Капитан

Глава 9

Находясь в Порт-Артуре, адмирал Макаров развил бурную деятельность. Впрочем, так он действовал всегда и везде, мотивируя подчиненных выкладываться и делать большего того максимума, к которому они привыкли.

Молас стал начальником штаба и сутки напролет просиживал за бумагами, донесениями, картами и лоциями. Лощинский был назначен заведующим морской и минной обороной. Сам же адмирал держал флаг на «Цесаревиче», периодически выходя в море на «Новике» или «Наследнике». Ухтомский остался младшим флагманом. Адмирала Греве сместили с должности, заменив Витгефтом. Город Греве покинул вместе со Старком.

За некомпетентность и нерасторопность адмирал снял с «Севастополя» Чернышева. Вызвав к себе Храброва и фон Эссена, он предложил им непростой выбор.

— Освободилось место командира броненосца «Севастополь», господа, — сказал Степан Осипович, оглядывая двух своих любимцев. — Вы оба мне дороги и обоим я предлагаю новую должность. Обговорите данный вопрос между собой как настоящие моряки, любому из вас я буду рад.

На самом деле Макаров заранее предполагал, как именно будет решена данная проблема, ему просто хотелось еще раз проверить знаменитое морское братство и укрепить товарищеские узы капитанов.

— Степан Осипович, полагаю, что данную честь следует отдать капитану Эссену, — первым твердо высказался Храбров. Посмотрев на своего коллегу, он добавил. — Николай Оттович дольше моего служит во флоте, он старше, опытней, дальновидней и давно заслуживает повышения. Тем более, я счастлив находиться на «Наследнике» и не хотел бы менять корабль. Естественно, с вашего позволения, — добавил он.

— Благодарю за столь высокую оценку моей скромной персоны, — Эссен слегка покраснел от удовольствия.

— Значит, решено, — Макаров удовлетворенно потер ладони. — Поздравляю, Николай Оттович, с этого дня «Севастополь» находится в ваших руках, руках надежных и опытных. Уверен, вы меня не подведете.

— Приложу все силы, — заверил Эссен. И он действительно превзошел все ожидания. Ход ремонтных работ на броненосце быстро набрал какой-то невероятный темп, люди трудились днём и ночью. Эссен докладывал, что подготовит корабль к выходу в море к концу марта и адмирал ему верил.

Всеми силами подстегивая подготовку эскадры к генеральному сражению, новый командующий успел встретиться с пехотными генералами и их командующим Стесселем. В свою первую ночь в Порт-Артуре Макаров долго беседовал с Храбровым, выясняя, как ситуация смотрится с уровня капитанов. Тот предоставил много важных, точных и полезных сведений. Поближе узнав коменданта Порт-Артура, Макаров вынужден был согласиться с резкой, но как он теперь понял, вполне правдивой характеристикой Стесселя как «трусливого интригана». А хуже всего было то, что тот находился под каблуком у жены Веры Алексеевны, которая считала себя первой дамой Артура и не стеснялась отдавать различные распоряжения. Генералы слушались ее, словно она была фельдмаршалом, улыбались, да знай себе почтительно прикладывались к ручке.

Проблемой выступал краеугольный камень непримиримых интересов, где каждый тянул одеяло на себя. Моряки считали, что первейшее значение имеет флот, для обеспечения которого русские, собственно, и заняли Порт-Артур. Недаром же их перевели из Владивостока именно сюда, в незамерзающую гавань. Стессель же и его генералы проводили линию, что первична крепость, сам полуостров и железная дорога, а флот лишь защищает интересы России с моря.

— Предлагаю установить взаимовыгодное сотрудничество, — сказал тогда Макаров. — Я помогаю вам, а вы — мне, и мы оба не шлем жалобы в Мукден или Петербург.

— Принимается, — с важным видом согласился Стессель.

Одно проблема разрешилась, но наметилась другая — Наместник Алексеев принялся закидывать его приказами о недопущении того или иного распоряжения, неудовольствием из-за снятого с должности Греве, финансовых и прочих вопросов. И это после того, как буквально несколько дней назад обещал ему полную поддержку.

3 марта в Артур прибыл великий князь Кирилл Владимирович. Макаров выделил ему формальную должность в Штабе, определив местом службы «Полтаву». Великий князь на первых порах повел себя вежливо, с полным осознанием, что такое дисциплина и субординация, но вскоре ему надоела бутафория и он стал частенько проводить время в ресторациях, гуляя сам и спаивая офицеров эскадры. Хорошо хоть, что его родной брат Борис, обладающий аналогичной репутацией, отправился к Куропаткину в Маньчжурскую армию и не стал дополнительной головной болью.

Значительные неприятности доставляли съехавшиеся со всех стран в Порт-Артур шпионы. Кажется, здесь их насчитывалось несколько десятков, и никто ими не озаботился. Старка и Стесселя немного оправдывало то, что раньше был мир, но сейчас, в реалиях войны, подобное следовало прекратить. Замечательно, что Храбров согласился взвалить на свои плечи дополнительный груз и возглавил Особый отдел контрразведки. Он уже предложил несколько дельных идей, набрал людей, а его служба начала приносить свои плоды. На морских офицеров подали первую жалобу. Подали её с телеграфа, делая акцент на том, что телеграммы теперь стали отправляться и получаться с задержкой. Наместник Алексеев выразил сдержанное недовольство, но адмирал выбранный курс менять не собирался.

Храбров познакомил адмирала с инженером Налётовым, чей проект создания подводного минного заградителя выглядел весьма перспективно. К сожалению, прямо сейчас денег на подобное Макаров выделить не мог и благое начинание откладывали до лучших времен. Тем более, ставку он делал на Балтику, где при его протекции Бубнов уже давно спустил на воду свой аппарат, получивший имя «Дельфин», а у американцев в скором порядке купили «Сома». Выделенные еще Старком средства Налётов практически освоил, но теперь ему вновь приходилось ждать благоприятной погоды. Как ни хотелось Макарову ему помочь, куда перспективней выглядело направление Бубнова, тем более, там все уже было готово. Храбров и Эссен знали о данных проектах и всеми силами напоминали Макарову об их важности. Благодаря телеграммам адмирала доводку подводных лодок до полной готовности в Кронштадте значительно ускорили, так что «Дельфин» и «Сом» приняли с опережением графика. Сейчас их уже начали подготавливать к отправке во Владивосток по железной дороге, а на Балтийском заводе заложили еще одну лодку.

Часть капитанов указывала на то, что боевые рубки многих кораблей плохо выполняют свои функции по защите находившегося внутри личного состава. В частности, из-за слишком широких и неудачно расположенных амбразур вместо того, чтобы рассеивать осколки, они их улавливали. Макаров сразу же осознал проблему и отдал приказ поставить дополнительные броневые плиты в самых уязвимых местах.

Стессель вел себя по-джентельменски, но его подчиненные Фок и Никитин писали в Мукден и Петербург многочисленные жалобы на превышение Макаровым своих полномочий. И хотя тот не обращал особого внимания на подобную чушь, подковерная борьба расстраивала, заставляя нервничать и отвлекаться. Хорошо хоть, что Макаров нашел верных союзников в лице генералов Белого и Кондратенко. С ними он провел множество часов, во время которых посетил самые важные батареи, включая Электрический утес и Артиллерийскую. Неутомимо осматривая укрепления, он обговаривал различные моменты по взаимодействию двух родов войск.

Тяжело, со скрипом, составили и подписали секретный план совместных действий. Большую помощь оказал прибывший из Петербурга полковник Агапеев, взявший на себя координацию общих действий. Адмирал назначил его начальником военного отдела Штаба.

Получившего полтора месяца назад звание контр-адмирала Иссена Макаров еще до прибытия в Артур отправил во Владивосток, поручив возглавить отдельный отряд крейсеров. Для солидности командовать им должен был именно адмирал, и для подобной деятельности Карл Петрович оказался к месту. Иссен быстро добрался по железной дороге до места новой службы и теперь вовсю осваивался.

— Карл Петрович, постарайтесь в кратчайшие сроки подготовить отряд к выходу в море. От вас мне нужна энергия и решимость сражаться, — писал ему Макаров. Жаль, но прямой телефонной линии между портами пока не существовало, приходилось использовать телеграф или почту, что существенно затрудняло связь и скорость принятия решений. — Я рассчитываю, что мы с вами одновременно выйдем в море, чем доставим неприятелю изрядные сложности.

Иссен трудился во Владивостоке и Макаров надеялся, что тот справится с поставленными задачами, расшевелив тамошнее сонное болото. Адмирал с радостью поручил бы подобную честь своим любимцам, Эссену или Храброву, но оба были еще слишком молоды, подобное решение вызвало бы недовольство среди прочих капитанов. Хотя, теоретически, Храбров, после победного для себя сражения у Чемульпо мог бы занять эту должность, но на ней Макаров желал видеть именно адмирала. Так что им, а особенно Эссену, требовалось еще раз зарекомендовать себя, проявить в настоящем деле, дабы адмирал мог с полным основанием более активно продвигать их в чинах.

Три раза Макаров выходил в море на крейсерах, пользуясь их скоростью и тем, что японцы в эти дни не беспокоили. Рейценштейн наконец-то привел свой корабль и экипаж в сносное состояние, так что теперь можно было использовать и его. «Аскольд», «Новик» и «Наследник» попеременно предоставили адмиралу возможности осмотра побережье, воочию увидеть с моря батареи и укрепления города, заодно проведя небольшие рейды, пробежавшись до Дальнего, островов Мяо-Дао и нескольких бухт. Во время одного из них, находясь на «Аскольде», Макаров принял участие в кратковременной схватке, по результатам которой крейсер потопил шальной японский миноносец.

В ночь на 10 марта командующий самолично произвел разведку побережья Квантуна, островов Элиот и Блонд, используя миноносцы. Эти острова находились в восьмидесяти милях от Артура и всего в десяти от бухты Бидзиво, которая являлась удобным местом для высадки японских войск на Квантунском полуострове. Разведка прошла успешно. Макаров благополучно вернулся в родной порт под утро, а вот миноносец «Решительный» отстал от общей группы и как выяснилось впоследствии, примкнул к японцам, приняв их в темноте за своих. Утром правда вскрылась, а японцы расстреляли русский корабль. Потеря выглядела не столь серьезной, сколько обидной, предоставив недругам очередной повод для язвительности и сплетен. Сам адмирал весьма нервно воспринял гибель миноносца и его экипажа.

Обмен сведениями с генерал-адъютантом Куропаткиным и штабом его Маньчжурской армией имел огромное значение, армия должна была поддерживать флот, а флот — армию. Но Алексей Николаевич вел себя осторожно, направляя всю энергию на получение дополнительных бригад и пушек. Ни о каком наступлении он пока не думал, надеясь на оборону, на истощение японцев и на многочисленные иконы, которые рассылал по полкам, настойчиво предлагая подчиненным молиться и запасаться терпением.

Работы по углублению акватории порта продолжались. Медленно и непросто шло строительство полноценного сухого дока. Наместник прислал очередной приказ, в котором предлагал быть в постоянной готовности для выхода в море. При этом, однако, отнюдь не следовало ввязываться в эскадренный бой с противником, ограничившись действиями крейсеров и миноносцев, по преимуществу используя ночное время. При появлении же основных сил адмирала Того следовало немедленно отводить эскадру под прикрытие береговых батарей.

— И нашим, и вашим, главное, чтобы чего плохого не вышло, — невольно выругался Макаров, ознакомившись с бессмысленным приказом. — И атакуй, и в бой не ввязывайся.

А между тем из Адмиралтейства Великий князь и Главнокомандующий флотом генерал-адмирал Романов начал бомбардировать телеграммами с вопросом о том, готова ли эскадра выйти в море и дать генеральное сражение.

Все эти недели Макаров если кого и выпускал из гавани, то лишь быстрые и маневренные крейсера, не считая миноносцев. Адмирал Того и вся мощь японского флота находились недалеко. Неприятель мог в любой момент наказать за излишнюю смелость. Макаров же, несмотря на сложившуюся репутацию «беспокойного адмирала», не собирался распылять силы и рисковать кораблями. Командующий действовал вдумчиво и планомерно, просчитывая каждый шаг. Всю свою энергию, все силы своих адмиралов и капитанов он мобилизовал на то, чтобы подготовить эскадру к выходу в море для единственного и решающего сражения.

С завидной частотой японцы подходили к Артуру ночью, сумев нащупать мертвое пространство к востоку от Золотой Горы, куда русские пушки стрелять не могли. Сами же они спокойно поражали перекидным огнем находившиеся в гавани корабли. Для его прикрытия адмирал распорядился снять с «Победы» шесть 75-мм орудий и установить их на Ляотеншань.

Японцы действовали столь нагло, что Макаров не утерпел и ночью вывел часть эскадры дабы преподать им урок. Неприятеля удалось отогнать и даже потопить один миноносец, но итогом оказалось то, что неделю как починившаяся «Полтава» поймала мину. Взрыв оказался такой силы, что едва не сорвал носовую башню главного калибра. Разом погибло свыше ста сорока человек, да и в начавшемся пожаре сгорело столько же, включая капитана Успенского и великого князя Кирилла Владимировича. Это был удар невероятной силы, великие князья редко погибали и подобное вызвало сильную общественную реакцию.

За князя молились, как за святого, непрерывно шли молебны и литургии. Тело так и не нашли, в Петербург отправили пустой гроб с личными вещами умершего, сопровождал который его родной брат Борис, ранее находившийся при Куропаткине. В Артуре объявили трехдневный траур. Из столицы непрерывным потоком шли сотни телеграмм, в которых члены Царской Семьи и сам Император требовали подробностей. Макаров окончательно поседел за эти дни и думал, что на должности командующего эскадрой Тихого океана не удержится. Внушительная комиссия проводила расследование и буквально рыла носом землю, пытаясь найти виновного. В результате таковым признали каперанга Успенского, нарушившего ряд приказов, а великого князя стали считать героем, отдавшим жизнь за Россию. Начался сбор средств на памятник, а Макарова на время оставили в покое. Не скрываясь, он отправился в церковь, где поставил свечку за упокой души великого князя и помолился, благодаря Всевышнего за помощь.

Сам броненосец получил пробоину в тридцать квадратных метров. Всю ночь и следующие сутки продолжались спасательные работы. Корабль взяли на буксир и каким-то невероятным образом сумели дотащить до гавани. Кроме потерь в людской силы, он получил столь страшные повреждения, что выбыл из строя минимум на шесть месяцев. Это был крайне болезненный укол, размен мощного броненосца на заурядный миноносец нельзя было назвать адекватным. Каждый раз осматривая акваторию и натыкаясь взглядом на покалеченную обгоревшую «Полтаву» Макаров приходил в раздражение. Ночной бой и его последствия были только его, целиком и полностью, виной. Командиры, а особенно Храбров, десятки раз напоминали ему о минах и необходимости использовать тральщиков. Он внял предупреждению капитана «Наследника» и действовал осторожно, не рискуя зазря, но не сумел донести важность подобной тактики до прочих командиров. Вот и итог, нелепый и совершенно ненужный! Именно благодаря его невнимательности Успенский не до конца осознал исходящую от мин опасность и погиб, нанеся вред всей эскадре.

Удар оказался болезненным. Макаров всегда был честен с собой и понимал, что позволил Того себя переиграть. И именно тогда, в те бессонные ночи сразу после подрыва «Полтавы» он дал твердое слово, что больше обманывать себя не позволит. Хватит, пора навязывать японцам свою игру, а не играть по их правилам!

Еще одна трудность касалась адмирала Вирениуса, который вел эскадру на Дальний Восток. Макаров слал в Адмиралтейство многочисленные телеграммы, прося не отводить эскадру обратно в Кронштадт. Даже если она и не прибудет в Порт-Артур, сам факт ее движения окажет на японцев сильное давление, заставив их нервничать и торопиться. С невероятным трудом удалось достичь половинчатого решения — эскадра встала на якорь в Средиземном море недалеко от Суэца.

Во время очередного совещания с пехотными генералами, куда Макаров прибыл вместе со своим начальником штаба Моласом, Стессель ознакомил их с положением дел на фронте. 1-ая армия генерала Куроки в количестве сорока трех тысяч человек еще в конце января начала высадку в бухте Чемульпо, быстро взяв под контроль Сеул и большую часть Кореи. Командующий Маньчжурской армией Куропаткин потерял целый месяц, продолжая действовать вяло и безынициативно, все так же видя свою основную задачу в накоплении необходимых сил. Макаров считал, что для подобной роли следовало найти более даровитого генерала, но его мнение мало кого интересовало. Куропаткина назначил сам Государь, так что и сместить его мог только он. Куроки времени же не терял и со всей возможной скоростью двигался на север, к реке Ялу. Именно там сосредоточилась часть русских сил под командованием генерала Засулича. Все указывало на то, что на Ялу состоится первое наземное сражение разворачивающейся войны. Штаб Стесселя предавал ему большое значение, а Макаров уяснил для себя самое важное — без поддержки флота Маньчжурской армии придется ох, как непросто.

— Можете ругать меня, Степан Осипович, но не верю я в то, что Куропаткин сможет обыграть Куроки, — признался Молас по дороге в Морской Штаб.

— Пожалуй… — протянул адмирал, но мысль развивать не стал, не собираясь увеличивать и так заметный раскол между армейскими и флотскими командирами. — Но нас это напрямую не касается, нам надо своими делами заниматься — побеждать Того на море, а там как Бог даст.

— Тут вы правы, вся надежда на нас, — вынес вполне логичное заключение начальник штаба.

Множество вопросов ожидали своего решения, бюрократическая машина двигалась тяжело, со скрипом, но проявив впечатляющую энергию, Макарову все же удалась многое сделать и подготовиться. Молас был прекрасным начальником штаба и во всем устраивал командующего, но на его плечи Степан Осипович взвалил еще одну, правда временную, задачу, назначив начальником крейсерского отряда. Молас перебрался на «Наследника». Теперь, все что можно, было сделано. Через неделю, на 27 марта, Макаров объявил дату выхода Тихоокеанской эскадры в море.