Капитан Кортес

Глава двенадцатая
ПЕРВАЯ СТЫЧКА

Всю ночь собирались табасканцы к открытой лужайке на берегу, валили вокруг деревья и складывали шпалерами, готовясь к бою. Шли мужчины, женщины, дети; под руки привели древнего, седого старика - главу города Табаско.

Воины набивали стрелами колчаны, трясли копьями, большими палицами с раздвоенными концами. Старик шел медленно, а без него воины не могли решить, что им делать, как принять людей, приплывших от устья реки.

Молодой индеец рассказывал: он первый увидел их; он сидел на тропинке у реки, и вдруг они показались на своих плавучих домах.

- Я видел, они поднялись со дна морского! - клялся Котахо. - У них белая кожа и длинные волосы на- подбородках; головы у них из меди, блестят на солнце, а в руках палки для колдовства!..

Нигде по здешнему берегу, ни по рекам, ни в глубине страны, ни на ближних островах не встречались такие люди: с густыми волосами на лице, с белой кожей, во многих одеждах, точно тела этих людей боялись солнца. У них большие плавучие дома с белыми крыльями.

Один раз такие люди уже побывали у здешних берегов, тринадцать лун назад. Но те не входили в реку, не угрожали селениям. Они постояли у устья Табаско на своих плавучих домах, подарили здешним жителям много красивых, цветных прозрачных камней, взяли маис, пресную воду, золотые кружочки из ушей и ушли.

Воины ждали старика. Велит ли он вступать с пришельцами в бой?

- А что, если эти люди не боятся смерти, как мы? - толковали воины. - Может быть, их не могут проткнуть наши стрелы?.. Их мало? Но, может быть, каждый из них может делиться на двоих, на четверых и идти сразу на запад, на юг, на север и на восток?.. Может быть, они умеют делать огонь из воды и черный дым из воздуха? Какие у них боги? Какая у них сила? Может быть, они сами - боги?.. Может быть, они не умирают такой смертью, какой умираем мы?..

- Да, да, их нельзя ранить! - уверял Котахо. - Наши стрелы их не возьмут. Их нельзя ранить, как нас!.. В них не бывает крови… Они не боятся смерти, как мы.

Воины ждали старого вождя. Он пришел, наконец, опираясь на руки сыновей, добрел до берега и взглянул.

Уже розовело небо на востоке, светлые полосы бежали по реке. Солнце вставало из-за черты далекого леса.

Пришельцы не спали. Один плавучий дом тихо отошел от островка и двинулся вниз по реке. На нем табасканцы увидели много людей и несколько странных чудовищ, не похожих нн на человека, ни на дерево, ни на зверя: с прямыми толстыми шеями, с короткими ногами, широко раскрытыми ртами. Чудовища глядели прямо на берег.

Воины собрались вокруг вождя. Старик поднял руку. Все замолчали.

- Приветствовать пришельцев словами мира,- сказал старик, - но в город не пускать!..

Воины зашумели. «В город не пускать!..» Старик решил мудро. Приветствовать словами мира, но в город не пускать!..

Еще задолго до восхода солнца все было готово у Кортеса. Проверены мушкеты, пушки, все боевое снаряжение. На лодки стрелки перенесли легкие козлы для аркебуз, осмотрели самострелы. Перед самым рассветом Кортес позвал к себе Алонсо де Авилу. Они говорили недолго. Прошло минут десять, и большая из бригантин, взяв все шесть пушек, тихо отчалила от островка; за нею - еще две лодки. Сотню людей под начальством де Авилы Кортес посылал высадиться много ниже по реке, у тропинки, протоптанной от берега к пальмовому лесу, - той самой тропинки, которую испанцы приметили накануне. Тропинка, должно быть, вела к индейскому селению.

Капитану Алонсо де Авила Кортес дал подробные инструкции, как ему следует поступать.

Взошло солнце; сразу стало светло, жарко, шумно. Индейцы стояли плотной стеной на лужайке и дальше, среди деревьев.

У берега качались на легкой волне тупоносые индейские лодки. В них стояли люди; открытые тела воинов были расписаны боевым рисунком, руки крепко сжимали палицы, копья; жители Табаско готовы были защищать свой город.

Одна лодка отошла от берега. В ней стоял рослый индеец, почти голый, разрисованный полосами наискось по груди и по спийе. Индеец держал в поднятой руке большую деревянную чашку; в чашке лежало несколько горстей маиса, свежезарезанная курица и плоды. Всего этого едва хватило бы на завтрак двоим - троим людям.

- Уходите! - крикнул индеец. - Берите наши подарки и уходите прочь от наших берегов!

Кортес переглянулся с Сандовалем. Он понял индейца и без переводчика.

- Генерал-капитан стоял на носу бригантины. Рядом с ним, по правую руку, стоял Педро Альварадо. Но

Кортес не так ласков был с Педро после Косумела. Чаще он обращался к капитану по левую руку от себя - Гонсало Сандовалю.

Кортес переглянулся с капитаном. Кивок головы - и легкая лодка отчалила от бригантины, навстречу индейской лодке. На корме сидел толстый человек в черной накидке, без шлема, в огромной шляпе с перьями, при одной шпаге, с большой бумагой на коленях. Это был секретарь армады, ученый писец Диего де Годой. За спиной дона Диего на корме, в синих штанах, в полотняной куртке, сидел скорчившись переводчик Мельчорехо. Индейца силой обрядили в европейское платье.

Лодки сошлись, и писец встал. Подняв бумагу, он начал читать, - медленно, громко, раздельно.

- «Люди города Табаско! - читал писец. - Я, Фернандо Кортес, слуга его величества, испанского короля, могущественнейшего государя, более сильного, чем все ваши вожди и касики, предлагаю вам добровольно подчиниться воле его величества!..»

Это был пункт первый. Индейцы молчали. Они не поняли ни одного слова.

Писец поднял руку. Он читал второй пункт:

- «Именем моего короля предлагаю вам немедленно пропустить меня и мое войско в ваш город.

Если не пустите добром, - прольется кровь, и вина за нее падет на ваши головы».

Писец еще выше поднял бумагу.

- «Сопротивляться бесполезно! - торжественным голосом дочитал писец. - Ибо все равно я, Фернандо Кортес, решил провести эту ночь с моими людьми в стенах города Табаско».

Индейцы стояли молча. Они ничего не поняли.

- Переведи! - сказал писец. - Переведи им, Мельчорехо, покороче…

Что-то плеснуло в воду у борта за его спиной. Писец оглянулся. Это был Мельчорехо. Сильным прыжком индеец перемахнул через борт лодки и поплыл к своим. Он кричал что-то, захлебываясь и взмахивая рукой, но отплыть успел недалеко. Капитан Диего де Ордас, перегнувшись, достал его пикой. Ловко проткнув кончиком пики пучок волос на макушке Мельчорехо, Диего де Ордас подтянул индейца к борту. Мельчорехо, втащили обратно, но он успел прокричать своим не-сколько отчаянных слов, - должно быть, короткий пересказ кортесовой бумаги.

Ужасный вой был ему ответом. Тучей полетели стрелы.

- Сант Яго!.. В бой!.. Санта Хесус, помоги… Сант Яго!.. - закричали на испанских лодках. И вся флотилия лодок ровным строем двинулась к берегу.

Лопе стоял на лодке, в самом центре флотилии. Схватились у берега. Большая индейская лодка вплотную подошла к испанской. Рябой Эредия сильным рывком выдернул весло из рук индейца на носу, индеец покачнулся, лодка накренилась, индейцы поскакали в воду. В воде они окружили испанскую лодку, налипли на борт, ужасно крича. Секунда - и испанская лодка тоже перевернулась, противники оказались по грудь в воде, в путанице мангровых корней.

- Санта Хесус! - услышал Лопе и оглянулся. Рослый индеец топил Хуана де Торреса, пригибал его головой к воде. Лопе подскочил и вместе с Мигелем Тинто оторвал индейца от Хуана де Торреса. Длинные оперенные стрелы летели с берега, вода окрасилась кровью.

- Не показывайте ран! - кричал Кортес. - Не показывайте крови!..

Лодки переворачивались днищами кверху; испанцы пробивались между лодок, меж корней, тесня индейцев в воде. Хуан Веласкес де Леон, с силой толкая перед собой лодку, пробился уже к берегу. Кортес шел вслед; его закрывали братья Альварадо с боков и сзади.

- Калачуни!.. Калачуни!.. - кричали индейцы, указывая на Кортеса, угадывая в нем вождя.

С берега целились в Кортеса, но стрелы отскакивали от его медного шлема, от большого кованого щита.

- Заколдован!.. Заколдован!.. - с ужасом кричали табасканцы. Лопе низко нагнулся, спасаясь от стрел, и, прикрывая собой де Торреса, тоже пробивался к берегу.

В воде, у лодок, билась только малая часть табасканцев, главные силы стояли на берегу, на открытой лужайке и дальше, в лесу, среди наваленных ночью деревьев. Туда, к лужайке, пробивались испанцы.

Берег был скользкий, размытый; едва ступив, Кортес поскользнулся; нога ушла глубоко в вязкую глину. Он вытянул ногу в одном чулке, походная сандалия осталась в глине. Тотчас два - три индейца нацелились в открытую ногу, но братья Альварадо - Хуан и Гонсало- подскочили и прикрыли щитами капитана.

Педро Альварадо бился по правую руку. Глаза на выкате, щит наотлет - он точно играл мечом, пробиваясь меж индейцев. Стрела, запев, царапнула ему ухо. Педро только зажмурился слегка и отмахнулся от стрелы, как от шмеля.

- Не показывайте ран!.. Не показывайте крови! - кричал Кортес. Рябому Эредия камнем из пращи разбило нижнюю челюсть, - он тотчас завернул плащ вокруг шеи и подбородка, чтобы враг не видел крови.

- Настоящий бой мы начнем только на суше, дон Фернандо! - кричал Педро. Почти все уже пробились на берег, на высокое место; стрелки уже подтянули снизу, из лодок, легкие козлы для аркебуз, мушкетеры зарядили мушкеты.

- Огонь! - скомандовал Педро Альварадо.

Семнадцать мушкетов ударили без промаха в тесно сгрудившуюся толпу.

- А-а!.. А-а!..

- А-а!.. А-а!.. Огонь из воды!.. Черный дым из воздуха!.. Заколдованные люди принесли смерть со дна моря!..

Индейцы повалились, раненые и не раненые, потом поднялись, отбежали, оставив убитых, и сейчас же вернулись назад, подбирать упавших.

- Огонь!..

Еще залп из мушкетов, из пищалей, из аркебуз. Толпа отбежала и сейчас же опять бросилась обратно с криками, с плачем - подбирать своих раненых. Таков был обычай у индейцев, - они не оставляли врагу ни убитых, ни раненых, - подбирали с поля битвы и уносили с собой.

Испанцы оттеснили толпу к заграждениям из поваленных деревьев. Туда индейцы донесли своих раненых, положили за прикрытие. Пригнувшись, они прятались за деревья, за поваленные стволы, и оттуда посылали стрелы.

- Ударьте по ним еще раз, дон Педро! - сказал Кортес.

- Огонь! - в третий раз скомандовал Педро Альварадо; и снова затрещали мушкеты.

Табасканцы бросили свои прикрытия и побежали все беспорядочной, рассеянной толпой. И все же они, и убегая, не оставляли своих раненых.

Лопе видел, как несли старика, индейского вождя. Его несли двое, тяжело раненного, может быть уже мертвого; голова старика свисала назад, ноги волочились по земле. Других тащили за руки, за плечи. Несли детей. Одна женщина в белых кроличьих шкурках, замотанных вокруг бедер, тащила большого мальчика, лет тринадцати; кровь сочилась у мальчика из раны в виске. И все же индейцы бежали быстро, - испанцы едва поспевали за ними вслед.

- Пускай уходят! - спокойно сказал Кортес. - Далеко они не уйдут.

Табасканцы бежали к городу. Они надеялись, укрывшись за деревянными стенами Табаско, отстоять свои дома, своих детей и имущество, не пустить пришельцев в город.

- Пускай бегут! - повторил Кортес.

Он не велел своим торопиться. Несколько человек осталось на лужайке, чтобы перевязать раненых. Всего было ранено восемь человек, убитых - ни одного.

Раненые могли идти, хоть и медленно. Десять солдат остались с ними для охраны; остальные походным маршем, в строю, вышли из леса на открытые поля и не спеша двинулись вслед за бегущими табасканцами.

Рядом с Лопе шагал Агиляр; Лопе раньше его не приметил, да и не думал, что брат Агиляр станет принимать участие в бою: все-таки хоть и в прошлом, а духовное лицо. Может быть, патер Ольмедо взял с собой Агиляра, чтобы тот помогал ему соборовать умирающих? Посматривая сбоку на бывшего монаха, Лопе видел, что тот как-то странно себя ведет; не бережется, громко бормочет слова, похожие на индейские, и придерживает рукой шкурку черного кролика, распластанную у него на груди.

- А-ла-та-ла-а!.. Тапа-ра-лани!.. - убегая, кричали индейцы. - Тапа-ра калачуни!..

- Что они кричат? - спросил Лопе у Агиляра.

- «Белые дьяволы!»… Они кричат: «Проклятые белые дьяволы!..» «Проклятый белый вождь!..» - объяснил Агиляр.

- Это про нас? - спросил Лопе.

- Да, про нас.

Женщина в кроличьих шкурках, тащившая раненого индейского мальчика, вдруг остановилась. Она и до того все время отставала: большого мальчишку ей было трудно нести. С ужасом оглядывалась она на настигавших ее белых.

И тут Агиляр выбежал вперед. С неожиданной легкостью большими прыжками перескакивая по неровностям поля, он добежал 40 женщины, помог ей вскинуть на плечи мальчика, крикнул несколько слов и вернулся обратно, к своим. Женщина побежала дальше. Окровавленная голова мальчика неподвижно свешивалась у нее с плеча.

Рябой Эредия опустил вскинутый было мушкет.

- Убит? - спросил Эредия.

Агиляр кивнул.

- Убит.

- Зачем же она его уносит?

- Чтобы он и мертвый не достался вам, белым дьяволам,- кротко объяснил Агиляр.

Эредия резко повернулся к нему.

- Да вы в своем Ли уме, ваше преподобие, брат Агиляр? Какие же мы дьяволы?.. Мы - добрые католики.

Агиляр не отвечал. Он наклонился над умирающим индейцем. Мушкетная пуля пробила индейцу грудь; он лежал среди побегов кукурузы, на земле, и часто-часто дышал. Кровь хлюпала у него в ране при каждом вздохе. В руке он сжимал сломанную пополам стрелу.

Агиляр достал флягу с водой, смочил индейцу лоб и губы. Он оттащил умирающего в сторону, чтобы его не затоптали солдаты, сорвал два больших листа кукурузы и прикрыл ими индейцу лицо. Потом низко наклонился над ним и что-то тихо пробормотал.

Черная шкурка на груди Агиляра при этом движении сдвинулась с места. Выпрямившись, Агиляр сейчас же снова прижал шкурку к груди. Но Лопе успел разглядеть рисунок, выжженный синей краской на коже.

Рисунок был так странен, что Лопе даже не решился спросить у Агиляра, что он означает.

За кукурузным полем пошли низкие места, перерезанные канавами. Вода хлюпала здесь под ногой на каждом шагу, солдаты замедлили марш. Индейцы бежали так же быстро; впереди уже показались группы деревьев, тростниковые крыши - первые дома города Табаско. Дальше, за высокими стенами, поднимались земляные горы храмов, открытые башни, вышки. Табасканцы бежали к стенам, торопясь укрыться.

Вдруг первые ряды отхлынули и побежали назад, тесня остальных. Мушкетная пальба затрещала вдоль стен города, облачка дыма закурчавились над бревнами.

Такой страшный крик поднялся над толпой, что даже бывалым солдатам стало не по себе. Индейцы отбегали обратно, валились в пыль, вставали израненные, в крови, и снова бежали.

- Они двоятся, дьяволы! Они двоятся!.. - кричали индейцы.

Белые люди двоились; они шли сразу и с востока, и с запада, они были впереди и позади; от белых людей не было спасения.

Индейцы разбегались с криком.

- Ох, как воют, - сказал Пако Арагонец, жалостно искривив маленькое смуглое лицо.

Несколько женщин, отбежав, снова с визгом бросились обратно, к стенам города: там, в домах, у них остались дети. Еще один мушкетный залп отогнал их. Белые облачка выстрелов поднимались над вышками,- это Алонсо де Авила со своим отрядом расположился в городе Табаско.

Он хорошо выполнил приказ Кортеса. Кортес угадал: тропинка ниже по реке вела в город. Отряд Алонсо де Авила прошел, не встретив препятствий, до самого города и занял все подходы к нему. Только десяток-другой ребятишек да несколько дряхлых старух нашел Алонсо де Авила за оградами домов.

Дальше все было так, как рассчитал и предвидел Кортес: табасканцы, разбитые у реки, отступили, чтобы засесть в городе, в защищенных домах, но здесь их встретил Алонсо де Авила смертоносным огнем.

Снова затрещали мушкеты, испанцы, наступавшие от реки, одновременно дали залп по бегущим, и толпа индейцев рассеялась по полю, ушла в лес, в заросли, в кукурузные поля. Индейцы упрямо уносили своих раненых; кровавый след оставляли убегавшие, сухие листья кукурузы во многих местах намокли от крови.

Индейцы ушли; только несколько трупов, которые не успели унести, остались на поле под стенами Табаско. Отряд Кортеса в боевом строю вступил в город. Люди рассыпались по домам, по дворам.

Вся центральная часть города обнесена была стеною. За ней поднимались две огромные земляные пирамиды, укрепленные по углам камнями, - точь-в-точь такие же, какую видели испанцы на острове Косумел. Это были храмы табасканцев.

Кортес велел немедленно обыскать дома и храмы. Башни наверху храмов успел осмотреть уже Алонсо де Авила; там никого не было, но внизу, за оградой из камней, в тесных закоулках, могли еще прятаться индейцы.

Лопе Санчес пошел с другими солдатами по дворам, по загородкам.

На открытом месте между двумя храмами собралась большая толпа. Лопе подошел. На земле валялся убитый индеец. Хуан Веласкес де Леон вытащил его из каменного закоулка одного из храмов и проткнул шпагой. В ушах у индейца торчали большие плоские кольца желтого металла.

- Золото! - сказал один солдат.

- Нет, не золото! - второй качал головой.

- Святой девой клянусь, - золото! Давай спросим у капитана!..

Подошел Алонсо Пуэртокарреро, спокойный, как всегда, щегольски одетый и любезный, точно на приеме при дворе.

- Разрешите спор, дон Алонсо!-сказал Хуан Веласкес де Леон. - Золото это или не золото? - Он указал на уши индейца.

Алонсо Пуэртокарреро нагнулся.

- Медь! - брезгливо сказал Пуэртокарреро и потянул кольцо из уха мертвого.

- Уберите его! - сказал Веласкес де Леон.

Индейца унесли.

Во всех домах уже копошились солдаты; из храмов несли какие-то плошки, медные кружочки, кости, утварь. Золота почти не было, - только два - три запястья на деревянных фигурках богов, да в одном доме подставка под. каменным кувшином оказалась золотой. Обыскали загородки, зады домов. Капитаны ругались. Продовольствия в Табаско тоже было немного.

По улицам бегали ушастые табасканские кролики. В одном из домов копошился ребенок лет двух, ковылял на слабых ножках и скулил тоненьким, жалобным голосом. Ребенка кто-то из капитанов ткнул шпагой, чтобы не мешал. За стенкой, в темной половине дома визжал щенок, - тонким голосом плакал, как ребенок. Щенка не тронули.

В храмовых пристройках нашли несколько мешков сушеных маисовых зерен. На кольях загородок у многих домов висели связками и сушились желтые стручки не знакомого солдатам растения. Когда колья трясли, стручки осыпались едкой желтой пылью.

Кортес велел расположиться на ночь в центральной огороженной части города. Сам он, со своими капитанами, занял один из храмов. Солдаты расположились в близлежащих домах.

Выставили стражу. Легли все не раздеваясь, при оружии. Дважды за ночь Кортес сам прошел по улицам и переходам города, проверил пикеты, поднялся на вышку и оглядел местность. Ночь была лунная, ясная; открытые холмистые поля за Табаско были хорошо освещены. Индейцев не было видно нигде, - они ушли далеко.

Педро Альварадо, как тень, ходил за генерал-капитаном.

- Ложитесь, дон Фернандо! - просил Альварадо. - Победа полная, город наш; ни один индеец не посмеет вернуться к стенам города.

- Подождем до утра! - осторожно ответил Кортес.

Они спустились вниз по земляным ступенькам.

Было уже два часа ночи, близко к рассвету. Луна зашла; в тени стен было темно. Навстречу им шел шут Сервантес. В темноте они не видели, как он бледен.

Шут схватил Кортеса за руку.

- Поглядите, сеньор Кортес! - сказал шут.

Он повел их к дереву, раскинувшему ветви у самой стены.

Минуту назад шут проходил под этим деревом и остановился оттого, что чья-то шляпа, свалившись с ветки, задела ему плечо. Шут вгляделся и отпрянул: наг дереве, у самой стены, висел человек. Синие штаны, полотняная куртка, шут узнал - это был индеец Мельчорехо.

Сервантес бросился искать Кортеса. Он привел его и Педро Альварадо к дереву. Было очень темно, но все же и Альварадо и Кортес узнали: на дереве висел переводчик Мельчорехо.

- Проклятый индеец! - выругался Кортес.

- Трус! - презрительно сказал Альварадо.

Он протянул руку и коснулся куртки индейца. Но от легкого прикосновения руки куртка качнулась и упала; за ней свалились и штаны. Альварадо вскрикнул от неожиданности. Это была только одежда индейца.

- Он убежал! - глухим голосом сказал Кортес.

Шут тихонько хихикнул.

- Он убежал! - сказал Кортес. - Дон Педро, разыщите его сейчас же, немедленно!

Альварадо разбудил солдат в близлежащих домах, поднял на ноги всех капитанов. Мельчорехо не было нигде. Индеец убежал, повесив на дереве свое испанское платье.

- Он ушел к своим! - сказал Кортес. - Негодяй, он расскажет им про нас.

- Как жаль! - огорчился шут. - Он расскажет своим, что нас мало.

- Гораздо хуже, - сказал Кортес. - Он расскажет своим индейцам не только то, что нас мало. Он расскажет им, что мы обыкновенные люди. Что нас можно ранить стрелами, копьями, камнями. Что нас можно не только ранить, но и убить.

Кортес велел удвоить пикеты на вышках и вдоль городской стены. Он поставил, кроме того, часовых на круглой площадке между двумя храмами и внутри храмовых пристроек. Сам он снова пошел вдоль стены, проверяя пикеты.

- Ложитесь, дон Фернандо! - просил Альварадо.

Кортес качал головой.

- Я не устал. Ложитесь вы, дон Педро, если устали.

Он так и не прилег до самого утра.

Лопе Санчес лежал на полу в индейском доме, рядом с товарищем. За стеной дома всю ночь суетились индейские кролики, шуршали в маисовой соломе, и Лопе не спалось. Он думал о странном рисунке, выжженном на груди у брата Агиляра. Рисунок был непонятен: две фигуры, одна против другой. Первая - индейский бог с оскаленными зубами, с руками-лапами, сложенными накрест на животе, с собачьим хвостом, завернутым вокруг прямых коротких ног. Таких богов-идолов Лопе видал в индейских храмах. Но вторая фигура была еще удивительнее. Она изображала испанца на коне, в шляпе с перьями и с мечом. У испанца на лице росли длинные волосы, похожие на волнистую шерсть, а конь был тоже необыкновенный: с острой мордой, с большими стоячими ушами, без гривы, похожий на лисицу или на собаку. Ног у испанца-всадника не было, туловище всадника само собою переходило в корпус лошади. Лопе долго думал, что могут означать эти две странные фигуры, но ничего не смог придумать и к рассвету уснул.