкие недочеты, бункеровались, проверяли боекомплекты, провиант, запасы свежей воды и все прочее, что полагалось в подобных случаях. По инициативе Храброва с них сняли треть деревянных шлюпок и баркасов, которые во время сражения давали прекрасную пищу для разгорания огня. Кроме того, с «Богатыря» удалили две 37-мм и четыре 47-мм пушки, поставив на освободившееся место самодельные броневые щиты.

Тем временем, в городе под большим секретом передавалась служебная информация о том, куда и зачем идет отряд. Везде фигурировали пролив Лаперуза и восточное побережье, про Корею никто и ничего не говорил. Как бы Храбров не относился к части капитанов, их профессиональным и личным способностям, подобное молчание свидетельствовало о том, что хранить секреты они умели. Прямо сейчас большего и не требовалось.

Колчак и Дитц занимались тем, что с помощью наблюдателей пытались выявить различные подозрительные элементы. В силу дефицита времени особых успехов от них ждать не приходились, но телеграф и телефон они взяли под контроль уже на второй день. На данном поприще наметились первые разногласия как со своим адмиралом Гауптом, так и с генерал-майором Колюбакиным. Различные доброхоты и крикуны уже успели пожаловаться на «драконовские» методы, которые ущемляют честь и свободы порядочных поданных Российской Империи. Если бы Храбров заранее не провентилировал данный вопрос, все могло бы приобрести более неприятный вид и привести к конфликту. А так он еще раз посетил Гаупта и Колюбакина, более подробно рассказав им о том, каких именно масштабов достигает шпионская активность японцев. Причем достигает под боком, на самом виду, а никто и ничего не делает.

Пока отряд готовился, выходившие на разведку миноносцы принесли известие, что в море были замечены два новых японских крейсера. Один удалось опознать как «Асаму», второй же остался неузнанным. Все это свидетельствовало о том, что самураи осознали исходящую от «Наследника» опасность и передали Камимуре дополнительные вымпелы. Данные меры работали против Владивостокского отряда, у противника вновь появился перевес в водоизмещении и орудиях, но зато теперь Макарову в Порт-Артуре стало малость посвободнее. Храбров не сомневался, что Степан Осипович сумеет этим воспользоваться, тем более, соответствующая шифровка в его Штаб ушла.

С сухопутного фронта новостей пока не поступало. На реке Ялу стоял Восточный отряд Манчжурской армии под командованием генерала Засулича. По отзывам, человеком тот был неуступчивым, смелым, и так просто с Ялы его не сковырнуть, но над ним находился Куропаткин, а с таким командующим и врагов не нужно. Так что японцы наращивали силы, а Засулич готовился их отразить.

Благодаря тому, что в новой истории Макаров выжил и флот действовал более активно, ход войны начал меняться даже на суше. Поначалу эти изменения не казались столь заметны, но постепенно их число все увеличивалось и увеличивалось. Уже сейчас было видно, что японцы отстают от того графика развития события, который Храбров помнил по прошлой жизни и который записал в своей конторской книге.

И все же он понимал, что ему желательно каким-то образом если и не встретиться с Императором, то хотя бы донести до него определенного рода информацию. Настало время вновь обратиться к «чудесным видениям» о том, что Куропаткина надо снимать, иначе страну ждет крах. В любом случае следовало менять ситуацию, а то Куропаткин вновь умудрится в одиночку проиграть войну, несмотря на успехи флота.

Броненосцы в Порт-Артуре продолжали ремонтироваться, а так как дело продвигалось не быстро, то и говорить о нем не приходилось. Так что особых новостей больше не было. Поэтому во Владивостоке поводом для всяческих пересуд и обсуждений на время стали три темы. Первая заключалась в том, что в январе во Владивостоке сгорел городской театр, а общий ущерб оценили в сто тысяч рублей. Объявили сбор средств на новый, так как в условиях войны культурный город никак не мог без подобного обойтись. Вторая тема касалась самого Храброва и того, как он себя покажет в новом качестве, что от него ждать, к чему готовиться и долго ли он продержится на месте, а то прецеденты в лице Рейценштейна и Иссена ясно показывали, что командующие здесь надолго не задерживались. Третья тема так же была невероятна важна и занимала все общественное внимание: 19 апреля в Торонто произошел «великий» пожар, уничтоживший большую часть города. Газеты в красках пересказывали случившийся ужас, смакуя детали и давя на жалость. Естественно, нашлись небезразличные люди, которые сразу же объявили сбор денег для помощи несчастным канадцам. На помощь российскому отряду крейсеров жертвовать они не хотели, а вот заморским друзьям — пожалуйста.

Удивительно, но общественный резонанс оказался столь велик, что Храбров был вынужден подписать отдельный приказ, в котором указал, что во время войны не только моряки, но и все без исключения честные граждане и служащие порта должны прежде всего думать о своем флоте, а не о чем-то другом.

— У нас здесь свой пожар, пожар войны с Японией, господа, — говорил он во время встреч с корреспондентами газет. — Так что предлагаю для начала выиграть войну, а уже затем помогать несчастным жителям Торонто.

Подобные взгляды не добавили ему популярности среди части граждан Владивостока. В газете «Дальний Восток» даже появилась карикатура, где огромного роста Храбров с треуголкой на голове стоит на земном шаре, и не обращая внимания, что за океаном полыхает пожар, чиркает спичками, пытаясь поджечь Японию с севера.

С автором статьи, пустоголовым репортером по фамилии Блюмкин, побеседовал Колчак, а в редакцию газеты заглянул сам Храбров. В результате пишущая братия прониклась важностью момента и в следующем номере выпустила новую статью, в которой извинилась за карикатуру и вообще, призывала всех на борьбу с «японской военщиной».

Благополучно решился вопрос с военными трофеями. Их надлежало передавать специальному Владивостокскому призовому суду, который будет определять правомерность действий российских моряков и дальнейшую судьбу грузов. Особенно радовало, что процент с приза шел тому, кто его непосредственно захватил. Данное известие мигом заставило предприимчивую публику проникнуться патриотическими идеями и понять, как сильно они, оказывается, любят Родину. К Храброву зачастили различные ходоки, интересующиеся, каким образом можно поучаствовать в поиске на море вражеской контрабанды.

Так что трофейные сапоги с «Магнолии» вручили матросам на полностью законных основаниях. Правда, подбирая подходящую обувь, ревизору Зубову пришлось повозиться. Средний размер стопы бесстрашных, но мелковатых островных самураев и русских богатырей, которых часто набирали во флот, отличался разительно. Зато матросы были довольны даже такому, относительно скромному, подарку. Щеголяя новыми сапогами по кабакам, они всем говорили, что «Храбров наш добёр».

Во Владивостоке имелось четыре превосходных заведения с хорошей кухней и неплохой культурной программой. «Тихий океан» представлял собой гостиницу с рестораном, тропическим садом и хором. «Европейская» радовала страстным цыганским пением, а в «Гамартели» до утра играл румынский ансамбль со скрипками. Самым престижным считался «Шато-де-Флер». Кроме превосходной кухни, там имелось кабаре с канканом и шансонетками, а официанты укомплектовывались вежливыми китайцами. Один из них, некто Ван Сю, щеголял в белоснежном фраке, умел поддержать разговор на любую тему, владел десятком языков и считался местной достопримечательностью.

Храброва он заинтересовал тем, что через него ежедневно проходил невероятный объём всевозможной информации. В перспективе китаец мог бы стать ценным активом Особого отдела. Так что к Ван Сю следовало присмотреться повнимательней.

А еще «Шато-де-Флер» посещало множество утонченных и красивейших дам. С Юстысей Олех Храбров разошелся, так как прекрасно понимал, что прекрасная полька не станет ждать его несколько месяцев. Куда проще было сразу отрубить концы и разойтись, как в море корабли. Так он и поступил, и теперь, как опытный охотник, высматривал во Владивостоке беззащитных курочек, готовых скрасить суровые будни простого каперанга Российского флота.

Несколько подходящих кандидатур нашлось, часть из них вполне благосклонно отнеслась к тем знакам внимания, что Храбров успел сделать, но все откладывалось до момента возвращения из похода. Пока же отвлекаться было нельзя, целиком сосредоточившись на служебных делах.

На пятнадцать часов 25 апреля он объявил выход Владивостокского отряда крейсеров, а сам в последний вечер написал письма жене и детям. Особо геройствовать Храбров не собирался, но в море могло случиться всякое, так что весточка родным точно не выглядела лишней.

С женой он особо не откровенничал, лишь вложил в письмо денег, а вот с детьми, особенно Ромкой, общался серьезно, интересуясь успехами сына и давая ему различные советы.

Закончив, он принял душ, умылся и постарался уснуть. «Наследник» тихо покачивался на волнах, убаюкивая своего капитана, но сон к Храброву не шел. В голове крутилось множество планов, что он успел сделать, а что только предстоит, и как вообще можно еще значительней повлиять на ход войны.

Со дня на день во Владик должны были прибыть подводные лодки «Дельфин» и «Сом», на которые у него имелись определенные резоны. В планах важное место занимал Особый отдел и множество других проектов, включая возможный обстрел с моря парочки японских портов, но главнейшую роль играло будущее сражение с эскадрой адмирала Камимуры. В настоящий момент было совершенно непонятно, где, когда и при каких условиях оно состоится, но то, что подобное неизбежно, Храбров не сомневался. Собственно, именно за этим Макаров его сюда и отправил.

Пока же для генерального сражения время еще не настало, отряд просто не был к нему готов. Следовало собрать крейсера в единый кулак, донести до капитанов свою энергию и мотивацию, проверив их в небольшом деле. Рейценштейн и Иссен их сильно разбаловали, научив служить в спокойном и неторопливом режиме без лишних нервов и спешки. Подобное следовало менять как можно быстрее, желательно, в деле.

Именно таким небольшим делом служил подготовленный поход. Плохо то, что их не сможет поддержать «Громобой», как Храбров рассчитывал изначально. Но операция планировалась быстрой, скорость здесь имела определяющее значение. «Громобой», не говоря про более медленные «Россию» и «Рюрика» могли помешать всему отряду, дав японцам себя догнать.

Храбров решил начать руководство отрядом с быстрого кинжального удара. Неожиданного и успешного, который поднимет морякам дух и заложит первый камень в фундамент будущего успеха. Позволяя себе помечтать, он представлял стремительные морские операции, когда противник начинал паниковать, не имея возможности предугадать, когда и откуда на горизонте появятся быстрые силуэты гордых российских крейсеров. Именно об этом он и размышлял до самого утра, пока сон наконец-то не сморил его.

Загрузка...