Капитан

Глава 19

После рейда на Гензан два российских крейсера больше недели курсировали вдоль западного побережья Японии, от острова Окиносима на юге до Сунгарского пролива на севере. И время это не прошло впустую.

Поначалу корабли лишь пережигали уголь да расходовали ресурс машин, задержав всего десяток рыбацких джонок. Отправляя экипаж на берег, они топили невзрачные лохани и двигались дальше, рыская, словно касатки в поисках достойной добычи.

Удача улыбнулось 1 мая, они остановили для досмотра пароход, перевозивший триста человек пехоты под командованием пяти офицеров. В условиях, когда каждый узел хода имел значение, таскать за собой тихоходный борт выглядело не лучшей затеей. Так что японцев взяли в плен, а судно потопили.

Затем был крупный транспортник с грузом вяленой рыбы и риса. Провианта, который предназначался для сухопутной армии генерала Куроки, оказалось столь много, что на крейсера взяли лишь часть, остальное же пустили ко дну. Теперь было чем кормить военнопленных, да и собственное меню разнообразить не помешало.

Японцы понимали, чем чреваты подобные плавания и на время задержали отправку новых грузов, но «Наследник» и «Богатырь» никуда не уходили, часы тикали, война продолжалась, армия хотела есть каждый день и что-то делать следовало.

Эскадра Камимуры вернулась в Гензан, после чего принялась курсировать между тридцать девятой и сороковой параллелью, пытаясь поймать русских. Храбров и Стемман несколько раз наблюдали японские дымы и неизменно уходили в любом удобном для себя направлении, не давая врагу того, что тот так жаждал — честного сражения.

Камимура очутился в крайне непростом положении. Его эскадру усилили до восьми крейсеров, кроме «Асамы» передав еще и «Касугу», но он в любом случае не мог пускать свои вымпелы по одному или два, учитывая огневую мощь «Наследника». Даже группа в три единицы выглядела спорной, так как при таком соотношении Храбров вероятно бы не отказался принять бой. Так что Камимура разделил эскадру на два отряда по четыре крейсера, придал им по нескольку миноносцев и продолжал бороздить Восточное море, надеясь на удачу. Но удача ему не благоволила, русские крейсера не собирались сражаться, продолжая появляться то тут, то там, ночью изменяя курс и с рассветом выходя к совершенно неожиданной точке.

В один из дней удалось остановить транспортник с углем и проведя бункеровку в море, частично пополнить собственные запасы. Довести дело до конца помешали появившиеся на горизонте дымы Камимуры. Храбров приказал отходить, посадив экипаж на шлюпки и отправив на дно десятки тонн неплохого топлива. Затем каперанг рискнул и приблизился к Сангарскому проливу, который служил японцам одной из главных морских магистралей. В сам пролив, который начинался с узкого, в одиннадцать миль, прохода между двумя берегами, входить выглядело делом рискованным, тем более добыча и так нашлась. Крейсера задержали шхуну с армейским обмундированием, гимнастерками, брюками и кепи, все цвета хаки. Естественно, ее потопили, взяв часть груза, но теперь два красавца крейсера стали походить не на строгие военные корабли, а на заурядных торговцев, заваленных товаром от киля до клотика.

В планы существенную корректировку внес неожиданно налетевший весенний шторм, который крейсера встретили в открытом море. Шторм ревел, корабли на огромных волнах мотало, подобно щепкам, а от дикой качки слегла треть экипажа, хотя все вроде как давно позабыли, что такое морская болезнь. Валяло так, что двух матросов смыло за борт. Стихия гневалась и словно требовало жертв. Кроме людей, пострадали и сами крейсера. У «Богатыря» открылась течь, а кормовую башню главного калибра «Наследника» вновь заклинило от многочасовой тряски. Похоже, данная неполадка становилось традицией или конструктивной особенностью, неким просчетом, допущенном англичанами при строительстве.

К тому же, запасы угля начинали подходить к концу, механизмы, особенно ходовая часть, нуждались в осмотре и частичном ремонте, да и люди начали уставать. Долго в подобном режиме находиться было сложно, так можно было пережечь не только корабли, но и подчиненных. Храбров вынужденно приказал взять курс на Владивосток.

В очередной раз увидев дымы Камимуры, крейсера демонстративно отошли на юг, но с наступлением сумерек изменили направление и отправились домой. Шли всю ночь, ориентируясь по счислениям, так как небо заволокли тучи. Волнение усилилось, корабли раскачивались и скрипели железом, как живые.

Во Владивосток «Наследник» и «Богатырь» возвратились ранним утром 5 мая. Денёк обещал выйти на загляденье теплым и приветливым. Под стань ему было и настроение Храброва, внутренний барометр твердо показывал «ясно».

Семафор отработал положенные сигналы, ориентируясь на береговые батареи. Дождавшись очередной «собачки», крейсера неторопливо зашли в Золотой Рог.

— Ага, вижу «Россию» и всех прочих, значит, никаких неприятностей не случилось, — удовлетворенно констатировал Харитонов, оглядывая гавань.

— А с чего быть неприятностям? — возразил Храбров. — Андреев не из тех, кто рискнет просто так выходить в море, да и приказ я ему оставил ясный — оставаться здесь и ожидать нас.

— Все же не стоит недооценивать японцев, какую-нибудь гадость придумать они могли, — возразил старший офицер.

— Конечно, могли, и никто их не недооценивает. Но меня сейчас другое волнует — что Степан Осипович думает о нашем рейде.

— И интересно, что пишет пресса, — добавил друг. В пути они имели возможность брать с захваченных судов свежие газеты, преимущественно японские, но не все они успели описать сожжение Гензана и то, что последовало дальше.

Было так рано, что на причалах не наблюдалось и намека на зевак или встречающих. «Наследник» и «Богатырь» тихо прошли вглубь Золотого Рога и встали на якоря, после чего Храбров вызвал к себе Андреева.

Тот явился не сразу, пока его разбудили, пока он оделся и сел в катер, прошло больше двадцати минут. Да и никаких важных новостей у него не оказалось.

— Эскадра Камимуры появлялась у Владивостока, — отчитался он. — Но близко из-за наших батарей и мин японцы не подходили, постреливали и курсировали на отдалении, а через сутки так и вовсе ушли, вероятно, получив известия о вашей активности на своем побережье.

Сведения оказались примерно такими, каких Храбров и ожидал. Дав указание Януковскому отправляться на берег, но Владивосток не покидать ни при каких обстоятельствах и быть готовым в любой момент предстать перед офицерским судом за отказ исполнять приказ в условиях боя, каперанг и сам отбыл в Морской Штаб.

В тот момент, когда во время боя Януковский вздумал встать в позу, Храброву пришлось сильно постараться, чтобы сдержать себя. Хорошо, что сдержался, иначе бы жалел, потеряв лицо, как говорили японцы. Теперь же лейтенанта ждал суд, увольнение с флота, а может, что и похуже. Но проблема заключалась не в нем одном, а в самом РИФе, где многие офицеры так же страдали избытком рыцарского человеколюбия. Сами по себе подобные качества внушали лишь уважение, но люди не понимали, когда они уместны, а когда и нет. С его точки зрения нынешнюю войну проиграли не только тупоголовые сановники, трусливые некомпетентные генералы с адмиралами, но и такие вот чистюли, оторванные от реальной жизни.

Оказавшись в сопровождении Дитца на Адмиральской пристани, Храбров прошелся и размял ноги, ожидая, когда подкатит извозчик. Порт наконец-то просыпался. Начали появляться зеваки, да и улицы, по которым они ехали, медленно заполнялись людьми.

В Штабе у Храброва имелся собственный кабинет, куда он приказал вестовому подать чай и принести свежую прессу.

Пока выполняли указание, он ознакомился с последними телеграммами. Послания от Макарова, Наместника Алексеева, адмирала Вирениуса, а также Григоровича, Руднева и еще ряда каперангов были радостными и одобряющими. Коллеги радовались за то, как успешно он действовал. Эссен, который любил крейсера всем сердцем, не скупился на восторженные отзывы и предрекал, что данный рейд войдет в учебники, как пример идеального использования данного вида кораблей. Вдобавок Степан Осипович и Наместник намекали на очередную награду. Император и генерал-адмирал пока ничего не прислали, но что-то подсказывало, что когда они во всем разберутся, то обязательно как-то отметят успешный поход. Хотя, могли и не отметить, если находящиеся при Дворе многочисленные англичане преподнесут Царю историю в совсем ином свете.

Попивая сладкий чай с лимоном, Храбров начал просматривать газеты. Обзор прессы занял больше получаса. В отсутствие иных крупных новостей все первые страницы занимали действия «Наследника» и «Богатыря». Голос отечественных изданий различался от восторженного одобрения до суровой критики столь жестоких мер по отношению к мирным жителям. А вот японцы, что выглядело вполне естественно, преподносили происшествие в выгодном для себя свете. Во-первых, они постарались показать, что ничего страшного не произошло, рейд на Гензан оказался, в общем-то, пустяковым и большего вреда им не принес. Во-вторых, они делали акцент на том, что пострадало множество мирных подданных, которых «кровожадный пират Храбров и его дикая шайка головорезов» буквально расстреливали из всех своих орудий. На подобные эмоции обижаться не стоило. Наоборот, им стоило радоваться, Храбров ясно понял, что за лживыми словами скрывается едва ли не паника. Японцы пока не истерили, но были близки к такому состоянию. Весь их план на войну, все сроки и расчёты рушились, как карточный домик. Сначала в одиночку, а затем с помощью «Богатыря», «Наследник» нанес им серию сокрушающих ударов, показа полную беззащитность перед крейсерами. Неудивительно, что они не сдерживались, тут можно было уже бегать, размахивать руками и вопить о том, что всё пропало.

Тем более, морские страховки на Дальнем Востоке выросли в три раза, а курс иены уже как неделю показывал пусть и небольшое, но стабильное, падение. Простых людей обмануть легко, но экономика и биржи разбирались в истинных причинах и ясно показывали, что ситуация для Японии складывается отнюдь не радужно.

Номера прочих иностранных газет доставляли во Владивосток с задержкой. Поэтому они освещали лишь события в Гензане и пока никак не касались того, что случилось позже.

Американцы и англичане негодовали. Причем нагло, с немалым апломбом, словно Храбров наступил им на любимую мозоль. Учитывая, что в политике они вели себя как элитные проститутки, именно так все и было. Любой успех российского флота или армии в их глазах выглядел страшной трагедией, ведь в отношении нынешней войны у них имелось четкое и ясное мнение — Россия должна проиграть и пойти на ряд уступок.

Немцы и австрийцы в целом ограничивались общими фразами, наподобие того, что вообще-то на войне всякое возможно, хотя мы подобного и не одобряем. Зато одобряли французы и их пресса, так что, какая никакая, а поддержка у России имелась.

Понимая, что становится популярной и даже в чем-то знаковой фигурой, Храбров пригласил в Штаб всех без исключения корреспондентов Владивостока, среди которых было больше десятка иностранцев.

— Порт Лазарева, который японцы называют Гензан, никогда не являлся мирным объектом, — говорил Храбров, обращаясь сразу ко всем гостям. За его спиной находилось около десятка офицеров, обеспечивая моральную поддержку. Хотя, тут впору и о физической безопасности призадуматься. Англичанам, да и японцам, хотя за последними вроде бы подобного пока не водилось, вполне могла прийти в голову идея устроить какой-нибудь неприятный инцидент, так что теперь следовало забыть про перемещение в одиночку, да и с едой стоило быть поаккуратней. — И огонь мы вели исключительно по военным целям. Можете уточнить эти данные у моих офицеров, привезенных нами пленных японцев, а также тех иностранных судов, что на тот момент находились в гавани Гензана.

— И все же вы не можете гарантировать, что отдельные снаряды не попадали по гражданским домам и не убивали мирных граждан, — с важным видом заявил некто Генри Кларксон, представляющий всемирно известную «Таймс».

— Верно, не могу, но в условиях войны ни одна из воюющих стран не может дать подобных гарантий, — Храбров посмотрел на лощеного и самоуверенного англичанина, как на идиота. Хотя, это был не идиот, а скорее провокатор. — Вы знаете, мистер Кларксон, будучи на Англо-Бурской войне в качестве наблюдателя, я неоднократно видел картины, как ваши соотечественники взрывали деревни буров, травили их колодцы и сгоняли чуть ли не в резервации. Почему-то в те дни «Таймс» подобные вопросы не сильно беспокоили.

Англичанин несколько стушевался, а прочие репортеры ясно поняли, что Храбров оправдываться не собирается, после чего общение продолжилось в более конструктивном русле.

Тем же днем с крейсеров потянулись баркасы с захваченными трофеями, которые передали в призовые суды. Добычи было много, и все причастные радостно прикидывали, когда и сколько они получат виде честного процента. Одновременно на берег высадили пленных японцев. На следующий день подали поезд, для доставки в специальный лагерь под Иркутском, где им надлежало находиться до конца войны.

Во время проводов пленных собралась огромная толпа, многие удивлялись, откуда во Владивостоке вообще нашлось столько жителей. Японцев провожали в высшей степени приветливо, снабжая, у кого не было, шляпами, сапогами и теплыми вещами. Никто не злословил, наоборот, многие сочувствовали. Захваченному майору Такано позволили произнести короткую речь, в которой он благодарил русских за гостеприимство и тёплый прием. Когда на перрон подали состав, сострадание публики проявилось сверх всякой меры — в вагоны к японцам совали бутылки с вином, жареных цыплят, шпроты, колбасу, шоколад, папиросы и даже деньги.

Пехота, матросы из выставленного караула и офицеры смотрели на подобное с отчетливым неодобрением. Одно дело — вежливое обращение с пленными, и совсем другое — воспринимать их в качестве заслуживающих всеобщей любви героев. Их, родных моряков, ругали за жестокость в Гензане, а сами делали черти что.

— А нашим-то как в плену живется? — рассуждали матросики. — Здесь япошат чуть ли не целуют, а братки наши небось на одной воде и рисе сидят.

Наконец состав с пленными японцами укатил в Иркутск, в городе вновь наступили спокойные дни. Храбров занимался делами отряда, следил за устранением различных неполадок и готовился к новому выходу. А еще он подготавливал встречу подлодок, которые должны были прибыть в город со дня на день. Вопросы их размещения, режим секретности и грамотное использование в будущем значили многое в продолжающейся войне.

Деятельность Владивостокского филиала Особого отдела медленно набирала ход. Руками жандармерии совершили первые аресты. Со знаменитым Ван Сю побеседовал Колчак, после чего китаец согласился на сотрудничество. В плане полезности он оказался настоящим кладезем всевозможных слухов, новостей и различных веяний. Вдобавок из Восточного института выделили двух студентов-лингвистов.

Наконец и Император прислал поздравительную телеграмму. Благодаря настойчивости Макарова, Храброву, Стемману и двум старшим офицерам обоих крейсеров вручили ордена. Естественно, контр-адмирала Храброву не дали. Для подобного следовало вновь перешагивать через Морской ценз, а следовательно, требовалось как минимум одержать победу в крупном сражении. Простой рейд, пусть и невероятно успешный, помочь тут не мог.

До окончания войны было еще далеко, но многие моменты постепенно налаживались, пусть и весьма неторопливо. Особую активность проявлял генерал-майор Воронец, который ударными темпами продолжал наращивать обороноспособность города, гавани и острова Русский. Теперь по внешнему виду Владивостока становилось видно, что страна воюет, а не занимается непонятно чем.

Хиконодзё Камимура в последний раз прошелся по своей адмиральской каюте на «Идзумо». Здесь все было устроено согласно его вкусам и привычкам: деревянная мебель, перегородки, занавески на иллюминаторах, напольные циновки, картина с одиноким журавлем на стене, самурайские мечи на подставках и объёмный аквариум с рыбками.

Взяв горсть корма, адмирал принялся неторопливо кормить своих любимец — трех мятных ангелов, двух золотых басслетов, клариона и робкого, постоянно прячущегося, австралийского окуня.

Камимура вспоминал свою жизнь, с самого первого, отложившегося в памяти момента и до нынешнего дня. Больше ему ничего не оставалось. С эскадры его сняли, он сдал все дела и документы, а Император позволил провести ритуал харакири.

Иного адмиралу и не оставалось. Ниппону за последнею неделю нанесли страшный удар. Сгоревший Гензан и сопутствующие материальные потери не поддавались исчисление в иенах, но болезненней всего оказались потери в сфере боевого духа и авторитета страны. Теперь всему миру стало ясно, что Япония не настолько грозная сила, как пытается себя преподнести, а ее якобы непобедимый флот — дутая химера. Да и безопасность морских границ оказалось настолько хрупкой, что даже один вражеских каперанг, действующий бесстрашно и решительно, смог ее пошатнуть.

Теперь Ниппону следовало бороться за свое будущее и восстанавливать авторитет флота. Но этим займутся новые люди. В частности, только что получивший контр-адмирала Ясиро Рокуро с «Асамы». После боя у Чемульпо тот поклялся отомстить русскому капитану Храброву. Что ж, пусть мстит, если сможет! Теперь в его распоряжении целая эскадра.

Камимуре было горько уходить вот так, на волне всеобщего презрения и ненависти. Его особняк в Токио разнесли в щепки, разъярённая толпа сжигала фотографии адмирала, а газеты писали, что если у него еще осталась честь, то он обязан совершить самоубийство.

Во многом он и сам был виноват, раз не смог отстоять собственного мнения. Он не хотел уводить эскадру далеко от Гензана, подозревая, что русские готовят какую-то хитрость. Но донесения шпионов выглядели однозначными, и адмирал Того приказал ему идти в пролив Лаперуза, обнаружить неприятеля и навязать тому бой. Так он и поступил, в результате оказавшись в дураках.

На эту неудачу наложился провал с операцией во Владивостоке, полнейшее отсутствие хоть каких-то значимых успехов за последние два месяца, да и прошлые проступки ему припомнили. А у кого их нет? Кто без греха?

Камимуру сделали крайним, Того сумел вывернуться, перекинув на него всю вину. Пусть так, Небеса их когда-нибудь рассудят.

Все уже было подготовлено. Все письма написаны, все прощальные слова сказаны. Неторопливо, с достоинством, Хиконодзё Камимура облачился в белое кимоно, сел на колени в позу сейдза на плетеном татами и несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая разум.

Император был милостив, даровав такую честь, красивая смерть сама по себе награда для воина.

Старый верный слуга принес деревянный столик с ножом и чашкой саке. Камимура выпил ее в четыре глотка, ибо число четыре символизировало смерть. Он не стал писать прощальный стих, а просто сбросил верхнюю часть кимоно и заправил рукава под ноги. Взяв в руки нож кодзука, он слегка наклонился вперед и плавно выдохнув, резко ударил себя в левую часть живота. Острая боль едва не заставила его закричать, но он сдержался и в последнем усилии потянул нож к груди, совершая восходящий дугообразный порез, после чего повалился на бок, дернулся и затих.

Степан Осипович Макаров неторопливо прошелся по просторному адмиральскому салону «Цесаревича» от иллюминаторов к двери. Кроме него, здесь присутствовал лишь начальник Штаба, контр-адмирал Лощинский.

— Похоже, в войне наступил окончательный перелом. Бой в Желтом море на шестьдесят процентов сложился в нашу пользу, а рейд Храброва вокруг Японии и акция в Гензане окончательно закрепили успех, — по давней привычке Макаров рассуждал вслух, ожидая продуманных возражений. — Твердо полагаю, что сейчас у нас с японцами паритет, нам удалось добиться примерного равенства на море. Теперь все зависит от наших дальнейших ходов. А вы что думаете, Михаил Федорович?

— Пожалуй, я соглашусь с вашей оценкой, хотя вы любите, чтобы с вами не соглашались, а аргументированно спорили, — Лощинский постучал карандашом по разложенным на столе картам. — Храбров знатно расшевелил это осиновое гнездо. Японцы забегали, как ошпаренные, англичане засыпали нотами протеста Витте, а американцы грозятся ухудшением отношений. Следовательно, мы на верном пути.

— А успех надо развивать. Инициатива — ключ к победе.

— Прямо сейчас мы ограничены в ресурсах. Разведка докладывает, что в Сасебо японцы практически восстановили свои броненосцы. Нам как воздух нужна эскадра Вирениуса, а она впустую тратит время в Сингапуре.

— Ничего, пусть еще постоит. Лучше подождать, чем позволить Того ее потопить.

— Так каковы наши дальнейшие шаги? — задал вопрос Лощинский.

— Тут все ясно: как можно быстрее заканчиваем свой собственный ремонт, идем навстречу Вирениусу и объединяем силы в один кулак.

— А Того?

— Того, даже со всеми отремонтированными броненосцами нам не особо опасен. Храбров заставил его передать в бывший отряд Камимуры два броненосных крейсера и что осталось у него самого? Нет, если он решится на бой, мы ему только спасибо скажем, — Макаров решительно огладил бороду. — Полагаю, к концу мая мы вернем себе полный контроль над всем западным побережьем Кореи вплоть до острова Согвипхо. Японцы сюда больше не сунутся.

— А затем?

— А затем, если нам никто не помешает, мы полностью выиграем войну на море и приберем к рукам весь Тихий океан в нашем регионе.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/312043